Дорогая, а как целуются бабочки?

– А вот шас я проверю!

В книжку заглянул и – Дениске:

– Денис, узузо? А! Молчит! А говоришь – понимает!

– А вы сами то поняли, что сказали?

– Я сказал – где птицы?

– Денис, – говорю я сыну – оù sont les oiseaux?

Мальчишка пальчиком на небо, где летали птицы, показывает.

– Смотри-ка! Понимает! – цокнул языком Родимцев и, обреченно вздохнув, книжку свою открыл.

Вообще, это не просто – говорить с родным и при этом крошечным сыном на не родном языке. Работа по сути. И тяжеленная. А я на основной выматывался. И мне конечно нужна была поддержка.А ее не было. Напротив – было всяческое противление. Уж не знаю почему, но от этих моих занятий с Денисом Ксению буквально корежило всю.

– Кес косе, кес косе! – шипела она. – Лучше бы делом занялся!

Я бы не возражал, если бы она стала давать пацаненку английский. Даже попытки не делала, а мои либо пресекала – «ребенка пора купать!», либо высмеивала. И вот на тебе – драться полезла! Боли в тот момент я не почувствовал. Но утром…Видели бы вы мою физиономию!

– Естественно, мужики заметили.

– Это ты где?

– Да брился. Рука дрожала с похмелья, ну и …

Конечно, никто не поверил – бритва то безопасная, а у меня рожа просто исполосована вся. Но не станешь же рассказывать…

Переживал само собою. Стоял на балконе, смолил одну сигаретку за другой и уговаривал: «Терпи, кадет! Где такие деньги заработаешь? Приедешь в Самару, купишь машину и по бабам, и по бабам! А потом и к Катрин как-нибудь. И если свободна, и не забыла – к такой то матери всю эту ЭсэСэСэРу вместе с ее силовыми структурами и бесноватыми блондинками, которые сами не знают какого им надо рожна!»

– Терпи! – приказал я себе и стал искать малейшую возможность оказаться вне дома.

Я так на работе выматывался, что всегда очень ждал выходных. И с Дениской охота было повозиться. А тут от одной только мысли о воскресных днях в обществе особы, которая настойчиво пыталась меня воспитывать, согласно своим фантазиям, наводили тоску. Так что командировки были для меня спасением. А недостатка в них не было.

– Наконец-то прислали еще одного настоящего переводчика! – говорил Георгий, потрясая стопкой бамаг с очередным моим техническим переводом. И ребятам: – А вас куда не пошлешь, какие тексты не дашь – все «трудности перевода».

И это была чистая правда. В группе – четырнадцать переводчиков, и имелись конечно и кроме меня квалифицированные парни. Тот же Сашка Иволгин. Или Женя, который говорил: «Люблю я море!» Но так ни разу в нем и не искупался. Но было достаточно и блатных, у которых за плечами ничего, кроме десятимесячных курсов. Ну и школы, которую в расчет грех, как вы понимаете, брать.

– Я, – признавался Эдик Парфенов, – в электричке язык выучил.

Он в электричке, а я c французским пятнадцать лет. И инженеры, а мы в основном с ними работали, конечно же быстро раскусили, что к чему, и Сахара стала мне вторым, если не первым домом. Командировки следовали одна за другой, и не всегда обходились без приключений.

Главным по технике безопасности у нас был Иван Владимирович. Он и в отечестве за технику безопасности отвечал. В союзной миннефти. В ранге начальника отдела. Лет ему уже было немало – год или два до пенсии, но работал человек самоотверженно и на заслуженный отдых не собирался, а место решили, видимо, кому – то другому отдать , ну и не найдя иной возможности сместить его, отправили в Алжир со словами: «ответственный контракт, никто кроме вас, да и деньги хорошие».

Вообще-то он – дядька славный и большой профессионал, но дотошен до занудства. Как заладит лекцию по этой своей безопасности читать – не остановишь. Скулы у людей уже сводит, а он все нудит и нудит.

