Концерт Патриции Каас. 9. В космосе и ниже

В летнюю навигацию все чаще население этого города, а так же города «умников», города у машзавода и даже из лесной школы и колхоза ездили в туристические поездки по Волге, до Волгограда и до Астрахани, плавали до Санкт-Петербурга и в Карелию – в Кижи и на Валаам.

Автобусные экскурсии тоже бывали, но реже – несмотря на комфортабельность автобусов длительные поездки были все же утомительны.

Но зато с недавних пор появилась возможность поездок за рубеж!

Этого многие не ожидали, учитывая секретность, но такие возможности появились (правда, не для всех) – начались поездки в Болгарию, в Черногорию, в Хорватию и даже в Турцию, в Грецию, на Кипр, …

Конечно, это были страны ближнего туристического зарубежья, а в страны Европы пока еще не ездили …

Пока …

Но постепенно отношение к зарубежным поездкам менялось, и во многом благодаря стараниям Свиридова.

Многое становилось несекретным, со многих документов снимали гриф секретности, и постепенно даже сотрудники фирмы – правда, далеко не все – получали возможность отправиться в зарубежную поездку.

Это, конечно, не имело отношения к тайным поездкам некоторых руководителей фирмы и их родственников – Свиридовых и их молодых, Антиповой с Варданяном, Долгополовой с Потаповичем …

Они просто исчезали на некоторое время, а затем так же таинственно появлялись.

Но со временем в городе появилось турагентство – филиал известного крупного московского агентства, но со штатом из местных отставных офицеров, и появилась возможность поехать в отпуск даже в Израиль, в Испанию, во Францию, в Германию, в страны Скандинавии …

В некоторые поездки ехали группами, в которые включали офицеров отряда Воложанина – не для надзора над отдыхающими, а для предотвращения возможных инцидентов, для исключения нежелательных контактов.

Ездили не все офицеры, а только те, кто владел иностранным языком или имел юридическое образование, поэтому другие завидовали выезжавшим.

А Свиридов говорил на это – я же старался заставить вас учиться и приобретать гражданскую специальность …

ВИЗИТ ДЖЕКОБА

Во время очередного разговора со Спрингфилдом Свиридов сказал:

– Слушай, Джоб, как ты смотришь на визит ко мне в гости?

– Ты в своем уме? Как сделать это незаметно … от твоих спецслужб, и от моих … И как я смогу приехать к тебе?

– Что еще тебя смущает? Кроме того, что ты сказал?

– Думаю, что … что это все. Других возражений у меня нет. Хотя это странно …

– Я рад, что это странно тебе самому. Если я решу все три проблемы – транспортировка, отсутствие внимания спецслужб у тебя и у нас, то мы можем наметить сроки?

– Я позвоню тебе … Привет Джули.

Свиридов сразу позвонил Марго и Тоне.

– Слушай, Марго, тебе привет от Джекоба. Не исключено, что в ближайшем времени мы встретимся. Не возражаешь?

– Ты дурак, дядя Петя?! Спрашиваешь?!

– Молодец! Встречу думаю организовать у себя на даче.

– Не хило! Давай, я на связи!

– Тонечка, привет!

– Привет, дорогой!

– Я предполагаю, что в ближайшее время у нас на даче несколько дней погостит Джекоб Спрингфилд.

– Это … это тот самый? Марго сказал? Мы готовы!

А еще генерал Свиридов провел плотную беседу с полковником Лазарисом и полковником Воложаниным.

Потом позвонил Джекоб и сказал, что он готов.

И тут …

Джекоб не понял, как в его кабинете оказался Свиридов, и как они оказались в загородном доме, где на хорошем английском – бруклинском! – языке его приветствовала красивая женщина с короткой стрижкой седых, как у Свиридова, волос, и такая родная улыбающаяся Джулия Вебстер.

Он сидел за столом, отпивал шотландское виски, откусывал нежнейшее мясо и приходил в себя.

Но ему все время мешали – вдруг вошли двое молодых: юная женщина и мужчина в форме капитана.

Капитан поздоровался с Джекобом на хорошем английском, а женщина после некоторой паузы на немецком языке.

Свиридов познакомил Джекоба, представив ему своего сына и его жену.

