Под сенью жёлтого дракона

Когда Долматов сообщил об этом, в доме все кричали «Ура!» до хрипоты, а когда успокоились, Южин сказал:

– Это начала их конца!.. – и с мольбой в голосе обратился к Владимирову:– Пётр Парфёнович, ну разреши по такому поводу…

– Хорошо. Разрешаю, – ответил. – Коля, организуй всем по сто грамм… За такое грех не выпить!..

Когда Риммар разлил разведённый спирт по чашкам, Южин снова обратился к Владимирову:

– Пётр Парфёнович, тебе слово.

Владимиров обвел всех посветлевшем взглядом.

– За нашу победу! – сказал он.

Наверное, слова его прозвучали долгожданной музыкой в душе у каждого сидящего за столом, потому как каждый повторил:

– За нашу победу!

…После ужина Владимиров с Долматовым вышли на крыльцо дома. Ночь уже вступила в свои права, и чернильная темнота поглотила всё вокруг. И только на безбрежном куполе неба среди тускло по-осеннему мерцающих звёзд ярко выделялась одна звезда – Полярная. Влажный воздух невидимыми потоками стекал с гор в долину, принося с собой холод. Долматов поплотнее запахнул ватную куртку.

– Так незаметно и зима подкрадётся… – сказал он. – А угля у нас маловато…

– Что поделаешь, – ответил Владимиров. – Нам выдали по норме. – И вдруг спросил: – Леонид Васильевич, а что ты думаешь о нашем поваре?

Долматов слегка пожал плечами.

– Парень, как парень… Аккуратный и готовит хорошо. А почему ты спросил?

– Да так… – Владимиров немного подумал, затем продолжил: – Я вчера зашёл на кухню и совершенно случайно заглянул за коробку с рисом. А там – маузер… Зачем повару маузер? Это роскошь для простого китайца.

– А ты спросил у него?

– Нет…

– А почему?

Владимиров ответил не сразу.

– Я вот что думаю… – наконец медленно проговорил он. – Давай завтра пригласим его, посадим за стол и поговорим по душам…

– Как знаешь, – ответил Долматов. – А я бы спросил сразу…

На следующий день, как только Чан появился на кухне, Владимиров послал за ним Риммара.

Чан вошёл в дом, с почтением поздоровался и остановился у двери.

– Проходи, Чан, присаживайся, – сказал Владимиров. И выждав, когда тот сел за стол, продолжил: – Я видел у тебя маузер. Вещь дорогая. Не каждому по карману, да и не каждому здесь разрешено иметь такое оружие. Зачем он тебе?

Владимиров ожидал, что от прямого вопроса Чан заволнуется или хотя бы смутится, однако тот спокойно ответил:

– Это не мой маузер…

– А чей? – насторожился Долматов.

– Цзян Цин мне его дала в тот день, когда приехали к вам.

Все, кто был в комнате, невольно переглянулись.

– Зачем? – теперь уже спросил Владимиров. Он был удивлён не менее других ответом Чана.

– Она сказала, чтобы я охранял вас… Но чтобы вы не знали об этом… И чтобы никто не знал… Если не верите мне, можете спросить у неё…

В последних словах Чана прозвучала нескрываемая обида.

Владимиров поочередно посмотрел на Алеева, Южина и Долматова, затем перевёл взгляд на Чана. По всему было видно, что он говорил правду.

– Ну почему мы не должны тебе верить? – сказал Владимиров. – Мы верим…

Чан посветлел в лице.

– Я могу идти? – спросил он. – А то мне ещё готовить надо…

– Конечно, иди, Чан, – разрешил Владимиров. – И не обижайся на нас.

– Я не обиделся, – ответил он. – Цзян Цин за вас очень беспокоиться, – добавил он уже с улыбкой.

Когда за Чаном закрылась дверь, первым заговорил Южин.

– А я не верю ему, – вдруг сказал он.

– Почему? – удивился Владимиров.