Я с ним в командировки ездил не раз и не два. И давно уже понял, что всю его лекцию можно уложить в пятнадцатиминутный спич. Ну и по прибытии предлагаю:

– Иван Владимирович, а че вы будете томиться. Разрешите я сразу на французском суть дела им изложу. Они ж не дураки, и пока будут готовиться к испытаниям, мы с вами в бассейне искупаемся, отдохнем?…

Зная характер старшего товарища, я не очень верил в успех предприятия, а он вдруг соглашается:

– Действительно, Володя, и чего это мы будем маяться на жаре – излагай.

Проверять мы должны были нефтеналивные баки. На компрессию и декомпрессию. Руководил испытаниями некто месье Мартэн.

– Накачиваете, – говорю ему, – воздух до тестового показания манометра и зовете нас. Поплавали, загораем, прибегает араб: все готово! Забираемся на бак (там лесенка специальная приварена), а бак вдруг трясти начинает. И чем дальше, тем больше. Я Ивану Владимировичу ору: -Назад!

А сам на бак к манометру, глянул, и волосы у меня дыбом: давление вдвое больше положенного. И ведь переспросил еще француза: работал с V-образным манометром? Тот головой кивал. И вот на тебе!

А бак уже гудит. А компресcор все продолжает качать. Ну думаю: щас рванет! Кричу арабу, который на крыше сидел: «Открывай задвижки!» Воздух оттуда – п-ф-ф-ф . Я ору: – «Стоп, компрессор!» И французу:– «Как же вы меряли?!» Оказалось, считал он от нуля, но только в плюсовую сторону. Ну и нагнал лишку. Стравили давление.

Иван Владимирович в свои руки испытания взял, и все как надо пошло.

– А ты говоришь, французы не дураки, – смеялся, помню, Иваныч.

Вообще, если говорить о профиле, то приписан я был к буровикам. Но и перекидывали меня довольно часто. Как-то с Витей Костенко отправили. Инженер – электрик из Волгограда. Простоватый такой мужик, но нормальный. И первый раз нас с ним послали в Константину. Красивый, европейской, точнее – французской, архитектуры, город. Там англичане работали – «Причерз энд компани».

Ну, прилетаем – размещают четырехзвездочном отеле. Говорят : отдыхайте, обедайте – за все «уплочено».

Ополоснулся после дороги, спускаюсь в ресторан – Костенко уже за столом. Но ничего еще не заказал.

– Ты, – спрашиваю, – Вить, почему не заказываешь?

Он мне – меню. А там – черти что и с боку бантик. Cолнечные шарики в каком – то облаке и прочий «пармезонский балет».

– Ориентируемся на цены, – нахожу выход из скользкой ситуации, зову гарсона и заказываю самые дорогие блюда и самые дорогие напитки.

– Контора платит – подмигиваю коллеге.

Риск, конечно, и тут был: извращенное роскошью западное сознание довольно часто за изыски держит блюда для русских желудков смертоносные. Но нам повезло. Заправились и – на точку: в нескольких километрах от Константины «Причерз энд компани» строила для алжирцев центр заполнения газовых баллонов.

Они его уже построили, этот центр – мы должны были проверить все ли там в ажуре .

Вообще, надо отдать алжирцам должное- политику они вели хитрую. Им глубоко наплевать было на идеологию – помощь они брали у обеих противоборствущих систем. Но применяли известный принцип – разделяй и властвуй: американцы, англичане и французы строили им промышленные объекты и всю сопутствующую инфраструктуру, русские проверяли работу американцев, французов и англичан. И спуску строителям,понятное дело, не давали.

На этот раз все, впрочем, оказалось в полном порядке. Во всяком случае, по электрической части. Витек подписал акт приемки – сдачи, и поскольку это была последняя перед пуском центра проверка, британцы организовали праздничный ужин. В центре ресторана накрыли огромный круглый стол, и я оказался рядом с дамой элегантного, как принято говорить, возраста. Уж не знаю, какой она в компании занимала пост, но, судя по всему, не маленький.

