Записки несостоявшегося гения

вашей мамочке письмо в Херсон. Именно написать, а не позвонить, потому что телефон у

нее отключили за долги еще в прошлом году.

Нет, нет, не волнуйтесь, ей живется неплохо, особенно с тех пор, как ей стала

помогать община. Она больше не голодает, появились кой-какие лекарства и даже, кажется, возвращается интерес к жизни.

Правда, сотрудники патронажной службы переживают, когда она ежедневно, в час

дня пополудни, порывается встать и идти встречать вас, свою бесценную доченьку из

школы.

Она вновь, как и много лет назад, стала бояться, чтобы с ее деточкой что-нибудь не

произошло на обратном пути.

Фирочка! Когда патронажная сестра дважды в неделю приходит по утрам к вашей

мамочке, она всегда застает на старом, потрескавшемся от времени обеденном столе – вы

помните его? – небольшую порцию еды на чайном блюдечке, заботливо отложенную

вашей мамой из скудного пайка, чтобы вы не проголодались, вернувшись домой…

Так что, смело возвращайтесь – для вас здесь, в нищей Украине, всегда найдется

кусочек хлеба.

Будьте счастливы, Фирочка, в далекой Америке!

И не забывайте нас в Херсоне.

___________

ЭТИ ДВОЕ – НЕ МУЖ И ЖЕНА

337

Это мать и сын. Пятидесятипятилетний сын, страдающий острыми приступами

астмы, и его несчастная, бессильная чем-нибудь помочь ему, когда он хрипит, задыхаясь в

удушье, мать.

Впервые служба милосердия появилась у них месяц назад. И застала обоих в

крайнем возбуждении: мать почему-то все время плакала, а сын отводил в сторону, будто

пряча, свое лицо.

И оказалось, что помощь общины запоздала всего лишь на один день: накануне он

забил, освежевал и сварил единственное небезразличное к ним существо – старого

добродушного кота, знававшего когда-то вместе с ними лучшие времена. Так сильно ему

хотелось есть. Мама отказалась.

Мать и сын неразговорчивы, и в ходе принужденной беседы удалось лишь

установить, что в молодости был он женат, уже много лет с женою и сыном они живут

врозь; что с ними, где они – он не знает.

От жизни они давно ничего не ждут. Разве что, чтобы благополучно завершился

сегодняшний день и пришел завтрашний.

За последние 30 лет они ни разу не отметили какого-нибудь праздника: ни Нового

года, ни дня рождения. Да они и забыли, видно, об этих днях. В доме нет ни радио, ни

телевизора. С наступлением темноты здесь просто укладываются спать. Зимой – раньше, летом – попозже.

Такая семья и такая жизнь.

__________

ЕЁ ЛУЧШИЕ ГОДЫ

Женщина, которая, не поднимая глаз, обедает в благотворительной

столовой, много лет назад во время войны попала в концентрационный лагерь Дора, была

там стерилизована. Под правою рукой, ближе к подмышке, у нее прекрасно сохранилась

старая татуировка – шестизначное число. Просить ее позировать перед камерой с

поднятой рукой – я не решился.

Она всю жизнь работала в больнице рентгенологом. Одинока, замуж никогда не

выходила. В беседе со мной говорила удивительные вещи. Что лучшей порой своей

жизни, например, она считает молодые годы. Когда находилась в концлагере. Потому что

тогда у нее была настоящая жизнь, наполненная борьбой за выживание. Настоящие друзья

и настоящие враги. Все было настоящим… Тогда что же – сейчас?!

____________

СТАРЫЙ ПРОФЕССОР

Третий слева в этой очереди за гуманитарной продуктовой помощью, высокий

мужчина в желто-коричневой кепке – доктор наук, профессор аграрного университета.

По его учебным пособиям учились будущие агрономы всего Советского Союза.

Сегодня на его иждивении пенсионерка-жена, в прошлом врач-терапевт, тридцатилетняя

неудачница-дочь и восьмилетняя внучка – инсулинозависимая диабетичка.

