В плену их желаний

***

Шлюхи развлекают гостей. Из фонтана льётся шампанское. Играет живая музыка, такая дикая, будто бы должна сопровождать чью-то буффонаду. Перманентно на блестящий пол валятся то красные – а какие они ещё могут быть? – трусики, то женский смех.

Всем весело, кроме актрисы.

Френк прижимает её к стене в пустой комнате отдыха.

– Я не буду, – выплёвывает она, – и если не отпустишь меня, все узна́ют, что я не Ханна, а Лейла, Лейла Пирс.

Френк вздыхает шумно, изо рта его неприятно несёт вином.

Избавиться от неё не получится – и как только угораздило найти такую неженку? Не было времени подумать… Но он знает секрет. Разве теперь этот секрет не имеет значения?

– Лейла хочет вернуться домой к своей богатенькой семье и делать то, что ей говорят, принять ту жизнь, о которой грезит её чокнутая мамаша? Больше не хочет быть актрисой? Ты говорила, что роль эта тебя не смущает!

Она краснеет, захлёбывается слезами, дрожит и становится вполовину не такой красивой, как раньше. Херовая из неё Ханна ещё больше, чем из Ханны – адекватный человек.

– Но не такой же ценой… Их… Сколько их будет?

Френк глядит на неё холодно, без какой-либо жалости.

– Столько, сколько захотят. Но я думаю, если всё зайдёт слишком далеко, я сумею это остановить. Жану нужно унизить тебя, высмеять на глазах своей невесты. Странный человек. Никогда мне не нравился. Но он хорошо заплатил.

Она пытается утереть слёзы, Френк хмурится и спрашивает даже как-то осторожно:

– Ты ведь не девственница?

Она качает головой и чуть усмехается.

– Нет… Но не до такой степени, чтобы отдаваться толпе незнакомых мужиков…

– Толпе незнакомых богатых аристократов.

Она морщится:

– Они ещё грязнее, чем обычные!

Френк отходит от неё, расхаживает из стороны в сторону, руки сцеплены за спиной, по виску стекает капля пота, лоб наморщен.

– Я заплачу тебе так, что ты сможешь начать новую жизнь в другом месте. И там хоть актрисой будь, хоть проституткой, мне всё равно!

– Вот не надо… Не надо говорить со мной так.

Во Френке как будто нет ничего человеческого. Правда в том, что он её очень далёкий родственник. Но вряд ли сам считает себя роднёй, вряд ли даже задумывается об этом. И вот когда узнал, что она прячется здесь от родителей – решил этим воспользоваться. Ничего удивительного, бизнес учит замечать возможности.

Лейла сама согласилась. Отчасти даже потому, что было интересно и волнительно оказаться в шкуре самой популярной проститутки.

Деньги ей нужны. Но стоят ли они того?

Она представляет, что будет, если согласится на это.

Сердце будто бы бухается куда-то в живот, по позвоночнику проходится холодок.

– А ты… Точно меня подстрахуешь? Никакой жести не хочу. Да и не смогу.

Френк ухмыляется сквозь нехорошее предчувствие, которого бы послушать и пойти проверить Ханну, но Лейлу бросать – тоже нехорошо.

Ему не совсем плевать хотя бы потому, что Жан уж точно не поверит в то, что Ханна могла подохнуть от передозировки членами.

***

Лисонька раздаёт напитки и воровато оглядывает гостей. Она пытается придумать повод, чтобы улизнуть с этого праздника, тем более что Френк с Ханной куда-то делись.

Как она вообще могла так поступить с ней? Знает ведь, что…

От очередного сального взгляда приходится прятаться за фонтан. Она прижимает ушки к голове, немного раскрасневшаяся, потому что её тоже заставляли пить, и какая-то потерянная. Из-под изумрудного кимоно торчит пушистый хвост. Который в большей степени виновен в том, что она так привлекает внимание.

– Но отдавать собакам я тебя не буду, – шепчет она, усмехнувшись, – не так и глупа…

***

Равен кажется Ханне истощённым, и её это бесит даже сквозь трепет перед его силой.

Говорят, все магические существа так или иначе начались с драконов. Они – сосредоточие магии. История там путанная, и Ханна даже если бы хотела поинтересоваться – не смогла бы. Вроде как все книги об этом уничтожены, интерес к теме запрещён, да и в борделе особо не до того. Будем честны.

– Как это вообще произошло, милый? – тянет Ханна, устраиваясь на полу у границы, до которой он уже не может дотянуться. Так, на всякий случай. Мало ли чего можно ждать и почему он привязан, правда же?

