Онтологически человек: Истинное желание

Губы у дану задрожали:

– Ты знаешь, что нет! – Она высвободилась и передернула плечами. – Но не все могут выдержать. Нельзя… нельзя насильно макать человека в Реку и нельзя силой вынимать из Аннуина. Ты знаешь, чем это заканчивается. Ты уже пытался. Мы уже раз пытались – и чем это кончилось?

Мерлин вскинул взгляд на Ланса и быстро отвел глаза. Отвернулся к своей яблоне и принялся ее разглядывать, перекатываясь с пятки на носок.

Фея повернулась к Джиневре.

– Я не знаю, кого выплеснуло к тебе из Аннуина… но он отлился по твоему истинному желанию. Если ты заботишься о счастье Артура и о своем – тебе стоит оставить все, как есть. Артур никогда не будет счастлив больше, чем сейчас. И твое истинное желание никогда не будет исполнено точнее.

– Нет, – сказала королева.

– Ты же этого хотела, – сказала дану.

Королева на миг опустила веки.

– Я этого хотела, – подтвердила она. – Но это неважно. Я точно знаю, что Артур не хотел бы видеть на своем троне самозванца. Я, – дыхание у нее перехватило, но она продолжила, – я могу предать его своими желаниями, но не разумом и волей. Нас отправил сюда хозяин черной башни. Он сказал, что вы можете помочь. Он соврал?

– Нет, – сказал Мерлин.

Он развернулся на пятках.

– Я не могу навязать выбор. Но я могу его предложить. Разве это не будет честно? – с нажимом спросил он.

Дану только вздохнула.

– Подержи меня, – сказал Мерлин. – Я посмотрю.

Он сел прямо на землю и прислонился спиной к яблоне. Дану встала рядом. Ланс не понял, что она делает – дану не шевельнулась, только между бровей у нее пролегла складка. На солнце набежало облако. Ланс вдруг ощутил пожатие – королева, не отрывая взгляда от колдуна, сжала его руку. Он скорее прочитал по губам, чем услышал – «Не отпускайте меня, Ланс. Пожалуйста».

Ланс сжал ее ладонь.

Ничего не происходило. Только у колдуна неприятно подергивалось лицо – будто он пытается смотреть зрачками внутрь. Вокруг стыла вязкая промозглая тишина. Ланс попытался вспомнить, было ли так тут всегда, но не смог.

Вдруг будто где-то внутри лопнула натянутая струна.

Колдун дернул кадыком, изогнулся и долбанул о стеклянный ствол затылком. Хрустальные яблоки дребезнули вразнобой. Дану скользнула вниз, подхватывая Мерлина, который начал валиться набок. Колдун заперхал, сгреб себя за ворот в кулак и с усилием выпрямился. Вид у него был как у откачанного утопленника.

Ланс ощутил, как рядом с ним перестала дышать королева.

– Он не пойдет за мной, – сказал колдун. – Я могу его найти, но он не пойдет за мной.

По кронам сосен вокруг прошел резкий ветер. Дану обвила колдуна руками. Он не глядя сжал ее ладони, дернул кадыком, переводя дух и продолжил, не отрывая глаз от Джиневры. – Я знаю, где находится Артур в Аннуине, но он не пойдет за мной. Ты, возможно, смогла бы до него дозваться, но ты не сможешь найти его по своему истинному желанию. Но…

– Но? – выдохнула королева.

Колдун погрыз губу:

– Возможно, есть еще один способ… вы клялись именем Единого быть вместе. Ты помнишь текст?

– В горе и радости… – проговорила королева. – В болезни и в здравии, в богатстве и в бедности, пока смерть не разлучит нас…

– Смерть уже разлучила их, – сказала дану. – Артур уже в мире духов.

Колдун зажмурился:

– Но он сам этого не знает. В его истинном мгновении это не так, – он повернулся к дану. – Это очень зыбкий шанс. Но шанс. Клятва, хотя бы и людская клятва… за это можно зацепиться.

