Дорогая, а как целуются бабочки?

Народ – то из деревни в город поубегал, чуть народу выдали паспорта. Ну и оставшиеся не справлялись. Тем более, что с механизацией напряженка. Это ж мы по ракетам впереди планеты всей. И по танкам с автоматами. А крестьянин вручную по сути страну кормил. Картошкой – точно. Но держава уже не крестьянская – индустриальная, ну и стали в помощь усохшему сельскому населению горожан на подмогу кидать. Рабочих, ИТРовцев… Cтудентов – целыми группами. Во главе каждой – преподаватель из молодых. А я и молод, и безотказен . Да собственно и повода для отказа не было. Во-первых, продолжал работать на характеристику, имея ввиду и аспирантуру, и конечно же Париж. Во-вторых, во как меня моя вторая половина достала. Я еще в Алжире понял, что не подходим мы друг другу. Все раздражало: и как разговаривает, и как ест… Ну и я ее, скорее всего, тоже раздражал. И развестись я не мог. Развод – черное пятно на мою биографию.

Короче, сказала партия: на картошку! Комсомол ответил:есть! и – на пленер.

***

Село, где нам предстояло трудиться на благо отечественного сельхозпрома, носило «оригинальное» имя – Николаевка. Студентов доставили туда на совхозном автобусе, но я , конечно же, на своей красненькой. И одет соответственно – джинсы, батничек с перламутровыми кнопочками, мои любимые сапоги. Чувак – чуваком! Поселили, впрочем, в телятнике. Ну не было в Николаевке этой иных гостиничных номеров. Сбили нары, покидали на нары тюфяки (студентам – соломенные, преподавателям – ватные), и стали мы после автокопателя собирать эту самую картошку. Питались при этом исключительно кашей, пшенной по – преимуществу. И никто не возражал. Кроме таджиков.

На факультете русского и литературы открыли специальное отделение для представителей южных, республик. Таджики – первый набор. А я задружился с нашим старшим по совхозу. Андрей Алексеевич ровесник мне. Вместе институт заканчивали. Ну и сидим на нарах, молодость вспоминаем , и я ему рассказываю, как мы, будучи студентами, выкручивались, оказываясь в сложных финансовых обстоятельствах.

– На воды, – рассказываю, – решили поехать. Каникулы, ну и рванули в Пятигорск. Я, Янай, Кузя и примкнувший к нам Трошин. До отбытия поезда час, и мы, естественно, в ресторан. А денег негусто. Их у нас практически нет, потому что, закажи мы бутыль «шампуня» и шоколадку, в полном минусе остаемся. Но же святое дело ― на посошок, и мы заказали. Молодой человек ( а в привокзальном ресторане у нас работали тогда не только девушки, но и дядя один относительно молодой ) дернулся было откупорить. Трошин заявил, что сделает это сам. Но лучше бы он этого не делал. Все наше шампанское, то есть натурально все, вышло пеной на скатерть , окатив попутно и нас, и нашего официанта. Так что в поезд мы садились , не смочив горла и никакого ужина, даже наискромнейшего в виде кильки с французской булкой нам не светило. Но тут появляется она. Точнее – вваливаемся в вагон мы, а она уже сидит (мы плацкартой ехали) и книжку читает.

– Зырь, какая герла!– толкает меня Саня в бок и начинает есть попутчицу глазами. Взгляд у Сани пронзительный, годами тренировок выкованный, девушка взгляд чует и

уже несколько раз отрывалась от чтения и когда в очередной раз подняла на нас с Саней «карие вишни», я перехватил у друга инициативу.

– Cань, – говорю, – ну что ты уставился на девушку? Она же книжку читает, а ты ей мешаешь. Лучше бы сам книжку почитал. – И – девушке: « Cколько не пытаюсь заставить его книжку почитать – отказывается. Говорит, книжки все врут. А я говорю – источник знаний. Вот кто из нас прав?»