Сидим. Едим, выпиваем, ведем вполне себе светский разговор, и вдруг она совершенно безотносительно к предыдущей теме( ну, что-то о бурях в пустыне) заводит о Чехословакии речь. Какие, дескать, русские не хорошие. Пол-Европы записали в социалистов, а решили чехи пойти другим путем, танками их. Ну что тут скажешь? Начал выкручиваться.

– Мадам, – говорю. – Все претензии господину Черчеллю. – Могли бы и вы пол-Европы от гитлеровцев освободить. Сталин еще в 41-м предлагал вашему премьеру открыть второй фронт . А вы его когда открыли? В сорок четвертом! А до этого преспокойненько наблюдали, как немцы и русские друг друга уничтожают.

– У нас, – парирует дама,– тоже были жертвы в этой войне. -Были,– соглашаюсь я. – Около 320 тысяч. А у нас – 27 миллионов. Так что, все претензии к собственному правительству. Не хитрить надо было, а открывать второй фронт.

Оппонентка моя растянула тонкие, не тронутые помадой губы, в вежливую улыбку и попросила соседа справа проводить ее в курительную. А в это время приносят коньяк. Рюмка с наперсток и на длинной такой тоненькой ножке. Витя меня в бок толкает:

– Выпей и мой. Дорогущий – жалко бросать.

– Чего ж сам-то не пьешь?

– Ну вот, допустим, стакан, – разъясняет свою позицию Витя, – он аккурат в руку ложится. А эта козявочница? Неровен час, раздавишь или опрокинешь и выйдет международный конфуз.

Руки у Вити и впрямь не под коньячные рюмки были сработаны. Не руки, а экскаваторные ковши.

– Ну, давай, – согласился я с его аргументами. -Не пропадать же, в самом деле, добру.

Только вернулись в Зеральду – новая командировка. На этот раз в Хасси Р'Мэль, где работала американская фирма "Паркер Дриллинг Компани».

Хасси Р'Мель – это в пустыни, которую от побережья, где мы обитали, отделяют Атласы. Преодолеваем одну горную цепь, другую, третью, въезжаем в пески, и джип встает – вытекло масло. Место , к счастью, довольно оживленное, и не успел водитель наш капот открыть – машина возле нас тормозит. Потом – вторая, третья. И все предлагают масло. И мы у всех берем , и заливаем в двигатель, а масла в нем не прибавляется. Наконец, кто-то сообразил под машину заглянуть – все масло ушло в песок. Прохудился джипульник наш. А жарища! 60 градусов в тени. Но не успели мы погрузиться в печаль – грузовичок. Едет в обратном нашему направлении, но тут же развернулся и повез нас. В Сахаре не делят на своих и чужих, и никакая производственная надобность не заставит тебя сказать «нет» терпящему бедствие.

Не знаю уж когда наш спаситель к месту своего назначения прибыл, но нас довез засветло, и мы решили не тянуть и в этот же день провести ревизию установки. «Экскурсию» вел баскетбольного роста американец в джинсах, клетчатой с короткими рукавами рубахе, ковбойской шляпе, ковбойских сапогах и с характерными для американского спецназа наколками на огромных мускулистых руках. Они вообще все там был как под копирку, эти американцы. Все баскетбольного роста, мускулистые и в наколках.

– Не иначе как через Вьетнам прошли, – подумал я.

Но уточнять не стал, разумеется. В отличие от наших зарубежных коллег сами мы политики старались не касаться.

Осмотрели буровую. У Вити возникло несколько замечаний, я сообщил об этом американцу. Американец плюхнулся в низкое кресло, ноги в ковбойских сапогах устроил на столе, а ковбойскую шляпу надвинул на глаза – приготовился слушать.

Витя озвучивал замечания, я переводил.

