Концерт Патриции Каас. 9. В космосе и ниже

Но в конце концов молодые остановились над запиской с одним словом «Бали», и Уля смущенно взглянула на взрослых.

– Папа, это не очень сложно? Не очень дорого? Мама, правда, можно поехать на Бали?

И совсем скоро Свиридов перенес Улю и Гришу в своем «коконе» на индонезийский курорт Убуд, запрятанный среди девственных лесов и рисовых полей.

Для них была зарезервирована небольшая хижина среди джунглей, казавшимися совершенно нетронутыми – в проспекте туристической фирмы это жилище называлось «виллой».

Такая квалификация хижины была совершенно не случайной – видимость нетронутой природы была очень хорошо создана, и видимая первобытность хижины не отменяла современных удобств и первоклассного обслуживания.

Первую ночь Уля постоянно просыпалась от шелеста листьев и криков птиц, и снова засыпала, обхватив мужа и прижавшись к нему.

И утром она проснулись от птичьей суматохи в вершинах пальм, и они вышли из хижины в тропическое утро.

Стоило им умыться как две девушки на коромыслах принесли завтрак – обильную, но не обременительную еду, ловко сервировали все на низком столе и откланялась.

Гриша общался с вежливыми и неназойливыми девушками на английском языке, Уля иногда вставляла несколько слов на немецком – и ее тоже понимали.

Они знакомились по подробным путеводителям с описанием всевозможных туристических маршрутов и услуг, которые представляли местные службы.

Улю больше заинтересовали всяческие спа-процедуры, тайские массажи и ритуальные медитации, а Гришу – мастерские ремесленников и художников.

Начали с Дворца живописи, постепенно привыкая к местному колориту с садами, прудами, беседками и морем изумрудной зелени.

Отдав дань галерее Женского искусства они на уютном открытом автобусе переместились в галерею современного искусства в Чампуане …

А после этого Гриша отвел Улю к мастерицам спа-процедур, а сам погрузился в бассейн около их хижины и любовался долиной горной речки. Уровень воды в бассейне был вровень с краем бассейна, и казалось, что вода продолжается зеленью джунглей.

Уля вернулась умиротворенная и расслабленная, а Гриша даже не стал вылезать из воды – Уля сбросила легкий сарафанчик и опустилась к нему.

Они даже не вынули фотоаппарат и ужинали при свечах.

Две девушки в национальных нарядах прислуживали им, и отвечали на многочисленные вопросы – в основном Гриши.

А затем была изумительная ночь, и когда утром Уля вышла на порог без одежды, то Гриша залюбовался ею и не смог не присоединиться к ней …

Но на второй день они были уже более внимательны к окружающей их красоте, Гриша без устали щелкал фотоаппаратом, а Уля присматривалась к местным украшениям, которые тут же, на их глазах, изготавливали смуглые мастера.

Удивительно, но Гриша быстро находил общий язык с мастерами, подсаживался к ним.

Улю угощали удивительно ароматным и вкусным чаем, после чего уже было трудно уйти без удивительного украшения – чаще всего подаренного.

Национальная одежда, которую можно было видеть на каждой местной девушке и женщине, пробудила у Ули вполне профессиональный интерес – тут Гриша уже выполнял в основном роль переводчика, а вечером зарисовывал увиденное.

Он много фотографировал, но вечерами заполнял несколько страниц блокнота эскизами.

А еще каждый вечер они звонили домой, и на экране небольшого планшетника – не включая видеокамеры у себя! – они любовались детьми. Эти сеансы связи несколько уменьшали для Ули некомфортность существования без детей.

На небольшом взятом в прокате электромобильчике они объехали все соседние деревушки: Паданг, Тегал, Пенгосекан, Пелиатан, Пенестанан, Чампуан; посетили обезьяний лес с настоящими обезьянами около деревеньки Сантех …

Утомленные массой впечатлений от увиденного они оставили на потом посещение храма Пура Букит, снова предавались очарованию тихого вечера, но зато весь следующий день они посвятили этой жемчужине малазийского искусства.

Уля оделась в саронг, повязала пояс, а Гриша украсил голову местной повязкой.

Тут Гриша не фотографировал, положившись на свою память, но зато вечером он истратил на эскизы целый блокнот!