Любительница чтения оказалась землячкой. Тоже – студентка, но учится в столичном вузе, куда и направлялась, навестив родных. Две ее дорожные сумки были доверху набиты продуктами и какими! Нашпигованный чесноком кролик, домашние колбасы, домашние же копчености… Короче, на Казанском девчушка выходила налегке, но полная незабываемых впечатлений. Вот примерно так мы и решали наши продовольственные проблемы, – сказал я в завершении своего повествования. И только приготовился выслушать встречную историю – в дверь преподавательского отсека телятника легонечко постучали.

Cтароста. Той самой таджикской группы. И – Андрею Алексеевичу, безо всякой прелюдии:

– Утром – пшено, обед – пшено, ужин – пшено! Таджик – что? Курица, да ?

И руками, как крыльями, по своим бедрам – шлеп-шлеп.

Пришлось объяснять человеку сложность текущего момента. «Потребление продуктов питания в СССР, – приобняв паренька, начал я задушевным тоном, – по своему энергетическому содержанию позволяет в полной мере удовлетворять потребности человеческого организма в восстановлении жизненных сил и возобновлении жизнедеятельности. И общий уровень обеспечения продовольствием в СССР выше, чем во многих развитых странах мира. Однако в течение ряда лет потребности и платежеспособный спрос населения возрастали быстрее, чем продукция сельского хозяйства. И опережающими темпами повышался спрос именно на продукты животноводства. Так что, дорогой, никакой конины, пока не сведем «дебет с кредитом».

– Зато девушки у нас красивые, – добавил от себя добрейший Андрей Алексеевич. И вот это была чистая правда. Девчонки у нас были как на подбор. Но, испытав на себе сокрушительные последствия шашней со студенткой, я запретил себе даже смотреть в эту сторону. Притом, что искушения периодически возникали.

Пацапался как-то в очередной раз со своей, и двинул к Борьке Рыжкову. Еще один мой дружок, на тот момент – актер нашей Драмы, а по совместительству – спец по самопальным джинсам. Сам шил. Шил средненько, но дерюга, которую портной где-то «заимствовал» и красил анилиновым красителем походила вообщем -то на джинсу, а тут еще какой-то умелец лейблов Боре наштамповал. Короче, шли у него штаны. И неплохо: вдвое, если не втрое перекрывая сценические заработки. Он вообще предприимчивый парень, Боря. И уломать мог любого. Отца моего как-то уговорил отпустить ему, Борису, с военного склада (отец в последние годы работал начальником отдела материальных фондов округа) списанные летные куртки и лодки для истребительной авиации. Ну вот эти оранжевые. За здорово живешь отпустить. Притом что сам Боря на них прилично заработал. Более того, с меня за самопальные штаны (дело было до Алжира), как за родные взял. Вот такая вот у нас была с ним дружба. Ну и заглянул я как-то пересидеть у Бори очередную мою кухонную бурю, звоню, а мне Лорнет отпирает. Игорь-Лорнет, известный в нашем городе картежник, и говорит, что Боря – на гастролях, но я могу ему, Лорнету, составить компанию: Лорнет в Бориной хазе с девушкой отдыхает.

Делаю шаг в комнату и тут же -обратно. Девушка оказывается моей студенткой.

– Спасибо, -говорю, – Игорь, за приглашение, но меня супруга ждет. – А сам – в аэропорт. Я и там, бывало, из-за скандалов домашних ночевал, потому что родителей ввязывать в это во все ну совсем не хотелось Ну и на этот раз – припарковал машину ( с понтом, встречаю родню) и -спать. Но не проходит и дня, снова с Игорем пересекаемся. На авторынок я ехал за железякой для красненькой. Лорнет на шестерке – у барыги какого-то выиграл в преферанс.

– Вов, – говорит, – ты девчонку узнал? Ну ту, с которой у Бори я выпивал? Слышь, поставь ей тройку,а?

