Под сенью жёлтого дракона

1

В ночь с двадцать восьмого на двадцать девятое августа Совинформбюро сообщило, о боях под Сталинградом, которые шли на широком фронте Северо-Западнее города. Кубань полностью оккупирована немецко-фашистскими войсками, сданы города: Краснодар, Майкоп, Пятигорск, Минеральные Воды, Кисловодск. Идут непрерывные бои за Новороссийск.

А уже днём Долматов поймал волну, на которой работала лондонская радиостанция. Давая оценку предвоенного времени, диктор привёл слова бывшего главы английского правительства Ллойда Джорджа по поводу подписания англо-советского договора. «Подобный договор следовало бы заключить задолго до начала войны», – сказал он.

Южин не сдержался.

– …Ну, какие они всё же сволочи! – возмутился он. – Никто иной, как этот Ллойд Джордж, будучи главой правительства, делал всё для уничтожения советской власти!.. С ним заодно был и Черчилль!.. А когда жареный петух клюнул им в одно место, сразу прозрели!..

Южин, наверное, разгорячился бы ещё больше, но Риммар в это время увидел в открытое окно въезжающий во двор верхом на лошадях Цзян Цин и Су Фи в сопровождении двух охранников. И почему-то упавшим голосом произнес:

– А к нам пожаловали амазонки… Ну, почти амазонки…

Владимиров догадался, о ком идёт речь и вышел их встречать. Помог сойти с лошадей и пригласил Цзян Цин и Су Фи в дом. Затем предложил им чай, но Цзян Цин ответила, что они заехали всего на пару минут.

– …Проезжали мимо и решили заглянуть к вам, – пояснила она. И одарила всех обворожительной улыбкой.

Су Фи тоже кивнула головой, давая понять, что так и было. И перевела тревожно-вопросительный взгляд на Риммара.

– А вы катаетесь на лошадях? – спросила она у всех. Однако было ясно, что вопрос относился к Риммару.

– Кататься у нас нет времени, а ездят верхом все, – ответил Владимиров.

Однако Су Фи не была бы Су Фи, если бы она не добивалась своего.

– Кол-ля, а вы тоже ездите верхом?

В голосе Су Фи было столько нежности, что Владимиров невольно подумал: «Пропадет парень… Надо выручать…»

– Су Фи, он прекрасный наездник, – сказал Владимиров, – но он, к сожалению, больше всех у нас занят делом. Такая у него работа.

Риммар обиженно глянул на Владимирова, но промолчал.

– Колля, а вы нас можете проводить?.. – попросила Су Фи.

– Могу… – ответил Риммар.

Когда за Цзян Цин, Су Фи и Риммаром закрылась дверь, Алеев насмешливо заметил:

– Да друзья-товарищи… Красота не только спасает мир, но и губит хороших людей!..

Однако Южин ему возразил:

– Нет! Красота не губит! – сказал он. – А вот за Колей теперь нужен глаз да глаз!..

Риммар вернулся скоро.

– Ну и что Дон Жуан? – спросил Южин.

Риммар пропустил мимо ушей насмешку Южина и обратился к Владимирову:

– Пётр Парфёнович, Су Фи успела мне шепнуть, пока Цзян Цин разговаривала с охранниками, что её муж уехал в Чунцин. Зачем – не сказал…

Все переглянулись между собой.

– Ну, мыслители, что скажете? – спросил Владимиров, обращаясь к Южину.

Тот пожал плечами.

А Алеев сказал:

– Надо с Андреем Яковлевичем поговорить. Может он знает… Да, кстати! Его уже четыре дня не было у нас.

…Орлов приехал на следующий день к ужину. Пока пил чай, Владимиров рассказал ему о вчерашних гостях и спросил, знает ли он причину отъезда Ма Хайде в Чунцин.

