Исполнение желаний. Воля свыше. Часть вторая

После долгой, выматывающей дороги ванна была весьма кстати. Тёплый мрамор, мыльная, наполненная ароматами трав, пена – всё это успокаивало и расслабляло. Эдвард лежал, лениво оглядывая сквозь прикрытые глаза освещённую множеством свечей, комнату. Беломраморная облицовка стен при их свете казалось пугающе-красной. Пляшущие язычки пламени отбрасывали на стены причудливые тени. То и дело он бросал свой взгляд направо или налево, где сидели две полуобнажённые девушки. Одна осторожно массировала ему левое плечо, другая – правое. Резкий стук в дверь прервал это блаженство.

– Кто там? – недовольно спросил Эдвард.

– Это я, Самит.

– Друг мой, разве я не говорил тебе, что когда я в ванной, нельзя беспокоить меня?

– Прибыл гонец из Мила, лошадь загнал насмерть. От бородатого Теурена.

– Ему снова мерещатся лафирские пираты?

– Нет, ради этого не стали бы губить лошадь. Кое-что поинтереснее.

Эдвард поморщился и знаком приказал девушкам спрятаться за ширмой.

– Заходи.

Дверь с шумом распахнулась, и в ванную комнату вошёл Самит со свитком в руках.

– Что там Борода пишет? – Эдвард нарочито-лениво зевнул и, открыв глаза, повернул голову к вошедшему.

– Они возвращались в Мил и при входе в Малонтийский пролив натолкнулись на лодку. Там было двое мужчин уже преклонного возраста, парень и девушка. Все при оружии. Теурен их арестовал, поместил на галеру. Но утром они бежали, причём смогли завладеть оружием и тяжело ранили двоих и легко одного.

Самит отдышался.

– Дальше что? – нетерпеливо спросил Эдвард.

– Дальше, они прыгнули к себе в шлюпку, но она перевернулась. Беглецы, вроде бы, утонули, но один из матросов уверяет, что издали видел, как от шлюпки плыли четверо по направлению к берегу.

– И что в этом особенного? – начал сердиться Эдвард. – Нарвались на рыбаков, а им просто не понравилось подобное обращение.

– Это не простые рыбаки. По крайней мере, двое мужчин. Молодые, парень с девкой, не сражались, кто знает, что это за птицы. А вот те двое великолепно владеют оружием. А теперь самое интересное. При Теурене есть десятник, который видел всё это с начала до конца. Он ветеран, участвовал ещё в войне с Лафирой и знал многих из окружения Александра. Так вот. По его словам, это были «Ушедшие» – Николай Сартаков и Иван Стрижевский.

– Ой! – Эдвард состроил кислую мину, словно съел лимон. – Эти варварские имена… Этому болвану просто показалось. «Ушедшие» не могут вернуться. Для этого нужен медальон, а он, как известно, рассыпался в прах. Десятник обознался. Но, всё-таки, пошли патруль, пусть поищут этих четверых, если они только выплыли.

– А что делать, когда их найдут? Задержать? Или… – Самит сделал красноречивый жест ребром ладони по горлу.

Эдвард задумался. Приставив палец к переносице, он напряжённо сморщил лоб. Резкие складки избороздили его лицо, состарив на десяток лет.

– Пожалуй… – нерешительно начал он. – Пожалуй, не стоит пока их трогать. Следите за ними. Если даже это «Ушедшие», что невозможно, они не смогут нам помешать. Может даже они ничего не знают о том, что случилось.

– А им неоткуда узнать, – заверил короля Самит. – Те, кто знали, либо мертвы, либо у нас в руках.

– Вот и хорошо. А теперь иди.

Самит поклонился и, пятясь назад, выскользнул за дверь.

На следующее утро Сантилия и Лита как всегда завтракали у Анны. Приставленные к ним слуги (или надзиратели?) принесли блюда из дворцовой кухни. Против всяких ожиданий, всё оказалось свежим, хорошо приготовленным, и женщины, изголодавшиеся после переезда, с аппетитом принялись за завтрак.

– Доброе утро, дамы, – раздался вдруг от двери голос Эдварда. – Надолго не задержу вас. Хочу лишь сказать тебе, Анна, что церемония отречения состоится двадцатого числа. Так что подготовься, придумай речь. Это всё. Приятного аппетита.

Эдвард развернулся и вышел за дверь. Уже закрывая её, он вдруг вспомнил что-то, обернулся.

– Если желаете на прогулку, скажите слугам.

И он ушёл. Женщины переглянулись.