А она вообще на мои занятия не ходила. Ну просто не ходила и все.

– Да не могу я! У нее же пропуски сплошные в журнале.

– А она тебе даст. У нее знаешь сиськи какие!

Бюстом девочку бог и впрямь не обидел. Но у меня и так проблем было выше крыши. И я отказался от «сисек». И тут, в совхозе решил – никаких студенток. Но подваливает Валера Тугаев. Он сейчас фильмы для видиков переводит, а тогда, как и я, преподавателем трудился. У нас же в вузе, на английском только отделении. Ну и в совхозе за первокурсников отвечал.

– Вов, – шепчет на ухо, – тут одна малышка из моей группы от тебя без ума. А мне подружка ее обещала. Cоставь компанию.

– Нет,Валера, ты мои правила знаешь.

– Да вот такие девки – не выдадут!

– Нет. Но ты мне ее покажи.

На утренней перекличке толкает в бок: вторая в первом ряду.

– Екорный бабай!– думаю – От чего отказываться приходится!

Девочка обалденная просто ! Ну повздыхал, повздыхал, на том и успокоился. А Валера подругу-то прикадрил. И все у них было – благо сеновалы кругом, и сентябрь теплый. И октябрь тоже вообщем-то. Мы там долго с картошкой этой возились. По первому снегу только вернулись. Вернулись, и я тут же сосредоточился на карьере. Решил, покуда готовлюсь к аспирантуре, поступить на курсы переводчиков ООН. При институте Мориса Тореза действовали, и были фактически пропуском на Запад: cинхронисты с сертификатом курсов ООН работали не только в Женеве, но и Лондоне, Нью-Иорке, Токио – по всему миру. Меня, как вы понимаете, интересовал Париж. Но я конечно же осозновал, что без протекции на такие курсы не просочишься и нашел-таки человека, который мог бы составить протекцию.

Родкевич. Мой первый учитель французского. Он уже давно жил в Москве, и работал ни где нибудь, а в Тореза!

Дождался каникул, сел на проходящий и через сутки уже обнимал незабвенного Михаила Ефимовича.

Рассказываю о планах покорения Европы, а он мне о моей партийной принадлежности.

– Не состою, – говорю.

– Ну тогда про ООН забудь. Курсы ЦК курирует, и «чужие там не ходят». А вот с аспирантурой пособлю. И знакомит с приятельницей, которая занимается в академии педнаук аспирантами и с которой мы тут же набрасываем план подготовки к сдаче кандидатского минимума. Иду я с этим планом на Казанский вокзал, открываю обозначенное в билете купе и понимаю, что налаживается не только с карьерой, но и с личной жизнью очень даже может наладиться. Девушка. Модельных параметров и как модель обмундирована. Но и я вполне себе красавец и тоже одет:югославская ( привет «Березке») дубленка: отечественная, но пыжиковая шапка. Не всякий номенклатурный работник мог в те поры похвастаться аналогичным прикидом.

Ольга, зовут девушку Ольга. Она и впрямь – манекенщица, и трудится (вот удача!) в том самом Доме моделей, который появился в нашем городе. И еще одно приятное обстоятельство: Ольга свободна. Достаю из портфеля фляжечку с коньяком, и:

– Не желаете? За знакомство?– интересуюсь у попутчицы, дождавшись, когда попутчики (два бухгалтерской внешности провинциала) не займут согласно купленным билетам верхние полки и, отворотившись, к стенкам не засопят.

– С удовольствием! – тут же соглашается она.

Выпили. Потом – еще, и еще. А потом почему – то друг обнялись и почему – то поцеловались. И не прошло и двух дней, как я уже осваивал тахту, занимавшую большую часть ее небольшой комнаты .