– Может Кан Шэн послал? – предположил Орлов. – Они вместе приехали из Чунцина… Возможно у них там дела какие-то остались…

– Возможно. – согласился Владимиров. И сразу продолжил: – Может в связи с предложением Чан Кайши? Хотя это маловероятно… Ма Хайде не может быть послом доброй воли от Кан Шэна…

– Пётр Парфёнович, – прервал его Орлов, – а если Ма Хайде поехал, как ты сказал, послом доброй воли, не от Кан Шэна?..

Владимиров слегка задумался.

– Всё может быть, – наконец проговорил он. – Как говорится – пути Господни неисповедимы…

2

День тринадцатого августа выдался с утра на редкость жарким. Казалось, даже вершины гор вот-вот начнут плавится под горячим потоком солнечного тепла.

Духота стояла и в доме, несмотря на распахнутые окна.

Тяжелее всех жару переносил Долматов.

Но ещё больше он переживал за «Хаммерлунд» – так он называл радиоприёмник, который мог не выдержать высокой температуры.

Был ещё резервный радиоприёмник, но он мог использоваться только в том случае, если по какой-то причине предстояло срочная эвакуация.

И каково же было удивление всех, когда в доме в полдень появился Чэнь Бода, секретарь Мао Цзэдуна.

Выглядел он на первый взгляд неуклюжим: излишне полный, в очках с роговой оправой и толстыми стеклами, и большими ушами, которые сразу бросались в глаза.

Однако Владимиров знал: Чэнь Бода был незаменимым для Мао человеком. У Чэнь Бода сложился большой круг знакомых. Был общительным и доброжелательным. Учился он, в своё время, в Москве в университете Сунь Ятсена и слыл, как способный литератор. Издал несколько книг. Сначала преподавал в местном университете философию, затем был переведён в партшколу. Здесь его и присмотрел Мао.

Чэнь Бода рухнул на предложенный ему Владимировым стул и тыльной стороной ладони вытер пот со лба. И только после этого поздоровался со всеми.

– …Не подумайте, что я сумасшедший, который решил без надобности выйти на улицу в такую жару, – сказал он. – Как писал Конфуций: «Путь в тысячу миль начинается с первого шага». Вот и я в вашем доме первый раз…

И Чэнь Бода подслеповатым взглядом обвёл всё помещение.

Владимиров предложил ему чай, однако Чэнь Бода отказался.

– Я лучше водички попью, – сказал он.

Долматов налил ему кружку тёплой воды, но тот выпил воду с удовольствием.

– Спасибо, – поблагодарил он Долматова и ещё раз осмотрел комнату. – Вы действительно хорошо обустроились, – продолжил он. – Я даже не поверил, когда Цзян Цин рассказала мне, как у вас уютно. Обычно там, где живут одни мужчины, редко случается порядок… Однако Цзян Цин права… Она часто рассказывает о вас. Председателю товарищу Мао Цзэдуну очень повезло в жизни. Она замечательная помощница, хорошая мать и любящая своего мужа жена. Товарищ Мао Цзэдун прислушивается к её мнению, хотя это кое-кому не нравится… Но это не столь важно. Важно другое – он нашёл истину. Как сказал однажды в беседе со своими учениками великий Конфуций: «Три пути ведут к познанию истины: путь размышления – это путь самый благородный; путь подражания – это путь самый лёгкий; путь опыта – это путь самый горький». Я полагаю, мы с вами выберем самый верный путь…

Чэнь Бода вдруг оборвался свою речь и спросил:

– Я ещё не утомил вас?

– Нет, нет! Что вы! – ответил за всех Алеев. – Нам очень интересно всё, о чём вы говорите!..

Чэнь Бода с благодарностью посмотрел на Алеева. Затем перевёл взгляд на Владимирова.

– Я завидую вам, – проговорил он. – У вас хорошие товарищи. С ними можно идти даже в бой.

– Можно, – согласился тот. – Хотя для нас каждый день пребывания здесь – это тоже своеобразный бой…

Чэнь Бода усмехнулся и часто закивал головой.

