Под сенью жёлтого дракона

Долматов, принявший эти сообщения, даже выругался.

– Это прямой намёк немцам, – сказал он. – Не волнуйтесь, ребята! Воюйте и дальше!..

– Леонид Васильевич, а что ты хотел от них услышать? – спросил Владимиров. – Они пекутся о себе! И попробуй их в этом упрекнуть… Всё остальное – это область политики. – И сменил тему разговора. – Я вчера перебрал бумаги, которые дал мне Ван Мин. И нашёл, как мне кажется, ключик к сегодняшним событиям в Яньани. И знаете где он? В выступлении Ван Мина на заседании Политбюро в августе 1930 года после его возвращения из Москвы. Он тогда выступил с резкой критикой позиции Мао за его попытки использовать Красную Армию, как инструмент воздействия на распространение революционных идей среди сельского населения. Ван Мин тогда указал на порочность такой политики.

Алеев, присутствующий при этом разговоре, неопределенно пожал плечами. По всей видимости слова, переведённые Владимировым, вызвали у него сомнение.

– Ну хорошо, – сказал он. – Допустим, что это так. Мао избавится от неудобных для него людей. А дальше что? Объявит войну Чан Кайши или выступит против японцев?

Никто Алееву не возразил. Действительно, в Яньани завязался тугой узел, в котором переплелись не только судьбы отдельных людей с их прошлым и настоящим, но и судьбы миллионов китайцев. И заставить Мао каким-либо образом пойти на переговоры с Чан Кайши в целях создания единого антияпонского фронта или остановить пресловутый Чжэньфын у Владимирова уже не было надежды.

…Поздно вечером Риммар, прослушивал несколько зарубежных радиостанций, которые комментировали события под Сталинградом. И только одна американская радиостанция назвала оборону города героической, где русские дрались за каждый дом, каждый этаж и каждую комнату. Большинство же дикторов, предсказывали падение Сталинграда делом ближайших дней.

…Перед рассветом Владимиров проснулся от лая собаки. Открыл глаза и увидел через бумажное окно, выходящее в сторону горы, тревожные отблески пламени.

Он быстро оделся, вышел из дома и остолбенел: горела крыша их склада.

Владимиров бросился будить Долматова, Южина и Алеева.

Через несколько минут они уже были у горящего склада.

Долматов камнем сбил замок и распахнул дверь.

Помещение склада было заполнено дымом. Все бросились выносить ящики с оборудованием, запчастями к радиостанции и канистры с горючим.

На складе оставалось ещё много имущества, когда обвалился правый угол склада, как раз там, где стояли коробки с инструментами и запчастями для движка.

Долматов бросился туда и стал голыми руками разбрасывать горящие головешки, затем вместе с Алеевым вынесли коробки наружу. И в это время вся крыша с треском рухнула и вверх поднялся столб искр.

– Сносим всё в дом! – сказал Владимиров и обернулся к Долматову. – Леонид Васильевич, с рассветом осмотри антенну. Не нравится мне всё это…

…Было около десяти часов утра, когда во дворе появился Сяо Ли. Отозвал Владимирова в сторонку и тихо, словно их мог кто-то услышать, сказал:

– Я знаю, кто устроил вам пожар…

– И кто же? – спросил Владимира и недоверчиво посмотрел на Сяо Ли.

– Гоминдановские диверсанты, – шепнул тот. И, видимо, для большей убедительности добавил: – Товарищ Кан Шэн так сказал… Уже поймали в городе несколько человек…

– Спасибо, товарищ Сяо Ли, – прервал его Владимиров. – Теперь остается самая малость – поймать и тех, кто поджёг склад.

Последние слова Владимиров произнес, не скрывая иронии.

– Напрасно, товарищ Сун Пин, вы не верите!.. – с обидой в голосе заявил Сяо Ли. – Их скоро поймают… Вот увидите…

Повернулся и направился к своей лошади, которую привязал у ворот.