Дом, в котором жила моя пассия, был старинный, квартира коммунальной и настолько густо населена, что трудно было понять, кто, зачем и к кому приходит. И лично меня это крайне устраивало, а сама Ольга устраивала до такой степени, что всякий раз, поцапавшись с супругой, я теперь уже ехал к ней. А цапались мы все чаще и чаще. И все чаще поводом становились деньги. Алжирские деньги как-то незаметно поглотила «Березка». В основном, на тряпки. (Хотя у меня была задумка купить квартиру кооперативную. Я даже записался в очередь в профкоме института.) Для повышения благосостояния решил идти в науку, так сказать, «через тернии к звездам».

А тут из вечера в вечер мне твердят о том, как трудно, практически невозможно, жить на те деньги, что я приносил из вуза.

– Некоторые вагоны разгружают, – многозначительно вздыхала теща.

Никакие вагоны разгружать я не собирался. Да и не досуг. Днем учу, вечером учусь – готовлюсь к сдаче кандидатского минимума. И все-таки достали они меня – начал практиковать как репетитор. И, кстати, прикольная история произошла у меня на ниве сей. Ну просто полная иллюстрация народной сентенции – «не плюй в колодец, пригодиться водицы напиться».

Начальник отдела кадров встретил как-то меня в коридоре:

– Вов, студентке одной помочь надо. Ну совсем не тянет.

– Телефон мой дайте родителям.

В тот же вечер – звонок.

– Владимир Петрович, это Иван Алексеевич Скоробогатов, мне вот ваш телефончик в отделе кадров дали. С дочей моей не позанимаетесь?

Я не верил своим ушам. Скоробогатов! Тот самый майор, который мне в кадетском трепанацию черепа делал из-за зоринской книжки. Но даже не подозревает, с каким Владимиром Петровичем говорит. Ну и я не стал преждевременно огорчать человека.

– Адресок, – говорю, -пишите. – И называю самый из городских престижный.

У Скоробогатова и так голос сахарный был, а тут и вовсе медом потек:

– И когда, Владимир Петрович, прийти к вам с доченькой можно?

– Да сегодня вечером и приводите. Часиков в шесть.

Ровно в шесть – звонок. Открываю дверь – мужик дара речи лишался. Узнал, и стоит соляным столбом, отпрыск – рядом. Он же мне тюрьму пророчил. А перед ним один из лучших преподавателей вуза, да живет в обкомовском доме.

– Проходите, Иван Алексеевич, – и в гостиную его. – Что с дочкой?

– Не тянет, – опустив глаза долу, признается бравый майор.

– Ничего – подтянем, – успокаивал я его.

Дочка -дуб-дубом. Но на тройку я ее вытащил. А вскоре и еще одна работенка нарисовалась. Подкинули опять же кафедральные.

– Володь, драмтеатр к нам обратился. Спектакль новый ставят, там сценка на французском. Не мог бы ты с ними поработать? Обещали хорошо заплатить.

–Ну давайте попробуем.

Театр наш работал в эстетике ленинградского БДТ и тоже гремел. Главного режиссера звали Лев. Лев Павлович. Пошел на свидание к главному. Тот усадил меня на антиквариат, похожий на тот, что театру когда-то продал отец, и ввел в курс дела.

Театр ставил «Гнездо глухаря». Розов для прикрытия назвал это пьесу свою “семейными сценами”, но психологией личностных отношений дело не исчерпывалось. По сути это была острая социальная драма о наших “хозяевах жизни”. Ну и там фигурирует еще итальянец.