– Да, да!.. Я знаю об этом!..

Посмотрел на настенные часы и вдруг заторопился. Попрощался со всеми, крепко пожал каждому руку и ушёл.

– Ну и что это было? – спросил Южин.

– В гости человек приезжал, – ответил Алеев. – Посмотрел, как мы живём, похвалил нас…

– Да нет, Борис Васильевич! – не согласился с ним Владимиров. – Ты его, наверное, невнимательно слушал. Говорил он нам о Цзян Цин. Это с ней Мао нашёл жизненную истину.

Алеев пожал плечами.

– Пётр Парфёнович, ты думаешь он приехал по её просьбе? – недоверчиво спросил он.

– А почему бы и нет?

– Зачем?

Алеев был явно не согласен с тем, о чём сказал Владимиров.

– А давай попробуем поразмыслить. Цзян Цин неглупая женщина. Как любил выражаться один мой знакомый в Москве, она прошла Крым, рым и медные трубы, прежде, чем стать женой Мао. Так? – обратился он ко всем.

– Ну так, – ответил Южин.

– Она получила всё, о чём мечтала, – продолжил Владимиров. – По крайней мере так она думала сначала. А в какой-то момент вдруг поняла, что ей чего-то недостаёт…

Алеев скептически усмехнулся.

– Пётр Парфёнович, любому человеку всегда чего-то недостаёт до полного счастья! – возразил он.

– Я о другом, – продолжил Владимира. – Ей недостаёт общения с людьми, которым бы она демонстрировала не только своё обаяние, но и ум, и начитанность, и могла бы говорить о литературе и театре. В окружении Мао она просто задыхается…

– Ну хорошо, Пётр Парфёнович, – согласился наконец Алеев, – может это и так. А причём здесь Чэнь Бода? Он что её полпред?

– А вот этого я не знаю, – ответил Владимиров. – Но пока что ничего плохого в приезде Чэнь Бода я не вижу…

3

Всю ночь с тридцать первого августа на первое сентября Владимиров просидел у приёмника вместе с Риммаром. Эфир разрывался от срочных сообщений: японские, английские и американские радиостанции, словно сговорившись, передавали одни и те же сведения о боях под Сталинградом и близкой победе Гитлера на Волге.

Уже во второй половине ночи радио Токио передало сводку об успешных боях японцев на Тихом океане. Затем диктор заговорил о мощи Квантунской армии, которая, по его словам, была гарантом безопасности Японии от угрозы, нависший с континента.

Под утро Риммар поймал волну, на которой работала радио центрального правительства Китая. Диктор сообщил о начале крупного наступления правительственных войск в провинции Чжэцзян. Это вселяло небольшую, но всё же надежду на то, что Японии пока не до войны с Советским Союзом.

Весь день прошёл в доме в молчаливо-тревожном ожидании. Никому не хотелось верить в самое худшее, что могло произойти на Волге. Все понимали: падение Сталинграда станет сигналом для Японии обрушиться на Советский Союз. В Токио уже не скрывали своих планов о присоединении к Японии русских земель до Урала.

О праве Японии на земли до Урала заявлял неоднократно и глава японского правительства генерал Тодзио.

…День был на исходе, когда в доме появился посыльный из канцелярии Мао Цзэдуна и сообщил, что Владимирова хочет видеть председатель товарищ Мао Цзэдун.

…Когда Владимирова пропустили к Мао, он увидел: за рабочим столом вместе с Мао сидели Дэн Фа, Жэнь Биши и Сяо Цзинь-Гуань. Владимиров поздоровался со всеми. Он хорошо их знал. Они входили в ближайшее окружение Мао. Кроме Дэн Фа.

Мао Цзэдун встал с места и пошёл Владимирову навстречу. Взял под руку, провёл к кожаному креслу и предложил присесть. Сам сел в соседнее кресло и уже привычно поинтересовался у Владимирова состоянием его здоровья. Потом позвал Цзян Цин и попросил её распорядиться накрыть стол.