Джекоб, так и не оправившийся от всего происходящего, вместе с Марго вышел прогуляться.

– Джекоб, вас будет сопровождать полковник Воложанин Юрий Николаевич. Он поможет в любом случае, к нему можно обращаться на английском языке. Это – не слежка, это помощь.

– Не напрягайся, Джоб! Если командир сказал, что напрягаться не следует – значит это так и есть.

И Марго вместе с Джекобом пошли гулять в сопровождении Воложанина.

С ними здоровались с каждого участка, и Джекоб кивал в ответ, сперва удивлялся, но потом перестал.

А с Марго они беседовали о подробностях своей семейной жизни так, как могут беседовать только самые близкие и давние друзья …

В течение ближайших двух дней у Джекоба было мало свободного времени.

На следующее утро Тоня на голубеньком электромобильчике фирмы «Ниссан» свозила Джекоба в магазин в колхозе, где купила ему зубную щетку, бритву, расческу, носовые платки и другие бытовые мелочи.

Джекобу понравился сельский магазин, где на него не обратили особого внимания.

Вечером Джекоб пошел в баню со Свиридовым старшим.

– Ты без жены, поэтому мы с тобой паримся вдвоем. Если бы ты был с женой, то мы могли бы попариться вместе с Джулией и ее мужем, с моей женой, Гришей и его женой. У нас многие парятся семьями и с близкими друзьями …

После бани Джекоб, отдуваясь, за столом рассказывал Тоне о том, как Свиридов безжалостно стегал его в бане ветками и делал зверский массаж, и как ему стало хорошо после всего этого …

А на другой день Свиридов устроил Джекобу экскурсию в институт, чего Джекоб никак не ожидал.

В черных очках и надвинутой на лоб кепке Джекоб прошел на территорию в сопровождении Свиридова и Воложанина, а потом Свиридов водил Джекоба по лабораториям и установкам.

Джекоб видел пульты управления, контрольные приборы, слышал разговоры операторов, но в аппаратные блоки его не водили.

Джекоб удивлялся открытости Свиридова.

Тот провел его по разным подразделениям и даже познакомил с некоторыми сотрудниками.

В том числе со специалистом по планированию экспериментов Худобиным, заговорившим с ним на нормальном американским английском языке …

А потом они с Джекобом прошли в кабинет с табличкой «Генеральный директор НИПЦ Антипова Маргарита Семеновна», где удивленный Джекоб увидел свою хорошую знакомую Джулию!

Вечером ошеломленного от всего увиденного Джекоба усадили за стол в загородном доме Свиридова – это был прощальный ужин.

За столом собрались все Свиридовы, Антипова с Варданяном и даже маленькие дети – Верочка и Аванес, а Коленька дремал в коляске.

– Друзья, а … я поражен всем, что … что произошло. Я сердечно благодарен тебе, Анатоль, и тебе, Джули. Ваше здоровье!

– Твое здоровье, Джекоб!

– Твое здоровье, Джоб!

– Я не знаю как, но я буду думать … Я хочу … за мной ответный визит!

– За всех нас, Джекоб! За здоровье всех присутствующих!

А потом, расцеловавшись с Джулией и даже с Тоней Джекоб вместе со Свиридовым очутился у себя дома, в кабинете, где они и расстались со Свиридовым …

ОТВЕТНЫЙ ВИЗИТ

– Привет, Анатоль!

– Привет, Джоб! Рад слышать тебя!

– Ты умеешь … сделай, чтобы нас не слушали.

– Минуту, Джоб.

В телефонной трубке что-то глубоко вздохнуло и чавкнуло.

– Все, Джоб. Можно говорить – никто не услышит, можешь не сомневаться.

– Я все придумываю, как бы нам встретиться без посторонних глаз. И пока не могу ничего придумать …

– Сочувствую! Собраться у тебя дома мы пока не можем. Мы с Джулией тебя хорошо понимаем. Ты подумай еще. Мы готовы помочь тебе.

– Спасибо тебе и Джули! Я еще подумаю. Привет!

– Привет, Джоб!

НЕЛИЧНАЯ ЖИЗНЬ

ХОЖДЕНИЕ ВО ВЛАСТЬ

Свиридов называл это «хождением во власть».