Так заполненные экзотикой текли дни, впечатления перегружали Улю и Гришу каждый день, и каждый вечер они заново переживали       и обсуждали увиденное.

И им было так хорошо друг с другом, что им никто не был нужен, и даже тоску о детях эта масса впечатлений немного приглушала …

И Гриша, и Уля дома иногда летали со Свиридовым в его «коконе», и тут им недоставало такой возможности – парить над изумрудными террасами полей, над зарослями, над речными долинами …

Во время посещений местных достопримечательностей им показали баньянов – за пределами Бали более известных как хилеры.

Уля негромко шепнула Грише «сюда надо привести папу» и они обменялись понимающими взглядами.

Они выдержали в этой нереальной экзотике целых девять дней, но взмолились, и Свиридов забрал их домой.

Дома не было конца объятьям и поцелуям, подаркам, рассказам.

Верочка не отпускала от себя маму и папу, Коленька тоже начинал ворчать, если его оставляли в комнате одного, и успокаивался только тогда, когда дотрагивался до папы или до мамы.

Сперва рассказы шли в домашнее круге, затем с гостями, потом в еще более широком круге знакомых …

Появились фотографии, рисунки Гриши, а пару рисунков Уля отослала мадам Женовьеве. И сразу получила восторженный ответ с просьбой более подробно рассказать о поездке, и с припиской Густава с извинениями по поводу того, что он показал Гришины рисунки в издательстве.

И одновременно послание от Мартина Клейнберга с предложениями срочно прилететь в Вену для беседы с редактором журнала «Всемирные путешествия» …

ВИЗИТ в ВЕНУ

Гриша позвонил в Вену и выяснил, что в этом журнале проявили большой интерес к его рисункам и что редакция заинтересована в сотрудничестве.

На семейном совете решили, что слетать в Вену на пару дней ему стоит.

И Гриша полетел.

О том, что произошло в Вене, Гриша рассказывал уже через четыре дня.

Он рассказывал о теплом приеме, который его встретил в семье Дрейзеров, о том, что мадам Женовьева оказалась знакома с главным редактором журнала «Всемирные путешествия» и отправилась туда вместе с Гришей.

Пересказывать разговор с новым главным редактором Гриша не стал, сказав, что личное знакомство мадам Женовьевы значительно сократило время для достижения договоренности.

А договоренность была достигнута о том, что российский художник Григорий Свиридов принимает предложение редакции журнала «Всемирные путешествия» присылать иллюстрированные отчеты о своих поездках по разным странам, маршруты поездок выбирает художник, и эти поездки оплачивает редакция.

К договору прикладывался длинный перечень стран, которые интересовали редакцию.

Перечень этот Гришу устраивал – в основном это были восточные страны, но были и европейские страны …

ВОЕННЫЕ СБОРЫ

Капитан Григорий Свиридов вместе с некоторыми военными художниками студии имени Грекова был направлен на военные сборы.

Поскольку у художников, как правило, военных специальностей не было, их старались засунуть куда-нибудь подальше от реальных боевых действий, и они оформляли газеты и всевозможные стенды, сооружали декорации и создавали парадные приемные в различных военных офисах …

С Григорием Свиридовым была другая проблема.

С одной стороны он был уже довольно известным художником, а с другой стороны его награды свидетельствовали о некотором воинским опыте.

Потом, когда узнали о папе-генерале, задумались еще больше, но в конце концов не без вмешательства самого генерала Гриша попал в учебную воинскую часть спецназа ГРУ.

И стал дублером реального капитана, и участвовал в учебе личного состава, а иногда даже командовал взводом, и тянул воинскую лямку наравне со всеми без скидок.

Попутно он еще рисовал, и его рисунки занимали достойное место в стенгазете, в многотиражке, и в солдатских письмах домой.

Единственной поблажкой капитану Григорию Свиридову было разрешение в любое время использовать «Скайп» и связываться с женой и детьми, чем Гриша и пользовался. Он старался не злоупотреблять этой возможностью, но каждый вечер он беседовал с родными, с женой и с детьми, а иногда и с родителями.

Через месяц Гриша вернулся домой, загоревший и возмужавший, соскучившийся и целых три дня провел дома.

