Исполнение желаний. Воля свыше. Часть вторая

Танис, не теряя времени – лишь забрал нож – бросился туда. Ждать остальных он не стал. Здравый смысл подсказывал, что скрыться в одиночку гораздо проще, чем с этой шумной толпой. На их крики сейчас сбежится вся стража, а её тут предостаточно, так что у остальных нет никаких шансов на спасение. Что ж, судьба. У них своя, у него – его собственная.

– Эй, что там за шум у вас? – раздался вдруг снизу голос, когда Танис уже стоял на лестнице.

Тот же выход шёл и с нижней гребной палубы, и её надсмотрщик, привлечённый небывалым шумом над головой, решил подняться и проверить, в чём дело. Видимо, он принял беглеца за своего, поэтому именно такой вопрос прозвучал из его уст. В то же мгновение решение созрело в голове Таниса. Промедли он хоть чуть-чуть, надсмотрщик догадался бы, в чём дело и поднял крик. И Танис, перепрыгнув через перила лестницы, оказался с ним лицом к лицу.

Тот не успел вымолвить и слова. От неожиданности, его язык словно присох к гортани и, вместо крика послышалось несуразное мычание. Здоровый кулак Таниса скинул беднягу вниз, раздробив половину зубов. Ещё мгновение, и беглец оказался на верхней палубе. Стоявшая на часах охрана сразу обратила внимание на невесть откуда взявшегося человека. Но не успели они окликнуть его, как тот бросился с борта в море. Пущенные ему вдогонку стрелы, больше для острастки, так и не нашли свою цель.

Прекрасный пловец, Танис легко проплыл через всю акваторию порта, проплыл мимо рыбацкого поселка и, когда город остался позади, выбрался на берег. Его окружал густой хвойный лес. Стройные сосны стремились ввысь, теряясь на фоне ночного неба, ели стояли, словно призрачные нагромождения из пустоты и мрака. И кругом тишина – всё живое уже отошло ко сну. Лишь лёгкий ветерок слегка шелестел в кронах деревьев.

Вымокший, измученный Танис, едва попав на берег, свалился среди корней росшей на берегу раздвоенной сосны. И, хотя море было ещё тёплое, ночью воздух сильно остывал. Дрожа от холода и не имея возможности разжечь костер, Танис свернулся калачиком и быстро уснул на мягком песке.

Набежавшие за ночь тучи сменили ещё тёплую, ясную погоду на мерзкую, холодную морось, то и дело сменявшуюся проливным дождём, и лишь недавно солнце снова стало проглядывать сквозь серую пелену. Танис проснулся от того, что холод сводил его руки и ноги в болезненной судороге. Встав, он немного попрыгал на месте, чтобы кровь пошла к затёкшим членам. Стало немного лучше, но это всё равно не помогало от холода, который, без труда, пробирался к телу сквозь сырую одежду. Танис чихнул, да так сильно, что рядом взлетели испуганные птицы – простуда брала своё. Уже чувствовался лёгкий озноб, но сдаваться было ещё рано. Надо идти, идти в Параю.

17

Веки после сна словно склеились. Стрижевский уже проснулся, но никак не мог раскрыть их. Он ощущал падающий на лицо яркий свет. Даже так он слепил, а открой глаза, этот свет выжжет их дотла, превратит в лёгкий серый пепел.

– Тьфу, чёрт! – выругался Иван Сергеевич, рассердившись сам на себя от этих мыслей.

Глаза резко открылись. Свет падал на лицо сквозь небольшое квадратное окошечко. Стрижевский часто заморгал, но, вскоре, привык к яркому солнцу. Он осмотрелся. Вчера, когда их силой затолкали в эту каюту, здесь уже было темно, и им пришлось на ощупь искать кровати, чтобы лечь спать. Теперь стало видно, что он находится в небольшой, примерно два на три, каюте.