В отличие от Долматова и Южина, Алеев отнёсся к словам Сяо Ли вполне серьёзно.

– Чем чёрт не шутит, когда Бог спит… – сказал он.

Глава одиннадцатая

1

Орлов вернулся из своей командировки тринадцатого сентября. В этот день с утра пошёл проливной дождь. Да такой сильный, что казалось потоки дождевой воды, хлынувшие с гор в долину, снесут всё на своём пути.

Промокшего до нитки Орлова переодели в сухую одежду. От горячительного напитка он отказался.

– …А вот чай горячий попью, – сказал он. Выпил кружку крепко заваренного чая, перевел дыхание и проговорил: – Фу-у-у… Наконец добрался восвояси!.. Два дня ушло на дорогу до расположения сто двадцатой дивизии и столько же на обратную дорогу… А наездник из меня неважный. Думал, все внутренности вытряхнул из себя. Но это всё мелочи по сравнению с тем, что нам пришлось увидеть. Даже говорить тяжело…

– Андрей Яковлевич, а ты не говори! – сказал Южин и хитро подмигнул Владимирову. – Давай мы тебе ещё чая нальём. Ты будешь пить чай, а мы будем у тебя спрашивать!

– Решили споить чаем? Нет уж! – возразил Орлов и кончиками пальцев потёр виски. – Давление, наверное, меняется… В общем, что мы увидели по дороге, можно назвать разве кошмаром: везде нищета, люди доведены до изнеможения, сплошная безграмотность и никакой власти. Проезжали в одном месте через территорию, занятую партизанским отрядом. Кому подчиняются – не знают, что делать – тоже не знают. Связи с Яньанем никакой нет!.. Зато бандитов на дорогах хоть отбавляй! Как они нас не перебили – диву даюсь… Пять раз нас останавливали. Отпускали после того, как я называл себя русским доктором и говорил, что едем лечить людей. А могли бы и не отпустить… – Орлов перевёл дыхание, немного успокоился и снова продолжил: – Пока добрались до штаба сто двенадцатой дивизии, думал, поседею…

– Ну и как вас встретили? – спросил Алеев.

Орлов усмехнулся.

– Как незваных гостей. Никакой санитарной части не нашли. Лечат, как могут, прямо в казармах: травами, настойками, примочками и какими-то порошками из костей животных… И вот что ещё интересно. В соседней деревне, оказывается, стоят японцы. Бойцы мне рассказали, что их в деревне человек сорок. Ведут себя, как дома. Когда я спросил: «А почему вы их не выбьете из деревни?», ответили: «Трогать не велят. Убьём сорок японцев, пришлют в десять раз больше…»

– Постой, постой, Андрей Яковлевич, – прервал его Владимиров. – А командование дивизии перед кем-нибудь отсчитывается?

– Перед штабом корпуса, – ответила Орлов. – Бумагами. Ещё меня поразили сохранившиеся до сих пор среди командного состава феодальные отношения. У них по две-три жены! И главное, никто не получает денежное содержание. У каждого командира полка в подчинении одно или два небольших предприятия по переработке сельхозпродукции. Они же и назначают налоги для крестьян… Ну, зачем им воевать? – насмешливо произнёс Орлов.

– Действительно, незачем, – ответил Владимиров. – Всё понятно… – И продолжил: – оставайся, Андрей Яковлевич, у нас. Отогреешься, а завтра видно будет…

Уже вечером за ужином снова зашёл разговор о поездке в сто двадцатую пехотную дивизию.

– …Я убедился, – сказал Орлов, – что для тех, кто сегодня тут заправляет всеми делами, враги вовсе не японцы, а гоминдановцы. В войсках такое же настроение – от рядового до начальника штаба дивизии… И полная расхлябанность. Я был свидетелем, когда первому попавшемуся на глазах крестьянину вручили пакет с документами, чтобы этот отнёс их в соседнюю часть. Вы себе можете такое представить?