Королева упала перед ним на траву, как подкошенная – будто кто-то ударил ее под колени. Ланс подумал, что она сейчас схватит колдуна за грудки и начнет трясти, но она только выдохнула:

– Что нужно сделать?

Колдун набрал в грудь воздуха и сообщил:

– Я нашел Артура по его разлому. Я его открою – и они пройдут.

Дану резко вскочила на ноги:

– Да их просто смоет!

Мерлина подбросило следом:

– Нет. Если ты поможешь мне.

Королева осталась на траве, бессильно уронив руки на колени.

Взгляд дану метался между Мерлином, королевой и Лансом, как птица по клетке.

– Разве ты не видишь? Каждый раз, когда мы вмешиваемся, становится только хуже! – Она выпалила это, зажала себе рот ладонью – и вдруг засмеялась ледяным и звонким смехом. Ланс вспомнил белую в башне. – Я поняла, – пояснила дану. – Я поняла, почему их прислал Вран. Он хочет показать мне, как бессмысленно нам вмешиваться в человеческую историю.

Мерлин поднял брови:

– И что ты думаешь?

Дану зажмурилась:

– Скажи мне, что ты видишь в этом смысл. Скажи мне, и я поверю тебе на слово.

Мерлин взял ее за плечи:

– Он есть.

Дану кивнула:

– Хорошо. Я помогу. Тебе нужно время?

Мерлин застыл столбом. У колдуна опять сделалось такое лицо, будто у него зрачки смотрят внутрь черепа. Он зашарил в воздухе руками перед собой, как кукла на нитках. Потом дернул подбородком и моргнул.

– Нет, – сказал он, и начал зачем-то раскатывать рукава. Оправил манжеты, застегнул ворот и повернулся к дану:

– Посмотри, чтобы их не задело, хорошо?

Фея кивнула.

Ланс помог королеве подняться. Кажется, она этого даже не заметила.

Фея шагнула к ним. На фарфоровом треугольном личике появилось неприятное выражение – как у хирурга.

– Вы пойдете вместе? – спросила она.

Королева беспомощно оглянулась на Ланса. «Не оставляйте меня».

– Да, – сказал Ланс.

– Хорошо, – сказала дану. – Что бы вы ни увидели – не выходите из круга. Когда я открою проход – идите.

Какого круга, хотел спросить Ланс – но тут дану неуловимо покачнулась, и от нее отделились два двойника – справа и слева. И еще раз, и еще… С разных сторон, на самой грани слуха, поплыл шепот – Нимуэ… Нимье… Нинева… Ниниан… Ниниэн… Вивиэн. Вивьен. Вивиана.

Хоровод вокруг сомкнулся.

Двойники не были полностью идентичными – они отличались кроем серой одежды, прической, выражением лица – но глаза у всех были одинаковые, прозрачные и бешеные. Ланс вспомнил, как шарят прожектора в темном небе. Он попытался рассмотреть, что делает Мерлин.

Колдун стоял спиной к хороводу, лицом к озеру. Вдруг он припал на одно колено, упираясь ладонью в берег – и день вокруг померк, резко, как выключили свет.

На темном небе высыпали звезды – будто опрокинули солонку. Земля под ногами задрожала. Ланс прижал к себе Джиневру.

Слева, справа, со всех сторон вокруг них из земли рванулся черный лес, вспарывая небеса. Необъятные стволы, узловатые корни, извивающиеся, схлестывающиеся друг с другом ветви – выше, выше, выше, раскалывая на части небесный свод.

Джиневра вскрикнула, как пронзенная, и спрятала лицо на груди у Ланса.

Дева Озера напротив смотрела на них сурово и прямо. У той, что была слева, из неморгающих глаз катились слезы. Та, что была справа, запрокинула лицо к темному небу и беззвучно ахнула. По хороводу бежала рябь, но двойники не размыкали рук.

– Где мы? – спросил Ланс.