Под окошечком, на топчане, спал Саша, у противоположной стены – Николай. Кроме трёх лежаков здесь больше ничего не присутствовало, разве что расшатанный табурет, где лежала грудой сваленная одежда. Тани здесь не было. Её поместили в отдельную каюту, по соседству с этой.

Стрижевский оделся, тронул дверь. Дверь оказалась закрыта снаружи. Он легонько постучал, стараясь не разбудить товарищей. Лязгнул засов, дверь открылась. В проёме показался молодой солдат. Он, похоже, тоже только что проснулся – лицо его было настолько глупым и заспанным, что Иван Сергеевич едва не расхохотался.

– Что нужно? – спросил солдат, зевнув.

– Выйти хочу.

– Не велено.

– То есть как так?

– Пока не прибудем в Мил, вам надлежит оставаться в каюте.

– И долго ещё?

– Уже подплываем.

Дверь резко закрылась, едва не ударив Стрижевского по носу. Иван Сергеевич негромко выругался и сел на постель. Сделать что-либо сейчас он был бессилен. Оставалось лишь ждать.

Вскоре заворочался просыпающийся Николай. Перевернувшись на спину, он потянулся, зевнул и открыл глаза.

– Как спалось? – спросил его Стрижевский.

– Неплохо.

– Мил скоро.

Коля встал, оделся и подсел рядом.

– Что делать будем? – спросил его Иван Сергеевич. – Мне что-то ничего на ум не приходит.

– Да и я пока не знаю, – вздохнул Николай.– Одно хорошо – медальон не отобрали.

– А вот я боюсь, что Таню от нас забрать могут.

– С чего это ты так решил?

– А ты слышал, что вчера бородатый говорил. Мол, похожа, Эдвард заинтересуется.

Николай задумался. Но, вскоре, стало понятно, что он что-то задумал. Правда на его лице читалась такая неуверенность в своём плане, что Иван Сергеевич, тронув его за руку, спросил:

– Ты в порядке?

– Где твой пистолет?

– В лодке.

– Нам нужно добраться до него.

– Учти, это ведь на самый крайний случай. Договаривались.

– Считай, что этот крайний случай наступил.

– Но мы не выйдем – дверь заперта, и там стражник. А скоро Мил.

Иван потянулся к окошку – берег был совсем близко, галера медленно плыла вдоль него. Самого города Стрижевский пока не видел, он находился прямо по курсу.

– Буди сына.

Он повернулся к Николаю и отшатнулся от неожиданности – лицо его товарища превратилось в холодную, жестокую маску. Иван Сергеевич покачал головой и сам тряхнул плечо Саши. Тот мгновенно проснулся.

– Быстро одевайся, – сказал отец.

Тот удивлённо посмотрел на его лицо.

– Что-то случилось?

– Одевайся, у нас мало времени.

Александр не заставил себя долго ждать.

– А теперь слушай меня внимательно, – Николай усадил сына перед собой и пристально посмотрел ему в глаза. – Сейчас мы попытаемся вырваться отсюда. Самое важное, чтобы ты не дрогнул, и тогда успех обеспечен. Если ты растеряешься, засомневаешься – последствия могут оказаться очень печальными.

– Зачем нам бежать? – не понял Саша. – Всё, вроде, нормально. Нас не бьют, не пытают, поселили сносно…

– Если мы не бежим, то окажемся в тюрьме, а Таня в лапах Эдварда, – прервал его Стрижевский.

– Вот оно что. Тогда пошли.

– Хорошо, – Николай взял сына за руку и потупил взгляд. – Только будь решителен, от этого зависят наша свобода и жизни.

– Что ты имеешь ввиду? Ты же знаешь, что я не трус.

– Я имею в виду, что если нужно будет убить – убивай.

Александр вздрогнул, встал и сделал шаг назад. Его спина упёрлась в борт, и он тяжело вздохнул.

– Ты готов к этому?

– К этому нельзя быть готовым. Я не могу убить человека.

