Концерт Патриции Каас. 9. В космосе и ниже

Как боюсь я вас,

Знать увидел вас

Я в недобрый час.

Этот старинный романс был очень тепло принят слушателями и их аплодисменты долго не смолкали. Поэтому Свиридов продолжил:

Так поздней осени порою

Бывает день,

бывает час,

Когда повеет

вдруг

весною

И что-то встрепенется в нас.

Когда повеет

вдруг

весною

И что-то встрепенется в нас.

В зале стояла удивительная тишина …

Тут не одно

воспоминанье,

Тут жизнь

заговорила

вновь.

И то же в ней

очарованье,

И та ж

в душе моей

любовь.

И то же в вас

очарованье,

И та ж

в душе моей

любовь.

НОВАЯ ТРАНСФОРМАЦИЯ

Снова на сцену вышли двое мужчин и загородили Свиридова – он снова переодевался.

Только теперь он надел зеленую армейскую рубашку, прицепил галстук, и надел свои военные брюки вместо обычных черных. Переодеваясь он негромко сказал Глафире о том, что состояние Степана стабилизировалось и его уже можно навестить.

– А где он?

– Он в военном госпитале, но я проведу тебя туда …

Свиридов обернулся к залу и наиболее внимательные разглядели красные генеральские лампасы на его брюках …

Старинный романс был очень тепло принят слушателями и их аплодисменты долго не смолкали.

Свиридов продолжил на французском языке, а потом вдруг:

Мне так легко с тобой

и сердце так бьется,

И снова в нем солнце,

как весной.

Пусть была разлука –

мы нашли друг друга,

Мы оба верим в любовь,

счастье будет вновь.

Наше чувство гордо

мы несли сквозь годы,

Знали мы невзгоды,

встречу второпях.

Этот дождь осенний

смоет все сомненья,

И ты придешь

в этот дождь,

скажешь мне любя …

Одни воспринимали французский оригинал, другие не очень точный русский перевод, но все одинаково чувствовали всю полноту чувств, которые им передавались от певца.

А он продолжил, резко сменив мелодию и строй песни:

Лупят зенитки

три ночи,

три дня,

А в гимнастерке на снимке

Ты

обнимаешь

меня.

Ах, эти тучи

в голубом

Напоминают море,

Напоминают

старый дом,

Где кружат

чайки за окном,

Где мы с тобой

танцуем вальс,

Где мы с тобой

танцуем вальс,

Где мы с тобой

танцуем вальс

В миноре …

В зале для очень многих это было что-то новое, они слышали это в первый раз.

Стоящие у задника цыганки даже не пытались подпевать Свиридову и очень сдержанно двигались под мелодии песен и подтанцовывали.

Вальс захватил и слушателей в зале и в нескольких местах даже появились танцующие пары.

Если останусь

живым на войне -

Встречусь с тобой я

В родной стороне.

Только

пока я

воюю -

Не позабудь обо мне.

Не все хорошо понимали, что именно он пел, но мелодия светлого и ласкового вальса была всем понятна, и даже те, кто не понимал слов и не танцевал, раскачивались в такт мелодии.

Как же тебя

я увидеть хочу,

Скоро все юнкерсы

доколочу.

Скоро прижмусь

не к зенитке,

А к дорогому плечу.

Ах, эти тучи в голубом

Напоминают море,

Напоминают

старый дом,

Где кружат чайки за окном,

Где мы с тобой

танцуем вальс,

Где мы с тобой

танцуем вальс,

Где мы с тобой

танцуем вальс

В мажоре.

Вальс еще некоторое время продолжался в музыке.

Искрометный вальс сменил старинный романс:

Сияла ночь,

В окно врывались

гроздья белые,

Цвела черемуха,

но как цвела она!

Тебя любил,

Тебе шептал

слова

несмелые,

Ты в полночь лунную

Мне сердце отдала.

Рояль раскрыт,

Ты подошла

и ты промолвила.

«Твоя любовь

запала

в сердце глубоко.

И вот когда

пройдут года -

Ты вспоминай меня,

Не забывай

мое весеннее

танго».

ЭТО ДЛЯ ВАС

Небольшой антракт – на несколько минут Свиридов покинул сцену, материализовался дома и вернулся вместе с Тоней и двумя капитанами в камуфляже.

Но он быстро вернулся на сцену, взял гитару.

Каждый шаг

В неизвестность

И секунд бесконечность

Остановит

Один лишь миг.

Но пока что мы вместе,

Братья крови и чести,

Будем дальше идти.

Незнакомая слушателям мелодия, незнакомые слова.

Ордена и медали

Найдут нас едва ли -

Мы не герои газет.

Будем делать работу,

Даже если устали,

Даже если не спали мы

Тысячу лет …

Гитаре Свиридова вторили гитары цыган, а в зал летели такие простые слова.