– Уes, – кивал американец.– Уes, Уes … – И вдруг, не меняя позы: «А почему вы, русские, такие агрессивные и хотите воевать с нами? Мы же с вами были союзниками».

Уже во всю шла «холодная война», и пропаганда США такого нагнала на собственный народ страху, что люди начали рыть бомбоубежища в подвалах собственных домов.

–Русские? – переспросил я, решая как бы умыть любопытного янки, не выходя за рамки дипломатии. – Да за всю историю США хоть один вооруженный русский солдат вступил на вашу территорию?

– Да вроде бы нет.

– А американцы на территорию России вторгались? В 1918-м. Было такое?

– Точно не знаю. Я не силен в истории.

– Так вот, американцы с японцами и прочими союзниками пытались захватить наш Дальний Восток. А что касается Второй Мировой. Ну да, были союзниками. Но сколько вы в той войне потеряли?

– Не знаю. Много, вроде.

– А я знаю – примерно 325 тысяч.

– Я и говорю – много.

– Много. Но мы-то потеряли 27 миллионов. Неравноправное какое-то союзничество получается. Не находите? И кроме того, мы атомную бомбу ни на кого не сбрасывали. А вы сбросили аж две на Японию в августе 1945-ого.

Они уважают силу, американы. А эти цифры кроме всего прочего, свидетельствовали еще и о нашей силе. Ни одна страна не смогла бы подняться, потеряв 27 миллионов . А наша смогла. Короче, и тут я победил идеологического противника.

Хотя лично к нам они нормально относились, работающие в Алжире америкацы. Позволяли иногда себе вместо приветствия ироничное – «товариcч». Но не более. Французы тоже не хамили. Но долгом своим считали выразить «фи» по поводу «контрационного лагеря», в котором мы, по их представлению ,жили И вот тут,кстати, сложно было оппонировать. Притом что с французами тоже часто приходилось дело иметь. Французская фирма Total вела в Алжире разработку месторождений. И одна из последних моих командировок, кстати, была именно в Total . И ехал я туда с человеком, с которым ехать мне хотелось меньше всего. Николай Евгеньевич Лысак. Инженер из Белоруссии. Шустрый малый и такой классический, я бы сказал, пройдоха. Степень неискренности Лысака, даже у меня, давно уже не питавшего никаких иллюзий относительно природы « советского человека», вызывала изжогу.

Как и в любом советском учреждении, в нашем, были все, «необходимые» для жизнедеятельности, организации. И партийная работала, и комсомольская, и профсоюзная. Только подпольно. Шифровались, чтобы, не дай бог, местные не пронюхали. Комсомольская организация называлась у нас организацией физкультурников, а ее «форумы» – собранием физкультурников. Партийная организация числилась профсоюзной, а профсоюзная -

проходила как местный комитет . И вот на всех «посиделках» этих организаций, на всех абсолютно, коммунист Лысак не просто присутствовал, а обязательно выступал. Меркантильный был до страсти. И слюной исходил, глядя на заграничный ширпотреб. При этом с невероятным пафосом вещал со всякой, даже самой низенькой трибуны о преимуществе социалистического строя над капиталистическом и коммунистической морали надо всякой другой. И вечно кого – нибудь громил и критиковал. А лозунгами так и сыпал. Он вообще говорливый был. Ну и тут.

Температура, как обычно – плюс 60 в тени. И я как обычно на заднем сиденье «Ленд Ровера» и поливаю себя минералкой, но она уже как чай и состояния моего не облегчает, а Лысак не просто треньдит, он перевода требует .

Он рядом с водилой, арабом, и опять какую – то чухню про наши преимущества несет, и я в конце-концов говорю – нет.

– Николай Евгеньевич, жарко – не могу больше. Приедем

на место, будет по технике разговор – будет перевод, а сейчас -увольте.

Вежливо, короче, с ним. А он пыжить. Ну и я не сдержался:

– Да не обязан я всякую лабуду переводить!