– Уже можем, – ответил Долматов. – Они же не собираются ни с кем воевать, – насмешливо добавил он.

Однако никто за столом не поддержал насмешливого тона Долматова.

В комнате какое-то время стояла неловкая тишина. Её нарушил Владимиров.

– Действительно… Всё идёт к тому, что местное руководство чётко придерживает позиции: и быть в состоянии войны с японцами, и не воевать с ними. И таким образом сохранить свои вооружённые силы. А для чего, догадаться нетрудно…

В это время из радиоузла появился Риммар.

– …Ну и шуму наделали наши Симонов и Эренбург! – объявил он. – Почти все американские и английские радиостанции возмущаются их поведением на приеме у американского представителя в Москве Уилки!..

Все с любопытством посмотрели на Риммара, а тот молча прошёл к столу и сел.

– Коля! – не выдержал Южин. – Ты сказал «а» говори и «б»!

– Я всё сказал, – ответил Риммар. – А-а-а… В общем, они высказали оскорбительные замечания в адрес союзников за то, что они тянут с открытием второго фронта в Европе.

– Да… Не дипломатично поступили Симонов и Эренбург, – насмешливо заметил Алеев. И направился в свою комнату, однако у двери остановился и добавил: – Но верно…

…Дождь лил всю ночь. Он то усиливался, то стихал, то снова усиливался, и казалось, ему не будет конца.

Ночью Владимиров снова долго не мог уснуть. Вспомнил прилёт в Алма-Ату и такую неожиданную встречу с Марией и ребятами. И глаза Марии грустно-тревожные, такие как будто она смотрела на него в последний раз…

В группе Владимирова никто вслух не вспоминал о своих родных и близких, но Владимиров был уверен – все думали о них. Так легче было переносить разлуку. Человек не может без этого выдержать одиночества, даже если он и живёт среди людей.

…К утру дождь немного стих. А вскоре и прекратился совсем.

Провожая Орлова, Владимиров посоветовал:

– Андрей Яковлевич, ты своими впечатлениями об увиденном не делись ни с кем. Я полагаю, от тебя потребуют написать отчёт…

– Да. Уже сказали. На имя Кан Шэна…

– А зачем это Кан Шэну?

Орлов в ответ пожал плечами.

– Понятия не имею…

– А я догадываюсь, – сказал Владимиров. И продолжил: – Командир 120-й дивизии Хэ Лун является делегатам съезда. Имея такой отчёт, Кан Шэн сможет без особого труда заставить Хэ Луна плясать под его дудку. А что у Кан Шэна на уме, никто не знает…

– Я уже думал об этом, – согласился Орлов. И тут же спросил: – И что я должен написать в отчёте?

Владимиров слегка задумался.

– Насколько я знаю из разговоров с Чжу Дэ Хэ Лун не проявляет особых чувств преданности ни к Мао, ни тем более к Кан Шэну. И на съезде может произойти всё. Поэтому постарайся составить отчёт так, чтобы вину за состояние санитарной службы 120-й дивизии почувствовали в Яньани те, кто должен заниматься этим делом.

Орлов тяжко вздохнул.

– Писатель из меня, Пётр Парфёнович, никудышный, однако я постараюсь, – ответил он.

2

Не прошло и двух дней после возвращения Орлова, как в Яньани заговорили о прилёте в Чунцин из Москвы посланника американского президента Рузвельта Уилки, который в аэропорту, сразу же по выходу из самолёта, сделал два заявления. Одно о том, что обороной войну с Японией выиграть нельзя. И второе – Китаем должны управлять исключительно китайцы и никто иной.

О прилёте Уилки в Чунцин Владимирову сообщил Кан Шэн во время их встречи, которая состоялась второго октября.