– В русле Реки… Реки… Реки… – отозвались голоса. Кто-то застонал за его спиной. Кто-то засмеялся.

Та, что стояла напротив, вскинула руку, не разжимая ладони – как в игре в «ручеек».

– Идите, – сказала она.

Куда, хотел спросить Ланс.

Джиневра высвободилась из его объятий и шагнула вперед, как сомнамбула. Ланс вдруг увидел, как от ее сердца тянется тонкая, не толще волоса, золотистая нить, и Джиневра нанизана на нее, как бусина на нитку.

Королева сделала шаг вперед. Потом другой – привставая на носки и выгибаясь, как лук, готовая то ли взлететь, то ли рухнуть лицом вниз.

Она вышла из хоровода и шагнула в тьму.

Ланс шагнул за ней.

[3x04] лилии

Ланс не видел и не знал, куда идет – просто что-то внутри него указывало направление, как стрелка компаса. Только его север был там, где была королева – даже если он ее не видел.

Он шел и шел, раздвигая тьму грудью, как стоячую воду, проталкивая себя сквозь нее – пока не лопнула какая-то невидимая граница, и Ланса не повлекло вперед, как ручей под склон холма – быстрее, быстрее, быстрее, с каждым шагом мир вокруг проявлялся все четче, четче и четче, тьма стала фиолетовой, потом розоватой, потом вспыхнула и превратилась в ослепительно-яркий день.

Ланс обнаружил себя посреди города.

Это был Камелот – и не Камелот.

Где-то внутри Ланса завыла предупредительная сирена.

Он не мог сказать, что ее вызвало – ватные облака в синем небе, беглая тень тополей на брусчатке, праздничный гомон толпы, развевающиеся штандарты на шпилях, дети, гоняющиеся друг за другом и размахивающие флажками, запах сладкой ваты и жженого сахара от лотков, крики газетчиков, гудки машин – все сливалось в равномерный гул, слитный, как шум прибоя.

Королева шла впереди, и толпа расступалась перед ней, как морские воды. Ланс побежал за ней.

Он нагнал ее у дверей собора.

Королева стояла на красном ковре, запрокинув голову вверх, туда, где солнечный луч плясал на золотом циферблате. Ланс вдруг понял, что не может разглядеть времени – стрелка двигалась, но, стоило ему моргнуть, оказывалась на прежнем месте. Он огляделся вокруг – люди по-прежнему улыбались и махали флагами, но церемониальные гвардейцы, вытянувшиеся у входа, не замечали пришельцев, и никто не обращал на них с королевой внимания – все взгляды скользили мимо, мимо, мимо, будто тут никого не было.

Королева оторвала глаза от часов и перевела взгляд на Ланса:

– Это наша свадьба, – тихо выговорила она. – Идеальное мгновение Артура – это наша свадьба. Коронация, объединение страны, свадьба… последняя галочка в списке.

Ланс понял, почему их не замечают – потому что на самом деле их тут не было. Он был в это время… где? В своей части в Кармартене, наверное. А королева была внутри.

Она вдруг закрыла лицо ладонями и замотала головой. Быстрый луч выхватил растрепавшиеся пряди вокруг ее головы – как корону во время затмения – и скрылся за облаком. Джиневра уронила руки, и стало видно, насколько она измотана – под глазами залегли тени, скулы заострились. Лансу захотелось обнять ее, чтобы утешить.

– Я должна, – прошептала она. – Я должна… – но не двинулась с места.

– Мы должны, – сказал Ланс, взял ее за руку и толкнул высокую дверь собора.

Она распахнулась без скрипа, но Ланс не столько услышал, сколько ощутил, как на высокой башне щелкнул, запускаясь, часовой механизм.

Между колоннами собора стелился красный ковер, упираясь в алтарь, и у алтаря стоял священник в странном наряде. А рядом с ним – король, в алом мундире и с лентой через плечо.