Развитие так называемой демократии привело к созданию правительства Московской области, а так как ЗАТО находилось формально в области (хотя – также фактически -относилось к Москве!), то население должно было выдвинуть кандидата в областную власть и выбрать своего представителя в это «правительство» (хотя было это весьма спорно, но в такие «мелочи» никто не вникал!).

Если оставить в стороне попытки некоторых «общественных деятелей» из области и даже из Москвы приезжать в ЗАТО и уговаривать население выбрать их, таких чудесных, распрекрасных, честных и радеющих за народ, то в сухом остатке оставалась кандидатура генерала Свиридова, и ее предложил генерал Громов.

С одной стороны он видел всю тщетность попыток «чужаков» втереться в доверие к населению ЗАТО, а с другой стороны Громов знал Свиридова как сильного и опытного руководителя далеко непростого хозяйства и рассчитывал на его поддержку в создаваемом правительстве.

Ожидания Громова осуществились лишь частично – он получил в состав правительства сильного руководителя, но ему не удалось использовать Свиридова так, как ему хотелось – Свиридов занял место в комиссии по безопасности, хотя и не отмалчивался при обсуждении других вопросов.

Но зато все структуры, тем или иным способом связанные с безопасностью, быстро ощутили его воздействие.

Первым делом это почувствовали те чины милиции, которые сквозь пальцы смотрели на бесчинства своих подчиненных и получали от них свою долю. Несколько начальников подразделений были сняты с работы, на несколько человек были заведены уголовные дела, многими занялись службы собственной безопасности – а их состав был усилен по рекомендациям генерала Свиридова.

Взаимоотношения двух генералов были далеко не безоблачны.

Например, после происшествия на областной олимпиаде, когда Свиридов лично побеждал подставных спортсменов, приглашенных некоторыми хозяйствами из Москвы, он потребовал от Громова принятия строгих мер по отношению к областному управлению спортом.

Посещение Свиридовым госпиталя с ранеными ветеранами привело к пересмотру состава местного управления здравоохранения, а помощь бывшему колхозу около госпиталя, находящегося на грани разорения, привело к излечению от спячки колхоза и некоторых других структур.

В дальнейшем Свиридову пришлось испытать фактическую принадлежность территории ЗАТО к городу Москве – ему пришлось участвовать в выборах в Московскую думу и стать ее членом!

Мало у него было обязанностей …

«ПОДАРИ ЖИЗНЬ»

Участие Свиридова в деятельности фонда «Подари жизнь» Чулпан Хаматовой и Дины Корзун можно было отнести к «личной» жизни генерала Свиридова, если бы не одно но …

Это относилось к закрытой области его деятельности, о которой никто не знал и мало кто подозревал. Но странные, а порой и страшные происшествия, случающиеся в самых разных частях страны, всегда были направлены на благо так называемых «простых» людей или на их защиту.

Та материальная помощь и личное участие Свиридова в деятельности фонда «Подари жизнь» были естественным продолжением его помощи сиротам в лесной школе и вообще помощи различного рода из фонда, созданного им и его друзьями здесь, в городе, да и в колхозе.

Усыновление сирот из школы-интерната (или из лесной школы, как называл ее Свиридов) тоже не обходилось без вмешательства лично Свиридова и его фонда – каждый из усыновляемых получал большой чемодан «приданого» с самыми необходимыми вещами.

Когда Свиридов возвращался усталый с заседания областного Правительства Тоня его не расспрашивала – как всегда Свиридов расскажет сам столько, сколько сочтет нужным.

И он рассказывал о тупости и корыстности членов областной Думы, их упрямстве и лоббировании собственных интересов, о глупых законах, принимаемых этой Думой, которые очень быстро приходилось пересматривать из-за противоречия государственным законам или Конституции.

Или Свиридов рассказывал о заседании Правительства, где ему зачастую удавалось переломить общую глупость и настоять на чем-нибудь полезным.

Посещая подшефную клинику фонда «Подари жизнь» вместе с Чулпан Хаматовой Свиридов нередко видел малышей, которым он мог бы сделать операцию, используя свои возможности хилера. Но он воздерживался, не уверенный в своих возможностях, и ограничиваясь общим психологическим внушением, которое тоже положительно сказывалось на состоянии здоровья пациента.

