bannerbanner
Дикополье. Слово Шубина
Дикополье. Слово Шубина

Полная версия

Настройки чтения
Размер шрифта
Высота строк
Поля
На страницу:
3 из 5

– Горнячок! А ну сюда иди, негодяй! – ничего не последовало. – Горнячок? Дважды повторять не буду. Шубину расскажу.

Я услышал ворчание. Утробное, словно кто-то, заживо в гробу захороненный, решил причитать на судьбу, а не орать “Помогите!”. Над землёй показалась кирка. Р-р-раз! – она взрыхлила землю, и перед нами возник Горнячок собственной персоной.

– Забыл я! Запамятовал! – вопил он. – Много поручений для Горнячка! Привет, Саша.

– Привет.

– А ну кыш пошли с моего палисадника! – закричала с первого этажа старушка, Валентина Петровна. – Сейчас милицию вызову!

– Извините, пожалуйста, – сказал ей Миша, взял за шиворот Горнячка, и мы втроём зашли в подъезд.

* * *

Дверь с мягкой коричневой обивкой была исцарапана снизу кошачьими когтями. Миша посадил Горнячка в чемодан, что вызвало волну протестов, но спорить с помощником Шубина, видимо, – себе дороже.

– Особых правил и указаний от меня не будет, – серьёзно сказал Миша. – Главное – не пугай Никиту. Мы его друзья, помочь пришли. Будь дружелюбным.

– Понял, – сказал я. – Но я всегда дружелюбный.

– Добро.

Миша позвонил в дверь. По ту сторону раздалось неприятное стрекотание, и через минуту хриплый голос спросил:

– Кто?

– Мы из ППДЛ, подразделения по борьбе с Длинными Леди, – Миша заговорщически мне подмигнул, – пришли помочь. Никита Коваленко здесь живёт?

«Как официально!» – подумал я. Ещё бы удостоверение сделать, и, считай, новое подразделение готово. Дверь открылась. На пороге стоял худой парень с неестественно вытянутым телом, судя по лицу – лет пятнадцати. Пижама, явно не по росту, смотрелась нелепо: штаны – по колено, кофта – по локти, виден пупок.

– Какой ты высоченный! – воскликнул Миша.

– Да? – немного смутился парень и попытался натянуть кофту на живот. – Вы заметили?..

– Конечно. Саша, заметил?

– Заметил, – подтвердил я.

Никита обрадовался. Он отошёл в сторону, давая нам пройти, и закрыл дверь на замок.

– А родители ничего не заметили. Валера, друг мой, тоже заметил, он, кстати, в комнате сейчас, вы вот заметили, я тоже, а родители нет. Офигеть, да? Вы обо мне откуда узнали?

– Шубин подсказал.

– Шубин?

– Да. Слышал о таком?

– Естественно. У меня папа шахтёр. Рассказывал о Шубине много всякого. Он его вроде как спас однажды, от обвала отвёл… Но я думал, это просто байки.

Миша улыбнулся, но ничего не ответил. Его фирменная харизма работала без перебоев – Никита совершенно не смущался незнакомцев (нас) в квартире. Мол, раз пришли, значит, так надо.

Хорошо, что Миша не пользуется этим ради грабежей! Или пользуется?.. Будем надеяться, что нет.

Мы разулись. Я повесил на тремпель ветровку и уловил со стороны кухни запах разогретого борща. Несмотря на съеденную шаурму, во мне пробуждался аппетит, и я буквально чувствовал, как сметанно-бурячная юшка льётся мне в рот. Решил, что Никита если предложит, то перекусим, а если нет – то нет.

– Куда идти? – спросил Миша.

– А куда нам надо? – не понял Никита. Его бледное лицо почти сливалось с ландышами на обоях.

– Туда, где ты увидел Длинную леди впервые.

– Тогда в мою комнату. По коридору и направо.

Никита предложил нам тапки. Миша отказался, а я надел – не люблю пачкать носки, хотя, помню, в детстве бегал по терриконам чуть ли не босиком.