Она должна была спать и не двигаться, иначе просто нелогично со стороны Френка запирать её здесь. Видимо, не хотел никому показывать. Этого следовало ожидать. Она просто не успела ничего обдумать.

Вот только Ханна очнулась. Не из-за странной ли штуки, что передал ей через поцелуй Алекс? Он ведь хотел, чтобы она ушла с ним.

– После переворота, когда начались гонения на драконов, когда стали появляться восставшие мертвецы из-за чьих-то экспериментов…

– Да-да, – прерывает его Ханна и зевает, картинно прикрыв ладонью рот, – гонения на великих драконов, всё из-за неблагодарных людей, поняла-поняла… Я ж не вчера родилась и мы тут не в прологе книжки, чтобы правила мира раскрывать в дурацком диалоге. Давай ближе к сути. /Ты/ чего делаешь в подвале борделя?

Равен кивает и выдыхает… дым. Через ноздри. Вау! Ханна готова похлопать этому трюку словно цирковой тюлень.

Он воспринимает её ужимки отчего-то как должное. Может потому что она типичная наглая шлюха, и тут нет ничего удивительного. А может потому что ему всё равно.

– Я…

– А! Ты питаешься похотью, которая стекает к тебе из наших комнат? Ароматы секса? У вас ведь, драконов, есть странные особенности. Сексуальные.

– Во-первых, – в его хриплом голосе даже не слышится раздражение, – дай мне договорить. Во-вторых, вполне возможно, что ни одна магическая способность изначально не задумывалась, как сексуальная, но трактовать со временем все стали именно так. Тебе ведь тоже не обязательно менять обличия в угоду чужим похотливым желаниям. Ты могла бы делать что угодно, никак не связанное с сексом. Но ты здесь.

В полумраке сверкают его зелёные глаза и её белоснежная улыбка:

– Ты тоже.

– Ситуация ещё была очень острой, когда Френк подобрал меня раненым. На самом деле, я был сплошное решето и погиб бы, если бы не он. Я не понимал, зачем он это делает, ведь за укрытие у себя дракона, да и любой твари на тот момент, могли… В общем, он вы́ходил меня и скрыл от тех, кто искал выживших. Магией.

– А? – Ханна приподнимает брови. Она сейчас в образе брюнетки с голубыми глазами и эти самые брови у неё ну просто замечательные. – Типа Френк что…

– Маг, да, – Равен вздыхает и садится на пол. – Вообще непохож, да?

– Они же… Разве они выродились?

Да, быть магом или ведьмой – ещё круче, чем драконом. Но эта история ещё темнее. Говорят, маги как-то связаны с драконами, возможно, даже создали их. И те ополчились на своих же создателей… Вполне может быть по той же причине, которой подвластны любые конфликты – ради власти и великого соревнования «у кого член длиннее и толще».

– Подумай сама: сложно выродиться, если сила может внезапно передаться спустя несколько поколений, когда люди уже даже не помнят, что их предки были связаны с магией. Френк, самоучка, это видно. Никто его не учил. Использует силу как умеет.

– А правда, что есть тайное общество магов, а? Иллюминаты типа. Мне мужики рассказывали.

– Этого я не знаю.

– Ладно…

Ханна замечает, каким взглядом он смотрит на неё, поэтому «потягивается» и «зевает», выгнув спинку, оголив живот и часть спины. Её хочет дракон! Вау.

– Почему ты вообще со мной говоришь? – выдаёт она. – Чего хочешь от меня?

Равен будто бы задумывается, потому что отвечает не сразу.

– Ты ведь спросила, почему бы не поговорить? Я не знаю, когда Френк придёт за тобой, будет лучше, если мы сможем отвлечься от тишины…

– Но ведь ты давно здесь.

– Да. Но Френк приходит. И мне приятно проводить время с тобой. Даже когда ты спала – было приятно.

– Фу, – Ханна высовывает язык словно девчонка, – извращенец. Ладно, можешь продолжать.

– Спасибо, – наконец, в его голосе прослеживается намёк на ироничность. – Кстати, он очень тебе доверяет или планирует пустить в расход?

– В смысле?

– Никто не знает обо мне и не должен узнать, ты очень будешь ему неудобна, точнее, уже неудобна, потому что видела меня. Хотя, может, собирается стереть память. Или накормить меня таким странным способом.