А потом он вернулся в студию имени Грекова с полной папкой новых рисунков армейских будней, и очень скоро состоялась его персональная выставка армейских рисунков.

На эту выставку Гриша пригласил своего учителя профессора Василевского, профессора Жутовского и весь состав студентов курса профессора Василевского.

И получил высокую оценку своему труду …

ГРИБОЕДОВ

Кузьмич чрезвычайно редко звонил Свиридову, а тут.

– Привет, Кузьмич! Рад твоему звонку. Как дела? Что нового?

– Привет, Иваныч! Что дела – дела идут, контора пишет … Понимаешь, тут такое дело … Мои ребятишки … Ну, Игнат с Валенькой пожениться решили. А Валенька все вспоминает свадьбу своих родителей, что в пожаре погибли – те оженились в деревенской церкви, и приехали туда на пролетке … Ночью плачет тихонько, а я же слышу … Это она днем железная, каменная … Только с детишками домашняя, ласковая … Женщина … Помоги им свадьбу сыграть …

– О чем ты говоришь! Обязательно! Я вечером забегу – обсудим … Идет?

– Жду …

Вечером Свиридов пришел к Кузьмичу, сперва зашел к лошадям, поздоровался с ними, угостил свежим черным хлебом. Потом поздоровался с Сандалом, обменялся с ним новостями – мысленно, рассказал о котенке, спросил о его, Сандала, новостях.

И только потом прошел в избу – там хозяйничала Валентина, готовила ужин для всей семьи. Она поздоровалась со Свиридовым, улыбнулась ему – вообще Валя улыбалась редко, но приемным Марине и Ерофею улыбки доставались всегда.

Дети гуляли с Игнатом в лесу, дожидались там лесоустроителя Геннадия, который должен был появиться к ужину вместе со своей девушкой Мариной, учительницей из колхоза.

А Свиридов с Кузьмичем ушли на другую сторону двора для выездки, к раздевалке, и уселись там на лавочке.

– Рассказывай, Кузьмич.

– Понимаешь, Иваныч, так хочется сделать им праздник! Вон пролетку мы сладили, пару я запрягу, украсить Марина поможет … Но куда им ехать? У меня дурная мысль – в Москве им проехаться на пролетке по улицам, с малыми, с венками, с эскортом … Ты меня понимаешь?

– Ну, еще бы! Ей – фату, ему – смокинг, детей одеть как следует … Но до Москвы гнать пролетку – это, я тебе скажу, не дело … Значит, фургон …. А там есть ЗАГС номер один – называется Грибоедов. Ну, это я возьму на себя.

– Ну!?

– Пролетку и коней – в фургон, молодых с детишками – в лимузин, эскорт из «Гелендвагенов» … Свидетели, гости, сопровождающие … Наряды Тоня им и детям сделает … Пристройку-то успеем закончить к свадьбе?

– Да там только отделка осталась, дел на неделю … Да проход ко мне сделать …

– Тогда по коням, давай начинать! Поговоришь с Геннадием? С его Мариной? Они-то как – собираются пожениться?

– Они собираются в августе, когда мы им дом закончим.

– С ее родителями поговорить не нужно? Успокоились они? Приняли Гену?

– Знаешь, смирились. Он у них бывает, они раз приезжали, смотрели новый дом … Свадьбу молодые планируют у Полины …

И в будний день, когда брачующихся у Грибоедова поменьше, на площадке перед старым вестибюлем станции метро «Красные ворота» из белоснежного фургона по сходням выводили гнедых лошадей и выкатывали изящную пролетку.

Площадка с раннего утра была перекрыта милицией, и там кроме фургона разместились несколько шикарных автомобилей с лентами и цветами, два черных «Гелендвагена» с тонированными стеклами, белый лимузин. Часть высадившихся из машин были в праздничной одежде, часть – в камуфляже.

А из белого лимузина высадились молодые – молодая в белом платье с фатой и молодой в черном смокинге, в котором он явно чувствовал не в своей тарелке … И двое маленьких детей в нарядных костюмчиках и с лентами через плечо – у девочки красная, у мальчика – голубая.

И вниз, к Мясницкой двинулся кортеж – впереди «Вольво», за ним «Гелендваген», потом пролетка с молодыми и детьми. Замыкали кортеж еще один «Гелендваген» и легковые машины с лентами, цветами и наряженными пассажирами.