Впереди шёл Миша, за ним – я, замыкал шествие Никита. В конце коридора стояло трюмо с кучей косметики, феном и узким, но высоким зеркалом. Когда Миша завернул в комнату, я бросил взгляд на отражение, и увидел, что за Никитой следует женщина – худая, как спичка, чёрная, как фон на заставке Star Wars.

Я обернулся, но никого не обнаружил. Снова посмотрел в зеркало – пусто.

– Что-то не так? – спросил Никита. Он возвышался надо мной маяком или каланчой какой-нибудь.

– Всё не так, – честно признался я.

– Согласен. Ты из какого класса?

– Из десятого.

– И я. Школа – говно.

– Согласен.

В комнате творился настоящий кавардак: разбросанные всюду конфеты, фантики, какие-то крошки, печенье, даже кусок недоеденного торта на блюдце. В центре комнаты на табуретке стоял парень в жёлтой футболке с дырой в рукаве и чёрных джинсах. Он подвязывал к люстре верёвку с бантиком на конце.

– Только не говорите, что Матюкливого гнома вызываете, – покачал головой Миша.

– А почему нет? Я прочитал, что он может не только матюкаться, но и помогать… – сказал Никита.

– Ясно. Вот только в Дикополье не так его вызывать надо.

– А как?

– Ник, кто это? – парень, сделав своё дело, слез с табуретки.

Мы познакомились. Валера, друг детства Никиты, учился на класс старше. Выглядел он заряженным на свершения.

– Бант не на верёвку, а на дрот[10] нужно подвязать, – объяснил Миша. – Баять[11] громко нельзя, даже заклинания. Наш гном тишину любит. К слову-то, называют его тут иначе – Халабудный Стервец. Стало быть, если вы планировали покрывало на себя накидывать…

Миша вопросительно посмотрел на ребят. Те кивнули.

– …это не сработает. Халабуду построить надобно, простую, с четырнадцатью прищепками с жестяными кольцами. А затем – выключить большой свет. Вместо свечи – фонарик. У меня есть, но нужен, Никита, твой, раз Стервец тебе помогать будет. И три раза повторить: “Халабудный Стервец, приди, полакомись…”. Вопросы?

Никаких вопросов. Никита и Валера принялись безропотно исполнять поручения Миши, а я присел на край кровати.

– Зачем нам Матюкливый гном? – спросил я, когда они вышли из комнаты в поиске необходимых артефактов.

– Всяка помощь не повредит, – ответил Миша. – Поглядим.

Из-за шевелящихся занавесок по комнате гулял мерцающий свет. Я дёргался от каждой тени, шороха за окном, стука веток о стекло. Ощущалось чьё-то присутствие, но спокойный вид Миши, восседающего на кресле, компенсировал мои переживания.

Уже тогда я подумал, что хорошо бы Мише всегда быть рядом – успокаивать своей беспечностью и уверенностью и, возможно, хоть как-то наполнять пустоту, оставленную во мне с исчезновением Илюхи.

Вскоре необходимые предметы были собраны. Сложность составили только прищепки, за которыми пришлось стучаться к соседям. Мы быстро соорудили маленький шалаш и утрамбовались в него вчетвером. Никита, сгорбившись, прижал острые коленки к подбородку.

– Днём как-то и не страшно, – сказал Валера.

– А дня быть и не должно, – с ударением на первую “о” сказал Миша. После чего дважды хлопнул в ладоши, и сквозь покрывало перестал пробиваться солнечный свет. За окном в мгновение ока наступила ночь.

– Это как так?! – воскликнул дрожащим голосом Валера. Я сам как будто захлебнулся наставшей одномоментно ночью и не смог вымолвить ни слова.

– Спокойно, – Миша положил ему ладонь на плечо, и Валера быстро взял себя в руки и глубоко вздохнул. Я тоже успокоился, хотя очень крепко выругался про себя. – Ночь только у нас. Остальные дикопольцы всё ещё ловят лучи.