– Весь завтрак испортил, – мрачно проговорила Сантилия и резко отодвинула от себя пиалу с фруктовым напитком.

– Всё же было любезно с его стороны предупредить нас о церемонии, – усмехнулась Анна.

– Это почему же?

– Теперь мы знаем, что с побегом медлить нельзя. Это нужно сделать до отречения, иначе грош мне цена. Он и сам отпустит меня на все четыре стороны после церемонии.

– Ну и как ты собираешься бежать? Сейчас это невозможно.

– Отчего же? Ранним утром, когда весь дворец, включая доблестную стражу, будет сладко спать. Нам нужно лишь тихонько пробраться на кухню, а там нас ждёт подземный ход. Или вы забыли о нём?

– Точно! Как я сразу не догадалась! – воскликнула Сантилия и тут же зажала ладонью рот, боясь, как бы никто не услышал.

– Если всё так просто, давайте бежим завтра утром, – предложила Лита. – У меня нет ни малейшего желания оставаться в одном доме с Эдвардом.

– А мы ничего против не имеем.

День прошёл в тягостном ожидании. Женщины боялись даже думать о предстоящем, им казалось, что стоит только появиться этой мысли, слуги, которые то и дело заглядывали к ним – видимо, проверяли – прочтут их. Страхи страхами, но Анна, сообразив, что в их пышных, годных лишь для прогулок по дворцовым коридорам, платьях, далеко не убежать. Недолго думая, она потребовали принести им три костюма для верховой езды. Предупреждая удивление слуг, она пояснила, что собирается завтра с фрейлинами совершить прогулку по саду.

Уже через полчаса это пожелание стало известно Эдварду. Бдительные слуги, которым строго настрого наказали обо всём докладывать королю, немедленно всё рассказали ему. Ничего подозрительного в этой просьбе никто не увидел и, спустя ещё полчаса, пленницам доставили три брючных костюма, каждый из которых дополнялся кожаным поясом с искусно украшенными золотом ножнами, в которых находился небольшой, изящный кинжал. Эти костюмы Анна придумала сама ещё лет десять тому назад, и, видимо, слуга случайно захватил и эти пояса, лежавшие в одном свёртке со всем остальным.

– Лопухи, – усмехнулась Анна, пробуя ногтем остроту лезвия. – Поленились посмотреть, что там.

– Нам же лучше, – отозвалась Сантилия. – Кинжалы могут пригодиться.

Долгожданная ночь окутала своим чёрным покрывалом весь город, дворец и его парк. Кое-где загорелись масляные лампы, но они выхватывали из ночной тьмы лишь крошечный кусочек пространства. Парк опустел. Лишь немногочисленные патрули бродили по его дорожкам. Опустели коридоры и залы дворца. Все его обитатели разошлись по своим комнатам – в этот вечер не намечалось никаких праздников.

Анна и её подруги, посидев немного вместе, легли спать, точнее сделали вид, что сделали это. В действительности, ни одна из них не спала. В предвкушении побега, когда сердце замирает при малейшем шорохе, совсем не до сна. Так что приходилось коротать часы до рассвета в раздумьях.

Анна совсем не думала об опасности. Её не пугало то, что уже ранним утром, как только слуги заметят их исчезновение, за ними отправится погоня. Это воспринималось как само собой разумеющееся, как-то, без чего не может обойтись ни одно приключение.

Ей нравилось это ощущение опасности. Давно забывшая его, Анна вновь ощутила предательскую дрожь в пальцах и слабость в коленях, но это только раззадоривало её, толкало на ненужную, но желанную опасную игру. В своих мечтах, королева постоянно видела, как она ловко водит за нос погоню, заманивает её в ловушку и уничтожает всех, до единого преследователей.

Ещё одно чувство всплыло в памяти. То самое, которое испытываешь, когда твой клинок разрывает плоть противника. Странная смесь ужасного отвращения, страха, вины, и в то же время торжества и, даже, удовольствия. Она вспомнила, что когда-то очень давно спросила у Александра, что он испытывает, отнимая человеческую жизнь. Он рассказал ей, но всё это ощущение другого человека.

Но пришло время, когда ей самой пришлось отнять чужую жизнь. Пусть врага, пусть ненависть и гнев в этот миг переполняли её, но ничего от этого не изменилось. Выросшая в семье, где почитались мораль и законы, она убивала, и убивала не единожды – таков этот жестокий мир. И теперь, видимо, снова придётся делать это. Может, не своими руками, а руками сотен воинов, но…

Анна резко выдохнула, прогоняя прочь эти мысли, утёрла с лица пот. В спальне не было жарко, но от всего этого её бросало то в жар, то в холод так, что выступала испарина. Почему-то не думалось о хорошем. Нельзя сказать, что не было в её жизни, того, что дарило радость. Этого было предостаточно. Но после пережитого всё это позабылось, кануло в Лету.