С Мясницкой кортеж свернул налево в переулок – бывший Малый Харитоньевский, потом улицу Грибоедова, а затем снова Малый Харитоньевский.

Машины кортежа перекрыли улицу, а пролетка остановилась напротив входа в ЗАГС, и сразу толпу перед входом раздвинули приехавшие. Молодые, дети и часть приехавших прошли в здание и стали подниматься по парадной лестнице. А Свиридов обогнал всех и прошел к руководству, и молодые почти сразу прошли в зал, где играла музыка и клубились видео– и фотографы.

Геннадий и Марина были свидетелями молодых, посаженными родителями были Свиридов и Тоня, а в стороне стоял Гриша в форме и Анна Кутенкова с двумя фотоаппаратами. Гриша смотрел молча, а Аня непрерывно щелкала затворами, меняя камеры. Видеооператор с другой стороны очень неодобрительно поглядывал на нее, отрываясь от видоискателя видеокамеры.

Процедура опроса, пожелания, кольца, поцелуй – несмотря на длительную совместную жизнь поцелуй был настоящим, нежным и ласковым. Потом молодых поздравляли дети, называя их мама и папа …

Шампанское, звон бокалов, и кассета из видеокамеры видеооператора изымается – удостоверение сотрудника ФСБ и немаленькая купюра в карман …

Кортеж по переулкам движется к Чистым прудам, а потом мимо театра «Современник» пролетка неспешно движется к метро, поворачивает вокруг бульвара обратно и доезжает почти до Яузы. А затем пролетка возвращается к «Красным воротам», лошади и пролетка возвращаются в фургон, а молодые на лимузине направляются к вертолетной площадке.

К свадебному столу молодые возвращаются на вертолете вместе с гостями, и в ресторане «У Полины» начинается веселье …

К середине ночи молодожены возвращаются к себе в новый дом, уже обставленный, но еще не обжитый, а детишки остаются ночевать у Кузьмича …

Радостными воспоминаниями были полны все участники свадебного кортежа, и они щедро делились своими впечатлениями …

ПРИГЛАШЕНИЕ на БАЛ

Кроме телефонных разговоров с Веной и SMS-ок иногда из Австрии приходили письма.

Это было не часто, но Уля с удовольствием получала письма от мадам Женовьевы и с радостью отвечала на них. С радостью от того, что она могла написать письмо величественной даме, так благожелательно относившейся в ней и к Грише, причем писала Уля на немецком языке.

Уля вскрыла письмо, развернула его.

– Мама, папа! Посмотрите, что здесь!

Уля была так взволнована, что и Тоня, и Свиридов мгновенно подбежали к ней.

– Уленька, что с тобой? Что случилось?

– Посмотрите … или я ошибаюсь?

Свиридов начал переводить письмо, написанное мадам Женовьевой Драйзер аккуратным почерком – специально, чтобы Уле было легче прочитать его.

«Моя милая Улиана! Я приветствую тебя и передаю поручение от наследного принца Крингласса – помнишь его? Он танцевал с тобой в «Опере» на балу. Принц приглашает тебя на Венский бал, который состоится в городе Москва в манежном зале. Он хотел написать тебе сам, но Густав посоветовал не давать ему твой адрес, а мне передать тебе его приглашение. Я так рада за тебя! Думаю, тебе стоит приять приглашение принца – он не сделает тебе ничего плохого. Он собирается прислать тебе официальное приглашение. Со своей стороны поздравляю тебя. Если принц тебя запомнил, значит ты являешься незаурядным человеком. Я сказала принцу, что ты замужем, и он пригласил на бал тебя вместе с мужем. Тебе и твоему мужу Грегуару приветы от Густава, фрау Иохим, моей племянницы и кучера. Наилучшие пожелания твоим детям и родителям. Женовьева Дрейзер.»

– Дела … И что мне теперь делать, папа?

– Я тебя поздравляю, девочка. Нет, не с вниманием принца, а с вниманием человека, обладающего широким кругом общения, запомнившим тебя за один танец … Тебе хотелось бы снова встретиться с ним?

Свиридов, задавая вопрос, уже чуть-чуть просканировал сознание Ули, и почувствовал всю ее растерянность – и желание кружится в танце на сверкающем балу, и опасение доставить этим неудовольствие Грише.