– Пётр Парфёнович, с какой стати Цзян Цин беспокоиться за нас? – мрачно возразил он. – Да так, что она дала нашему повару маузер? – И махнул рукой.

– Ну-у-у… Игорь Васильевич!.. – укоризненно проговорил Алеев. – Ты просто не знаешь женщин. Их поведение зачастую не поддается никакой логике… Что же касается Цзян Цинца, она скорее всего является исключением…

…Двадцать четвёртого ноября из Москвы пришло ещё одно радостное сообщение: советские войска под Сталинградом в результате фланговых наступлений завершили окружение немецко-фашистской группировки и замкнули смертельное кольцо в районе Калача.

…В полдень в доме появился Сяо Ли и сообщил, что Кан Шэн спросит Владимирова срочно приехать к нему по очень важному делу.

Постоял, осмотрелся по сторонам так, как будто был здесь впервые, затем попрощался и вышел из дома.

Южин, который в это время собрался ехать к Бо Гу за материалом для очередной своей статьи в «Известия», сказал:

– Поеду к Бо Гу завтра… Куда интереснее узнать, что нового приготовил для нас товарищ Кан Шэн. – И продолжил пока Владимиров собирался: – Странная личность этот Кан Шэн… С одной стороны – не подкопаешься: в 1927 году руководил уличными боями рабочих дружин в Шанхае, заведовал отделом ЦК партии, был членом Политбюро, в 1939 году его даже избрали секретарем ЦК. В Москве участвовал в работе одного из Пленумов Исполкома Коминтерна и даже был избран делегатом седьмого конгресса Коминтерна… А с другой стороны – человеконенавистник, коварный по своей натуре, без стыда и совести. Интересно, как всё это может уживаться в одном человеке?

– Очень просто, – ответил ему Алеев. – Для этого надо быть Кан Шэном…

…Кан Шэн встретил Владимирова на этот раз на удивление приветливо. Предложил сесть за стол, сам сел напротив и распорядился подать чай.

– …Я бы и сам к вам приехал, – продолжил он, – однако дел в последние дни в связи с подготовкой к съезду столько навалилось… Город наводнен гоминдановскими шпионами. Если что случится… – и Кан Шэн удрученно качнул головой.

В это время принесли чай. Кан Шэн выждал, когда охранник выйдет, и продолжил:

– Вы на меня не смотрите, товарищ Сун Пин, пейте. Я перед вашим приходом уже попил чай… Да! Хочу сразу вас поздравить с успехом Красной Армии под Сталинградом. Даже представить себе трудно, как это удалось вашему командованию! – Кан Шэн умолк на мгновение, затем продолжил: – А вы знаете, я знаком с командующим 62-й армии товарищем Чуйковым! – и заметив неподдельное удивление на лице Владимирова, не без гордости продолжил: – Мы с ним познакомились в Чунцине, когда он там работал военным атташе…

– Я рад этому, – ответил Владимиров. – Вот видите, сколько у нас общего, если внимательно присмотреться друг к другу, и кое-что вспомнить.

Слова Владимирова, видимо, показались Кан Шэну не совсем понятными. Это было заметно по его лицу, на котором появилась настороженность, однако он всё же энергично закивал головой.

Этот человек, которого все боялись и ненавидели, сейчас казался простым, доверчивым и даже немного смущенным.

«Артист, – подумал Владимиров, – или жизнь всё же учит его чему-то…»

– Я вот о чём хотел с вами поговорить, товарищ Сун Пин, – продолжил тем временем Кан Шэн. – Я знаю, вы часто встречаетесь с Цзян Цин… Вернее будет сказать, она приезжает к вам. Я не в праве ни ей, ни вам запретить этого делать. Но согласись со мной, со стороны это выглядит довольно странно… – Кан Шэн сделал паузу и пристально посмотрел на Владимирова, словно решал: продолжать дальше этот разговор или не продолжать. И всё же заговорил снова:– Я хотел бы вас предупредить: подумайте – стоит ли вам встречаться с ней… Во-первых, она всё же жена председателя партии и на виду у всех. А недоброжелателей у товарища Мао много. И, во-вторых, она женщина и не всегда может верно, оценить ваше внимание к ней. Поэтому будьте осторожны… Она очень эмоциональная, а такие женщины часто становятся причиной разных неприятностей…