Он любит ее больше всего на свете, она – единственная отдушина в его

безрадостной жизни, но что за унизительное бессилие – делать инъекции родному

беззащитному тельцу, ежедневно наблюдая, как безжалостная глюкоза слизает

неокрепшие суставы ребенка…

338

___________

ВЕСЁЛАЯ ШАХМАТИСТКА

Благотворительную столовую ежедневно посещает и эта улыбчивая, сравнительно

молодая женщина, у которой, похоже, всегда и все ладится. Она прекрасно играет в

шахматы – мастер спорта по мужским нормативам. Не имеет образования, никогда не

работала. Живет тем, что сдает комнату в своей квартире (вместе с собой!) приезжим

кавказцам.

Любимый вид развлечения – прогулки по городским рынкам с непременной

дегустацией всяческих деликатесов. Ее везде знают и повсюду гонят.

С этою своей победной улыбкой она еще в молодости загнала в гроб обоих

родителей, с ней же фланирует утром по рынку, регулярно обедает в столовой для бедных, терпит унижения и побои от своих горячих квартирантов.

Внешне уверена в себе и как личность – абсолютно свободна и беспринципна. А

между тем, от рождения обладает уникальными аналитическими способностями, жаль, никем не востребованными. Судьба.

__________

МЕНТ В ОТСТАВКЕ

Можете ли вы поверить, что этот опустившийся старик – старший офицер

милиции, в прошлом начальник райотдела, подполковник?

На сотрудников службы милосердия смотрит с недоверием. Вскользь интересуется, на чьи деньги проводится благотворительность. Боится, что ли, чтобы его не

завербовали?!

О себе говорит крайне мало, приступам искренности явно не подвержен. Пускает

ночевать к себе бомжей, для них он свой человек. После десятиминутной беседы я уходил

от него униженным и оплеванным. Какими-то странными маловразумительными

репликами и намеками он дал мне понять, что все благотворительные организации, в

целом, и такие личности, как я, в частности, живут исключительно за его счет и должны

ему, так сказать, по гроб жизни. При этом, большую часть нашего краткого общения он

изучал мои документы и даже расстроился, не будучи в силах к чему-нибудь придраться.

Его взрослые дети живут в соседнем районе, в Скадовске, но никаких отношений с

ним не поддерживают.

Объективности ради, следует добавить, что, по мнению его земляков, когда он

руководил милицией, в райцентре был полный порядок.

____________

СИНИЙ ПЛАТОЧЕК

Певица. Уже давно эта бедная женщина не выходит из дому: подводят ноги, больное сердце, общая слабость. Приглядитесь, пожалуйста, к ее лицу: ну что, вспомнили?

339

Да-да, пятидесятые годы, кинотеатр «Коминтерн», маленький оркестрик, услаждавший зрителей до начала сеанса, и она – его бессменная солистка, томная

красавица с прекрасною фигурой, манящим голосом а-ля Клавдия Шульженко и

бездонными голубыми глазами.

Ах, какие то были дивные времена! Цветы – горой, мужики – наповал, да вот

бдительный супруг всегда на страже, ни на секунду не отводит горящего взгляда…

Что ж, прошли-пролетели они бесследно, и дети где-то далеко-далеко, и его, друга

верного, давно нет, и вообще уже, кажется, ничего нет, ведь все последние годы она живет

в иллюзорном, вымышленном, только ей понятном мире.

В этом мире она каждый вечер по-прежнему приходит в свой кинотеатр, не зная, к

счастью, что он уже давно сгорел; выходит на маленькую сцену и, зябко поводя

белотелыми крутыми плечами, поет «Синий платочек»…

Она поет для всех, но видит только его глаза, и что с того, что они погасли

двадцать лет назад – в ее вымышленном мире-убежище он будет с ней всегда.

Вот только, что это за люди приезжают к ней домой, говорят о какой-то помощи, лезут в душу, портят прическу…

Пустите ее! В зале вот-вот наступит тишина: скоро ее выход на сцену!

___________

СЧАСТЛИВЫЙ ДОЛГОЖИТЕЛЬ

Этот старик – уникальнейшая личность! Осенью 41-го года немцы расстреляли его

в Зеленовке. Он выжил.

В шестидесятые годы его – главного бухгалтера крупной оптово-торговой базы

приговорили к высшей мере за огромную растрату. Через 15 лет он вышел на свободу.