– Ошибаешься. Это может любой. Так что, будь готов.

Николай поднялся, подошёл к двери и громко постучал. Снаружи раздались неторопливые шаги, затем недовольный голос произнёс:

– Да что ещё нужно? Что спокойно вам не сидится.

– Давай быстрее сюда! – закричал Сартаков. – Тут у нас одному плохо, сейчас концы отдаст!

Дверь тот час распахнулась, и на пороге появился солдат. Он беспокойно обвёл взглядом помещение.

– Кто? – растерянно спросил он, продолжая озираться по углам.

В тот же миг Николай схватил его за правую руку и за шею и, дёрнув на себя, ловко сделал подсечку. Бедняга от неожиданности выронил алебарду, упал на койку, попытался подняться и закричать, позвать на помощь, но оказавшийся рядом Стрижевский изо всех сил ударил защищённым кольчугой локтем в переносицу. Что-то отвратительно хрустнуло, брызнула кровь. Солдат дёрнулся и застыл без сознания.

– Забирайте оружие, и пошли, – Николай схватил алебарду и выскочил в коридор.

Иван Сергеевич забрал меч, Саше достался длинный нож. Не теряя времени, они последовали за Николаем. Уже из коридора Александр, не удержавшись, бросил взгляд на непутёвого охранника. Тот лежал на койке, раскинув руки, неподвижный и, как ему показалось, бездыханный. На месте его носа осталось лишь страшное кровавое месиво, из которого узкой лентой по щеке стекала кровь.

Рядом никого не было. Николай осторожно открыл соседнюю дверь – Таня оказалась там. Она ещё спала, поэтому подоспевший Иван Сергеевич бесцеремонно сдёрнул с неё одеяло и сильно тряхнул. Девушка, вздрогнув, мгновенно проснулась.

– Быстро одевайся, – он сунул ей в руки одежду.

Она сразу поняла, в чём дело. Стараясь совладать с лёгкой нервной дрожью, девушка быстро оделась.

– Кольчугу не забудь, – шипел Стрижевский, поминутно озираясь на дверь, за которой сквозь щели был виден яркий солнечный свет. – Давай, давай, шевелись

Прошло всего две-три минуты, и все четверо бросились по коридору к двери, которая вела на палубу.

– Как выйдем, сразу в лодку, направо, – предупредил всех Николай, остановившись на мгновение, перед тем, как выйти.

Едва беглецы выскочили на палубу, в глаза тот час ударили безжалостные лучи яркого утреннего солнца. На мгновение все четверо застыли, ослеплённые светом, и этих мгновений оказалось достаточно, чтобы на них обратили внимание. С мостика прозвучал тревожный возглас, и стоявшие на постах солдаты, тут же бросились на протирающих глаза пленников.

– К борту! – воскликнул Николай, толкая растерявшихся товарищей.

На них напало семеро, все с мечами и при доспехах. Ещё несколько матросов стояли поодаль, готовые пустить в ход лежавшие в ящике у мачты дротики. С десяток солдат стояли на носу – они уже держали готовые к бою луки. За спиной беглецов находилась кормовая надстройка, на которую вела узкая, крутая лесенка. Там, наготове, стояло пятеро офицеров, вместе со вчерашним бородачом, и тоже с мечами наголо.

Им не предлагали сдаться, солдаты сразу атаковали, но, несмотря на превосходство, они никак не могли подобраться близко. Вспомнивший былое, Николай ловко вращал алебардой, держа противника на расстоянии. Справа от него стоял Стрижевский, за их спинами Александр, судорожно сжимавший кинжал. Другой рукой он поддерживал близкую к обмороку девушку. Её трясло от страха, она спотыкалась на каждом шагу, но продолжала медленно идти к борту, за которым была спасительная лодка.

– Живьём брать, – послышался голос бородача.