– Магия какая-то? – заинтересованно спросил Валера.

– Всего-лишь одолжение, – улыбнулся Миша. – Караульщик огневого камня – твой, кстати, тёзка, Никита, – забирает и отдаёт свет, когда это требуется Шубину или мне.

– Что ещё за караульщик?

– Смешной дядька! Камни угольные своими считает, а они на солнце блестят, вы бы видели. Вокруг него вихрь чёрный вьётся. Кафтан грязный, изгвазданный, да ермолка на голове. Вот всё, что я о нём знаю. А как он свет себе подчинил – того не ведаю. Возможно, так с углями сроднился, что подземную тьму себе подчинил.

– А Шубин не подчинил?

– А Шубину это не надо. С тьмой он в друзьях ходит, а не в хозяевах.

– Мне отец рассказывал о Шубине… – сказал Валера.

Обстановка к историям располагала, это правда. Было в ней что-то из детства, оно как будто возвращалось с каждым словом и движением рядом с Мишей, и хотелось укутаться в неё, словно в одеяло, нависающее над нашими головами. Казалось, даже тени здесь оживают, только не злые – добрые, на защиту нашу встают, от Бабая стеречь, от всего того, что только детская фантазия способна себе накрутить.

Появление Миши переселило меня в загадочное Дикополье. И я зацепился за свой новый дом и всеми силами просил, чтобы это мгновение не заканчивалось. Кого просил? Да кого угодно… Пусть даже и Шубина, о котором продолжал рассказывать старшеклассник Валера.

– Шубин был рабочим на шахте в царское время.

– Просто рабочим? Не духом?

– Да нет! Духом он потом стал!

– А кто был царь?

– Не знаю, какой-нибудь Константин, наверное…

– Ну какой Константин, мы ж не в Византии!

– Да неважно! Ну Александр пусть. Или Екатерина. Я там знаю? Так вот, как-то шахтёры устроили забастовку против маленькой зарплаты. И Шубин был их предводителем! Вот.

– И что?

– Ну, царские солдаты его в кандалы и заключили. И прибили прямо на дне шахты. А когда вернулись за трупом, никого не нашли.

– Жуть, – сказал Никита и ещё крепче обнял колени.

– Зато теперь Шубин помогает всем шахтёрам, которых обижают.

– Цари? – спросил я.

– Да кто угодно.

– И такое рассказывают, – подтвердил Миша.

Я, к слову, слышал совсем другую историю, но рассказывать её не стал. Мало ли – может, она неправдива, а у Валеры – правдива и я сейчас попаду впросак?

– Не будем терять времени, – сказал Миша. – Никита, фонарик хороший, добротный. Положи его вот здесь, нехай наверх светит. И-и-и… Берёмся за руки!

Мы взялись.

– Халабудный Стервец, приди, полакомись… – произнёс Миша. Мы повторили. А затем все хором, но тихо: – Халабудный Стервец, приди, полакомись! Халабудный Стервец, приди, полакомись!

И притихли, вслушиваясь. Просидели так минут пять, но ничего не произошло. Никита разочарованно вздохнул, и мы выбрались из своего убежища.

– Надо было по-моему вызывать, – сказал Валера. – Никто не пришёл.

– Он придёт, когда время придёт, – философски заметил Миша, включил настольную лампу (солнечный свет пока что нам не нужен, мол) и попросил Никиту рассказать, что с ним случилось, ничего не утаивая.

Но Никита вдруг как скрючился, как взревел – и за шею схватился!

– Больно! – крикнул он и больше ничего ни крикнуть, ни сказать не сумел. И без того длинный и худой, он начал вытягиваться прямо на наших глазах. Точно цилиндр теста в руках пекаря.

К Никите подбежал Валера, но незримая сила оттолкнула его, и парень пролетел через всю комнату, пока не стукнулся о стену.

Миша, стремительно отщёлкнув замки чемоданчика, извлёк шахтёрскую каску с закреплённым на лбу фонариком, навёл луч на Никиту…

И мы увидели Длинную леди.