Невидимый фронт -

Мы солдаты твои.

Невидимый фронт -

Ни секунды покоя.

Невидимый фронт -

Дни и ночи мои.

Невидимый фронт

Стал моею судьбою.

Как обычно с окончанием слов мелодия не заканчивалась, она немного продолжалась, постепенно переходя в другую. Это было знакомо большинству присутствующих.

День Победы –

как он был от нас далек,

Как в костре

потухшем

таял уголек.

Были версты,

обгорелые,

в пыли -

Этот день

мы приближали,

как могли.

Этот день Победы

порохом пропах,

Этот праздник

с сединою на висках.

Эта радость

со слезами на глазах -

День Победы,

день Победы,

день Победы.

Судя по движениям губ некоторым из сидящих в зале были знакомы слова – они подпевали.

Здравствуй,

мама –

возвратились мы не все …

Босиком бы пробежаться по росе.

Пол-Европы прошагали,

пол-Земли -

Этот день мы приближали,

как могли.

Этот день Победы

порохом

пропах,

Это праздник

с сединою на висках,

Эта радость

со слезами на глазах,

День Победы,

день Победы,

день Победы …

И действительно, у многих на глазах выступали слезы.

Свиридов не разглядывал зал – он каким-то образом видел отдельные столики, отдельных людей, причем крупным планом. Он даже не пытался понять, как это происходит – просто он так видел.

И новая мелодия.

Было

много

трудных дней,

Будет

много

трудных дней,

Значит

рано

поводить

итоги.

Вот и встретились

мы с ней,

Вот и встретились

мы с ней,

На простой

проселочной

дороге.

Опять малознакомая большинству мелодия, но принимаемая всеми сердцем и душой – уж об этом позаботился Свиридов и его гитара.

Два молодых гитариста цыгана старательно помогали ему, подстраиваясь под мелодию.

Только

несколько

минут,

Только

несколько

минут

Между нами

длилась та беседа.

Как, скажи,

тебя зовут,

Как, скажи,

тебя зовут

И она ответила –

Победа.

Повторяя последние строки Свиридов видел – и даже слышал – что ему подпевают.

Как, скажи,

тебя зовут,

Как, скажи,

тебя зовут

И она ответила –

Победа!

Под шинелью

на груди,

Рядом с сердцем

на груди

Скромные

солдатские

медали.

Но и ты не уходи,

Но и ты не уходи -

Мы тебя

в окопах

долго ждали.

А это пели уже хором, пусть нестройно, но от всего сердца.

Многие пели с ощутимым акцентом, и именно те, для которых Свиридов пел не на русском языке.

Только

несколько

минут,

Только

несколько

минут

Между нами

длилась

та беседа.

Как, скажи,

тебя зовут,

Как, скажи,

тебя зовут

И она ответила –

Победа!

От задника, раздвигая ряд цыганок, вышли двое мужчин и подошли к Свиридову.

Тот отвернулся, встал спиной к залу, отдал гитару.

Было видно, что ему помогают надеть китель. Вот он застегнулся, одернул китель и повернулся к залу.

Общий дружный выдох и сидящие за столиками начали вставать.

На кителе с генеральскими погонами кроме четырех Золотых Звезд был целый «иконостас». На правой стороне – красной эмалью два старых, советских ордена «Красной звезды», звезды малоизвестных орденов, ряд ромбиков «поплавков» и ряд значком Государственных премий. А слева … В пять рядов поблескивали ордена и медали, они покачивались и, наверное, звенели …

А Свиридов снова взял гитару.

Здесь птицы

не поют,

деревья не растут.

Это было знакомо всем без исключения.

И только мы,

плечом к плечу,

врастаем

в землю тут.

Горит и кружится планета,

над нашей Родиною дым.

И значит

нам нужна

одна победа,

Она на всех –

мы за ценой

не постоим.

Зал начал подпевать не дожидаясь припева.

Нас ждет огонь

смертельный,

но все ж бессилен он.

Сомненья прочь,

уходит в ночь

отдельный

Десятый наш,

десантный

батальон.

Десятый наш,

десантный

батальон.

Едва огонь угас,

звучит

другой приказ,

И почтальон

сойдет с ума,

разыскивая нас.

Взлетает

красная ракета,

бьет пулемет,

неутомим.

Так значит,

нам нужна

одна победа.

Одна на всех –

мы за ценой

не постоим.

Ему даже показалось, что цыганки отбивают такт своими каблуками.

От Курска и Орла

война

нас довела

До самых вражеских ворот,

такие, брат,

дела.

Когда-нибудь

мы вспомним это,

И не поверится самим.

А нынче

нам нужна

одна победа.

Одна на всех –

мы за ценой

не постоим.