Не прошло и несколько минут, как появился повар с большим подносом, на котором были миски с рисом и отварной курицей. Затем он подал чашки для чая, стаканы и бутылку «Ханжи».

Всё это происходило при гробовом молчание сидящих за столом. По их мрачным лицам Владимиров догадался, что перед его приходом, по всей видимости, здесь состоялся нелицеприятный разговор.

Цзян Цин, которая помогала повару расставлять всё на столе, украдкой улыбнулась Владимирову. Когда уже стол был накрыт она сходила на кухню, и вернулась с вазочкой, наполненной земляными орешками, поставила её перед Мао и села рядом с ним.

Владимиров обратил на это внимание. Обычно Цзян Цин уходила к себе в комнату или на кухню.

И ещё бросилось в глаза: за столом не было Кан Шэна, без которого не проходили, как правило, такие встречи.

– Ну что друзья! – произнёс Мао Цзэдун, взял бутылку «Ханжи» и подал её Дэн Фа. – Разливай! Нечасто нам удается в последнее время уделять себе внимание. – Обнял Цзян Цин за плечи и продолжил: – Моя жена меня упрекает в том, что я много работаю и не приглашаю к нам самых близких друзей. Решил исправить свою ошибку…

Пока Мао неторопливо говорил Дэн Фа разлил «Ханжу» по стаканам.

Мао поднял свой стакан и продолжил всё так же неторопливо:

– …Однажды один из учеников Конфуция по имени Цзы-гун спроси у него: «Что можно сказать о человеке, делающем добро людям и способным оказывать помощь народу? Можно ли его назвать человеколюбивым?» Конфуций ответил: «Почему только человеколюбивым? Не следует ли назвать его мудрым?» Давайте, друзья, выпьем за то, чтобы мы всегда были мудрыми и помнили, что за нами стоит многострадальный китайский народ, судьба которого зависит и от нас с вами.

Первым выпил Мао, за ним Жэнь Биши и уже потом Дэн Фа и Сяо Цзинь-Гуань. Цзян Цин к своему стакану даже не притронулась.

Владимиров выпил «Ханжу» последним и снова уловил на себе быстрый взгляд и улыбку Цзян Цин.

Закусывать, как все, Мао не стал. Он высыпал из вазочки себе на ладонь немного земляных орехов и обратился к Владимирову:

– Товарищ Сун Пин, мы знаем о трудном положении, в котором оказалась ваша Красная Армия и особенно на Юге страны. Неужели Сталин не мог этого предвидеть? Нефть, продовольствие, хорошие дороги… Ко всему прочему рядом Турция, союзник Гитлера… Или после драки кулаками не машут?

В последних словах Мао Цзэдуна прозвучали ничем не скрытые насмешливые нотки.

– Драка ещё не закончилась, товарищ председатель, – ответил Владимиров.– И говорить о исходе этой драке ещё рано.

Мао, казалось, не удивил ответ Владимирова. Он неопределенно хмыкнул и произнес:

– Я рад, товарищ Сун Пин, что вы так думаете. Но мы хотели бы поговорить с вами о другом, – Мао жестом руки показал Дэн Фа, чтобы он снова разлил по стаканам «Ханжу». И продолжил: – Как вы думаете, прилёт Черчилля в Москву принесёт какую-нибудь пользу?

Вопрос для Владимирова оказался настолько неожиданным, что он даже слегка растерялся.

Мао, наверное, это заметил, потому как сразу повторил свой вопрос, но по-другому.

– Что дала эта встреча с Черчиллем Сталину? Черчилль всегда был врагом Сталина.

Владимиров всё понял.

– Когда идёт такая война, я думаю, чтобы спасти себя, и выжить, можно подружиться даже с дьяволом.