Кан Шэн не скрывал своего раздражения. Ему не понравилось то, что Уилки прилетел именно из Москвы. По его мнению, это был заговор. Против кого он не уточнил. И уже в конце встречи Кан Шэн сообщил:

– …Мы поймали двух гоминдановских диверсантов, которые устроили у вас пожар на складе. Они во всём признались…

И Владимиров почувствовал на себе слегка настороженный взгляд.

– Очень хорошо, – ответил Владимиров. И тут же спросил: – Вы разрешите мне, как военному корреспонденту, встретиться с ними и поговорить?

На лице Кан Шэна появилось удивление.

– А зачем вам, товарищ Сун Пин, с ними говорить? Они ваши враги!.. С ними может быть только один разговор!..

И снова в словах Кан Шэна прозвучали нотки раздражения, которые он даже не пытался скрывать.

– Да, да… – проговорил Владимиров, уже догадываясь, почему так ответил Кан Шэн. – Я тоже так подумал…

Когда Владимир вернулся домой, Долматов показал ему записи нескольких зарубежных радиостанций. Все они сообщали об ожесточенных боях за Сталинград и о сражении американского и японского флотов в районе Соломоновых островов. Британская радиостанция, принадлежащая агентству «Рейтер», ссылаясь, как всегда, на источник в правительстве Великобритании, сообщила о твёрдом намерении премьера Черчилля поставить перед Сталиным вопрос о выезде из СССР поляков через Иран и Палестину.

Владимиров даже выругался, чего не делал раньше.

А Южин заметил:

– Боится господин Черчилль, что эти поляки вместе с нашей армией дойдут до Варшавы. Тогда погоду в Польше будет делать не так называемое «правительство в изгнании», а те, кто освободят Польшу от фашистов.

Уже поздно вечером Риммар, сменивший Долматова у радиоприёмника, принял шифровку от «Кедра». Тот сообщил, что немецкий посол в Токио в беседе с начальником Генштаба заявил о намерении Гитлера сразу после захвата Сталинграда перебросить из Мариуполя по железной дороге, а затем по Волге двадцать торпедных катеров и шесть итальянских подводных лодок в Каспийское море со штабом в Махачкале.

Шифровка сразу же была отправлена в Центр.

…Чтобы как-то избавиться от мрачных мыслей, Владимиров вышел во двор и на крыльце увидел двух охранников, которым после пожара на складе приказано было охранять днём и ночью русских. Распоряжение это шло от Мао Цзэдуна.

И каково же было удивление Владимирова, когда старший из охранников заявил:

– Нам приказано последнюю ночь дежурить… Завтра нас уже не будет…

– А кто вам сказал об этом? – спросил Владимиров.

– Товарищ Сяо Ли приезжал… Сказал, так приказал товарищ Кан Шэн…

– Ну что ж… Приказ есть приказ. Его надо выполнять… – сказал Владимиров.

В это время из дома вышел Южин.

– Голова разболелась, – сказал он. – Надо подышать свежим воздухом, – и кивнул в сторону охранников: – А эти ребята… Поговорить пришли?

– Кан Шэн отменил распоряжение Мао и снимает охранников с дежурства, – ответил Владимиров.

Южин с удивлением взглянул на него.

– Что и так бывает?

– Как видишь…

Южин чертыхнулся.

– Совсем обнаглел Кан Шэн!.. Слушай, Пётр Парфёнович, да это и к лучшему! Я не думаю, что наш склад подожгли какие-то гоминдановские диверсанты…

– Я тоже так полагаю, – согласился Владимиров. – Вопрос в том: зачем?

3

В полдень десятого октября приехал Орлов.

– Обедом угостите? – спросил он. – Надоело уже на сухомятку питаться. А что у вас есть?

– Суп на курином бульоне и рисовая каша, – ответил Долматов, который взял на себя обязанности повара, хотя ему и помогали все.

Орлов насмешливо прищурил глаза.

– А сама курица упорхнула?