Так прошла вся ночь. Близились рассветные часы, ночная мгла отступала, сменяясь серыми сумерками. Стали заметны силуэты деревьев, зданий. Пора. Анна встала и быстро переоделась в охотничий костюм. Бросив прощальный взгляд на уютную, тёплую постель, она прошла в спальню Сантилии. Та не спала.

– Нам пора, – тихо проговорила Анна. – Одевайся, а я зайду к Лите.

Она прошла в следующую спальню. К её удивлению, Лита спала, но едва Анна прикоснулась к плечу, девушка немедленно проснулась, скинула с себя одеяло и сразу встала босыми ногами на холодный пол, чтобы поскорее прогнать от себя сон.

– Одевайся.

Сборы заняли совсем немного времени. Женщины оделись, прихватили с собой драгоценности и тихо, крадучись, вышли в коридор. Длинный, широкий, он начинался в пристройке и тянулся, повторяя изгибы здания, через весь дворец. Слева и справа находились бесчисленные двери, за которыми были комнаты. Здесь же находились выходы на все дворцовые лестницы. Две или три из них спускались в цоколь, где находилась королевская кухня и погреба.

Как и следовало ожидать, в столь ранний час вокруг не было ни души. Обитатели дворца сладко спали, досматривая утренние сны, немногочисленная внутренняя стража охраняла лишь покои Эдварда.

Анна и её подруги бесшумно прошли по тёмному коридору и, свернув на лестницу, спустились вниз. Там, в кухне, их тоже встретила темнота. Лишь совсем немного серого утреннего света проникало в расположенные у потолка окошки. И вновь ни души. Хотя повара и начинали свой труд очень рано, но даже они ещё спали в этот час.

В кухне женщины задержались ненадолго. Набрав ветчины, колбас и хлеба в дорогу, они спустились в винный погреб. Нацедив пару фляг вина из огромных, сорокаведёрных бочек, они принялись за поиски тайного хода.

– Он за одной из бочек в нижнем ряду, – проговорила Анна, стараясь вспомнить, где именно. – По-моему, с правой стороны.

– Так мы же не сможем сдвинуть такую махину! – ужаснулась Сантилия.

– Постой, там, под бочкой, должен быть рычажок. Его нужно повернуть, и тогда можно будет легко сдвинуть эту тяжесть. Давайте искать. Нужно торопиться.

Женщины встали коленями на пыльный пол и принялись шарить руками под бочками. Свет масляных светильников, висевших высоко над головами, был так слаб, что разглядеть что-либо внизу не представлялось возможным. Приходилось полагаться лишь на собственные руки. Бочек в ряду стояло не меньше сотни, и нужно было спешить, чтобы найти ход до того, как начнут работать повара. На счастье, уже под седьмой, по счёту, бочке, Лита нащупала длинную деревянную палку.

– Кажется, нашла, – тихо сказала она.

Анна сразу же бросилась к ней, заглянула под бочку. Да, это тот самый рычаг. Приложив все силы, она, с трудом, перевела его в другое положение.

– А теперь вместе, – Анна поднялась и, ухватившись за обруч, потянула огромную махину на себя.

Бочка, словно ничего не весила, и легко выдвинулась вперёд на хитроумных полозьях. Позади неё, в стене, открылась небольшая арка, вход в которую преграждала покосившаяся, потемневшая от времени, дверь. Анна нашла запасные светильники и, запалив один из них, протиснулась между бочками к открывшемуся проходу. Толкнула дверь – та открылась легко, даже без скрипа, словно её петли смазывали каждый день. За дверью чернела дыра потайного хода, а в ней ещё одна дверь, на этот раз железная и, причём, открытая настежь.

– Идём, – Анна пошла первая.

Следом за ней двинулась Лита, а замыкала Сантилия. Она закрыла за собой дверь. В момент, когда щёлкнул запор, закрывшись так, что теперь только те, кто находился в ходе, могли открыть её, снаружи что-то заскрежетало, громко лязгнуло – видимо вставала на место бочка.