С точки зрения физиологии – он давно уже не жилец: длительное время потребляет

пищи ежедневно не более шестисот калорий.

С точки зрения медицины – у него за последние годы было четыре (это официально

установленных!) инфаркта – он не жилец, тем более.

Посмотрите, как ему открывают рот, чтобы влить ложечку супа. Он давно уже не

хочет жить – его заставляют жить насильно.

Все это смахивает на какой-то дьявольский фарс, но ведь он жил, жив, и даст Бог –

будет жить дальше – просто такой у него оказался долгий завод жизненных часов. Такой

долгий, что, кажется, они не остановятся никогда.

А ведь те, кто его расстреливал, уже давно погибли сами… Вот судьба, а?

___________________

340

А ВАМ ВСТРЕЧАЛСЯ ПЕРВЫЙ ПОСЛЕ БОГА?

Увидев в толпе стремительную фигуру доктора Аарона Либерзона – в коричневой

кожаной курточке и с благородным фэйсом немолодого байкера, намотавшего кучу

километров жизненных троп, не сразу поймёшь, что перед тобой ортопед экстра-класса, представитель высшего дивизиона израильской медицины.

У здешних медиков есть неприятная особенность: они неохотно вступают с

пациентами в личный контакт, то есть им безразлично, кто ты, а интересует лишь, что

привело тебя на прием. Другое дело у нас, где, если ты значительная фигура и с тебя

можно что-то поиметь, теплые отношения с врачом налаживаются автоматически…

К сожалению, в маленьком Израиле не все ортопеды – Либерзоны, поэтому мне

удалось попасть к шефу "Клиники д-ра Аарона Либерзона" в Хайфе лишь после

полуторамесячного ожидания.

В холле с приглушённым освещением я было преисполнился почтением к двухметровому

амбалу, гордо вышагивающему между кабинетов, и был даже несколько разочарован, когда знаменитым Либерзоном оказался господин, что на этом снимке, к которому нас с

Аллой привела незаметная секретарша.

У доктора, кажется, особого расположения не вызвали ни я, ни моя бедная нога; наверное, поэтому он задавал вопросы, причем, странного свойства, моей жене, а не

хозяину главного предмета этой долгожданной встречи.

Потом Алла сказала, что два жалких посетителя (бедная старушка, поддерживающая

бредущего с помощью элехона когда-то грозного, а ныне растерянного, с заплетающейся

речью старца) не могли не вызвать у любого доброго человека желание помочь. А так как

из этой пары единственным внятным посетителем казалась она, то и общаться он

предпочел с ней.

Устроив меня на кушетке, покрытой бумажным одеялом, и проводя тщательный осмотр

правой стопы, он тихо, но четко, вопрошал: – Ваш муж ест мясо и рыбу? Каждый ли

день и сколько? Понятно… Был ли осмотрен местным ортопедом? Ложили его на топчан, как здесь?

Мне эти вопросы не очень нравились. Какое ему дело до честно купленных двумя

пенсионерами мяса и рыбы? И что значит "осматривал ли меня его периферийный коллега

в положении лёжа", – он что, должен был взирать в полете на стопу, напоминающую

перебитый нос боксера?

Вердикт ошеломил: срочная операция по ремонту стопы – или пришла пора с ней

распроститься, в целом. Ближайшей клиникой Израиля, где у него было окно для срочной

операции, оказалась больница в Нетании, в центре страны. Так мы с Аллой появились 3

января в медицинском центре "Ланиадо".

Перед операцией мы пару раз мельком говорили. Разногласия по поводу оплаты с

больничной кассой Маккаби были им быстро улажены. Алла обратила внимание на

341

занятную деталь: доктор говорит тихо, но почему-то в его присутствии все говорят ещё

тише…

Про израильские больницы (чистоты в палатах, технической оснащённости, питании, отсутствии даже малейшего намека на поборы, вышколенности медперсонала) я здесь не

буду, чтоб любящий меня читатель сгоряча не брякнул: вот, мудила! Попал в рай и

квакает про свои беды!

Коснусь лишь национального вопроса. В ходу иврит, арабская речь, в случае непонимания

– мгновенный переход на английский. Объявления в больнице на этих языках. Русский

значительно реже. По поводу неправильного языка никто и никого не гнобит. Как

говорится, их батька не Бандера, а с матерью Хавой (или Евой) давно все разобрались.