– Нет, Андрей Яковлевич, курица не упорхнула. Экономим. Но тебе кусочек курицы мы выделим. Так и быть.

– Моё денежное довольствие тоже половинят, – заметил Орлов. – Так что мы на равных.

Суп Орлов съел с удовольствием, а от каши отказался.

– …Она мне и в госпитале надоела, – сказал он. – Сегодня были у меня на медосмотре Ван Мин и Ван Цзясян. В разное время, но пожаловались на одно и тоже недомогание. Правда, с Ван Мином, всё сложнее: у него на лице появилась желтизна, глаза слезятся, и пожаловался на сухость во рту. У Ван Цзясяна всё тоже, но в меньшей степени…

О Ван Цзясяне Владимиров знал немного. Было известно, что Ван Цзясян держался ближе к окружению Мао, но не терпел Кан Шэна. А тот в свою очередь не терпел Ван Цзясяна.

– …И ещё одна новость, – продолжил Орлов. – Девятого октября Уилки вылетел из Чунцина снова в Москву. В Чунцине он дважды встречался с Чан Кайши. Об этом мне рассказал Ван Мин и оставил последний номер газеты «Цзефан Жибао» со статьей Мао о Сталинградской битве… – с этими словами Орлов извлёк из грудного кармана куртки в четверо сложенную газету, развернула её и положил на стол. – Читайте… Хотя ничего нового в этой статье нет. – Добавил он. – Весь смысл статьи заключается в том, что, если русские выстоят и разгромят Гитлера, это положительно отразится на всех международных делах и коммунистическом движении в целом, если не выстоят под Сталинградом, Япония объявит войну СССР. Ну ладно… Я поехал. Всё что надо, я вам рассказал. А вы теперь думайте.

…Озабоченный состоянием здоровья Ван Мина Владимиров на следующий день решил его навестить.

– Я тоже с тобой поеду, – сказал Южин. – Всё равно на сегодня у меня нет никаких дел.

Владимиров не стал возражать.

На этот раз жена Ван Мина встретила их с озабоченным лицом.

– Проходите, – сказала она уставшим голосом. – Муж приболел, но вам он будет рад…

Когда они вошли в комнату Ван Мина, тот лежал в постели. Завидев гостей действительно обрадовался.

– Прилёг отдохнуть… – сказал он так, словно оправдывался. И приподнялся на локтях.

Мэн Циншу заботливо приподняла подушку, чтобы ему было удобнее.

– Болеть не надо, – сказал Владимиров первое, что пришло на ум. – У нас ещё впереди много дел…

Ван Мин грустно улыбнулся и кивнул головой.

– Вы правы, – ответил он. – Болеть некогда… Особенно сейчас. – И обратился к жене: – Ты иди к себе… А мы поговорим. – Когда Мэн Циншу вышла, продолжил: – Я вот о чём хотел с вами и посоветоваться. В последнее время в нашем руководстве складываются крайне нетерпимые отношения. Людей настраивают одного против другого, плетутся интриги… Если дело и дальше так пойдёт, мы скоро начнём стрелять друг в друга…

– Это плохо, – сказал Владимиров.

– Очень плохо, – подтвердил Ван Мин и тыльной стороной ладони вытер вспотевший лоб. Виновато улыбнулся и спросил: – Вы хорошо знаете Лю Шаоци?

– Нет, – ответил Владимиров. – Совсем не знаем…

– Он был военным комиссаром четвёртой армии, – пояснил Ван Мин. – Затем, некоторое время, представлял Особый район в Чунцине. Сегодня Кан Шэн усиленно тащит его наверх. Зачем я не знаю, но могу догадываться: по-моему, он готовит замену Мао Цзэдуну…

Ван Мин умолк, откинулся на подушку и прикрыл глаза. На его лбу снова появились капельки пота.