Забавно, но врачи подметили эту способность Свиридова, и они в каждое его посещение просили «пообщаться» с наиболее трудными пациентами – и Свиридов общался с ребятишками, и насколько мог помогал им своими психологическими приемами.

Весь коллектив видел, как Свиридов заботиться о комплектации кабинетов и операционных самым современным оборудованием, и подозревали, что в добывании такого оборудования Свиридову приходилось прилагать значительные усилия.

А Свиридов наведался к своему филлипинскому учителю, побеседовал с ним, поприсутствовал при операциях на маленьких пациентах, но все равно не решался совершить подобную операцию сам …

То, как заботился Свиридов о медицинских учреждениях в ЗАТО, чувствовали – вернее, совершенно не чувствовали – все пациенты и все жители.

Только те, кто имел возможность сравнить медицинское обслуживание в Москве и тут, рядом, могли оценивать разницу.

Вызов врача – врач приходит не позже как через пятнадцать минут.

Вызов скорой помощи – не дай бог! – но машина будет самое позднее через пять – семь минут.

Медсестра для процедур приходит на дом в оговоренное время, приносит все нужные лекарства, и еще поговорит, успокоит – а это так важно для пожилых пациентов …

ВИКТОР СКВОРЦОВ

На афише Дома культуры были изображены два профиля в виде контура – в одном узнали Свиридова, а во втором некоторые узнавали Скворцова.

Зал был полон, и зрители терпеливо ждали.

Занавес открылся и около рояля стоял Свиридов с гитарой – зрители терпеливо ждали. За рояль сел Лопаткин.

Свиридов помолчал, потом положил пальцы на струны.

Это было у моря,

Где ажурная пена.

Где встречается редко

Городской экипаж.

Королева играла

В башне замка Шопена,

И внимая Шопену

Полюбил ее паж …

Свиридов пел очень мягко, задумчиво, лирично, и зал слушал его затаив дыхание.

А потом отдавалась,

Отдавалась грозово,

До восхода рабыней

Проспала госпожа.

Это было у моря,

Где волна бирюзова,

Где ажурная пена

И соната пажа …

Переждав аплодисменты Свиридов отставил гитару.

– Это Игорь Северянин. Но сегодня я хотел почитать вам стихи совсем другого поэта.

Он подошел ближе к зрителям, ближе к краю сцены.

– Вы знаете, что мы с Виктором Скворцовым вместе учились еще в школе, и в институте, и дружим с тех лет. Я пригласил Виктора на работу к нам, сюда, и не ошибся в нем – Виктор развернулся во всю силу своего интеллекта. И в новой для себя области оказался незаменимым руководителем и талантливым ученым, под его руководством и его при непосредственным творческом участии выполнены важнейшие работы …

Он оглянулся на кулису, откуда ему грозил кулаком Скворцов.

– Но я заговорил о Викторе не для того, чтобы расхваливать его вклад в работы нашей фирмы. Нет, я хочу рассказать о том, о чем знают немногие …

В ложе вместе с Тоней сидели Лена Скворцова и Виолетта Ерцкая, Уля, Гриша.

– До этого мы с Виктором работали в одном институте, только в разных подразделениях. И я, и он много ездили в командировки, иногда встречались в гостиницах вдали от Москвы. Вот тогда я узнал о том, что Виктор пишет стихи.

Свиридов переждал шумок в зале.

– Конечно, я знаю далеко не все его стихи, но даже те, которые я знаю, свидетельствуют о поэтическом таланте автора. И сейчас я вам почитаю некоторые из его стихов.

– Итак, стихи поэта Виктора Скворцова. Витя, не сердись! – сказал Свиридов в кулису.

– Вот это написано давно, в Узбекистане, во время командировки.

Под выцветшим и жарким небом

Скупых пустынь Узбекистана

Века стоят немые камни,

Напоминая неустанно:

Что жизнь – глоток,

А счастье – миг,

А начав жить – уже старик.

А те цветы, что мы сорвали

Еще вчера – давно – завяли

И брошены давно в арык.

Публика слушала в напряженном внимании.