– Папа, мама … Что вы мне посоветуете? Я … я не могу решить …

– Тогда подумай. Хочешь ты этого или не хочешь … Посоветуйся с Гришей.

Вечером Уля показала письмо Грише, пересказал его содержание – хотя Гриша смог прочесть немецкий текст – и уже в темноте, обнимая его и прижавшись к нему спрашивала.

– Скажи, как мне быть?

– А сама что думаешь?

– И хочется, и колется, и мама не велит … А ты что думаешь? Посоветуй … Он хотел пригласить и тебя тоже …

– Если ты согласишься, то я пойду с тобой. Не комплексуй.

– Я глупая, но мне так хочется потанцевать … не с ним, нет! Но на таком балу …

– И в чем же дело? Соглашайся. Позвони Женовьеве. Передай им привет от меня – что-то давно мы у них не были. Надо съездить в Вену, да и дела там у меня найдутся …

На следующий день через длинную цепочку промежуточных узлов связи Уля позвонила в Вену, и долго говорила с мадам Женовьевой – радовалась, что они оживленно беседуют, не испытывая затруднений ни в языке, ни в тематике.

А Свиридов задумался о возможности визита вежливости наследного принца к ним домой – сюда, в квартиру, или на дачу. И советовался об этом с Тоней, и не только с ней.

И с Тоней они радовались, что в дачном доме была просторная гостевая комната, и вдобавок две большие комнаты с холлом и всеми удобствами над гаражом.

Тоня рассказала об этом Уле, и та в следующем письме Дрейзерам спросила о возможности приглашения принца в гости в их скромный загородный дом.

На это мадам Женовьева ответила, что принц не избалован и каждый год ездит в самый обычный скаутский лагерь в Альпах вместе с самыми обыкновенными молодыми одногодками, и поэтому ему не нужен дворец или палаццо. Она так и написала «палаццо», потому что примерно знала, в какой квартире жили с родителями Уля, Гриша и их дети. И при каждом случае звала молодых в гости вместе с детишками.

Густав Дрейзер, с которым иногда беседовал Гриша, тоже не забывал приглашать все семейство в гости в любое время и на любое время. Конечно, Густав был намного сдержаннее супруги, но чувствовалась искренность его приглашения …

И завертелось!

И было официальное приглашение через австрийское посольство господину Грегуару Свиридову с супругой, и были бальные наряды, и все волнения – не только у Ули.

И был бал, и Уля в сдержанном белом бальном платье, на которое с завистью косились именитые приглашенные, и Гриша в столь же изящном смокинге, и они кружатся, и общаются с принцем, который оказался нормальным компанейским парнем.

И фотографии в глянцевых изданиях, и двухдневный визит принца на дачу Свиридовых и его знакомство с родителями Гриши – они понравились Кринглассу, и беседы Свиридова с сопровождавшим принца сотрудником охраны, а по совместительству агентом австрийской контрразведки.

Этот малый, проживший два дня над гаражом, был весьма неглуп – его Свиридов просканировал весьма подробно – и не доставил хлопот. Он не совал нос туда, куда его совать не следовало, и в откровенных разговорах со Свиридовым, Тоней, Гришей и Улей ограничивался минимальным объемом информации.

Общительный принц познакомился со многими жителями дачного поселка.

И с удивительной молодой женщиной, которую все называли Никой, и которая чувствовала себя в доме Свиридовых как у себя дома.

И с целой оравой мальчишек и девчонок, общающихся с ним на любом известном ему языке – даже на французском, который Крингласс знал весьма слабо.

И с другими жителями поселка …

В отчете сопровождающего принца сотрудника своему руководству – а о содержании этого отчета первым стало известно Свиридову – сопровождающий сообщил немного.

Он сообщил, что муж мадам Улианы Степановны господин Грегуар Анатольевич Свиридов имеет звание капитана Российской армии и служит художником в студии военных художников, что его отец является руководителем научной организации и имеет чин генерала, что мать господина Грегуара является модельером-дизайнером и мадам Улиана тоже модельер и работает вместе с ней.

Других подробностей он сообщить не смог – просто он ничего больше не знал.

Или ему знать не позволили?