Среди врачей много арабов и бывших граждан СССР.

Полное отсутствие дискриминации по национальному признаку. В команде Либерзона нет

только эскимосов. Там важны знания, умения и ответственность, а не заразная наци-вавка

в чьей-то глупой голове.

***

Вы не поверите, в первый же день появления в больнице с моей ногой произошло чудо!

Последние месяцы она заметно пухла и была темнее своей более удачливой коллеги.

И вот зашёл Либерзон с каким-то легкомысленного вида (он почему-то все время

улыбался) невысоким крепышем средних лет. Они говорили о чем-то весёлом, и все это

время по очереди трогали моё бедное копыто, поворачивали туда и сюда, мяли, даже

чуток поддергивали; вволю посмеялись, потом пару минут посовещались. Доктор

Либерзон участливо коснулся моего плеча, и оба отправились восвояси.

– Что это было? – изумленно уставившись вниз, спросила Алла.

Мы не поверили своим глазам: опухоли как не бывало, а по цвету выглядела нога, как

здоровая!

И вот прошло время, а объяснение такому чуду я вижу одно: увидев, с какими страшными

деятелями ей предстоит столкнуться, моя стопа так испугалась, что пошла на попятную, лишь бы не трогали ее эти безжалостные к любым болезням эскулапы…

Операция продолжалась более четырех часов. Как рассказала Алла, доктор выходил

из операционной багровый, мокрый, уставший, будто вагон разгружал, а не штрикал

ножиком беззащитную ножку. Странно, правда?

***

Лежал я в палате на трёх человек, каждое место огорожено шторой, хочешь – откройся

всем напоказ, хошь – прозябай в одиночестве. Рядом с кроватью мягкое кресло, на

котором Алла провела пять ночей после операции. Либерзон, увидев такие дела, организовал ей комнату в волонтерской службе, где один раз она переночевала, а дальше

не захотела.

***

Занятный эпизод. В палате появились две прекрасные еврейские девочки. Худенькие, стройные, с чудными овечьими глазками и красивыми пакетами в руках.

Наверное, волонтерки с ближней ешивы, здесь учат человечности с детства.

Девушки русскоязычные, и говорит одна другой: смотри, какой старенький дедушка; наверное, скоро совсем умрёт… Давай дадим ему пакетик, пусть перед смертью

полакомится чем-нибудь вкусненьким…

Посмотрел, а там разные сладости с предупреждением красным "много сахара". Спасибо, милые, от старого диабетика…

***

А теперь главное. В далёкой молодости на меня произвела впечатление традиция

английских подводников считать в походе командира своей ПЛ "первым после Бога".

Теперь, когда красивые штучки меня мало трогают, я вдруг понял, по аналогии с

доктором Либерзоном, что это правда. И для этого вовсе не обязательно быть командиром

подводной лодки. Потому что в любом профессиональном деле: в области производства, 342

науки, госуправления, обороноспособности, медицины и образования, литературы и

искусства – всегда есть свои "Первые после Бога"! Потому что, скажу кощунственную

вещь: без Первых после Бога, нет и Самого Бога, ибо кого Ему вести, если нет даже

самых ближних?!

***

Когда нам при выписке отдавали документы, немолодая дама-менеджер сказала: специалисты клиники признали операцию доктора Либерзона блестящей: всё сделано

выверенно, точно, без малейших упущений. Но у вас высокие сахара. А это значит, заживление будет происходить медленно. Так что теперь всё будет зависеть только от вас: держите строгую диету и контролируйте сахара. Будет очень жаль, если такая работа

сделана зря.

***

Завершу маленьким секретом. Эти заметки – не реклама известному специалисту. К

Первому после Бога хирургу стопы Израиля доктору Аарону Либерзону такая очередь, что он бы еще приплатил, дабы она стала на пару неделек меньше, чтобы найти время для

любимого занятия: чтения новых книг. Ведь, по его словам, он может уделить этому не

более двух – трёх часов в субботу.