– «Итальянцев» в нашем городе нет, но есть «французы» – пояснял Лев Павлович свой выбор. – Так что давайте , Владимир Петрович, с вами и из розовского итальянца француза сделаем. Ну и одеть его поможете. Вы ведь, из- за границы только что, как мне в институте сказали, – и пьесу дает. А там с иностранцем всего одна сцена. Перевел я ее – приступили к занятиям. Актриса, что главную героиню играла, французскую школу окончила. Ту самую, где я до армии преподавал, и с ней проблем, как понимаете, не было. А вот с актером, который играл итальянца, переделанного во француза , беда была полная. Мужик импозантный, но на ухо медведь ему наступил. А в случае языка это непреодолимая, особенно, если речь идет о взрослом , проблема. Да у меня в вузе аналогичный случай был. Я ж там кроме всего прочего вел курсы иноэкспертов. Инженеров советских, выезжающих за границу работать в рамках международных контрактов. Из разных отраслей ребята, но язык у всех на общем в Союзе уровне, то есть по сути никакого. Лингвистов из них делать никто не собирался – нужен был коммуникационный минимум, и этот минимум они должны были освоить за десять месяцев.

И вот прихожу я, помню, в первую свою группу – мужики за партами. Самый младший лет на десять старше меня. А я еще одет…скажем так – несолидно. Джинсы, кожаная куртка, сапоги. Но сделал рожу кирпичом и :

– Здравствуйте…-они встали, – садитесь. – И к этому, который на десять лет меня cтарше:

– Молодой человек, вы на кухне поете? Ну когда жене посуду мыть помогаете?

Тот глазами испуганно – хлоп-хлоп.

Я – к другому:

– А вы? «Все сумею, все сумею, все сумею сде-е-е-е-лать!»

Мужики переглядываться начали: не с приветом ли преподаватель? А я продолжаю опрос. Народ в трансе – не знает как реагировать.

– Значит, на кухне не поет никто. Ну что ж , попробуем здесь спеть. Вот вы товарищ…Нет -нет, вставать не надо. Надо петь. «В лесу родилась елочка» , знаете такую? Отлично! Вступайте.

Тот плечами пожал – затянул:

– В лесу родилась елочка, в лесу она росла.

– Cпасибо, – следующий

– Зимой и летом стройная , зеленая была.

– Отлично. Пожалуйста – вы.

– Трусишка , зайка серенький…

Попадают ребята в ноты. Но дошли до самого молодого. Мелодия детская, а он врет так, что уши трубочкой сворачиваются. И я уже знаю: этого ни фига не научишь. И в самом деле – у всех пошло, а этот – ни в какую!

– Все, Владимир Петрович, понимаю, что в книжке написано, а сам сказать не могу.

– И не надо – не скажешь. Музыкальный слух нужен. Хотя бы элементарный.

Ну и вот у артиста – та же история. Но работы то никто не отменял. Начитал я текст на магнитофон и велел артистам первого и второго состава слушать:

– Перед сном включайте – слушайте; утром… Вот тогда ляжет.

У кого – то «легло» быстрее, кому-то больше времени понадобилось, но справились все. Кроме самого «итальянца», а в нашем случае – «француза». Глухо, как в танке!

– Владимир Петрович, – чуть не плачет мужик, – премьера скоро – а я ни бе, ни ме, ни ку-ка-ре-ку.

– Ты вот что… Ты бормочи на тарабарщине. Грассируй побольше – никто все равно ничего не поймет.

Ну а что еще я мог ему предложить? Ну и только эдак я «воспитанника» своего утешил – ко Льву Павловичу зовут. За расчетом. А я два месяца уже отработал. Перевод текста, индивидуальные занятия. Ну и составил смету, ориентируясь на расценки частников. Вышло у меня 400 рэ.

Прихожу. Лев Павлович в кабинете своем не один, а с директором, армянин какой-то там тогда директором был.

– Cмету, – спрашивает главреж, – принес?

– Вот,– говорю.

Посмотрели, и Лев Павлович – мне:

–Володь, ты че – опупел? !У меня на весь спектакль – 1200 ! – и – директору: -Сколько мы ему можем дать?

Тот мялся – мялся:

– Ну…рублей двести.

– Только из любви к искусству, – соглашаюсь я, а сам думаю:– «Тоже неплохо!» Полтинник заначил (впервые, кстати), остальное – семье.