Ханна сдерживает желание отодвинуться поближе к полкам с хламом, теперь Равен кажется ей куда более угрожающим, чем минуту назад.

И он – гад! – ещё и смеётся. А затем добавляет:

– Вообще-то, я серьёзно. Очень удивлён, что ты здесь.

Ханна вздыхает:

– Я ему почти как дочь.

– Ты разве не говорила, что он должен был с тобой переспать?

Она передёргивает плечом:

– Но это почётно!

– Отвратительно.

Ханне не нравится, когда в её адрес звучит что-то подобное, так что она кричит на него:

– А ты почему ведёшь себя так, словно тебе нормально быть в подвале? Даже если он маг, тебе нормально и хорошо, что тебя здесь держат, как собаку?

Равен, будто копируя её, что жутко, ложится на пол, закинув руки за голову и сверля её взглядом.

– Драконы вне закона, детка. Мне некуда идти, без магического прикрытия Френка меня разорвут в первый же час.

Ханна не выдерживает, наступает её очередь истошно хохотать.

– Ты на улицу-то когда в последний раз выходи́л, придурок? Да, драконы вне закона, может быть. О них уже даже не говорят, как о ком-то, кто реально до сих пор существует. Но всем похуй. Ты спокойно сможешь уехать подальше со своей рожей человеческой.

– Тебе так кажется, и ты тоже не выходила на улицу уже давно.

– Но с людьми-то я общаюсь! Иногда и по десять раз в день. Может быть, просто Френк хочет, чтобы ты думал так? Да и вообще, если ты здесь добровольно прячешься как трус, то зачем цепи?

В ответ Равен ухмыляется.

Жуть.

***

– И не забудь, что тебе нужно /играть/ Ханну, а не просто подставляться под члены. Ты и не такое пробовала! И тебе всё нравится! И это ты используешь мужчин, а не они тебя!

Лейла кривится:

– Как так можно думать? Тем более – шлюхе. Ясно ведь, что пользуются именно ей, как вещью.

Френк качает головой.

– Просто вживайся в образ, да побыстрее.

– А может, снять платье сразу же? Так и пойти? Мне будет морально проще…

Френк снова всем телом выказывает несогласие:

– Сексуально, когда одежда снята не целиком, тем более вначале! Тебя всему учить надо? Кому нужно голое тело курицы? Чего они там не видели? Ты должна себя подавать, и не в лоб.

– Я запуталась, кто я! Хабалистая шлюха или хитрожопая гейша?

Френк не выдерживает и выталкивает Лейлу в зал – к гостям.

Словно по заказу практически все взгляды сразу же попадают в неё отравленными стрелами.

– А вот и главное развлечение сегодняшнего праздника! – громко объявляет Жан. – Итак, гости, кто хочет совместными усилиями одарить именинницу вниманием?

***

Гости уже обсудили все сплетни, полапали и не только всех доступных шлюх (некоторые всё ещё принимали клиентов наверху, но не многие почтенные сэры отваживались прийти в такой наводнённый знатными горожанами день, в любом случае эта странная свадьба окупает небольшой убыток сполна). Настаёт время застолья. Столы выставлены огромной буквой «П», в центре которой сидят Жан с Агнией, а дальше гости и проститутки (некоторые из них предпочитают термин «экзотическая танцовщица», но мало кто берёт это во внимание). На этом празднике все сословия перемешаны, всё одинаково поблёскиающе-порочное то ли от шампанского, то ли от спермы, то ли от пота (в помещении душно, но это создаёт свою атмосферу).

Агния наблюдает за всем со странным выражением, будто бы вот-вот собирается что-то сказать, но никак не решается. Столы накрыты так богато, что становится страшно попробовать хоть что-нибудь. Жан провернул всё слишком быстро. Она была так рада его видеть, и так быстро ему всё простила… И в итоге оказалась здесь.

Жан умолял простить его, валялся в ногах, ублажал так, что из глаз вместе со слезами падали искры, сделал предложение, обещал шикарную свадьбу (и совсем-совсем не слушал её возражений по этому поводу).

Агния – девушка простая, ей просто некомфортно в такой обстановке, она никогда не видела смысла в пышной свадьбе вообще, тем более – в такой.

Но уступила будущему мужу, своей безусловной, первой любви.

Если он этого хочет, если будет думать, что этим заглаживает вину (хотя она и без этого давно простила и зла не держала), пусть так.

Если бы Агния ещё понимала – на своей она свадьбе или дне рождении шлюхи?