От всей души желаю своим читателям, где бы вы ни проживали и какой медициной не

пользовались, чтоб в трудную минуту (спаси и отведи ее от вас Господь Всемогущий!) рядом с вами появился Первый после Бога, фамилию и имя можете проставить сами.

_________________

Ж#ДЫ ВОЗДУХ ВОЗЯТ…

О том, как работают благотворительные религиозные организации, я узнал в 1993, в

самом начале общения с раввинами. Посланники Любавического Ребе организовали тогда

в пригороде Херсона оздоровительный лагерь для еврейской молодежи. Что это за лагеря, и почему наш, херсонский, санстанция закрыла уже на пятый день его бурной

деятельности, я расскажу как-нибудь в другой раз, и ручаюсь – рассказ будет интересным.

А сейчас немного о другом.

Однажды утром мне позвонил раввин Аврум Вольф и взволнованным голосом

сообщил, что его друзья, руководители американских религиозно-благотворительных

организаций, прислали весомую гуманитарную помощь для обеспечения бесперебойной

работы оздоровительного лагеря. А так как действующие в Херсоне посланники – не

граждане Украины, то он передал щедрым спонсорам мои данные и просит меня прийти в

синагогу к двум часам дня. К этому времени туда прибудет фура с гуманитарной

помощью и подъедут представители херсонской таможни, присутствие которых

необходимо для законного оформления полученного из-за рубежа груза.

По правде говоря, мне это не особенно хотелось. С таможней до этого дел я не имел, про

повадки таможенников, как и все, был наслышан, и боялся попасть в какую-нибудь

неприятную историю. Вдруг потребуют за груз какой-нибудь налог, или обнаружат там

что-нибудь запрещенное. Не придется ли мне потом шляться по разным фискальным

организациям – доказывать, что гуманитарная помощь не пошла налево? Все-таки это

наглость – без моего согласия давать черт знает кому мою фамилию и адрес…

В общем, без пяти минут два я с тяжелым сердцем и паспортом в кармане подошел к

синагоге, где, оказывается, еще с ночи томился в ожидании разгрузки грузовой

автомобиль с огромным девяти или десяти тонным контейнером. Евреи, снующие по

своим делам в синагогу и обратно, с интересом оглядывали гигантскую фуру и

343

спрашивали друг у друга, что это такое, куда, кому и зачем. Пробегавший мимо завхоз

синагоги, увидев меня, радостно воскликнул:

– Вот, хорошо – уже хозяин прибыл! Здравствуйте, Виталий Абрамович!

Услышав это, евреи заволновались и немедленно окружили меня со своими вопросами.

Самое обидное, что новоявленный хозяин не знал, что и как им отвечать. Пришлось

сделать серьезный вид и нарочито важным тоном пояснить, что прибыли жизненно

необходимые для функционирования молодежного оздоровительного лагеря вещи. Между

прочим, благодаря нашему раввину, который, используя свои обширные связи, обеспечил

прибытие такого ценного груза. Все восхищенно ахали и охали. Один старик подошел ко

мне поближе и доверительным шепотком поинтересовался:

– Как вы думаете, здесь же всего, наверное, очень много, если от лагеря что-нибудь

останется, нам, неимущим, может быть тоже дадут?

Таможенники опоздали почти на час. Один худой, другой толстый. Позвали раввина.

Аврум явился оживленный, долго жал мне руку, чувствовалось, что он весь в нетерпении.

Водитель машины передал таможенникам документы. Они попросили мой паспорт, долго

сверяли с ним сопроводительные бумаги. Худой оказался старшим и приказал толстяку

снять пломбы. Тот, задыхаясь, поднялся по металлической лесенке, внимательно

рассмотрел пломбу и стал, наконец, срывать ее кусачками. Все это время он грязным

носовым платком вытирал пот с лица. Аврум слегка подтолкнул меня локтем и взглядом

обратил мое внимание на то, как обильно промокла у таможенника форма под мышками.

Затем он спустился, а на его место поднялся водитель и начал возиться с замками. Потом

стал дергать металлическую дверь. Несмотря на снятые замки, она никак не хотела

поддаваться, видно где-то заело. Тогда водитель достал из кабины небольшой ломик-фомку, поддел дверь снизу, и с противным лязгом она открылась. Раввин потянулся

лицом в темноту раскрытого контейнера, но его решительно отстранил худой таможенник

и стал подниматься туда сам. Любопытные старики невольно придвинулись поближе. Я

тоже заглянул в контейнер, но там было темно и ничего не видно. Худой таможенник

растерянно позвал напарника:

– Иди сюда, Вася…

Тот снова вытер пот и стал подниматься. Водитель раскрыл двери пошире.