«Да с тобой, друг ты наш, плохо дело…» – подумал Владимиров, глядя на Ван Мина. А вслух сказал:

– Может вам пройти полное медицинское обследование? Ну… На всякий случай…

Ван Мин открыл глаза.

– Пройдёт, – сказал он. – Вчера весь день на ногах был… Полежу немного и встану… И ещё вот о чём я хотел сказать. По поводу статьи в «Цзенфан Жибао». Вы её, наверное, уже читали…

– Читали, – ответила Владимиров.

– Её подготовил Чэнь Бода. Имя Мао Цзэдуна поставили уже в редакции. Я понимаю – это особого значения не имеет, но всё же надо иметь ввиду. Создается единая платформа вокруг Мао. Но и там не всё так гладко. На днях от них отошёл Ван Цзясян. С Мао он был в хороших отношениях, а с Кан Шэном жили, как кошка с собакой…

– А что со съездом? – решил спросить Владимиров.

Ван Мин качнул головой.

– Не знаю… – ответил он. – Кроме Мао, наверное, никто не знает… Больше половины делегатов съезда уже съехались в Яньань. А даже Пленума ЦК не было, который и должен назвать дату проведения съезда… Знаете, как древние греки говорили по такому поводу? «Медлительность борется с бедами всю жизнь». А наша беда уже переросла в болезнь…

От Ван Мина Владимиров с Южиным возвращались с тревожным чувством и от разговора с ним, и от состояния его здоровья.

– …Надо отправить донесение в Москву, – проговорил Владимиров. – Ван Мин прав: Исполком Коминтерна, если он действительно в состоянии влиять на то, что происходит здесь, должен срочно вмешаться…

– Да плевать они хотели на Коминтерн! – вдруг обозлился Южин. – Они тут сами себе: и маленькие императоры, и большие мандарины!.. Как всё это уже осточертело!.. Честное слово, Пётр Парфёнович!..

Владимиров с удивлением посмотрел на Южина.

– Мне тоже, Игорь Васильевич, – неожиданно признался он. – Ну, ты же сам знаешь, зачем мы здесь. И потому придётся работать. Потом отдохнём… Ты куда собираешься поехать на отдых после возвращения домой? – Вдруг спросил он.

Теперь уже Южин с удивлением взглянул на Владимирова.

– Я ещё не решил, – буркнул он и вдруг рассмеялся. – Ну, ты даёшь, Пётр Парфёнович!..

– А мы с Марией и ребятами поедем в Крым, – продолжил Владимиров мечтательным голосом. – На Кубани был, а вот в Крым не удалось съездить…

Южин ещё раз посмотрел на Владимирова, и они оба рассмеялись.

Когда уже подъезжали к дому, Владимиров снова заговорил о Ван Мине.

– Не нравится мне его болезнь, – сказал он. – Надо поговорить с Орловым. Пусть внимательно обследует его. Ван Мин нам нужен живым и здоровым…

4

По словам местных жителей с середины октября ежегодно яньанскую долину накрывают жёлтые пылевые бури, которые рождались в пустыне Гоби и проносились над Северо-Восточным Китаем.

В этом же году, словно сжалившись над людьми, всю середину месяца стояла тихая погода с прозрачным воздухом, наполненным запахами осени грустной и тревожной.

…Двадцатого октября во второй половине дня Владимиров получил приглашение к Мао Цзэдуну.

Об этом сообщил ему Сяо Ли.

Как и предполагал Владимиров, Мао Цзэдун оказался не один. Рядом с ним у камина сидел в кресле Кан Шэн. За столом Цзян Цин, Су Фи и доктор Ма Хайде играли в костяшки.

Мао, как он это делал часто, завидев Владимирова, пошёл ему навстречу и, дружески улыбаясь, проговорил:

– Здравствуйте, товарищ Сун Пин! Вы давно не были у нас. Обиделись?

– Нет, товарищ председатель. Я не из обидчивых, – ответил Владимиров. – А напрашиваться в гости не в моих правилах.