Жан глядит на неё свои удивительно красивыми, чистыми глазами. Раскрасневшийся, улыбчивый и будто голодный.

– Я бы хотел взять тебя прямо здесь, – шепчет он ей в то время, как Ханна подходит к столу.

Агния отстраняется от него, поджав полные губы.

– Мы могли бы отойти в спальню… Ты говорил, здесь есть комната отдыха для нас…

Он усмехается, качает головой, такой весёлый, подвижный, будто вот-вот и бросится в пляс – или набросится на неё.

Агния не спорит, во всём этом есть что-то возбуждающее. Эта атмосфера порока, закрытого клуба для богатых, где по каким-то определённым дням происходят оргии… Возможно, один раз она и согласилась бы прийти. С лицом, скрытым бархатной маской, поболтать с раскрепощёнными и извращёнными властителями мира, посмотреть, отдаться своему Жану на глазах других, но не больше… Но то, что происходит здесь – не свидание в закрытом клубе, а её СВАДЬБА.

– Ты моя стеснительная пампушечка… Как можно пропустить такое представление? Это мой подарок тебе. Я больше никогда не пойду к этой женщине. И вообще, в подобные места. Хочу растоптать эти досадные пятна на своём прошлом и быть только с тобой! Но ты должна будешь как следует удовлетворять меня… Но ты права, сегодня твой день, пусть будет, как захочешь. Только ешь, моя сладость. Пей вино, веселись.

Агнию беспокоит, что он пытается всучить ей в подарок свою психотерапию. Метафорическое раздавливание пятен прошлого, умещая их каким-то образом в одной проститутке и сцене её массового удовлетворения.

– Боже… – шепчет она, что Жан воспринимает как восторженный отзыв и кивает, переводя взгляд на Ханну.

Он продумал всё как можно эффектнее. В центре буквы «П» расстелен специальный мягкий ковёр, упругий, эффектный, кроваво-красный, как постель в той комнате, в которой он из раза в раз трахал рыжеволосую груду жира.

Мужчины, вызвавшиеся начать веселье, собрались вокруг ковра, Ханна подошла к ним. Ещё несколько секунд, и всё начнётся. Гости замирают в нетерпении. Каждый сейчас чувствует сладкую, пленительную дрожь, каждый чувствует возбуждение и многие собираются его удовлетворить.

Благо, с их мест прекрасно всё видно, а если что – в любой момент можно будет подойти и присоединиться. Ревность со стороны жён здесь будет считаться дурным тоном, об этом Жан дал понять сразу. Сегодня не только день рождение Ханны, не только его великолепная свадьба, но и день выражения чувств. Никак нельзя быть зажатым.

Жан настолько полон энтузиазма, что, кажется, если кто-то из мужчин захочет трахнуть на столе его, перед носом жены, он согласится за милую душу!

Проверять никто не рискует, да и гомосексуализм даже сейчас не слишком-то хорошо воспринимается.

Лже-Ханна, то есть Лейла, старательно улыбается, не сводя взгляда с Френка, который занимает своё почётное место среди гостей. Он едва заметно кивает ей, мол, давай, вперёд, не тяни резину.

Она прочищает горло и обращается к гостям:

– Я хочу сегодня сделать подарок дорогим друзьям Жана, гостям на этой замечательной свадьбе. Я отдаюсь в ваши руки, и вы можете делать всё, что захотите, в разумных, – добавляет спешно, на мгновения даже дрогнул голос, – пределах.

Делить одну девушку со слишком большим количеством мужчин не каждый захочет, большинство предпочтут посмотреть и подрочить – это гораздо… сподручнее.

На Ханну пришлось семь смельчаков, пять холостых, два женатых. У одного жена сейчас свешивается со стола, чтобы иметь лучший обзор, у другого она в больнице на девятом месяце беременности – так что последнее точно можно понять.

У Лейлы красивое тело, почти идеальные параметры, нежная кожа, шелковистые волосы. Настоящая леди, дочь богатых родителей, которую они холили и лелеяли годами, желая удачно выдать замуж впоследствии.

Начинается всё с классики. В то время, как гости принимаются за еду и напитки, Лейлу касаются сильные и цепкие мужские руки. В грудь они впиваются так сильно, что, должно быть, совсем скоро по нежной коже расплывутся огромные синяки. С неё медленно на потеху гостям снимают шёлк, оставляя в нижнем белье. Френк опрокидывает в себя коньяк, не сводя глаз с того, что происходит. Лейлу заставляют опуститься на колени, приспускают джинсы и брюки, запускают пальцы в шёлк волос под свист и улюлюканье гостей.