Голова под потолок. В чёрных лохмотьях. Подранные окровавленные ступни. С тяжёлым взглядом, направленным сквозь грязные ошмётки волос. Страшная. Чудовищная.

Сердце моё запрыгало. Миша был прав: такая опасность мне и не снилась! А если и снилась, то в тех снах, что утекают под утро и никогда не возвращаются.

Длинная леди завизжала, точно в её гортани сидела тысяча свиней. Свет спугнул её, и спустя мгновение она растворилась. Никита беспомощно повалился на пол. Валера пришёл в себя, и мы втроём вернули худого школьника в сознание. Длинная леди вытянула его голосовые связки настолько, что говорить Никита больше не мог.

– Недолго ему осталось, – сказал Миша. – Ждать нельзя.

– Ты достанешь свою кочергу и отмутузишь Длинную леди? – с надеждой спросил я, оглядываясь по сторонам. – Дай мне тоже, хочу драться.

– Не так всё просто, – покачал головой Миша. – И не торопись драться с противником, которого не познал до конца. Выманим её. Явись она в следующий раз по своей воле – обязательно застанет нас врасплох. Нам нужен кто-нибудь низкий. В качестве наживки.

Миша бросил взгляд на чемодан. Оттуда донёсся голос Горнячка:

– Я высокий.

– У вас там кто-то сидит?.. – спросил Валера.

– Кроме того, нам потребуется помощь, – проигнорировав вопрос Валеры, сказал Миша. – Есть у меня на примете одна весьма привлекательная женщина.

* * *

Горнячок насупленным воробушком сидел посреди коридора, сжимая в руках кирку. Я наблюдал за ним через зеркало, на котором Валера рисовал помадой Никитиной мамы дверцу и лесенку.

– Матюкливый гном не явился, – сказал Валера. – С чего вы взяли, что Пиковая дама придёт?

– Она всегда приходит, – ответил Миша. Вокруг рисунка Валеры он чертил какие-то знаки куском угля. – И не Пиковая дама, а Вальяжная Сменщица. Тут у неё легенда иная. Вальяжная Сменщица не в игровой карте живёт, а в карточке-пропуске на завод, без подписи, с фотографией никому не знакомой женщины. Рабочие говорят, что найти такую карточку где-нибудь под станком – не к добру, сменят тебя или уволят.

– Круто, – сказал Валера.

Я вспомнил, что один папин коллега якобы видел такую карточку, но подбирать не стал – от греха подальше.

Миша в четвёртый раз пересказал план. Мы должны прочитать заклинание (оно не очень отличалось от вызова Халабудного Стервеца – нужно сказать три раза: “Вальяжная Сменщица, приди”) и спрятаться в комнате Никиты. А Горнячок должен при этом жаловаться на маленький рост, громко и жалобно.

Горнячок, к слову, долго не соглашался – “Нормального росту я, нормального!” – но под натиском Миши и угрозой, что тот позовёт Шубина и всё ему расскажет, маленький человечек сдался.

– Готовы? – спросил Миша.

Мы с Валерой кивнули.

– Что ж!

– Вальяжная Сменщица, приди. Вальяжная Сменщица, приди. Вальяжная Сменщица, приди! – разом сказали мы и забежали в комнату.

Горнячок принялся фальшиво причитать:

– Я низкий! Я кроха! Я как пенёк! И все надо мною смеютсо! Смеютсо надо мной! Низкий я, ох, голова моя короткая!

Поначалу ничего не происходило, и я подумал, что всё это было напрасно. Илюха ненавидел слово “напрасно”: как-то я пришёл в компьютерный клуб сыграть в контр-страйк, а Илюха там. Думаю: здорово, сыграем вместе. А клуб оказался забит, мест нет, очередь. Говорю Илюхе: напрасно я припёрся… А он громко так ответил – в наушниках был – “нет ничего напрасного!”. И ушёл курить, освободив мне своё место. Да, один грешок за ним водился – он пыхтел, как паровоз.