А рядом с ним стояла невеста – в платье с белым шлейфом, в диадеме, рассыпающей алмазные блики, и прозрачная фата трепетала вокруг нее облаком, скрывая ее черты.

Ланс почувствовал, как задрожала рука у Джиневры.

Ему вдруг стало очень спокойно, как за штурвалом. Гости, толпящиеся по обе стороны прохода, отдалились. Все стало четким, как чертеж. Голос священника приблизился рывком – будто настроили частоту.

– …и если у кого-то есть возражения против этого брака, пусть скажет сейчас – или молчит вечно.

– Есть, – громко сказал Ланс.

Слово раскатилось под сводами, дробясь эхом.

Медленно, медленно король повернулся – будто сквозь воду.

– Почему?

Они стояли уже совсем рядом, на расстоянии вытянутой руки. С деталями творилось что-то странное – Ланс совершенно четко видел короля – светлые глаза, светлые брови, совсем молодое лицо – они что, ровесники? – и узор на наряде епископа – красная тесьма, золотые полоски и ромбы, какие-то сиреневые камушки, блики на стеклах очков над седой бородой – и полотнища флагов за его спиной – длинные, длинные полотнища шелка, львы и драконы, стоящие на задних лапах, вышитые стежок к стежку – но все, что вокруг, меркло, как при выходе из штопора.

Но это было неважно. Ланс посмотрел прямо на короля.

– Потому что вы уже клялись, – сказал Ланс.

Король мучительным усилием свел брови, будто пытаясь вспомнить:

– Я вас знаю?

– Меня зовут Ланселот, – сказал Ланс. – Вы посвящали меня в рыцари. После своей свадьбы.

Король не отнял руки от невесты, но заозирался. Ланс понял, куда он смотрит – сбоку стоял колдун, очень похожий.

– Мерлин, ты их знаешь? – спросил король.

Фальшивый Мерлин открыл было рот, чтобы что-то сказать, но Ланс посмотрел на него в упор и спросил:

– Как мое первое имя?

Тот застыл, будто остановили кадр кинохроники.

Ланс начал терять терпение.

– Он ненастоящий, Ваше Величество. Здесь все ненастоящее.

Король нахмурился:

– Кроме тебя?

– Нет, – сказал Ланс.

Джиневра выступила вперед.

Зрачки у короля расширились.

Ланс отступил на шаг. Теперь он видел их обеих ясно – одну, в белом шелке, в алмазном блеске, у алтаря, и другую, усталую, в измятом платье, у его подножия, и короля между ними. Странно было видеть, как король делает выбор – тот самый, который когда-то делал Ланс, и ошибся.

– Как… как тебя зовут? – запинаясь, спросил король.

Джиневра сделала шаг вперед и взяла его за руку. Сбоку, из тени, Ланс видел, как она улыбается, и как дрожит, бликуя, капля на ее ресницах.

– Это неважно, – тихо сказала она. – Неважно, кто я. Я пришла говорить с тобой от имени Камелота.

Король вздрогнул.

Джиневра продолжила:

– Ты нужен своей земле. Ты нужен своей стране, король Артур. Она ждет тебя.

– Кто ты? – спросил король. – Почему ты здесь?

Джиневра опять мотнула головой:

– Это неважно. Я здесь, потому что я… – она на миг отвела глаза, – потому что я поклялась однажды. Я… – она замерла, переводя дыхание, – я не могу предложить тебе ничего. Ты никогда не будешь счастлив там, как здесь. Там… там только пот, кровь и слезы. То, что там, снаружи… никогда не будет лучше того, что тут. Никогда не будет лучше твоей мечты. Просто… просто вырвать мечту из реальности – это все равно, что вырвать сердце.

Пожалуйста… – голос ее упал до шепота. – Пожалуйста, возвращайся.

Король медленно посмотрел на нее. Потом на свою невесту.

Джиневра тоже повернула голову и посмотрела на стоящую у алтаря. Медленно и очень печально улыбнулась.