Рядом с Френком сидит красавчик, которого никто не приглашал. Он наблюдает за всем со смешинками во взгляде, накалывая кусок красной рыбы на серебряную вилку.

– И часто у вас это здесь происходит? – как бы невзначай интересуется у Френка.

Тот пожимает плечом:

– Время от времени. Приятного аппетита, сударь.

– О да… приятного!

***

Это жестоко. Она ведь совсем ещё неопытная, зелёная, с дурацкими мечтами и планами на жизнь, которые вряд ли когда-нибудь исполнятся, даже если Френк и вправду отсыпет ей золотых. Бедная девочка выглядит и вправду шикарно, возможно, она действительно представляет, что играет роль. В очень, очень, очень откровенном фильме. Вышли те, кому видно хотелось похвастаться – большой член у каждого сочится смазкой, мужчины столпились вокруг Ханны, проявляя изобретательность в том, как именно ей можно присунуть уже на разогреве.

Её головой сразу же занялся один из самых наглых и вёртких, а оттого противных, парней, для удобства её отвернули в сторону, так что Френк видит красавицу в профиль. Её розовых губ касается массивная головка, игриво мажет по щеке, касается крыльев носа и снова возвращается ко рту. Другой парень ему помогает: трётся об узкую, бархатную спину девушки, тянется её волосам, стягивает их, намотав на кулак, заставив запрокинуть голову. Лейла стонет, затем натужно смеётся, будто исправившись. В удобно открывшийся рот первый суёт немалых размеров член. Сразу видно, что ему нравится доминировать и в этом: всё, что требуется от «Ханны» – убирать зубы и держать рот открытым, пытаясь при этом хоть как-то сглатывать слюну, пока в её горло нещадно вбиваются резкими, горячими фрикциями.

Она издаёт гортанные, хлюпающие звуки. Некоторым вполне комфортно под них есть, но большинство заняты великолепным зрелищем. Претенденты не то чтобы даже на минет, скорее, на её глотку, меняются между собой. Чьи-то руки постоянно её трогают, кто-то что-то шепчет на ухо, кожу опаляет жаром, в какой-то момент она перестаёт улавливать происходящие и действует на автомате. Водит по крепким членам руками, глядя в никуда, но Френку почему-то кажется, что взгляд её направлен именно на него в тот момент, когда её лицо снова видно в анфас.

Он их тех, кто не может есть, и даже коньяк хлещет, не закусывая, хотя ему и нельзя пьянеть. Ни тогда, когда охрана может пропустить кого-нибудь не того, когда нужно идти проверить Ханну, а не…

Он не выдерживает и поддаётся тому же соблазну, что большинство гостей. Расстёгивает ширинку брюк и запускают руку в семейники, принимаясь ласкать нуждающееся в этом – уже много лет – достоинство. Конечно, он и секса вокруг видел много, и дрочил, но ни с кем не спал, а теперь такое чувство, будто бы сам ставит идеальную девушку на колени, чтобы резко войти в неё и вырвать самый первый пронзительный, отрезвляющий крик.

Ханну разрывает, красное лицо мокрое от слёз, пота и спермы. Руки, на которые она переносит вес, едва её держат. Но нельзя отключаться. Ханна бы не отключилась. Если её раскроют, Френк уж точно ничего не заплатит, расскажет всё её родителям или просто выставит на улицу, а может даже убьёт. Страшный человек.

Чтобы напоминать себе держаться, она не отрываясь смотрит на него.

Когда под ней и позади неё по одному, когда кто-то постоянно подходит за оральными ласками, когда члены трутся между грудями, когда на неё капает слюна и сперма от тех, кто дрочит на всё это сверху.

Ей почему-то уже не больно. Она даже пугается, подумав, что это потому что всё /настолько/ плохо. Но нет, иначе она бы уже потеряла сознание. Она стонет сладко, когда ей дают это сделать, подмахивает задницей, и этим только раззадоривает гостей за столом.

Неужто так страхует её Френк?

Он шепчет заклинание, что унимает боль и не позволяет серьёзно навредить Лейле, не сводя с неё взгляда, вцепившись одной рукой в стол, другой доставляя себе удовольствие такое яркое, какое не испытывал уже давно.

Он у себя в «Магнолии», хозяин здесь даже больше, чем Жан, а потому не сдерживается, даже не думает об этом, а запрокидывает голову и стонет.