…Вдруг и без того чёрный коридор сделался ещё чернее. Компьютерный клуб из воспоминаний растворился.

В проходе появился силуэт Длинной леди. Движения дерганны, точно плёнку на куски нарезали. Она приближалась к Горнячку, медленно, угловато, какими-то дьявольскими траекториями… Горнячок умолк. Почувствовал, видать, затылком приближение врага.

Он медленно развернулся и промолвил без тени страха:

– Моё кайло[12] ждало тебя, окаянная!

Это, конечно, заявка на битву! Но Длинная леди церемониться с Горнячком не собиралась. Она подскочила – и ударила его ногой. Горнячок отлетел к зеркалу. По стеклу побежали трещины. Миша включил фонарь на лбу и выбежал в коридор с кочергой-кладенцом наперевес.

– Именем Шубина заклинаю тебя, Длинная леди, подчиниться! – торжественно объявил он и замахнулся.

Длинная леди издала пронзительный звук, от которого у меня заложило уши. Готовая к сражению, она слилась с тенью на стене, после чего вытянула неестественно бледную, длинную, как будто нарисованную руку и раздавила фонарь.

Стало темно. Лишь очертания, непознанные контуры мелькали в густой тьме. Миша ударил. Кочерга воткнулась в стену, а Длинная леди выползла из противоположной, схватила Мишу за шею и швырнула на пол.

Ещё один боец выведен из строя…

…Тут она и посмотрела на меня. Тогда я понял: вот он – конец. Вытянут и меня – и Митькой звали. И стану я как палка. Как тот дрын, что я принёс в нашу последнюю с Илюхой встречу.

– Саша! Слушай голос земли своей! – прохрипел Миша откуда-то снизу, когда я принял боксёрскую стойку.

Что слушать? Не понял.

– Что слушать?.. – шепнул я уголком рта, косясь на Длинную леди.

Не знаю, закатил ли Миша глаза из-за моего вопроса, но он завёл песню. Прекрасным чарующим голосом и с такой мелодией, от которой так и веяло детской люлькой для взрослых.

– На Донской земле привольнойНашли уголь-антрацит.Там порыли ямы-норы,Где работают шахтёры…

И по-хорошему на песню эту, на строки, на мягкие ноты, требовалось время.

Логично, что, пока Миша её пел, Длинная леди должна меня убить, намотать на чей-нибудь ус, как тряпку… но что-то произошло. Время встало в позу – и отказалось следовать правилам. Первое слово, спетое голосом Миши, замедлило его – время – как машинку.

И тогда я ощутил родной край – всем телом. Подземные ходы, глухие отзвуки в штольнях, перезвон инструментов на заводских конвейерах, перекати-поле в степях. Все эти “шокания” и “поперёд батька́ в пекло”, все эти “ни бэ, ни мэ, ни кукареку” и угрюмую доброту в автобусе, что развозит шахтёров по домам после ночной смены…

Это проникло в меня.

Я увидел.

Я услышал, как где-то глубоко-глубоко под землёй стучит Сердце Дикополья.

* * *

Когда Длинная леди протянула ко мне костлявые руки, моя кожа обросла угольной рудой и обожгла пальцы злодейки, точно лава извергающегося вулкана.

Монстр взревел.

Я обрёл доселе невиданную решимость. Неужто я овладел силой Святогора, что способна передвигать горы?.. Никогда не дрался по-настоящему. Боксёрская стойка – всё, чему я научился у Илюхи. Но я выкинул вперёд руку и стукнул Длинную по лицу.

Она отшатнулась и уставилась на меня, готовая разорвать на лохмотья.

Но я, я Саша, Саша Святогоров внук, я планировал дать бой не на жизнь, а на смерть!

Я бросился вперёд, и Длинная леди отшвырнула меня в сторону. Моя кожа вернулась в прежнее состояние. Я ударился копчиком. Болью прострелило от копчика до мозжечка.