Но эти камни так же знают,

Что кроме вечности светил

Имеют право

На бессмертье

Не только ценности могил.

Что за глоток

Всю жизнь отдашь,

Когда

ты без него

пустыня,

Когда

Один лишь только миг

Для двух сердец

Уже святыня.

Когда бессмертьем теплоты

Согрето каждое мгновенье,

Когда отброшены сомненья,

Раздумья, страхи, опасенья

И нет на свете темноты …

Не надо слов.

Века суровы.

Насуплен их угасший взор.

Ведь только им

Дано оценивать:

Что это – правда или вздор.

Тишина в зале взорвалась аплодисментами.

– Аплодисменты – это Виктору. Хлопать устанете – я долго буду читать … Давайте договоримся – вы хлопать не будете, или совсем немного …

– Как у каждого поэта среди стихов много лирики, причем лирики иногда любовной, иногда философской. Вот это написано, как я знаю, во время лечения в санатории в средней части России …

Таких заштатных,

серых городов

В России много!

Врешь!

Чем меньше город,

Чем тише улицы и площади его –

Тем глубже

пласт истории.

Кто молод,

Тому под силу

раскопать его.

Здесь жили люди.

Жили, умирали.

Творили, строили, баюкали детей …

Отсюда

эти дети

уезжали,

А дети новые дороги продолжали –

Один из тысяч

жизненных путей.

За каждой улицей,

За каждым поворотом,

За каждым камнем

стареньких домов

Я вижу лица,

руки,

жизнь,

работу

И – тысячи

бесценнейших томов.

Короткие аплодисменты. Зал слушал очень внимательно.

Внимательно слушали Свиридова и в ложе.

Сегодня – только в завтра дверь, -

Как залп ракет перед атакой,

Как лента мата перед дракой,

Как первый шаг весны в апрель.

Скупцом не будь. Живи открыто,

Дари – и многое возьмешь,

Все, что скопил на этом свете –

На тот с собою не возьмешь.

Богатству душ сундук не нужен.

Иди, открой для счастья дверь.

За дверью пусто, только лужи?

Оно придет -

Ты жди и верь.

– Среди стихов встречаются и грустные, и не по возрасту пессимистичные. Послушайте.

Скоро, скоро

мятежные думы

Перестанут меня волновать,

Скоро, скоро –

я стану угрюмым,

Отступлю,

перестану писать.

И не слыша

весенней капели,

Словно крот

буду я

засыпать,

И весенние ноги девчонок

Уж не будут

меня

волновать.

И почти без перерыва Свиридов продолжил.

Брось искать

дорогу в прошлое –

Есть, что вспомнить,

Есть, что позабыть;

Не тревожь его –

Оно останется,

Ни прогнать его,

ни воротить.

Пусть оно

дороже

настоящего –

Жизнь есть жизнь,

Давай, дружок, шагай!

Так что брось

искать

Дорогу в прошлое,

В будущее –

действуй, создавай!

Короткую паузу заполнили еле слышные звуки рояля.

– Я говорил, что мы с Виктором частенько встречались в командировках – и он, и я много ездили. Вот небольшая зарисовка о такой поездке в командировку:

Кончается Москва.

Леса за стеклами.

Лишь изредка участки

Старых серых дач.

Вдали висящие

Над лесом и туманом

Рога опор электропередач.

Я еду вновь,

Как много раз бывало.

За много лет

Промчалось много грез …

А утром вновь

Нежнозеленые березы

Все в темных запятых

Грачиных гнезд.

– У нас был объект в Литве. Там и я, и Виктор бывали не раз, и этой стране Виктор посвятил несколько стихотворных зарисовок:

В петле у Немана, под соснами,

Как лучший друг встречает нас

Приют литовский

Очень скромный

Курорт и город Бирштонас.

Свиридов даже не делал перерывов, поддержанный деликатными звуками рояля.

Здесь жил Чурленис.

Здесь воспеты

Им жемайтийские кресты,

Он здесь писал

Картин сонеты,

Рисуя ноты и мечты.

Он вряд ли счастлив был.

И все же,

Через века и на века

Он души

Красотой тревожит

Неслышно и наверняка.

Голос Свиридова от мягкой задумчивой лирики сменялся жестким и беспощадным:

Пирчюпис.