Его тут же легко хлопает по руке сосед, что до того пытался завести светскую беседу.

Когда Френк, наконец, поворачивает голову в его сторону, никого рядом уже нет. Он сплёвывает. Это всё подозрительно. Но вот Лейла стонет, будто бы от боли, Френк чертыхается и продолжает нашёптывать заклинание. Он пережитого оргазма шумит в ушах… Интересно, сколько раз за это время кончила она?

Мужчины меняются между собой, некоторые, устав, уходят за стол, чтобы поесть и понаблюдать, другие сменяют их.

Хотя и за самим пиршеством весело и без того. Под музыку, изрядно захмелевшие, многие дамы обнаруживаются под столом между ног своих мужчин. Справедливости ради – некоторые мужчины также пускают в ход рот, переместившись на пол. Все обмениваются хлёсткими стонами и смехом.

Жан не может отлипнуть от Агнии, мучая её соски, а заодно и наглаживая свой красивый член, раз уж она сама не спешит последовать примеру остальных… Он горячо шепчет ей на ухо комплементы, склоняя к ещё одному безумству. Агния – сама невинность – краснеет и отпирается как может.

Вскоре к Лейле присоединяются и другие девушки вместе с теми, кто не прочь с ними поразвлечься. На красном ковре извиваются уже два десятка тел, становится всё жарче, Жан продолжает уговаривать Агнию поддаться ему. И, наконец, она кивает, чувствуя, как неловкость и стыд текут по венам, как от этого кружится голова и тошнит.

Совсем немного. Она ведь вытерпит… ради него. Ведь…

– Ты моя жена, что в этом такого?

Она всхлипывает, ни на кого не глядя, когда Жан выбрасывает всю посуду, которая ему мешает на пол, и осколки обрушиваются на проституток и гостей.

Он поднимает Агнию и отпускает прямо на скатерть, а затем раздвигает её пухлые ножки.

Как раз в этот момент заносят высокий свадебный торт.

Агнии кажется, что всё это мерзкий сон, всё слишком нереалистичное и смазанное, все вокруг будто околдованы похотью и забыли, что такое стыд. Она не чувствует своих ног и вцепляется в плечи Жана, обнимая его, будто бы он может защитить её от того, что сам собирается сделать.

Но Жан лишь качает головой, проводит рукой по её спине, заглядывает в глаза, ухмыляется.

– Ты дрожишь… Надеюсь, от возбуждения?

Агния вдруг осознаёт, что не может говорить. Рот просто не открывается, словно сломан механизм. По щеке катится горячая слезинка. Жан слизывает её.

– Раз принесли торт, давай сделаем первый разрез… – кремовую махину ставят рядом с ней, Жан вкладывает в её пухлую белую руку нож, устраивает поверх своих цепкие пальцы и на тарелку с серебристой оборкой падает первый кусок. Гости, кто не занят самоудовлетворением и удовлетворением других (Ханна всё ещё стонет под знакомыми Жана), хлопают и улюлюкают.

Нож выпадает из рук Агнии и его подбирает слуга, который после принимается разрезать торт сам, отодвинув его подальше от парочки и не закрывая никому обзор.

– Мне пришла в голову потрясающая идея…

Жан отстраняется от своей всё ещё невесты (официальной регистрации не было, ведь не успел до конца законно расквитаться с прежней женой, но это сущие пустяки), задирает ей пышную белую юбку так, чтобы всё оголить и снова расставить её ноги пошире. Агния похожа на куклу с проволочным каркасом, она не пытается закрыться, будто не в силах поверить, что всё это действительно происходят с ней. Гости заворожённо разглядывают красные трусики, словно у проститутки, и это зрелище куда интереснее извивающийся Ханны (один только Френк не сводит с неё взгляд). Жан показывает всем первый кусок торта и с размаху влепляет его между ног Агнии. Она вздрагивает всем телом. Большая часть десерта шлёпается на скатерть, Жан подцепляет крем пальцами, пробует и выкрикивает:

– Мои комплименты шеф-повару!

Хотя, должно быть, этим занимался кондитер, но какая к чёрту разница?

Жан размазывает крем по внутренней стороне бёдер Агнии и принимается слизывать всё от её лодыжек до трусиков. Он делает это быстро и с удовольствием, словно голодный пёс, не проявляя ни капли стеснения. Его уверенность в том, что он делает, и то, что он заставляет смотреть на это других, возбуждают даже больше самого действия, хотя и оно, несомненно, разливается острым, пикантным чувством в груди.