Скудные отсветы коптящего пламени выхватили из темноты замшелые, покрытые влагой, брёвна опор. Они располагались на расстоянии ладони друг от друга, и сквозь эти щели виднелась красная глина с серыми прожилками гипса. К счастью, ничего не осыпалось, но кое-где с потолка лились самые настоящие водопады ледяной воды. В таких местах под ногами оказывались огромные лужи. Перепрыгнуть их было просто невозможно, так что приходилось надеяться на добротность сапог.

Ход тянулся всё дальше и дальше. Не было ни единого поворота. Это была прямая линия, начало и конец которой лежали за пологом тьмы. Беглянки шли уже около часа, но пути, казалось, нет конца и края. Унылая однообразность начинала пугать, казалось, что они бегут по заколдованному кругу, из которого невозможно вырваться. Шедшая первой, Анна неожиданно остановилась. Что-то лежало под ногами, втоптанное в грязь. Она нагнулась и, едва не сломав ногти, с трудом вытащила из вязкой глины заинтересовавший её предмет.

– Что там? – спросила Сантилия.

Анна молча обернулась и показала покрытый слоем ржавчины широкий и короткий меч.

– Куда он тебе, выкинь.

– Зачем. Я его почищу. Такая штука пригодится, проку от него побольше, чем от крохотных кинжальчиков.

Сантилия ничего не ответила, лишь пожала плечами, и они продолжили путь. Прошло ещё с полчаса, коридор, наконец, начал подниматься вверх выложенными в глине каменными ступеньками. Ступеньки уходили в потолок, где был люк.

– Выход! – радостно воскликнула Анна. – Наконец-то.

Она поднялась повыше и, упёршись руками в сколоченный из дерева люк, попыталась приподнять его. Не тут то было. Пребывавший в неподвижности в течение последних двух десятков лет, он не поддался. Не поддался и после того, как за дело взялись Сантилия и Лита.

– Да что же такое?! Что делать будем?! – чуть не плача, простонала Лита, упав коленями на ступеньку.

– Нам нужно что-то делать. Воздух здесь спёртый, дышать тяжело, – добавила Сантилия.

Анна, недолго думая, взялась за меч и, вставив его лезвие между полусгнивших досок, принялась ковырять люк.

– Потерпите. Скоро выберемся, – подбодрила она спутниц.

Ещё не потерявший своей крепости, клинок легко крошил гнилое дерево. Вскоре, всё, что ранее было люком, лежало под ногами щепками и крошевом. Что-то холодное и влажное упало Анне на голову. Земля. Ходом не пользовались так давно, что он зарос до такой степени, что стал совсем неотличим от любого другого места в лесу.

Следующий удар меча легко пробил тонкий слой дёрна. Сквозь образовавшееся крохотное отверстие показался бледно-серый утренний свет. Потянуло свежим лесным, полным живых ароматов, воздухом. Анна потянулась ближе и, с удовольствием вдохнула в себя освежающую струю. Сил, словно прибыло. Ещё несколько движений клинком, и дыра расширилась настолько, что в неё можно было спокойно вылезти из этого затхлого подземелья.

Лес встретил прохладой пасмурного утра и лёгким туманом, стелившимся по земле. Под ногами зеленел безбрежный мягкий моховой ковёр, повсюду вздымались к небу жёлто-коричневые стволы сосен, влажные снизу от выпавшей росы. Немного в стороне, в болотистой низинке, сияла своей белизной берёзовая рощица, утопавшая в сочной зелёной траве.

– Где мы? – спросила Сантилия.

– Примерно, миля-полторы, к северу от города, – ответила Анна.

– И что теперь?

– А теперь нам нужно уходить отсюда. Скоро наше исчезновение заметят и вышлют погоню.

20

На опушке леса показался человек. Оборванный и грязный, он воровато выглянул из-за куста. Перед ним, всего шагах в трёхстах, начинался город. Плохонькие домики городской окраины сменяли дома побогаче, повыше, а затем высилась крепостная стена из серого камня, за который располагался старый город. Похоже на остальные города Острова. Все они выросли за свои стены.

– Альвара, – прошептал человек, узнав что-то приметное в этой мешанине из крыш.

Танис, а это был именно он, провёл последние два дня в тяжелейшем пути сквозь лесные чащобы. На его счастье, начавшийся в то утро, на берегу, дождь прекратился, выглянуло солнце и стало тепло. Но проведённая под дождём ночь дала о себе знать. Таниса мучил жар, то и дело лихорадило. Да и за эти два дня он питался лишь сырыми грибами да сохранившимися, местами, ягодами. Очень хотелось провести в тепле хотя бы одну ночь и наесться досыта.