Прекрасно, значит, стрел и дротиков не будет. Повинуясь команде, солдаты усилили натиск, чтобы, сцепившись в рукопашной схватке, обезоружить, как им казалось, лёгкого противника. Подумаешь, алебардой машет. Эка невидаль.

Один из них, отвлекая на себя Николая, ринулся прямо на остриё алебарды, изо всех сил ударив мечом по древку в попытке перерубить его. В это время другой бросился на Стрижевского. Их клинки встретились, сталь заскрежетала о сталь с надрывным визгом. Противники обменялись несколькими нехитрыми ударами, затем Иван вдруг зловеще усмехнулся и, сделав прямой выпад, целя в защищённую кирасой грудь. Солдат легко отвёл это движение влево вниз и хотел ответить, но меч Стрижевского, словно смертоносная кобра, обвился вокруг клинка противника, отводя его вверх.

В следующее мгновение Саша, внимательно следивший за этим поединком, увидел в глазах солдата неподдельный ужас – меч Ивана Сергеевича оказался как раз в позиции для удара в шею. Это и произошло, ничто уже не могло предотвратить такой исход. Словно в кошмарном сне, Александр видел всё так, словно на замедленном просмотре, видел каждое мгновение.

Вот Стрижевский делает шаг вперёд, и его вторая рука тоже сжала рукоять меча, чтобы предать удару твёрдость и точность. Едва заметный, но сильный толчок – клинок противника отбит в сторону, теперь уже абсолютно бессильный, что-либо изменить. Лицо Стрижевского исказилось в страшной, кровожадной гримасе, тело, несмотря на возраст ещё полное силы, напрягается словно пружина и, спустя какие-то доли секунды, эта пружина выплёскивает свою энергию.

Меч разящей молнией обрушивается на шею солдата. Удар пришёлся на низ шлема и бармицу и разорвал железо доспеха, словно бумагу, вмял искорёженный металл в человеческую плоть. Солдат, обливаясь кровью, упал на палубу, отброшенный в сторону на три шага.

– Мама, – Таня пошатнулась и повисла на руках Александра.

Да и сам он был не в лучшем состоянии. От увиденного он мгновенно покрылся холодной испариной. Ему, да и Тане, приходилось препарировать на занятиях, но резать скальпелем мёртвую плоть с целью познания совсем не то, что это. А Иван хладнокровно сделал шаг назад и вновь взял клинок на изготовку, в ожидании следующей атаки.

Николай всё ещё отбивался от своего противника. Несколько растерявшись сначала, он быстро совладал с собой и провёл весьма простую, но вполне эффективную атаку. Остриё алебарды внезапно устремилось вниз и вонзилось точно в сгиб сапога противника. Тот взвыл от боли, опустил меч, а Сартаков, размахнувшись, рубанул с плеча в бок. Удар не пробил кирасу. Лезвие высекло сноп белых искр и глубоко вошло в палубный настил. Но противник не устоял, его отбросило на перила лестницы, словно игрушку.

– Стреляйте в них! Хватит игр! – закричал бородач. – Стреляйте по ногам!

Солдаты уже боялись приближаться к этим неизвестным и замешкались.

– Быстрее в лодку! – Николай оставил алебарду и, заметив, что на носу уже натягивают луки, толкнул друзей к борту.

Таня всё-таки пришла в себя, и они по крепившей лодку к кораблю верёвке перебрались с борта галеры в свою посудину под растерянными взглядами солдат. Те так и не решились стрелять, боясь, что в этой суматохе попадут не туда, куда приказано. А Стрижевский одним ударом перерубил верёвку – они были свободны.

– Быстрее в каюту, пока они нас стрелами не нашпиговали!

Но в это мгновение лодка неудачно ударилась о волну, развернулась кормой к галере и, зачерпнув воды, перевернулась.

– Суши вёсла! Загребай назад! – послышались команды с мостика.