Умолк. Приезжаем на место, а фирма отмечает пятидесятилетие. Банкет – в ресторане, а аперитив прямо под темным небом Сахары. Накрыли среди песков фуршетный стол, и историю компании вспоминают. И все поднимают бокалы. И я поднимаю. Но не пью – переводить же завтра. И в ресторане тоже – только ем. А за столиком, кроме меня, еще трое. Все из нашей команды: алжирец и Лысак с Лякишевым (еще один наш инженер). На столике, как обычно , вино: по пол-бутылки на брата. Лякишев и Лысак – разливать, а я говорю, дескать, не надо. Вас же завтра переводить , я – минералку. А они уговаривать. Да оба разом. Да так настырно.

– Выпей, Вов, – наливает Лысак. – Ну, если совсем уж худо будет – на буровую по утру не пойдем. Cкажем – работаем с документами.

– Ну коли выходной обещаете…

Уговорили мы два пузыря – Лысак мне велит заказать еще пару бутылок. На халяву Лысак мог и уксус пить. Всклень наливает, оглядывается – не «фотографирует» ли кто из французов и – ульк фужер этот залпом. Ну и нас с Лякишевым к этому делу упорно подталкивает. И утром, как и договорились, «работаем с документами». Оклемались, вышку осмотрели – домой. В дороге никаких терок и вообще – мир и дружба. Являюсь на следующий день в министерство – вызывают к старшему переводчику.

– Вов, – чешет недоуменно щетину Георгий, – тут Лысак на тебя настучал. Будто, ты работать отказывался.

– Так вот, – думаю, – чего они мне наливали. – Ну и свою Георгию версию.

– Да я тебе верю, Володь. Но понимаешь, обязан отреагировать. Ты как с Костенко? Ну вот и переходи к нему.

Так оказался я в отделе электриков. Парни в отделе работали классные, а с Костенко мы и вовсе, считай, приятели. Ну и сидим как-то, анекдоты травим – Лысак в дверях:

– Игнатов, едешь с нами в командировку.

– С какой это стати? Я к электрикам ноне приписан. А от работы с буровиками отстранен. По вашему же ходатайству. Запамятовали? Не подошел же я вам.

Отчалил – Лякишев появляется: «Поедешь с нами в командировку».

– Да не поеду я с вами !

Минут тридцать уговаривал – я на своем стою. Ушел -вдвоем возвращаются: «это приказ Шель Баби».

– Хорошо, – говорю, – пойдем к Шель Баби. – А я и с ним уже тоже вполне задружился.

– Рамдан, – говорю, – буровики велят с ними ехать и на тебя ссылаются. Дескать, ты распорядился.

– Я?! Ты что, дорогой?! Я конечно гранд-шеф, но алжирская сторона, у вас свои большие начальники. Они решают кому из вас, куда и с кем ехать.

– Извините, ребята, Рамдан сказал – это наши внутренние дела.

Побежали к старшему переводчику. Приходит Георгий:

– Вов, ну съезди, а?

– Так у них же Парфенов. Не нахвалятся. Говорят, в электричке французский выучил.

– В том то и дело, что в электричке. Ну давай, а? В последний раз.

Ну что делать – поехал. А план был такой – Хасси Мессауд, ночуем, а потом – на буровую. Километров сто пятьдесят по Сахаре. Причем в стороне от «больших дорог».

Прилетели в Хасси Мессауд, утром беру машину и в ресторан – в дорогу затариться. Метрдотель – мне:

– Cколько вас?

– Четверо. Разок перекусим в дороге, и все, пожалуй.

Дает коробку с завтраками, упакованными в фольгу, и начинает воду грузить. Один ящик кидает в машину, второй, третий…

– Куда так много?

– Сахара, месье.