Танис порылся в карманах, поискал за поясом – ни гроша. Но делать нечего, он понимал, что без передышки ещё дней пять пути (если напрямик, через лес) до Параи он не выдержит.

Бывший сотник собрался с духом и медленно подошёл к городу. Хорошо, пусть нет денег, но он, всё равно, зайдёт в какой-нибудь трактир и наестся там до отвала. И пусть кто попробует его остановить.

Вскоре глазам его предстали грязные, лишь местами мощёные улочки окраины. Кругом деревянные домишки, рядом с которыми бродят куры да гуси. Отовсюду доносилась ругань, пьяные голоса. Здесь жили семьи лесорубов.

Танис, не останавливаясь, прошёл этот негостеприимный квартал и вошёл в следующий. Тут его встретили более-менее добротные одно- и двухэтажные дома из камня и бруса, мощёные улицы. По дороге попался небольшой трактирчик под названием «Весельчак». Он, без колебаний, вошёл туда. Время было раннее, посетители сюда в основном захаживали ближе к вечеру, поэтому, кроме Таниса, в закопчённом, пропахшем гарью, зале было лишь трое мужчин.

Танис сел в сторонке, в угол, куда меньше всего падал свет из окон. Он надеялся, что в полумраке никто не разглядит рваную, грязную одежду. Трактирщик, на удивление, тонкий и длинный, словно жердь, подошёл нескоро. Что-то жуя, он вышел из кухни в зал, едва не задев головой притолоку. Шаркая по потемневшему полу своими несуразными чувяками, трактирщик нехотя подошёл к Танису, сразу разглядев в новом посетителе оборванца.

– Деньги то у тебя есть? – сразу спросил он. – Если хочешь жрать, покажи монеты сначала.

Танис задумался. Денег у него, конечно, не было, зато оставались ещё хорошие, хотя и немного потёртые армейские сапоги.

– Это пойдёт? – Танис высунул ногу из-под стола.

– Дезертир? – вяло, словно ему на всё наплевать, спросил трактирщик.

– А тебя это волнует?

– Нет, – поморщился тот.

Ещё раз с головы до ног оглядев Таниса, он, наконец, процедил сквозь зубы:

– Ладно, покормлю, даже сапоги тебе оставлю. Не босиком же тебе ходить, осень на дворе. Вот только ты выполнишь для меня одну работёнку.

– Какую?

– Сейчас я принесу тебе поесть, а там и поговорим. Не на голодный же желудок дела решать.

Трактирщик ушёл на кухню, оставив бывшего сотника в раздумье. Танис сидел за столом, подперев подбородок ладонью, перебирая в уме все возможные варианты отработки, что могли бы ему предложить. В голову приходило лишь что-то связанное с кухней, поскольку все мысли возвращались к пустому, ноющему от голода, желудку. Возможно, колка дров или наполнение водой бочек, может…

– На-ка, поешь, – трактирщик поставил перед ним заставленный съестным поднос и присел рядом.

Не ожидавший подобной щедрости, Танис жадно набросился на еду. Между тем трактирщик завёл разговор.

– Не буду ходить вокруг да около, не люблю. Скажу прямо. Один ублюдок задолжал мне и не собирается отдавать приличную сумму денег. Я хочу, чтобы ты убил его. Тебе ведь не привыкать, ты солдат.

Танис аж поперхнулся от неожиданности. Он ошалело посмотрел на собеседника, не зная, что и сказать.

– Можешь не раздумывать, – продолжал трактирщик. – Откажешься – через час тебя схватят властники как дезертира. Ты ведь дезертир?

Лучше бы он не говорил этого. Танис не терпел угроз. Лицо его потемнело от гнева, брови сдвинулись, не предвещая ничего хорошего. Он резко вскочил и, мгновение спустя, его тяжёлый кулак со страшной силой обрушился на лицо незадачливого владельца трактира. Трактирщик, словно пёрышко, отлетел в сторону, ударился головой о лавку и упал, бездыханный. Тёмная лужа крови начала разливаться из-под его затылка – такой страшной силы оказался удар.

Немногочисленные посетители, словно окаменев, смотрели то на Таниса, то на его жертву. А тот быстро собрал остатки еды в полотенце, замотал её и, быстро выбежав на улицу, бросился в сторону леса. Не успел он пробежать и половины квартала, за его спиной раздались крики – «Держи его! Он туда побежал!».