– Если хочешь, возьми ее с собой. Я не смогу дать тебе больше.

Король провел рукой по лбу, не отрывая глаз от невесты. Она все это время не проронила не слова. Всех остальных она как будто не видела.

– Джин, – спросил вдруг король. – Какие у тебя цветы любимые?

Невеста нахмурилась:

– Почему ты спрашиваешь?

Король мотнул чубом:

– Неважно. Просто скажи.

– Какое это имеет значение?

– Я тебя прошу. Просто ответь.

– Да какая разница?!

Король поднял голову к потолку – туда, где сходились своды, и по узорному потолку летели друг за другом облака, птицы и ангелы.

Послышался тихий шорох, как от дождя. Ланс оглянулся – это с тихим звоном осыпались вниз разноцветные витражные стекла, пропуская внутрь лучи, прямые и острые, как копья.

Король, не отрываясь, смотрел вверх, на осыпающуюся под его взглядом мозаику.

– Я стоял на страже у менгиров… однажды, – сказал он. – Дева Озера привела меня туда. Я говорил ей о том, что знаю… о том, что люблю в Камелоте. Чтобы защитить его. И оно уходило… уходило от меня насовсем. Она спросила меня – какие букеты любит Джиневра? Я ответил ей. И забыл. – Он опустил голову и посмотрел прямо на Джиневру. – Так и не смог запомнить заново.

Губы у Джиневры задрожали.

– Лилии, – едва слышно выговорила она.

– Лилии, – король кивнул и решительно шагнул к ней.

Король наклонился поцеловать ее – и свод собора обрушился, погребая их под собой.

Если бы мир и правда кончился на этом, было бы легче. Но он померк – и возник снова.

Артур поднял голову и огляделся.

– А, – сказал он. – Авалон.

Он обнял ее за плечи и повел куда-то сквозь сиреневые сумерки. Джиневра прижималась к теплому боку и кусала губу, радуясь, что ее лица не видно в темноте. Следовало договорить недоговоренное, но стоило ей об этом подумать – и ноги подгибались. Еще немного, уговаривала она себя, утыкаясь носом ему в плечо и жадно втягивая запах. Еще немного, еще не сейчас.

Впереди показался дом, мягко светящийся, как аквариум. Артур подошел к нему, и тот открылся. Джиневра даже не удивилась, откуда Артур тут все знает.

Внутри… внутри было очень похоже на их охотничий домик – вешалка из оленьих рогов в прихожей, пол из светлого дерева, пестрое покрывало на постели. Только камин был авалоновский – стеклянный куб, в котором танцевали языки пламени, и странные свечи, расставленные по всему периметру вокруг – холодные, не источающие тепла. Джиневра задела одну подолом, но свеча даже не дрогнула.

Артур остановился посреди комнаты, стаскивая перевязь с ножнами.

Джиневра отступила к окну.

В парадном мундире, нарядный и красивый, Артур был очень похож на того, фальшивого, который остался в Камелоте. Только этот был настоящий, а тот… Джиневра до сих пор не могла объяснить волну стылого ужаса, которая поднималась откуда-то из живота при каждом воспоминании.

Артур почувствовал взгляд, поднял голову и улыбнулся ей.

– Не смотри на меня так! – Джиневра отвернулась к окну и закрыла лицо руками. – Не смотри на меня так, иначе я не смогу!

– Что не сможешь, Джин? – озабоченно спросил Артур.

За окном стоял мрак. В стекле проступало ее отражение, и сквозь него – призрачный силуэт за ее спиной.