Мао снова хмыкнул и улыбнулся первый раз за всё время.

– Другого ответа я от вас и не ждал, – сказал он. – И всё же позвольте мне вернуться к визиту Черчилля в Москву, – продолжил Мао. – Насколько нам известно, будучи в Москве, Черчилль встречался и с американским послом Гарримоном. Тот высказал ему своё сомнение в способности Красной Армии противостоять немцам. И оттягивание открытия Второго фронта в Европе – только подтверждение тому. Нам также известно, что Сталин заверил Черчилля в том, что Кавказ обороняют двадцать пять дивизий, и немцы не прорвутся через перевалы ни к Батуми, ни к Баку. А если немцы всё же возьмут Сталинград?..

– Они не возьмут Сталинград! – прервал Мао Владимиров. – За Волгой достаточно стратегических резервов для того, чтобы дать немцам отпор.

Жэнь Биши скептически улыбнулся и переглянулся с Сяо Цзинь-Гуанем. Дэн Фа просто опустил глаза.

Видимо о Сталинграде тут и говорили.

И потому совсем неожиданно для Владимирова Мао сказал:

– Вот за это давайте и выпьем! – и уже когда выпили, продолжил. – Я действительно рад тому, что вы так уверены и полагаю, – он посмотрел поочередно на каждого из сидящих за столом, – что все тут будут разделять вашу уверенность. Правда, некоторые западные средства массовой информации почему-то сравнивают Сталинград с Верденом. Я не согласен с ними. Справедливости ради надо сказать: Верден выстоял только благодаря мощному русскому наступлению в 1916 году, и немцы были вынуждены снять осаду с Вердена и бросить свои войска навстречу русским дивизиям. Сегодня, к сожалению, не кому отвлекать немецко-фашистские войска от Сталинграда…

– Ну почему же? – возразил Владимиров. – Совместные действия двух ваших армий с войсками центрального правительства против японцев в Маньчжурии позволила бы советскому командованию перебросить с Дальнего Востока на Запад и в частности под Сталинград значительные силы!

Мао терпеливо выслушал Владимирова. Молча взял бутылку «Ханжи», налил Владимирову, потом себе. И поставил бутылку на место.

– Ну чего ждёте? – обратился он к остальным. – Наливайте!

Подождал, когда Дэн Фа разлил остатки «Ханжи», и сказал бесцветным голосом:

– Давайте лучше выпьем…

Подождал, когда все выпили, и продолжил, неторопливо закусывать орешками:

– Учиться и не размышлять – это напрасно тратить время. Размышлять и не учиться – губительно… Это тоже сказал Конфуций. Вот только мы почему-то у него не учимся…

Мао Цзэдун тяжело поднялся из-за стола, подошёл к шезлонгу, лёг него и прикрыл глаза.

Так прошло несколько минут.

И все поняли: надо расходиться.

Первым поднялся с места и направился к выходу Жэнь Биши, за ним последовали Дэ Фа и Сяо Цзинь-Гуань.

Владимиров тоже встал из-за стола и тихо попрощался с Цзян Цин.

Она провела его до двери и шепнула:

– Я в восторге от вас!.. Скоро всё изменится… Поверьте мне… И они будут думать по-другому…

4

Второго сентября Риммар принял очередную шифровку от «Кедра». В ней сообщалось, что японские дивизии, находящиеся в Маньчжурии, получили приказ оставить казармы и занять исходные позиции вблизи границы СССР. Из Японии в Маньчжурию дополнительно направлено двадцать маршевых рот. Продолжается активная работа по прокладке шоссейных дорог в сторону советско-маньчжурской границы. В Квантунской армии отменены все отпуска. Начальником штаба Квантунской армии назначен генерал-лейтенант Юкио Касахара, один из самых опытных штабистов японской армии.

– Всё… – проговорил Южин. – Ни сегодня – завтра начнётся…

Ему ответили угрюмым молчанием.