– А билеты? – интересуется семья. Мы же любители всякого рода искусств. В особенности театрального.

Cунулся в кассу (благо театр от дома в пяти шагах): все расхватали! Но тут как раз Лев Павлович. Я – к нему. Так, мол, и так. Он:

– Через служебный войдешь. Скажешь, ко мне, и в мою ложу сяжешь. В директорскую.

Cпектакль получился чудесный. И «итальянец», то бишь «француз» сделал, как я советовал. Такую тарабарщину нес! Но зал смотрел, дыхание затаив, и даже когда маска упала (там на стенке маска висела – умельцы наши из дров нарубили под африканскую), и Лев Павлович (он рядом со мной сидел) за кулисы метнулся разгон давать, зритель не шелохнулся, а в финале буквально взорвался аплодисментами. Острая ж, говорю,была пьеса. Ну Лев Павлович перчику добавил. Короче – успех. Но и «Гнездом глухаря» моя жизнь в искусстве не ограничилась.

Вечер. Довольно поздний – звонок.

– Владимир Петрович, к вам обращается руководитель ансабля песни и пляски военного округа. Мы собираемся в турне по Северной Африке, и нам нужен переводчик с французского. Но есть работа, которую уже сейчас надо выполнить. Не согласитесь?

– Cмотря, какая работа.

– Так давайте встретимся – потолкуем.

Прихожу в часть ( ансамбль в военной части квартировал), встречает руководитель в чине майора и рассказывает. Заграничные гастроли по Северной Африке – это Марокко, Алжир и Тунис, коллектив вводит в репертуар две алжирские песни, но их надо с русского на французский перевести.

– То есть, с арабского песню перевели на русский, а теперь нужно с русского на французский перевести? – уточняю я.

– Так точно!

– Но вы представляете, каким будет текстовое искажение?

– Главное, чтобы не исказился смысл.

– Да и не занимался я никогда литературными переводами! Технические только делал.

– Но надо же когда-нибудь начинать. Выручайте, Владимир Петрович. На кафедре сказали, лучше вас с работой этой никто не справится – три года в Алжире.

– Ну тогда так: даете мне солиста, который инструментом владеет, он мне эту песню напоет, я ее на магнитофон запишу, ну и дальше уже сам буду мудрить.

Приводят солдатика, идем мы с ним к предкам моим ( у нас там тогда еще пианино сестренки стояло ) и записываем алжирскую народную песню на «Днепр».

«Народ Алжира добыл свободу

Для счастья родины своей, земли родной,

Для счастья родины своей, земли родной».

Текст элементарный – подстрочно моментально перевел. Но мало перевести. Надо еще в музыкальную фразу уложиться. Две недели мучился. Засыпал с народом Алжира, просыпался с народом Алжира. Втиснул таки в музыкальную фразу и – Елене Филипповне, француженке из кадетского, на экспертизу.

– Отлично, Володя!

Я – в хор. Они – репетировать, а мне текст второй песни дают. Записал ее тем же макаром, стал работать, а у меня «народ Алжира» из головы не идет. Засыпаю с «народом Алжира», просыпаюсь с «народом Алжира»…Извелся весь. Но только с новой песней сживаться стал, майор приглашает:

– Владимир Петрович, извиняйте – ничего не выходит с поездкой. Сахара в огне. И Мавритания уже втянута, и Морокко. Никак не могут кусочек пустыни поделить. Просто беда. Но за «Народ Алжира» мы вам заплатим. Пойдете в штаб округа, в бухгалтеию, фамилию назовете, вам деньги и выдадут

А я не оговаривал суммы. Еду и думаю: cколько, интересно, на этот раз на искусстве заработать удастся.

Прихожу в бухгалтерию:так и так – работал с ансамблем.

– Так это вы, – говорит главный бухгалтер, – разложили на 200 тактов народную украинскую песню «Как я дивчиной была».