– Не смогу сказать, – Джиневра сжала себя за плечи. Лица Артура у отражения не было видно, и это было хорошо. Так было проще. – Я просила… я просила тебя возвратиться ради Камелота. И это была правда. Я сказала, что я никогда не сравнюсь с твоей мечтой. И это тоже правда. Чего я не сказала… – горло ныло, как один сплошной синяк, и слова приходилось выталкивать наружу через силу. – Что, когда ты ушел в Аннуин, я пожелала, чтобы ты вернулся ко мне. И никогда не покидал меня. И ты вернулся… только я быстро поняла, что это не ты. Потому что я знаю, что ничто и никогда не встанет выше Камелота в твоем сердце. Тогда… тогда мне стало страшно, и я попросила Ланса увезти меня. Блейз привез нас на Авалон, Мерлин отправил нас в Аннуин… остальное ты знаешь. Теперь ты здесь. Но этот… это… этот… в Камелоте. На твоем троне.

Джиневра замолчала. Артур тоже молчал, и его молчание наполняло комнату, как вода – трюм тонущего корабля.

Но, когда он заговорил, он сказал совсем не то, что она ожидала.

– Правду сказала Грейс…

Джиневра резко обернулась:

– Кто?

Артур отошел и сел на постель, упершись локтями в колени.

– Я не рассказывал тебе про Грейс?

– Нет.

Артур резко откинулся на спину, будто его толкнули в грудь ладонью. Потер переносицу, закинул руку под голову и уставился в потолок. Под потолком от свечей ходили тени. Джиневра не выдержала, подошла и села рядом на край, чтобы видеть его лицо.

– Это было еще до тебя… и еще до моей коронации. Дела шли ни шатко ни валко, на окраинах шла вялая грызня, Пеллинор был регентом и тащил большую часть обязанностей, я очень старался не отставать, но… я был мальчишка, сама понимаешь. Я встретил Грейс и потерял голову. Она была авиатрикс. Самолет ее назывался «Тифон», она звала его «Ворчун», из-за двигателя… она постоянно с ним разговаривала в воздухе – «давай, малыш», «молодчина, поддай газу…» Я иногда путался, к кому из нас она обращается… – Артур заметил, как Джиневра на него смотрит и осекся. Вздохнул и продолжил. – В общем, так все и шло. Потом меня короновали – наконец-то! – и я пришел к ней и сказал, что хочу видеть ее своей королевой. Она засмеялась и сказала – у меня нет титула. Я сказал – я дам тебе какой угодно титул. Тогда она взяла мою ладонь, приложила к своему животу и сказала – чувствуешь шрам? Это мой первый самолет разбился. Я никогда не дам тебе наследника, сказала она. Но я был мальчишка, и я был упрямый, и я сказал – разве император Пий не усыновил Марка Аврелия? И тогда она поцеловала меня и сказала – Артур, я никогда не буду твоей королевой. Почему, спросил я. И она ответила – потому что я не хочу.

Меня будто молния ударила, а она сказала – Артур, королевой при тебе может быть или хорошенькая куколка на троне – или женщина, которая ради долга умеет наступать себе на сердце. Я слишком сильна для первого и слишком слаба для второго. У меня есть мой самолет и мои небеса, Артур. Ты хороший мальчик, но я не брошу свою жизнь под ноги твоей судьбе.

Все, что я смог выдавить – значит, ты с самого начала знала, что это не навсегда? А она посмотрела на меня удивленно и спросила – разве Пеллинор не сказал тебе?

Я пошел к Пеллинору. Наговорил ему глупостей, конечно… Пеллинор посмотрел на меня и сказал – я служил Утеру до того, как он сошелся с Игрейной, и я служил тебе все это время. У Пендрагонов горячая кровь, а нам уже хватило одной усобицы. Разве я не прав, попытавшись предусмотреть все?

Ты прав, сказал я. Но скажи, сколько ты предложил Грейс за меня, чтобы я знал, во сколько меня оценили.

Новый двигатель для ее самолета и содействие в перелете до Хай-Бразил, сказал Пеллинор.

Хорошо, сказал я. Пусть получит и то, и другое.

Мне… мне надо было попрощаться с ней, но, правду сказать, я не смог.

Но потом я поклялся, что буду сам выбирать, кого любить… И я выбрал тебя.