Ещё один день прошёл в мучительном напряжение. Не хотелось даже говорить друг с другом, словно каждый был в чём-то виноват.

Вечером приехал Орлов. В последнее время он появлялся в доме не часто. Прибавилось работы: почти всё руководство партии оказалось в списке лиц, которым он проводил и медицинское обследование, и давал консультации. В его списке оказались даже те, кого раньше наблюдал доктор Ма Хайде.

Узнать о причине отъезда Ма Хайде в Чунцин Орлову так и не удалось. Начальник госпиталя, к которому Орлов обратился с этим вопросом, испуганно замахал руками и сказал, что ничего не знает.

Цзян Цин тоже стала постоянной пациенткой Орлова. Она приезжала чаще сама, реже с Су Фи, но всегда в сопровождении двух охранников.

– …Был у меня сегодня Бо Гу, – сказал Орлов, опускаясь на стул. – Он сказал, что в Яньань прилетает большая группа американцев…

– Каких ещё американцев? – не понял Владимиров.

– Обыкновенных, – усмехнулся Орлов. – Бо Гу говорит здесь у них будет открыто представительство…

– В Яньани? – снова переспросил Владимиров.

– Пётр Парфёнович, ну где ещё? – Орлов с удивлением посмотрел на Владимирова. – Мне тоже это сначала показалось неправдоподобным.

Владимиров наконец-то понял смысл сказанного Орловым.

– И что они здесь будут делать? – спросил он.

– Вот этого я не знаю, – ответил Орлов. – Но, думаю, скоро узнаем…

Некоторое время в доме стояла мёртвая тишина.

Её нарушил Алеев.

– Интересно девки пляшут… – проговорил он. – И кто же их пригласил в Яньань?

– Да какая тебе разница! – раздражённо проговорил Южин. – Знаю я этих ребят… Приходилось сталкиваться… Если они сюда внедряться, их потом отсюда и бульдозером не выкорчевать!..

– И это ещё не всё, – продолжил Орлов. – Бо Гу рассказал, что у него есть сведения о том, что в Вашингтоне раздражены визитом Черчилля в Москву и его встречей со Сталиным.

– Ревнуют что ли? – усмехнулся Южин.

– Скорее не доверяют, – заметил Владимиров. – Но это их дело. Беда в другом, – продолжил он. – По всей видимости, второго фронта в Европе не будет…

…Уезжал Орлов поздно. Владимиров вышел его проводить. В воздухе уже чувствовалось наступление осени. Прохладным дуновением со стороны гор и запахами высохших за лето трав, который был похож на запах сена на подмосковных лугах.

– Да!.. Я чуть не забыл тебе сказать! – вдруг вспомнил Орлов. – Был у меня сегодня ещё один из новых моих пациентов – Ян Шан Кунь. Когда-то он работал секретарем северо-китайского бюро ЦК КПК, а сейчас руководит канцелярии ЦK. По-моему, он хорошо относится и к Бо Гу, и к Ван Мину. Я в людях редко ошибаюсь. Думаю и на этот раз не ошибся. К чему я тебе о нём сказал: надо с ним поближе познакомиться. На всякий случай…

…Ночью Владимиров долго не мог уснуть. Это была уже не первая бессонная ночь, после которой давило в висках и усилилось сердцебиение.

Улетая из Москвы, он был уверен: после разгрома немцев под Москвой положение на всех фронтах изменится, и фашистов погонят на Запад. Но этого не случилось. И вот немцы уже под Сталинградом, на Кубани и на Кавказе. И нет ни малейшей гарантии, что Япония не нападет на СССР, если не сегодня, то завтра. Ненадежным соседом на Юге оставалась и Турция, союзница Германии.

Было уже далеко за полночь, когда Владимира встал с постели, оделся и вышел во двор. С гор по-прежнему тянуло освежающей прохладный. Где-то далеко на Западе небо время от времени озарялось тревожными тускло-лиловыми вспышками: видимо там проходил грозовой фронт. А здесь над всей долиной застыла непроглядная темнота и только яркие звёзды на высоком небосклоне мерцали холодным светом.