– Не теряй головы, Саша! – крикнул Миша.

Я встряхнул ею, головой-то. Вроде на месте. Но наполненная растерянностью вместо серого вещества. Извините, я снова не знаю, что делать!

Длинная леди летела ко мне, чтобы добить. Но тут из коридора послышался треск разбиваемого стекла. На трюмо неуклюже вывалилась тучная дородная женщина с румяными щеками. Она подошла к Длинной леди, схватила её за волосы и гаркнула, точно вахтёрша – на опоздавших в общагу студентов:

– Ах ты сучка!

Монстр, в свою очередь, попытался таким же образом ухватить женщину за волосы, но коричневая крашеная стрижка у той была короткой. Они стали бороться, но преимущество было на стороне родной и понятной всем нам Вальяжной Сменщицы. Миша подобрал кочергу, ударил Длинную леди по затылку, и та повалилась на пол.

Миша одобрительно мне кивнул. Захотелось борща.

– Капец у вас тут весело, – донёсся из угла голос Матюкливого гнома, или Халабудного Стервеца, поедающего остатки торта. Причём, конечно же, он сказал не “капец”.

Глава 4. Меня ненавидят

На кухне, за настоящим круглым, хоть и квадратным столом с облезлой белой поверхностью, полотенцем с розами и следом кофейной чашечки собрался совет. Розы – важный цветок для нас, не зря наш город называют городом миллиона роз: они растут кругом, и в парке Щербакова, и на площади Ленина, и в парке Ленинского комсомола, и, пожалуйста, извините меня за все эти коммунистические фамилии. Не выходит у меня придумать для них подлинно дикопольные названия.

Мы с Валерой ели борщ, Валера громко сербал[13]. Возле плиты упражнялись в кулачных боях Горнячок и Халабудный стервец – они друг другу поначалу не понравились, а затем ещё больше не понравились и решили выяснить отношения по-мужски. Вальяжная Сменщица делала толченку[14], обернув вокруг себя фартук, тоже с розами. Никита, вновь обретший нормальный рост, дремал в комнате: такое счастливое лицо я видел только в отражении в зеркале, когда в 2001-м году вернулся из кинотеатра “Звёздочка”, где крутили “Гарри Поттер и философский камень”. Это была моя первая встреча с большим экраном. Книжку я тогда прочитал всю, кроме последней главы, и финал узнал в исполнении Дэниэла Рэдклиффа, так не похожего на Поттера из моего воображения, и Эммы Уотсон, очень даже похожей на Гермиону. Ей я затем строчил письма по найденному в интернете почтовому ящику.

На стуле с поникшей головой сидела Длинная леди. Слушала обвинительную речь Миши. От её угрожающей силы, мистической опасности и вот этих хоррор-прибауток не осталось и следа. Она была просто худой женщиной с трагическим прошлым и неверно избранной линией поведения.

– Шубин ясно дал понять, – строго вещал Миша. – Дикополье – не место для хухров-мухров! Правило номер один: нельзя делать того, что причиняет вред местным жителям, а также гостям края и тем, кто худого обращения не заслужил. Правило номер два: со своим уставом в наш монастырь не лезь. Коли обосновалася тут, будь добра стань его органической частью. Правило номер три: нельзя вытягивать школьников до смерти!

Длинная леди кивала и всхлипывала. Я доел борщ, отодвинул тарелку, и Вальяжная Сменщица погрозила мне пальцем, мол, не всё выхлебал, и тогда я, наклонив тарелку, доел всё без остатка – уж не с ней-то мне спорить.

– Решать, что с тобой делать, будут присяжные заседатели, – Миша обвёл взглядом комнату и всех присутствующих. – Я выступлю в качестве арбитра, и только. Мы можем наказать тебя. Можем заточить в шахту “Мария-Глубокая”. Можем просто взять и отпустить, а впрочем, нет, не можем. Ваше право, друзья, предложить иной выход из ситуации.