– Это очень хорошо, – заметил Мао, провожая Владимирова ко второму креслу, в котором сидел только что. Усадил его, а сам остался стоять. И продолжил: – Обида – это такое чувство, которое не выражает ни достоинства, ни благородства человека. – Кан Шэн в это время встал, молча предлагая Мао Цзэдуну сесть, но тот не обратил на него внимания и продолжил: – У Конфуция как-то спросили: «Что надо сделать, чтобы стать благородным человеком?» Конфуций ответил: «Если в человеке ответственность превосходит воспитанность, он подобен деревенщине. Если же воспитанность превосходит ответственность, он подобен учёному-книжнику. После того, как воспитанность и ответственность уравновешиваются в человеке, он становится благородным». Мудрые слова. Не правда ли?

– Действительно мудрые, – согласился Владимиров.

Цзян Цин, Су Фи и доктор Ма Хайде тоже поздоровались с Владимировым.

Доктор Ма Хайде подошёл к ним, а Цзян Цин и Су Фи направились на кухню и через несколько минут вернулись с подносами, на которых принесли и расставили на столе две бутылки китайской водки, чашечки с земляными орешками, любимой закуской Мао, тарелки с рисовыми лепешками, соевый соус в мисках, чашку со стручковым красным перцем и стаканы из тонкого стекла с изображением дерущихся драконов.

– Прошу к столу! – пригласил Мао. И обратился к Владимирову: – А вас прошу сесть рядом со мной.

Кан Шэн тоже сел рядом с Мао по другую сторону. Остальные расселись напротив.

Владимиров немало удивился, когда доктор Ма Хайде, как у себя дома, взял бутылку с водкой и разлил её по стаканам.

Мао поднял свой стакан, посмотрела на рисунок, и чуть заметная улыбка скользнула по его губам.

– Я предлагаю выпить, – сказал он, – за антияпонский союз между всеми, кто искренне в нём заинтересован. И неважно, на каком материке или части света будут находиться те, кто протянет нам руку дружбы!..

После этих слов Мао Цзэдун опрокинул в рот содержимое стакана, на какое-то мгновение замер, затем выдохнула из себя воздух и обронил:

– Хорошо…

Выпили по очереди: сначала Кан Шэн, за ним Владимиров и доктор Ма Хайде. Су Фи только коснулась к водке губами, а Цзян Цин тихо сказала:

– Мне нельзя…

Не успели закусить, как доктор Ма Хайде снова разлил водку по стаканам.

– Друзья! – сказал Мао, медленно обводя взглядом сидящих за столом. – Нам всем надо быть очень внимательными и осторожными, и в делах, и в своих словах. Я к чему это говорю. Мне доложили, что на вчерашнем митинге в городе выступил командир нашей сто двадцатой пехотной дивизии, делегат предстоящего съезда партии товарищ Хэ Лун с призывом направить все силы на борьбу с Гоминьданом. Хороший порыв, но остается только сожалеть, что этот порыв направлен не в ту сторону. Товарищ Хэ Лун, насколько я знаю, хороший командир, Храбрый воин и пользуется большим авторитетом среди военных. Больше того, мы намеревались даже поручить ему руководство штабом войск нашего гарнизона. Я полагаю, надо повременить с этим назначением. Наши предки всегда говорили с осторожностью, так как опасались, что не смогут выполнить сказанного. Это тоже сказал Конфуций. Остается сожалеть, что товарищ Хэ Лун не знал об этом. Но это я сказал к слову. А предлагаю я выпить за товарища Сун Пина. Он вместе со своими подчинёнными представляет у нас великую державу, которая сегодня изо всех сил борется с нашим заклятым врагом – фашизмом, опутавшим своими ядовитыми щупальцами не только Европу, но и Азию…

Тост получился длиннее, но все с вниманием выслушали Мао Цзэдуна и одобрительно закивали головой.