Лидице.

Хотынь.

И Орадур сюр Глан.

Как-будто

злобе и зверью

Наказ от бога дан:

Уничтожайте мир людской,

Тогда придет покой!

Но даже слезы матерей

Не охладят кострищ,

Все так же колокол звонит

Над горем пепелищ,

И у дороги мать стоит,

В скорбях окаменев,

А люди, мимо проходя,

Уносят боль и гнев.

Пауза затянулась, Свиридов прошел по сцене, и задумчиво продолжил:

После узких каунасских улиц

Вильнюс молод, светел

и просторен.

И гордится,

Что, как каждый город,

Он никем не может быть

повторен.

Одно стихотворение от другого отделяла короткая вставка рояля.

«Трис мяргялес» -

Здесь три красавицы

Вам подадут литовские блюда.

Сюда, в зеркальный дом

К обрыву Нярис

Я не вернусь,

наверно,

Никогда.

К роялю пристроилась скрипка – музыка стихала, «пряталась» когда Свиридов читал, а потом снова заполняла паузу.

Целебный коктейль –

Раскаленные сосны

И свежий морской ветерок.

От пункта до пункта

По тихим дорожкам

Толстяк растрясает жирок.

На пирсе к закату

Парад туалетов

И сплетен слепых шелуха.

А утром – по дюнам

Разложат скелеты,

Развесят окорока.

Маршрутом лавинным

По все магазинам

Несутся: янтарь – трикотаж …

А я – непонятен,

И стих мой невнятен,

В пустыне застывший мираж.

– Это Паланга, город курортный …

Русь – замерзает,

Литва – замерзает.

Ведь по литовски

Ты тоже «Ziema».

Свиридов стал отделять одну миниатюру от другой жестом.

Земля литовская богата.

И я влюбился в этот край.

Здесь я проездом был когда-то.

Зима.

Февраль.

Друскининкай.

Снова короткий жест, снова короткая музыкальная вставка …

Промчались дни –

все отпуска кончаются,

Свободной жизни ты махнешь:

Прощай!

И будни

непрерывным заботами

Затмят собою

«Bad Druskininkai».

– Как у всякого поэта у Виктора Скворцова много лирических стихотворений – адресных и безадресных, посвященных конкретным … людям, и без такого посвящения. Послушайте:

Думай – дни росой омыты

В шелесте травы,

Сосны золотом облиты,

Мощные дубы,

Зелень листьев в синем небе,

Золото полей,

И еще – шагает рядом …

Ну, а если кто-то рядом

Жизнь еще полней …

Зал откликнулся не сразу, но откликнулся …

Уже концертами кошачьими

Туманный воздух оглушен,

Грачи – строги, как пара фрачная,

Спешат к полям со всех сторон.

Уже весною растревожены

Вода, трава и деревца,

Уже, любовью перемноженные,

Не спят влюбленные сердца.

Тихо-тихо, еле слышно опять откликнулись рояль и скрипка.

Весна идет,

Полна любви и радости,

Старательно сметает

Зимнее следы.

И небо,

Розовое

От неутоленной зависти,

Светилось,

Брошенное

В зеркало воды.

– Как у всякого уважающего себя поэта … Спокойно, Витя! – это уже за кулисы.

– Как у всякого уважающего себя поэта у Виктора много стихов … я не знаю, как это правильно называется … Я называю их злыми … Ага, вон мне подсказывают, это называется – гражданская лирика.

Да, это в жизни так –

Кто-то из двух – враг,

Кто-то из двух – друг,

Только и друг – не вдруг.

Друг – это дни долгих зим,

Друг – это ты вместе с ним,

Друг – это голос в ночи,

Друг – хоть кричи, хоть молчи.

Дружба – суровый урок,

В ней не жалость, а честь.

Выше дружбы – любовь,

Коль она вправду есть …

Да, это в жизни так,

Кто-то из двух – не враг,

Кто-то из двух – не друг,

Кто-то из двух – просто так.

Голос громкий, почти крик – ничего похожего на лирику …

Гляжу кругом – полиэфир,

Перлон и полипропилен,

Достав таблетки,

Полиглот

глотает

поливитамин.