– Я! – говорю.

Вот – получите, – и 50 рублей мне протягивает.

Ах, -думаю, – гады! Столько я c этим «Народом Алжира» мучился!

Хотя если вспомнить 125 рэ, которые мне платили в институте, грех было жаловаться и тут.

Ну вот так вот за занятием высоким искусством, «политбюро» на кухне обкомовского дома и психотерапевтическими визитами в коммуналку прекрасной манекенщицы промелькнули пол-года и подошло пора сдаваться в аспирантуру. Но почти перед самой поездкой в Москву случилась командировка в Горький.

***

Там курсы повышения квалификации были, в Горьком.

В институте иностранных языков . Командируют, а я и не возражаю. -Повышу, – думаю, – квалификацию,– ну и заодно оторвусь.

Приезжаю, а там – земляки. Белушин Анатолий. Рыжий манерный верзила. Отлично гутарил на английском, но я почему-то подозревал в нем стукача. Оказался отличный парень. И Танюша Лукьянова, остроносенькая «немочка», страдающая синдромом отличницы . Короче, не побезобразничаешь. Тем более, что поселили меня с Белушиным в одной комнате. Но стоило мне появится в аудитории, как мысли мои начали разворачиваться в прямо противоположную сторону. Cтал я лихорадочно думать не о том как девственность сохранить, а о том, как ее опять потерять. И побыстрее. И причиной «квантового скачка» стала коллега из города Ярославля.

Вообще, в этой нашей компании были преподаватели, причем из разных уголков необъятной нашей родины, и по сути на любой вкус. Но вы мои принципы знаете, да и «ярославна» как то сразу в душу запала. И хорошенькая, и манеры, опять же со вкусом одета.

Оценил потенциальных соперников. Кроме Толика и меня в аудитории было еще человек пять лиц мужского пола, но я,будем объективны, вне конкуренции. Во -первых сам – почти Ален Делон. Во – вторых, шмотки все заграничные. В – третьих, «Мусташ» или «Усы». Шикарный одеколон, которым я поначалу злоупотреблял несколько, но после замечания одной подкованной по части парфюма дамы, использовал в самую меру. Ну и стал я думать, как облюбованную самочку в стойло какое-нибудь увести.

А поселили-то нас в общаге. И только мы в этом нашем экспресс- коллективе маненько освоились – тут же и вечеринка. Ну как обычно. Cкинулись на выпить и закусить, и конечно же танцы под магнитофон, что в общагу приволокли аборигены. Ну и я ее приглашаю, и когда после энергичных медленные пошли, стал щекотать ушко вот этим нашим фирменным: «Ты нежная и удивительная, ты лучше всех на свете, о такой, как ты, я всю жизнь мечтал». Ну и дальше – экспромт: «Рисовал в воображении и называл Аэлитой».

– Тамара, – остановила она поток признаний. – Меня зовут Тамара, но я тоже на тебя сразу же обратила внимание.

Вообщем, познакомились. Чаровница преподавала в институте английский, и была замужем, но брак, как тут же выяснилось, трещал по швам. Короче, встретились два одиночества. И очень скоро душевная близость переросла в физическую. Жила она в этой нашей общаге тоже не одна, а с англичанкой из Минска, но очень понятливой, к тому же большой любительницей достопримечательностей. Ну и чуть минчанка – на экскурсию, мы – в койку.

Впрочем, тоже гуляли по городу, подустав от любовных игр. Кино, театр, Кремль… И на одной такой прогулке нас земляки и застукали. Точнее – землячка. Только это я свою пассию приобнял – чувствую затылком пристальный взгляд. Оборачиваюсь – востроносенькая Танюшка.

Сделал вид, что объятия товарищеские. Уж не знаю убедил Таню – не убедил. Но как-то вот сумел вытеснить из головы этот эпизод, и все опять потекло как по маслу. Текло, текло и добралось до майских праздников.