Вскоре донёсся дробный стук копыт. Танис похолодел от ужаса. Он обернулся и увидел скачущих вдалеке по этой длинной, прямой улице семерых властников. Дело – дрянь. Беглеца и преследователей разделяло сотни две шагов, когда бывший сотник рванул вправо, во дворы.

Он едва понимал, что делает. Всё ещё пребывая в горячке от болезни, да и от проникшего в душу страха, Танис прыгал через какие-то заборы, пугая невесть откуда взявшихся женщин с бельём и играющих детей. Внезапно он снова очутился на улице, прямо перед носом властников.

– Эй, парень! Стой! – закричал один из них – уже немолодой, седоусый мужчина.

– Эгей! Да это же тот, про которого наводка пришла! Беглый с галеры! Это Танис! – воскликнул другой, разглядев беглеца.

Узнали – промелькнула в голове мысль, от которой нахлынула ещё большая волна ужаса и отчаяния. Однако это, напротив, придало силы, и Танис снова кинулся во дворы. Властники немного замешкались, а беглец уже забежал за угол уродливого двухэтажного дома. Танис перелазил через высокий забор, когда чья-то сильная рука схватила его за ногу.

– Стой, шельмец! – прогремел голос.

Танис обернулся – почти напротив своего лица он увидел лицо седоусого властника. За ним – ещё двое, немного помоложе; они уже обнажили свои мечи, готовые пресечь любое движение пойманного преступника.

Правую ногу Танис уже успел перекинуть через забор. Именно там, в голенище, находился спасительный кинжал. Правая рука, незаметно для властников, медленно потянулась к ножу.

– Слазь давай, допрыгался, – властник грубо дернул его, пытаясь сбросить на землю.

Танис резко распрямился и ударил ножом державшую его руку. Мгновение спустя, он кувыркнулся вниз на какой-то мусор. Исцарапанный, с широко раскрытыми в страхе глазами, он бросился к видневшемуся шагах в пятидесяти следующему забору. Слева и справа от него тянулись каменные стены домов с редкими окнами, из которых частенько выкидывали помои и мусор. Этот забор он преодолел с одного прыжка, словно в том не было саженной высоты. Танис облегчённо вздохнул – всего сотня шагов отделяла его от леса. Собрав последние силы, измученный беглец добежал до опушки.

– Стой, сволочь! – из какого-то проулка выскочили на конях всё те же властники.

Но Танис бросился в чащу. Он бежал, куда глаза глядят, бежал туда, где, как казалось, торчавшие отовсюду ветки и корни скроют его. Он падал, спотыкался о всевозможные муравейники, пеньки, вставал и бежал снова. Внезапно он оказался на берегу реки. Альвара медленно несла свои воды меж песчаных берегов. Пели птицы, вдоль берега лениво квакали лягушки, доживавшие последние тёплые деньки. Танис подошёл к кромке воды и упал коленями во всё ещё тёплую, слегка мутноватую воду. Зачерпнув пригоршней, он начал жадно пить, отдышавшись после долгого бега. Накатила усталость, хотелось лечь на прогретый солнцем песок и заснуть, забыться от всех этих злоключений.

– Так и сделаю, – сказал Танис вслух. – Вот только переплыву на другой берег – здесь всего то сто шагов – и посплю где-нибудь в кустиках.

Он уже хотел зайти в реку, как вдруг за его спиной затрещали кусты, после чего раздался глухой топот конских копыт по песку.

– Теперь не уйдёшь, – Танис обернулся на голос и увидел властника, того самого, который узнал его – крепкого черноволосого мужчину в чёрном суконном кафтане и пыльных чёрных штанах, заправленных в поношенные рыжие сапоги.

Властник слез с коня и, обнажив меч, направился к беглецу. Танис вышел на берег и достал из голенища нож. Они остановились друг перед другом. Один сжимал в руке кинжал с лезвием, длиной в ладонь, второй – меч в три локтя.

– Собираешься этим драться?! – поразился властник.

– А ты что думал, – ответил Танис.

Преследователь поднял в вытянутой вперёд руке меч, направив остриё клинка в грудь Таниса. Тот в ответ поднял нож – два лезвия, с лёгким мелодичным звоном, коснулись друг друга.

– Я убью тебя, – произнёс властник.

Танис лишь горько усмехнулся и, черпнув носком левой ноги песок, бросил его в лицо противника. Серо-жёлтая пыльная туча ударила тому в глаза, забила нос, рот. Властник закашлялся, согнулся. А Танис в тот же миг отбил меч в сторону и, бросившись на врага, повалил его и ударил два раза клинком в живот.