РИМ

Как-то в разговоре Маргарита Антипова сказала, что если уж путешествовать по заграничным городам, то она бы поехала не в Париж, а в Рим.

И стараниями Свиридова Антипова с Варданяном выехали в Рим, где проживали как англичанка и армянин, но они сократили отпуск из-за Аванеса – и он, и они очень скучали друг о друге.

Поэтому Марго и Карен, любуясь красотами вечного города, все время думали о Ване.

Марго неплохо знала город, и за прошедшие годы тот не столь сильно изменился.

Конечно, появились новые здания и улицы, но основные исторические места изменились мало, и они с Кареном бродили по городу целыми днями.

Марго больше молчала, предаваясь воспоминаниям, а Карен больше думал не о красотах вечного города, а о Ване, о Марго, о безопасности их «экскурсии».

Свиридов обещал им полную безопасность, но Карен и Марго воспринимали это по разному.

Марго со своим опытом нелегальной работы понимала, что раскрыть ее можно только на основании информации о Джулии Вебстер, но эта информация засекречена и погребена в архивах ЦРУ. Вероятность того, что ее опознают, была минимальной, хотя и не нулевой.

Карен думал о другом – он не обладал опытом Марго, но зато знал о секретности своих знаний, и волновался из-за возможности их с Марго …

Он не знал, как сформулировать «это» – задержание, арест …

Как и плохо представлял себе, каким образом их можно задержать или арестовать …

И Карен разглядывал старинные постройки, фотографировал их и старался, чтобы в кадр не попала Марго. Но когда фотоаппарат попадал в руки Марго, то она старалась, чтобы в кадре всегда присутствовал Карен.

Вечером в ресторане отеля разговаривала Марго, а Карен старательно молчал – его знаний английского языка было явно недостаточно для общения, хотя армянский акцент позволял иногда произносить самые необходимые фразы.

Любуясь ночным городом со смотровой площадки отеля он обнимал Марго и нашептывал ей такие ласковые слова, что Марго чувствовала себя молодой и счастливой.

Но все равно ей временами недоставало их приемного сына …

Последний день Марго и Карен нервничали очень сильно, хотя оснований для этого не было – они оба прекрасно знали пунктуальность своего друга.

И он появился в точно намеченный час, и они все вместе сели в такси, и это такси помчалось в аэропорт, и по отработанному уже Свиридовым сценарию у автомобиля сразу спустили все колеса, а потом водитель никак не мог вспомнить, зачем он поехал в эту сторону …

Марго и Карен с небольшими чемоданчиками оказались на лестничной площадке перед своей квартирой, Марго торопила Карена, отпирающего дверь, они вошли …

Ваня-Аванес так бросился к приемным родителям, что Маргарита не могла сдержать слез …

ЭКСКУРСИИ

Если бы об экскурсиях писала Женя Кульченкова, то она обязательно написала бы о прогулках по Москва-реке – и она писала об этом, и с иллюстрациями.

Как правило для таких поездок арендовывали целый теплоход и назначали маршрут, и на теплоходе не было посторонних. Такие поездки начинались с началом навигации, и среди первых экскурсантов обязательно были дети – и из лесной школы, и из школы городской.

И с ними ехали их воспитатели, учителя, и самый эрудированный рассказывал о Москве, об истории тех мест, около которых проплывал теплоход.

Самым интересным среди экскурсоводом оказывался Свиридов – не потому, что он знал больше остальных, а потому, что он рассказывал интереснее всех.

Когда в поездке участвовали члены музыкального ансамбля «Живой звук» и Свиридов брал гитару, то на теплоходе мгновенно воцарялось безудержное веселье – стоило Свиридову тронуть струны гитары и запеть.

Красивая, поехали кататься,

От пристани отчалил теплоход …

Были экскурсии дневные, но бывали и вечерние и даже ночные.

Тогда арендовывали громадный теплоход-ресторан, и он без остановок неспешно плыл по реке от кольцевой, от деревни Беседы, от нижнего шлюза, через всю Москву до Северного речного вокзала, и возвращался обратно до небольшой пристани на набережной Тараса Шевченко.

Тут вдоволь накатавшихся ждали автобусы, стремительно увозившие их домой, в город недалеко от Москвы.

Это были так называемые местные экскурсии.