Владимиров не был удивлён осведомленностью Кан Шэна и всё же почувствовал в душе такое ощущение, которое может испытывать человек, когда узнает, что за ним всё время подглядывают через замочную скважину.

– Товарищ Кан Шэн, вы это делаете по собственной инициативе, или об этом вас кто-то попросил? – спросил Владимиров.

Тот скрестил на груди руки.

– Что вы, товарищ Сун Пин!.. Конечно, никто меня не просил!..

– Тогда я вынужден вам сказать, – продолжил Владимиров, – те случаи приезда к нам Цзян Цин…

– И Су Фи! – улыбнувшись, добавил Кан Шэн.

– И Су Фи, – повторил Владимиров, – не имеют ничего общего с родом нашей деятельности в Яньани. Да и их интерес к нам, я полагаю, это ничто иное, как женское любопытство к иностранцам.

Кан Шэн не стал возражать. По его лицу и особенно по глазам Владимиров понял: он остался доволен встречей и разговором. И, уже прощаясь с Владимировым, сказал:

– Я очень рад, товарищ Сун Пин, что мы поняли друг друга…

5

Двадцать восьмого ноября первый раз из Центра пришло короткое сообщение: «Ваши родные живы и здоровы. Шлют вам привет». И ни слова больше.

Каждый воспринял это сообщение по-своему: Южин вышел во двор и долго бродил вокруг дома, выкуривал одну папиросу за другой, Алеев снял с полки томик стихов Пушкина и принялся сосредоточенно читать, Долматов направился в радиоузел и просидел там с Риммаром до конца дня.

…Владимиров отправился спать, когда стрелки настенных часов уже показывали двенадцать ночи, однако сон не шёл к нему. Задавленная делами тревога за семью, вдруг обострилась и вышла наружу с такой силой, что он даже растерялся, попытался убедить себя в том, что Мария, и сыновья дождутся его, всё будет в порядке, и это не первая разлука с ними, но у него ничего не выходило…

Орлову решили сказать о сообщении, как только он приедет.

…Уже под утро Риммар принял очередное сообщение Совинформбюро, в котором говорилось о начале успешного наступления Красной Армии из района Ржева и Великих Лук, и прорыве обороны противника на глубину до тридцати километров. И о продолжении успешных боёв по уничтожению окружённой под Сталинградом группировки немецко-фашистских войск.

Иностранные радиостанции начинали и заканчивали свои передачи словом «Сталинград».

…Орлов приехал на следующий день. Сообщение из Центра воспринял внешне равнодушно. И тут же сказал:

– Был у меня Бо Гу. Когда разговор зашёл о Кан Шэне, он рассказал, что в настоящее время в Яньане живёт некий Ли Кэ-нун, который возглавляет здесь полулегальное общество с широкой разветвленной сетью агентов по всему Китаю. И которой пользуется Кан Шэн. Общество, скорее всего, религиозное…

– Я знаю Ли Кэ-нуна, – неожиданно заявил Южин, присутствующий при разговоре. – На вид такой тихий и скромный китаец, среднего роста, плотный. В армии служил в кавалерии. Приехал сюда в 1941 году вместе с Лю Шаоци, с которым он дружит. Но ни тот, ни другой этого не афишируют…

– Это уже интересно… – проговорил Владимиров, внимательно выслушав Орлова и Южина.

– У этого товарища охраны не меньше, чем у Мао… – добавил Южин.

Последние слова Южина ещё больше заинтересовали Владимирова.

– Игорь Васильевич, если не секрет, откуда ты всё это знаешь? – спросил он.