– Наждак ей в ж**у, и делу конец, – сказал Халабудный Стервец и получил кулаком в глаз от Горнячка.

– Воспрещено ругаться при отроках! – воскликнул тот, и на полу возобновилось сражение. – Воспрещено!

Длинная леди ещё глубже зарылась в тонких ладонях, дёргая плечами.

– Сам-то что думаешь, Горнячок? – спросил Миша, взял Горнячка в две руки и посадил на край стола. Горнячок замотылял резиновыми сапожками, а Стервец, пожав плечами, вернулся в комнату Никиты, к сладостям.

– Проучить-то её, проучить надо… Однако смотрю я на неё – и не могу! Вдосталь настрадались женщины. Вдосталь! Пора и на мировую идти. Я как про Павлу милую вспомню, что в бабу каменную обратилась, так всё моё угольное сердце трепетать начинает. Айда простим её, Миша, а? Простим, но – запретим отныне на землю дикопольную ступать.

– Идея ясна, – кивнул Миша и повернулся к Вальяжной Сменщице. – А вы что думаете?

Та отодвинула кастрюлю с картошкой и голыми руками отбивала свиное мясо. Мука разлеталась по всей кухне, хоть миска с ней и стояла поодаль.

– Работать ей надо.

И больше ничего не сказала.

– Поскольку труд облагораживает человека, – снова кивнул Миша. – Вы, ребята, какого мнения?

Мы с Валерой, хоть и доели борщ, продолжали делать вид, что у нас ещё полные тарелки – не хотелось сболтнуть чего лишнего. Тем более что Длинная леди, пусть не выглядела опасной – мало ли, вдруг включит берсерка да как нападёт?

– Я… я не знаю… – не поднимая глаз, сказал Валера.

Для него лучшим решением было избавиться от всех монстров раз и навсегда без права на помилование. Это понятно. Миша настаивать на ответе не стал.

– А ты, Саша?

– А я…

Я замешкался, но тут подумал, что у меня есть прекрасный повод ничего не говорить.

– Пока не узнаю, что произошло со мной в коридоре, ничего не скажу! Мне нужны объяснения!

И только когда я это произнёс, оно на меня и накатило. Действительно: что это за магия? Почему пение Миши так на меня повлияло? И я высказал свою догадку:

– Это сила Святогора, да?

Миша не понял:

– Почему Святогора?

И все на меня как-то уставились, и даже Стервец выглянул из коридора.

– Не знаю… Подумалось.

– А что ты знаешь о Святогоре?

– Знаю то, что он всегда всё делает правильно.

– Что, например?

– Помогает всем.

– Кому?

– Всем, кому надо помогать.

– А кому надо помогать?

– Он бьёт врагов!

– Понятно, Саша. Нет, дело не в Святогоре. Бывал он когда-то в наших краях, но те времена давно минули, и никто его здесь больше не видел. То, что случилось, и есть причина, по которой Шубин попросил меня с тобой связаться, – Миша сделал многозначительную паузу и выдал: – Ты – Исконный сказитель.

– Кто? – спросил я.

– Кто? – спросил Валера.

– А я знал! – воскликнул Горнячок, вскарабкался на стол и подбежал по нему ко мне. Я почувствовал запах… Будем считать, проведённого боя. Ну и пота – да.

Миша набрал полную грудь воздуха и выдал:

– У всякой истории есть некто, кто рассказал её первым. Кто не понимает, но тонко чувствует природу вещей и, как это говорится, улавливает, что иные уловить не способны. Он может быть косноязычным, с трудом составлять слова в предложения, но дело не в богатстве языка. Он стоит у врат, отделяющих тех и других. Сказку от несказки. И когда он начинает фантазировать, он на самом деле видит происходящее, и это отличает его от обычного сказочника. Ты, Саша, Исконный сказитель. Истории тебя душат, но и лечат. Ты призвал Горнячка. А может, ты просто первым узнал о его появлении. И, я уверен, в детстве случалось то, что ты не мог объяснить.

На страницу:
3 из 5