Возле летней кухни звякнула цепь, на которой была привязана собака. Владимиров даже слегка вздрогнул от неожиданного звука и про себя выругался.

«Совсем нервы сдали…» – подумал он.

В это время дверь распахнулась и на пороге появился Долматов.

– Пётр Парфёнович! Совинформбюро передало: наши самолеты бомбили Берлин!.. – чуть ли не на весь двор объявил он.

У Владимирова от этой новости даже перехватило дыхание. С трудом справившись с нахлынувшей вдруг волнением, он сказал:

– Не кричи ты так громко, Леонид Васильевич!.. А то всех разбудишь…

– Да они уже все на ногах! – не унимался Долматов! – Это им за Сталинград!..

– И всё остальное… – тихо добавил Владимиров.

5

Четвёртого сентября Долматов записал крупными буквами в журнале учёта сообщение Совинформбюро, в котором говорилось, что под Сталинградом наступление немецко-фашистских войск захлебнулось. Остановлены они и в районе Клётской.

В этот же день радио Чунцина передала сообщение об освобождении от японцев в провинции Чжэцзян города Ланьци в ходе ожесточённых боёв и успешном продвижении войск центрального правительства по направлению к городу Цзиньхуа.

…В полдень, что случалось редко, в доме появился Орлов. И прямо с порога объявил, обращаясь к Владимирову:

– Сегодня в семнадцать часов у меня будет Бо Гу. Приезжай. Он хочет с тобой поговорить.

– Андрей Яковлевич, может пообедаешь? – предложил Южин.

– Нет, ребята, спасибо… – ответил тот. – Я к вам заехал на пару минут. У меня через полчаса операция… – И уехал.

Ровно в семнадцать часов Владимиров был у Орлова. Бо Гу уже ждал его.

– Давно мы с вами не виделись, – произнес он, крепко пожимая Владимирову руку. – Я уже собирался сам приехать к вам. А потом мне подсказали: лучше встретиться с вами здесь…

Бо Гу говорил искренне и это радовало Владимирова, ибо искренности в общении с местным руководством оставалось всё меньше, а подозрительности и даже скрытой враждебности всё больше и больше.

– Я вот о чём хотел с вами поговорить, – продолжил Бо Гу. – Наша компания Чжэнфэна стала приобретать в последнее время зловещий характер. Сначала, как вы знаете, зубрили работы Мао, теперь пошли обвинения неких врагов партии в том, что они механически переносят идеи марксизма-ленинизма на формы и методы борьбы китайского народа за свою независимость без учета местных особенностей. – И, хотя имена этих врагов пока не называются, не трудно догадаться, о ком идёт речь. Это все, кто руководствуется в своей работе опытом СССР…

Бо Гу умолк и бессильно развёл руки. Этой паузой и воспользовался Владимиров.

– Но насколько я знаю в руководстве Особого района много и здравомыслящих людей, – сказал он. – Они разве не видят, что происходит?

Бо Гу тяжело вздохнул и на его лицо легла мрачные тень.

– Видят… – ответил он. – Но не у всех хватает мужества противостоять этому мракобесиям. Все знают: за Чжэнфэном стоит Мао, а исполнителем является Кан Шэн, которому и поручено заниматься этим делом. Кан Шэн – страшный человек. Он ни перед чем не остановится. Скажут ему пытать свою мать – он будет пытать. И всё это делается с одной целью: чтобы седьмой съезд партии прошёл без сучка и задоринки, при полном единодушии всех делегатов…

Из госпиталя Владимиров возвращался в подавленном настроении. Всё, ради чего они были здесь, летело прахом.

«…Думай, Владимиров, думай! – говорил он сам себе по дороге. – Времени на раскачку уже не осталось!..»