– А меня с ним познакомил Кан Шэн месяца за два до вашего прилёта, – ответил тот. И в свою очередь задал вопрос: – А чем он тебя заинтересовал?

Владимиров усмехнулся.

– Эх ты, Игорь Васильевич!.. – проговорил он. – Кан Шэн познакомил тебя с такой личностью!.. Это общество объединяет по всему Китаю и бедных, и богатых, и оно вовсе не религиозное. В нём строжайшая дисциплина, нарушение которой карается смертью, и члены этого общества проповедуют крайний китайский национализм наподобие японского с теми же принципами самопожертвования и ненавистью к другим народам. Они преследуют одну цель: реставрировать в Китае порядки Цинской империи…

Южин, вдруг помрачнел и неожиданно проговорил:

– Пётр Парфёнович, я буду просить Центр отозвать меня в Москву… Я хочу на фронт…

– Я тоже, – поддержал его Алеев.

На какое-то время в комнате повисла гнетущая тишина. Видимо, все ждали от Владимирова, если не возмущения, то призыва к терпению. Но он проговорил:

– А в Сибири уже морозы стоят… Я помню 1921 год выдался голодным, люди ели всё: травы, коренья, даже собак перебили… Отец решил вести всю семью в Сибирь. Говорили, там люди не бедствую. Мне тогда только исполнилось 16 лет… – Владимиров на миг умолк и качнул головой. Затем продолжил: – Кое-как добрались до станции, название которой я не запомнил. В общем, отец меня оставил в селе Баево у местного мироеда, а все остальные поехали дальше. Работать приходилось с раннего утра до позднего вечера, в дом не пускали, жил, ел и спал на базу вместе с коровами. В холодное время прижмешься к бурёнке и согреешься таким образом… От хозяйских побоев и фурункулов на теле живого места не было… А бежать нельзя. Отец сказал: «С голоду умрёшь»…

Владимиров замолчал, поднялся с места и вышел на улицу.

Южин с Алеевым недоумённо переглянулись, однако никто не проронил ни слова.

…На следующий день после завтрака к Владимирову подошёл Алеев и положил перед ним на стол два листа бумаги.

– Это что? – спросил тот.

– В своих бумагах нашёл… Это копия постановления Исполкома Коминтерна от 22 декабря 1930 года о военно-политическом положении в Китае. Будешь читать, обрати внимание: тогдашнее руководство КПК придерживалось мнение, что в Китае революция победит лишь при условии победы пролетарских революций во всём мире. Это одно. И другое – для победы социализма в Китае, по мнению китайского руководства, необходимо было сначала разгромить японский милитаризм, а для этого вооружить тысячи китайцев, проживающих в Сибири, и направить их в китайские вооруженные силы.

Владимиров взял листы бумаги, отложил их в сторонку и спросил:

– Ты не передумал по поводу возвращения в Москву?

– Передумал…

– А Южин?

– Пётр Парфёнович, спроси сам у него… – ответил Алеев.

Глава тринадцатая

1

На конец ноября выпал целый ряд событий, которые изменили отношение к группе Владимирова со стороны многих руководителей Особого район. Этому, по мнению Владимирова, способствовало продолжение успешной сталинградской операции «Уран» по уничтожению немецко-фашистской группировки и начало успешного наступления Красной Армии на Центральном фронте.

И, чтобы не отстать от событий на Восточном фронте, британское агентство «Рейтер», со ссылкой на секретный источник, сообщило о готовящейся союзным командованием операции по форсированию весной будущего года пролива Ла-Манш с целью разгрома немцев в районе Па-де-кале и на северном побережье Франции.

Одна из американских радиостанций, со ссылкой на закрытый источник в правительстве, передала сообщение о готовности Турции выйти из договора с Германией и заявить о своём нейтралитете.

– Всё верно, – заметил по этому поводу Алеев, – даже разбойники бояться за свою жизнь…

…Декабрь подкрался незаметно.