Сахара. Но сначала мы ехали по асфальту. И довольно долго. Потом свернули и, десяти минут не прошло, песочек побежал. Побежал , побежал, побежал и небо вдруг – раз! И черное. Песком заволокло. И вот он уже везде, песок: в глазах, в ушах, в волосах, в штанах, под рубахой. А он же сухой, зараза. Сухой и горячий. И хоть двери машины закрыты, все равно, как на иголках. И еще ни черта не видно. Даже солнца. Да и смотреть невозможно. Мы ж ко всему и очки забыли – и резь в глазах страшная. И я не знаю, как водитель с делом своим своим справляется. Но и встать машине нельзя – занесет.

К счастью, впереди вахтовики ехали. Водитель там опытный – часто туда-сюда мотается. Ну и мы в хвост пристроились. Впритык почти. Но вдруг и вахта исчезает. Растворилась просто ! Водитель наш от неожиданности тормознул, и нескольких секунд не прошло – колеса наполовину в песке.

– Вылазь! – орет рулевой. – Толкай!

Толкали- толкали, толкали-толкали – сдвинули-таки.

Едем – люди из-ниоткуда. Оказывается, вахтовики. Машина их кувыркнулась с бархана. Стали вахту толкать…

Три часа. Максимум три часа ехать от Хасси Мессауда до буровой. Мы сквозь песок одиннадцать часов продирались.

И даже выпить воды не могли. Чуть рот приоткрыл – гора песка между зубами. И ведь главное никаких признаков бури не было. Ну когда из Хасси Мессауда выезжали. Небо чистое-чистое, и полный штиль – листочек не шелохнется. И – на тебе! Но, слава аллаху, доехали. И конечно же – в душевую. Часа полтора вымывал из себя песок. Вышел, обтерся, тряхнул головой – опять, гадина, сыпется. И струйки, струйки из глаз песчаные. Плюнул! Пошел в столовую. Крахмальные скатерти, официанты в белоснежных рубашках, полотенчико через руку. Другая планета!

– Как это вы решились в песчаную бурю ехать? – спрашивает официант. – Мы в прошлый раз трое суток мотались по Сахаре, еле выжили.

«Так вот почему нас затарили таким количеством воды,» – подумал я.

– Эх, – вздыхали в этих их ресторанах наши буровики, – нам бы в Сибири такие условия. – А то садимся в вертолет – мешок консервов, ящик водки. Прилетаем на точку, а там избушка, нары, мы на нарах спим, а тетя Маша – поперек себя шире, похлебку в чане варганит. А тут, блин – автомат с мороженым. На кнопку нажал – крем – брюле в стаканчике.

– Мужики, – говорю Лысаку и Лякишеву, – если завтра хоть одна песчинка в воздух поднимется – мы не едем! Это моя последняя командировка. Я еще жить хочу.

– Да, без вопросов!

Очень они как-то вдруг расположились оба ко мне. И утром, хотя бури опять таки ничего не предвещало, сказали, что домой мы завтра поедем, а сегодня они меня поведут за песчаными розами, потому что быть в Алжире и не привести в Россию «восьмое чудо света» – тягчайший из грехов.

Я много слышал об этих кристаллических образованиях, но своими глазами видел их только на базаре. И, конечно же, согласился.

На километр от буровой отошли – лежит. Кто -то, видимо, нарыл лишку и парочку по дороге бросил. Настоящая роза по форме. Только из кварца. И чтобы ее добыть песок действительно надо рыть. Сантиметров на тридцать. Я коробку набрал. Друзей-то много. А сувенир отличный. Опять же последняя командировка. Прилетаем в Алжир – никто не встречает.

Обычно ж машина встречала в аэропорту, а тут – никого. Взяли такси и в министерство. А уже конец рабочего дня. Автобусы стоят – везти сотрудников контракта в Зеральду. Ну и я сажусь в свой. А старший по нашему дому (была у нас такая «общественная нагрузка») и говорит:

– Вов, сегодня к нам из торгпредства прийдут. Cкорей всего, сам торгпред. Ты уж не подведи. Чтобы порядок… Ну понимаешь. И не болтай лишнего.