Артур сел и посмотрел на Джиневру серьезно и без улыбки:

– Я смотрел, как ты ведешь себя, как ты говоришь с людьми… как ты улыбаешься, как ты двигаешься, как ты принимаешь решения… Мне… – он протянул руку, будто хотел коснуться ее щеки, но тут же отдернул, – мне всегда было легко любить тебя. Но я король. Я не могу выбирать только сердцем. Я мог желать других женщин… но я никогда не желал другой королевы. Ты пожелала другого – но вернулась за мной в Аннуин, хотя могла оставить себе трон, корону и короля, который бы больше тебя устраивал. Это единственное, что имеет значение.

– Значит, ты не сердишься на меня? – спросила Джиневра.

Артур покачал головой:

– Ты так спрашиваешь, будто у меня есть выбор, сердиться или нет. Эту ситуацию заварили мы оба, и больше решать ее некому.

Джиневра взяла его лицо в ладони:

– Я спрашиваю не короля, – тихо сказала она. – Я спрашиваю любимого.

Артур судорожно вздохнул. У него сделалось совсем юное лицо – мальчишеское и беспомощное.

– Джин, – выдохнул он. – Ох, Джин. Поцелуй меня, и все пройдет.

Ланс пришел в себя посреди леса. Уже по запаху было ясно, что это не Авалон – откуда-то тянуло костровым дымом. Ланс пошел в ту сторону, отбиваясь от зудящего комарья, и вскоре вышел к костерку.

У огня сидел Блейз и чистил грибы.

Ланс молча подошел и сел к огню.

Блейз так же молча зачерпнул из котелка чая и протянул ему. Ланс взял помятую жестяную кружку и сел рядом.

Огонь трещал. Снизу от реки тянуло холодом. Над рекой медленно проступали бледные звезды. Чай был черный как чернила и на вкус такой же.

– Блейз, – спросил Ланс. – Зачем все?

Блейз моргнул близорукими глазками, вздохнул и пошурудил в костре. Вверх ринулся сноп искр.

– А что, было б лучше, если бы ничего не было?

Ланс поболтал кружкой. В черном отразился алый блик.

– Не знаю. Нет, наверное.

[3х05] мальчик

– Бифштекс. И салат. И апельсиновый сок, Джин, хочешь апельсиновый сок? – В стене белел квадрат матового стекла. Артур прикладывал к нему руку, загадывал желание, стекло исчезало, и появлялось то, что он просил. Артур сиял, как фокусник, вытащивший зайца из шляпы. – Давай попробуй, это просто!

Джиневра приложила ладонь к стеклу. Отняла и с сомнением посмотрела на Артура.

Стекло исчезло, и на полке обнаружился кусок торта на фарфоровом блюдце.

– Видишь! – обрадовался Артур. – Я же сказал, что просто!

Джиневра взяла блюдце и села за стол. Торт был многослойный, с розовой глазурью и толстым слоем крема между коржами. Джиневра отломила кусочек, положила его в рот и поняла, что сейчас заплачет.

– Невкусно? – встревожился Артур.

– Вкусно. Именно это меня и беспокоит. – Она принялась разламывать ложечкой бисквит – пополам, еще раз пополам, еще раз пополам. – Мне было пять лет. Няня испекла мне торт на день рождения – сама, представляешь? Розочки эти кремовые… – Джиневра закусила губу. – Все, как я помню! – Она отбросила ложечку. Ложечка жалобно зазвенела. – Но это же не он! Не тот самый торт!

Артур пожал плечами:

– Магия, – пробурчал он с набитым ртом. Похоже, это нисколько не портило ему аппетит.

Джиневра бросила взгляд в окно. За крыльцом шла высокая трава и чуть заметная тропа через нее. За травой на камне, обхватив колено, сидела дану, бледная и неподвижная, как кладбищенская статуя.

– Я не доверяю этому месту, – сказала она вслух. – Мне нужно многое с тобой обсудить, но не здесь.

Артур внимательно посмотрел на нее.