Тяжёлый корабль остановился шагах в двухстах от перевёрнутой лодки. С его борта внимательно следили, не вынырнет ли кто из-под неё. Хотя, едва ли. Те четверо были в кольчугах, а эта тяжесть мгновенно утянет на дно. Но решили немного подождать, вдруг кто-нибудь всё-таки смог уцепиться за лодку.

Время шло. Прошло уже столько времени, сколько не выдержал бы под водой и самый искусный ныряльщик. Но из-под лодки так никто и не показался. Зелёное от покрывавших его водорослей, едва видимое над водой, днище лодки покачивалась на волнах, словно своеобразное надгробие.

– Утонули, – бородач вздохнул, явно огорчённый, что упустил таких пленников. – Ладно, идём в Мил.

– Сколько мы здесь высидим? – спросила Таня, уже стуча зубами, правда непонятно, то ли от холода, то ли от страха.

– Минут пятнадцать, и хватит, – ответил Николай. – А то замёрзнем.

Все четверо забились в каюту, где образовался довольно большой воздушный мешок. Всё же воздуха было маловато, и дышать приходилось как можно реже. Но прошло минут пять, и уже начал чувствоваться избыток углекислого газа.

– Хорошо, пятнадцать минут мы не высидим. Ещё немного и осторожно выплывем, может, и не заметят.

Минут с пятнадцать путешественники всё же продержались. Дышать стало совсем нечем, и они поспешили выплыть на поверхность.

– Фу, – громко фыркнул Стрижевский, полной грудью вбирая в себя свежий, чистый морской воздух.

Да и остальные не удержались от того, чтобы вдохнуть полной грудью.

– Галера уплывает, – Саша кивнул в сторону корабля, успевшего отойти на шагов пятьсот.

– Подождём немного, пусть подальше отойдут. А потом к берегу поплывём, – предложил Николай.

– Кольчуги только снять надо, а то в них и двадцати метров не проплывём.

Тот час увесистые доспехи пошли на дно. Пришлось расстаться и с мечом Стрижевского. Лишь Саша оставил кинжал, привязав его к поясу. К сожалению, это единственное, что осталось из снаряжения путешественников. Всё остальное пошло на дно, когда перевернулась лодка.

Доплыть до берега стоило больших усилий. Хотя, он казался очень близким, волны, ветер и намокшая, тянувшая на дно одежда, делали своё дело. Но ничего изменить было нельзя. Волнам и ветру не прикажешь, одежду не скинешь. Так что приходилось бороться за свою жизнь до полного изнеможения.

Последние метры, когда дна, казалось, вот-вот коснётся нога, дались особенно тяжело. Мужчины ещё держались, Таня же, совершенно обессилев, плыла на спине, а Николай и Иван тянули её за руки. Выйти на берег они уже не смогли. Едва вода дошла до бёдер, ноги начали подкашиваться, путешественники спотыкались, падали в воду. По песку пришлось ползти на четвереньках – здесь ноги уже совсем отказались повиноваться.

Рядом, всего в шагах десяти от кромки воды, устремились к небу золотистые стволы сосен. Мягкий зелёный мох, разросшийся огромным ковром у корней, манил к себе не хуже пуховой перины. Из последних сил все четверо добрались туда и упали на мягкую зелень мха под стволом огромной, чуть ли не в два обхвата, сосны. Но долго разлёживаться было нельзя. Сырая одежда холодила тело, и, порой, при резком порыве ветра даже пробирал озноб.

К огромной радости, у Стрижевского нашлась зажигалка, предусмотрительно захваченная в дорогу. Под ногами отыскалось множество подгнивших, но сухих веток, что представляло собой сносное топливо для столь необходимого сейчас костра. Вооружившись ножом, Иван Сергеевич быстро настрогал щепы и соорудил над ней пирамидку из веток. Ещё немного, и костёр заполыхал жарким оранжевым пламенем, распространяя вокруг животворное тепло. Путешественники сняли с себя верхнюю одежду и, развесив всё это вокруг огня, придвинулись поближе и сами.