Второго числа Южин с утра собрался ехать в город на встречу с Бо Гу, чтобы узнать о подготовке к партийному съезду. Накануне из Москвы пришла телеграмма с просьбой дать хотя бы какой-нибудь материал в «Известия».

– Я поеду с тобой, – сказал Владимиров. – Ты – к Бо Гу, а я «лейкой» кое-что в городе поснимаю. Потом, если у нас будет время, поднимемся к их главной па́годе. Я хочу сделать там пару снимков. А то вернёмся в Москву и показать ребятам будет ничего.

Южин согласился.

Пока он был у Бо Гу, Владимиров съездил в новый район, который располагался между рекой и крепостной стеной, разрушенной годами, но до сих пор выглядевшей грозно.

День выдался на редкость солнечным и тихим, и потому народа здесь оказалось много.

Возле харчевен и лавок были привязаны лошади, мулы и ослы. Время от времени они ревели страшными голосами, взывая к совести своих хозяев, засевших в харчевнях, из которых несло запахом чеснока и похлебки.

Владимиров сделал несколько удачных, на его взгляд, снимков и собрался уже ехать к редакции газеты «Цзефан Жибао», где его должен был ждать Южин, как вдруг увидел возле ближайшей харчевни человека, как две капли воды похожего на Сяо Ли. Тот передавал какой-то сверток пожилому китайцу, взял деньги и торопливо направился в сторону крепостных ворот. Однако Владимиров всё же успел его сфотографировать.

Когда Владимиров подъехал к редакции, Южин уже ждал его.

– Ну что? – поинтересовался Владимиров.

Южин отрицательно качнул головой.

– Глухо, как в танке, – ответил он. – Не определились ещё даже с датой проведения Пленума, на котором должны утвердить и доклад, и дату проведения съезда…

После того, как они тронулись с места, Владимиров рассказал об увиденном им человеке очень похожем на Сяо Ли.

– Я успел сфотографировать его, – сказал Владимиров.

Южин махнул рукой.

– Все они на одно лицо… А, впрочем, всё может быть. Плёнку проявим и посмотрим.

Со стороны Восточных ворот хорошо просматривалась великолепная панорама небольших ажурных пагод, построенных ещё в древние времена по вершинам гор, обрамляющих Яньань почти со всех сторон. И в центре этой панорамы возвышалась десятиярусная большая па́года. Сколько веков она задумчиво смотрела на долину, никто не знал. Говорили, что она была построена тысячу лет тому назад, и её не смогло разрушить ни время, ни набеги многочисленных врагов.

Оставив лошадей у привези под охраной двух маузеристов дежуривших здесь, Владимиров с Южиным стали подниматься по довольно крутым каменным ступеням вверх, которые через каждые сто шагов заканчивались площадкой для отдыха. На одной площадки Владимиров с Южиным остановились перевести дыхание и вдруг увидели спускающаяся вниз по ступенькам Цзян Цин и Су Фи без охранников.

Женщины тоже увидели их и поспешили навстречу.

Цзян Цин сложила ладони вместе на уровне груди и слегка поклонилась, но сделала это она изящно и с достоинством.

Су Фи тоже слегка поклонилась Владимирову и Южину – каждому отдельно. Выглядело это очень трогательно.

– Мы рады видеть вас, – проговорила Цзян Цин, – и немного удивлены, что вы оказались здесь. Сюда приходят только верующие…

У Владимирова за малым не сорвалось с кончика языка: «А вы верующие?», но он вовремя сдержался.

– Мы тоже верующие, – ответил Южин. – Но у нас своя вера. И она не запрещает нам познавать другой духовный мир, не менее прекрасный, чем наш.

Цзян Цин очаровательно улыбнулась в ответ.

– Я не перестаю восхищаться вами, – проговорила она, слегка прищурив и без того раскосые глаза. – Чтобы мы тут делали без вас!