А че это он вдруг ?

Так наши же телегу на Дерюгина накатали.

Так вот же думаю почему за нами в порт никого не прислали. Не до нас было Дерюгину Но ведь и вправду достал. То есть, строгости были и до него. Но прежний шеф контракта человек вменяемый. И если, скажем, переводчики к нему приходили гуртом, и информировали, что хотели бы после работы в одну из столичных киношек сходить, просил об одном – чтоб никаких проблем.

При Дерюгине не то что кино отменили – вообще до смешного доходило. Решишь вынести мусор , обязан старшего по дому поставить в известность. Дескать, из дома вечером выходишь с единственной целью – сходить на помойку. А о том, чтобы с французом или американцем «кофий» попить и речи быть не могло. Притом что, жили в одном подъезде. Впрочем и Дерюгина можно было понять. Мало того что он сам по себе трусоват, их же еще накачивали в Союзе похлеще нашего. А тут к всему чрезвычайные происшествия одно за другим.

Счет этих наших ЧП открыл переводчик один. Молодой (ни детей – ни плетей), ну и устроил себе французские каникулы. На буровой работал. Вахтовым методом: три недели – в Сахаре, две – на Побережье. Наш скорефанился с одним французом, тот и говорит: ну что опять на Побережье загорать – рванули Париж. -А че, – говорит наш, – не рвануть? Кончилась у них вахта, сели они в самолет и сначала – в Алжир, а оттуда ближайшим рейсом в Марсель. Две недели балдели, вернулись – тишина. Никто и не хватился нашего. Cам раскололся. Выпивал с соотечественниками, ну и сболтнул. В компании стукачок нашелся, и гуляку в 24 часа депортировали на Родину. И только шелест утих (громко историю эту, понятное дело, не обсуждали) – новое приключение иностранцев в Алжире.

Барышня среди переводчиков была. Ну очень любила секс. И довела ее эта любовь до греха с арабом. И факт сей прискорбный незамеченным не остался. Приходят к барышне искусствоведы в штатском, причем не с нашей, а с алжирской стороны, и фотки на стол веером. Такое пособие по Камасутре. 48 поз а ля мур, а в позах этих она и этот ее араб нелегальный.

– Теперь – говорят, – гражданочка, – вы на нас работаете. В противном случае снимочки эти …Ну вы понимаете.

Будь барышня француженкой послала бы она искусствоведов с их предложением куда подальше, и на том бы шпионский детектив закончился. Но « русо туристо облико морале», девушка ответила: «подумаю», в торгпредство бегом к Климову . Куратор наш от КГБ, и какое – то время, когда семейство мое в России пополнения ждало, жил на моей вилле. Меня Георгий об этом попросил. Прибежала и дает показания. Так мол и так – попутал бес. Климов грешницу – в гостиницу торгпредства, под надзор. А сам с коллегами к ней на хату – за шмотьем. Купили ей парик для изменения внешности. Довезли до аэропорта, усадили в самолет и тоже на Родину выслали. Не успели выдохнуть – новый геморой: пропали врачи торгпредства. Муж и жена. Искали, искали – нету. Потом выясняется – в Париж сбежали. Пять лет отработали ( по максимуму, то бишь) ну и сделались невозвращенцами. Вот после этого у всех советских алжирцев загранпаспорта и отобрали. И стали мы ездить в командировки с временными удостоверениями резидента, которые были действительны только при наличии паспорта. И, конечно, было командировочное предписание. Бумага довольно солидная. На бланке Министерства промышленности и энергетики Алжира. И там не только – имя, отчество, фамилия, должность, место следования и цель, а также указание властям, как гражданским, так и органам внутренних дел, оказывать предъявителю помощь и содействие всяческое, вплоть до обеспечения транспортом, если вдруг предъявитель окажется без такового. И вот эту «Green Card» я на таможне и предъявлял, но таможенники особого почтения к предъявленному не демонстрировали.