18

Двое в чёрных сутанах шли по жёлтой, пыльной дороге. Впереди, на многие мили, простирались лесные чащобы, позади медленно растворялись в дымке потемневшие от времени, деревянные ворота в высокой стене, за которой оставался храм Лабека. Двое не оглядывались, словно боялись превратиться в соляные столпы. Их глаза смотрели строго вперёд, туда, куда лежал их путь.

– Теперь, за стенами храма, твоё имя будет Эйтран, – сказал один из них, уже немолодой, но ещё не старик с проседью в тёмных волосах и небольшой аккуратной бородке.

– Почему Эйтран? – спросил другой. – Почему я не могу путешествовать под моим собственным именем? Я же для всех умер, да и дорога наша пролегает по малолюдным местам. Кто узнает меня в этой глуши?

– Сам знаешь, что твоё имя не свойственно этому миру, так что лучше будет так, как решил я.

– Может мне называть тебя Лабек? – засмеялся Александр-Эйтран.

– Предпочитаю Валиар.

– Хорошо, – Эйтран примирительно поднял вверх руки. – Имена мы себе выбрали. Может, теперь объяснишь, зачем ты тащишь меня к сибийским горам.

– Не догадываешься? Или твой разум всё ещё спит? Пора бы пробудить его.

– Прошу тебя, не люблю, когда отвечают вопросом на вопрос, – Эйтран поморщился. – Да и с чего ты решил, что я знаю? Теперь в этих горах остались лишь рудники.

– А Чёрное ущелье?

– Оно давно уже не то. Древние силы покинули его. Теперь это самый обычный перевал.

– В основном ты прав, но… – Валиар многозначительно поднял вверх свой длинный, сухой указательный палец.

– Что, но?

– Есть там место одно – Лабиринт. Там, как тебе известно, погиб прежний герцог Лаурдский.

– Ох, – Эйтран вздохнул. – Нам то на кой это место?

– У тебя ведь нет меча?

– Опять вопрос на вопрос! Да, нет у меня меча. Да и достойного Аклостину не найти нигде.

– Ты прав, но среди тех скал покоится меч, который тоже будет достоин твоей руки.

– Ну да, только вот как его найти? Ты в своём уме?! Прошло двадцать лет, и думаешь, мы найдём там хоть что-нибудь.

– Не волнуйся, со мной – найдём.

– А что потом? – Александр взял Валиара за плечи, повернул к себе и заглянул в его бездонные, чёрные глаза. – А что будет потом, бог?

Валиар ничего не ответил. Под ногами заскрипели доски мостика через небольшой ручей, шаги гулко отдались в крутых берегах. Они бросили прощальный взгляд на мутную белёсую воду и свернули с дороги в чащу.

– А что потом? – повторил свой вопрос Эйтран.

– Об этом ещё успеешь подумать, – Валиар усмехнулся. – У нас две недели пути.

– Ты думаешь, что я как тогда смогу поднять народ на борьбу? Сам понимаешь, времена уже не те, нет того общего врага. Им неплохо живётся, их никто не угнетает, никто не порабощает. Зачем им война неизвестно за что, неизвестно за кого, а едва ли кто поверит в моё воскрешение.

– Я помогу тебе.

– Ты? Как? Опять примешь смерть на поле боя?

– Смертный! – Валиар остановился, расправил ссутуленные плечи. – Не забывай, что я, всё-таки, Лабек и кое-что могу.

– Хотелось бы верить в это.

– Так верь же! Верь! Что мешает тебе сбросить в глаз пелену и взглянуть на этот мир по-другому. Для того ли ты рождён, чтобы прозябать остаток жизни в монашеской келье?!

– А я уже не знаю, для чего был рождён. И сам подумай – снова смута, междоусобица, брат прольёт кровь брата. Люди забудут о сохе и возьмутся за меч. К чему это приведёт?