И Цзян Цин повернула голову к Су Фи, словно призывая её подтвердить сказанные слова. Су Фи согласно кивнула головой.

– Действительно, это так, – согласилась она.

А Цзян Цин продолжила:

– Я открою вам один маленький секрет: мой муж много работает, и он очень устаёт, но я заметила, когда вы приходите, он становится совсем другим… – Она на мгновение умолкла, видимо подбирая нужные слова, затем продолжила: – У него проходит усталость, и он становится спокойнее. Поэтому приезжайте к нам чаще…

Цзян Цин говорила настолько искренне, что Владимиров не сдержался и улыбнулся.

– Спасибо. Мы постараемся поддерживать хорошее настроение вашего мужа, – и тут же поинтересовался: – А как это вас отпустили без охраны?

– Они внизу, – ответила Цзян Цин. – Хотя всё это лишнее… Ну, мы пошли, – Проговорила она и не сдержала вздоха. – Нас отпустили всего на час…

Когда Цзян Цин и Су Фи уже спустись вниз на несколько ступеней и смешались с вереницей прихожан, Южин спросил:

– Ну и что это было?

– Ты о чём? – не понял его Владимиров.

– О том, что они тут оказались…

Владимиров с некоторым удивлением посмотрел на Южна:

– А ты, Игорь Васильевич, что думаешь?

– Я?.. – почему-то переспросил тот.

– Да, ты…

Южин слегка пожала плечами.

– Да, в общем ничего особенного, – ответил он. Но тут же насмешливо добавил: – Засиделись обе красавицы дома и решили проветриться…

Южин хотел ещё что-то сказать, но в это время снизу, куда ушли Цзян Цин и Су Фи, один за другим раздались выстрелы. Они прозвучали громко и нелепо в спокойной тишине, которую, казалось, ничем нельзя было нарушить.

Владимиров с Южиным переглянулись. Не сговариваясь бросились вниз и буквально на середине спуска увидели на площадке лежащую на спине Су Фи и рядом с ней на коленях рыдающую Цзян Цин. И их охранников. А в десяти шагах на склоне горы лежал в неестественной позе какой-то человек в стареньком ватнике. Тут же валялись листья, шапка и обрез от старой японской винтовки.

Су Фи была ранена в плечо. Южин осмотрел рану и покачал головой, затем снял с себя ватник, рубашку, разорвал её на широкие ленты и сделал перевязку.

Пока Южин делал перевязку, насмерть перепуганные охранники рассказали Владимирову, что увидели подозрительного человека и пошли за ним. Всё остальное произошло мгновенно. Человек, поравнявшись с ними, выхватил из-под ватника обрез и намеревался выстрелить в Цзян Цин, но промахнулся почему-то, и пуля попала в Су Фи. Всё это выглядело странно и непонятно. После того, как Южин закончил перевязывать Су Фи, один из охранников поднял её на руки и понёс вниз, где стояли лошади.

– Игорь Васильевич, – обратился Владимиров к Южину, – сопроводи Су Фи в госпиталь к Андрею Яковлевичу. Только не в городскую больницу. – Предупредил он. – А я с Цзян Цин хочу поговорить…

2

Пятого декабря Долматов сделал запись сообщения британского агентства «Рейтер» о переговорах между президентом США Рузвельтом и премьер-министром Великобритании Черчиллем о возможной встрече со Сталиным. И даже называлось место встречи – Южный Алжир или Хартум. Однако в этот же день одна из вашингтонских радиостанций опровергла сообщение агентства «Рейтер» по поводу места предполагаемой встречи. И назвала Исландию.

Южин прокомментировал это сообщение следующим образом:

– Чтобы завести немцев в заблуждение…

– И себя тоже, – продолжил Алеев.

…Седьмого числа Владимиров и Южин были приглашены к Кан Шэну. Тот сразу завёл разговор о покушении на Цзян Цинн, невольными свидетелями которого они стали.