– А ну, давайте сюда хозяина! – громко велел старший таможенник. – Начнем приемку

груза.

Я залез в контейнер, за мной, не спрашивая разрешения, поднялся раввин.

– Что это значит? – показывая рукой внутрь контейнера, спросил таможенник.

Я осмотрелся. Впечатление такое, будто контейнер абсолютно пуст. Сделал несколько

шагов вперед и только тут узрел, что прибыло к нам из далекой Америки. В самом конце

огромного металлического ящика, у кабины водителя, виднелась жалкая серая кучка.

Десяток ящиков с бутылками питьевой воды, столько же упаковок с запрессованными в

целлофан туалетными рулонами и несколько двадцатикилограммовых бумажных мешков.

Таможенники подняли один из них, стали его трясти, а затем предложили мне открыть

его. В нем оказался сушеный горох. Вскрыли, на всякий случай, остальные. То же самое.

– Как это понимать? – спросил у меня старший таможенник.

– Что вы имеете в виду? – вопросом на вопрос отвечал я.

– Вы что, не видите, что контейнер пустой? – стал заводиться таможенник.

Я молчал, не зная, что ему сказать. В дело вмешался раввин. Понимая глупость ситуации, он увещевающим тоном обратился к таможенникам:

– Ну, пустой, так пустой… Какая вам разница. Главное, ничего незаконного нет, правда?

Распишитесь, господа, в документах, и разойдемся с миром…

Толстый таможенник, надеясь что-то еще увидеть, стал перебирать груз снова. Попросил

вскрыть одну бутылку воды и достать рулон туалетной бумаги. Они внимательно

оглядели их и мрачно переглянулись.

344

Мы с раввином стояли ближе к дверям и стали выходить первыми. Спускаясь, я уловил, как один таможенник тихо сказал другому:

– Ж#ды воздух возят… Говнюки!

Старики, удивленные заморской щедростью, потихоньку разошлись. Я спросил у

раввина, сколько стоит посылка такого контейнера из Америки. Он посмотрел на меня и

молча пошел в синагогу.

Конечно, дареному коню в зубы не смотрят. Питьевая вода, туалетная бумага, не

говоря уж о сушеном горохе, нужные вещи. Но настолько ли, чтобы для пересылки

нескольких сот килограммов такого ценного груза платить огромные деньги за конвейер?!

С тех пор прошли годы, но я и сейчас не могу понять, что это было. Скорее всего, религиозные «деловые» люди получили 5200 долларов для гуманитарной помощи нашему

оздоровительному лагерю. Заплатили 5000 за пересылку контейнера, а на остальные 200

долларов приобрели эти кошерные товары. Слава Богу, ничего не украли…

=======

ПРОСТИ, ПРОСТАТА

Любой доктор подтвердит, что болезни бывают мужские, женские и общие. Вот

для мужчин – типична, особенно, в зрелом возрасте, аденома простаты. Как для женщин –

аномалия в области матки. Сам не пойму, почему найти простату у женщины так же

трудно, как у мужчины проблемы с маткой. Зато мы не рожаем. Про общие болезни типа

алкоголизм или клептомания говорить не будем, а вот про свою любимую простату пару

слов я скажу.

Начну с того, что злостный простатит – это когда ни пос#ать, простите, в охотку, ни поспать вволю. Потому как бежишь ночью в туалет, спешишь, а всё равно в итоге в

тебе больше осталось, чем вытекло. Но я расскажу про редчайший в отечественной

медицине случай, когда лег спать ты с простатитом, а проснулся – без. Причем, без

всякого медицинского вмешательства! Во всем мире такое случилось только с одним

человеком – со мной. Недаром, говорят, родился с двумя макушками.

А дело было так. Когда меня, действительно, прижало, пришел я к известному

херсонскому урологу, опытному операционисту, проситься на избавление от гадкой