– Этой землёй должен править наследник богов или его потомок. Эдвард не твой сын.

– Ты ошибаешься, Лабек. Этой землёй должен править тот, кто умеет это. Тот, кто сможет дать её народу спокойную и сытую жизнь. А он, откровенно говоря, справляется с этим лучше меня.

– Александр! Он же пытался убить тебя и твоих близких. Он убил и засадил в тюрьму многих твоих соратников. Что ты теперь скажешь на это?! Разве их кровь не требует отмщения?

Саша схватился за голову, застонал так, словно что-то разрывало его на части, и упал на колени.

– Я не знаю, что мне делать! Не знаю! – закричал он.

Крик вспугнул птиц. Два ворона, громко хлопая чёрными крыльями, взлетели с гнезда и принялись кружить над путниками, оглашая лес вокруг недовольным карканьем.

– Пойдём, Эйтран, – Валиар тронул его за плечо. – У тебя ещё много времени на раздумье.

19

Поздним вечером следующего дня кавалькада придворных во главе с Эдвардом въехала во дворец. Флардия встретила повелителя тишиной. Площадь не пестрела ликующей, шумной толпой. Крики восторга не приветствовали его. Несколько прохожих, случайно оказавшихся здесь в этот час, проводили кареты любопытными взглядами, и даже не подумали хотя бы помахать им рукой. В городе был обычный вечер. Народ расходился, кто домой, кто по трактирам, чтобы скоротать вечер за стаканчиком вина. Им было не до вернувшихся в столицу обитателей дворца. Привезли из Малонто королеву Анну? Вот ведь как. Бедняжка. Выпьем за её здоровье.

Несмотря на дурные предчувствия, Анне и её спутницам отвели под жильё целый пристрой около левого крыла дворца. Его начинали делать ещё при Александре для часто и в большом количестве приезжавших гостей. Теперь этот одноэтажный, состоявший из трёх больших апартаментов, флигель пустовал и как нельзя лучше подходил для пленниц – выйти из него можно было только через сам дворец, поэтому стражников в проходе вполне хватало. Заменили лишь окна. Теперь здесь стояли решётчатые витражи, в которых можно было открыть лишь небольшие створки. Анна сразу заметила это:

– Здесь же были обычные окна! – возмутилась она, войдя в свою комнату. – Неужели он заранее позаботился об этом?

– А Эдвард весьма предусмотрителен, – мрачно отозвалась Сантилия. – И это меня очень беспокоит. Очень хочется поскорее убраться отсюда. Например, в Сибию.

– Зачем? – Анна тяжело вздохнула. – Какая разница, где стареть.

– Это не похоже на тебя?! Что случилось?

– Давно уже случилось.

– Анна, я тоже потеряла Эйнара. И я хочу отомстить за его смерть. Там, в Сибии, нас ждут готовые к бою полки, они ждут только тебя. И никто другой не может возглавить их. Подумай – протянем немного и всё, эти люди потеряют в нас веру и откажутся от борьбы.

– Война?

– Да! Пусть будет война! Пусть льётся кровь! Пусть этот сонный народишко, которому всё равно, лишь бы кормили, проснётся и поймёт, что править Островом должен не сын трактирщика, а истинная королева. Неужели зря мы выстрадали на Фарнадском поле?! Неужели, это сделано для того, чтобы окончить жизнь безделушкой, бесполезной куклой в доме убийцы и выскочки?!

– Мама?! – стоявшая рядом Лита побледнела, отшатнулась, услышав эти слова.

– Лита! – Сантилия обернулась и взяла дочь за руку. – Будет война.

– Будет война, – прозвучал зловеще и тихо голос Анны.

Глаза её засверкали, щеки заалели от прилившей к ним крови, разгладились от морщин. Гнев словно омолодил её.

– Но пока нужно ждать, – продолжила она. – Усыпим внимание тюремщиков. Пусть Эдвард думает, что мы смирились со своей участью.