– …Мы уже знаем, кто это сделал, – заявил Кан Шэн, медленно рассказывая перед сидящими Владимировым и Южиным. – Человек, который стрелял в Цзян Цин, принадлежит тайному обществу «Триада», с руководством которого в своё время был тесно связан Сунь Ятсен, а сейчас поддерживает связи Чан Кайши… – Кан Шэн сделал выжидательную паузу и поочерёдно посмотрел сначала на Владимирова, затем на Южина.

Владимиров воспользовался этой паузой.

– Товарищ Кан Шэн, позвольте узнать, какое отношение к случившемуся имеют названные вами люди?

– Прямое, – чуть насмешливо ответил Кан Шэн.

– Но Сунь Ятсена давно уже нет в живых! – не стерпел молчавший до этого Южин.

– Зато живой Чан Кайши! – парировал Кан Шэн. – И покушение было задумано для того, чтобы принести боль товарищу Мао Цзэдуну! Су Фи здесь не причём!.. Убить должны были Цзян Цин!..

– Допустим, – согласился Владимиров. – Насколько нам известно, и ваши. Некоторые руководители поддерживают отношения с людьми не только из тайного общества «Триада», но и с такими, как «Жёлтые тюрбаны» и «Белая лилия»…

По лицу Кан Шэна скользнула мрачная тень, но он тут же заставил себя улыбнуться.

– Я всегда высоко ценил и вас, товарищ Сун Пин, и ваших людей, – примирительно заговорил он. – А сейчас ценю ещё больше. Я не открою вам секрет, если скажу, что за этими тайными обществами стоят миллионы людей, которыми надо управлять. Иначе мы получим в результате хаос, который приведёт к гибели весь наш народ. – И тут же вернулся к разговору о покушении на Цзян Цин: – Нам удалось установить, что действовал этот наёмник по заданию спецслужбы Гоминьдана. У нас уже есть доказательства тому…

Вывод, сделанный Кан Шэном, не удивил ни Владимирова, ни Южина. И потому они не стали ни о чём больше спрашивать.

…К концу дня приехал Орлов и рассказал, что состояние здоровья Су Фи нормальное. Пуля, выпущенная из обреза, прошла навылет и не зацепила важные органы.

– …Мне сказали, что стреляли не в Су Фи, а в Цзян Цин, – проговорил Орлов, – а Су Фи оказалась случайной жертвой…

Владимиров в ответ согласно кивнул головой.

– Ты знаешь, Андрей Яковлев, я уже перестаю понимать, кто является случайной жертвой, а кто преднамеренной, – и сменил тему разговора. – Надо навестить Ван Мина и узнать о состоянии его здоровья. Не нравится мне всё это… После ареста Чан Кайши в Синьцзяне в 1936 году, Ван Мин, вопреки мнения Мао Цзэдуна, поехал в Синьцзян разобраться на месте в случившемся. Будучи в Синьцзяне он приказал арестовать виновных в незаконном задержании Чан Кайши. Среди них оказались такие видные члены партии, как Юй Сюсун, Хуан Цай и Ли Тэ, которые вскоре, неожиданно для всех, были казнены. Это произвело угнетающее впечатление на многих товарищей Ван Мина и они перешли на сторону Мао Цзэдуна. Но когда Ван Мин вернулся в Яньань большинство членов ЦK и военных руководителей стали выражать поддержку позиции Ван Мина, направленной на создание единого антифашистского фронта. Среди них оказались Чжоу Эньлай и Пэн Дэхуай. Это привело Мао Цзэдуна в ярость, которую он тщательно скрывал. Масло в огонь конфликта подлил и сам Мао, когда высказал идею о создании единого антияпонского фронта, но без участия КПК. По его мнению, КПК должна вести независимую национальную политику. Однако Ван Мин настаивал на выполнении решения секретариата Коминтерна о том, что КПК должна быть одним из основных участников антияпонского фронта. И эта настойчивость теперь может дорого обойтись ему…