В зале хор усиливался и последний куплет пели все вместе и Свиридов и все сидящие и стоящие в зале.

Нас ждет огонь

смертельный,

но все ж бессилен он.

Сомненья прочь,

уходит в ночь

отдельный

Десятый наш,

десантный

батальон.

Десятый наш,

десантный

батальон …

Раздвигая строй цыганок от задника к генералу шла женщина, с короткой стрижкой седых волос – таких же седых, как у Свиридова.

Плечи ее закрывал цветастый цыганский платок, она держала его за концы руками.

Подошла к генералу и отпустила платок.

И даже за грифом гитары стало видно, что на скромном черном платье красуются награды – справа две «Красных звезды», а слева ордена и медали – орден «Мужества», два ордена «Красного Знамени» (боевого!), «Знак Почета» …

Зал снова дружно выдохнул.

А Свиридов запел – и, казалось, что голос его неузнаваемо изменился.

Ты спеши,

ты спеши

ко мне,

Если я вдали,

если трудно мне.

Если я

словно

в страшном сне,

Если тень беды

в моем окне.

В зале хор усиливался и последний куплет пели все вместе и Свиридов и все сидящие в зале.

Ты спеши,

когда обидят

вдруг,

Ты спеши,

когда мне нужен

друг,

Ты спеши,

когда грущу

в тиши.

Ты спеши,

Ты спеши.

Голос Свиридова непонятным образом менялся, но слушатели воспринимали это как должное.

Не спеши,

не спеши

тогда -

Мы с тобой

вдвоем

и вдали беда.

Скажут «да» листья и вода,

Звезды,

и огни,

и поезда.

Не спеши,

Когда

глаза

в глаза,

Не спеши,

Когда

спешить

нельзя,

Не спеши,

Когда весь мир

в тиши,

Не спеши,

не спеши.

Женщина прислонилась к спине генерала и охватила его руками.

Зал мочал, и пока они не повернулись и не пошли к заднику, в зале стояла мертвая тишина.

И только потом раздались аплодисменты – бурные, долгие, не театральные …

ВЕТЕРАН

На сцену, за задник поднялись пожилая пара – поддерживаемый женщиной седой исхудавший мужчина.

– Господин генерал! Товарищ генерал!

– Ну, что вы, полковник! Наша с вами служба не имеет чинов – это все внешнее, на публику …

Нивесть откуда взявшийся полковник Воложанин принес стулья, а Тоня с пожилой женщиной заботливо усаживали пожилого мужчину.

– Юра, не уходи! – сказала Тоня когда все уже сидели.

Свиридов подтвердил это легким кивком головы.

– Слушаюсь, командир!

Это были полковник Степан Михайлович Иванов (Стива Мануилович) и его супруга Генриетта Федоровна (Гретхен Францевна).

Полковник уже почти оправился от американской тюрьмы, но все же пытки и годы сделали свое дело – он был еще очень слаб.

Но тем не менее он пришел на встречу ветеранов и решил еще раз поблагодарить своего спасителя.

Разговор пошел на английском языке – Степан Михайлович и помыслить не мог, что кто-то из сидящих рядом его не понимает.

И ему на таком же чистом бруклинском отвечала Тоня, излишне правильно выговаривая слова отвечал молодой полковник в ладной камуфляжной форме, и даже когда Генриетта Федоровна – задумавшись – сказала фразу на немецком языке Свиридов столь же чисто ответил ей на берлинском диалекте, если эту дикую берлинскую смесь можно назвать диалектом.

Разговор шел о том впечатлении, которое было вызвано только-что завершившимся концертом, и вспомнив некоторые вещи, исполненные Свиридовым на близком им языке полковник произнес несколько коротких фраз на идиш.

И настороженно ждал – выучить текст песни можно и не зная языка.

Но Свиридов ответил ему без задержки на чистом, без местечковых словечек языке этой древней нации, и при этом говорил свободно, не подбирая слова и выражения.

– Сколько языков вы знаете, генерал?

– Этого не знает никто, даже я сам. Мадам Грета, не сильно ли мы утомили вашего супруга? Не лучше ли будет перенести его домой?

– Я этого почти не помню, но вы владеете некой способностью перемещения в пространстве? Не так ли?

– Эта способность позволила мне вытащить вас из тюремной камеры. Давайте воспользуемся этим, тем более, что все присутствующие в курсе этих моих особых способностей …

И старый, слабеющий разведчик мгновенно очутился около своей кровати, и обе женщины и молодой полковник, не обращая внимания на его возражения, осторожно и бережно раздевали и укладывали его.

– Если вы скажете мне номера ваших орденов, то я смогу сказать о вашей службе …

– Что вы, Степан Михайлович! Мои номера так далеки от ваших …

Через несколько минут гости откланялись и неизвестным образом исчезли …

А отзвуки необыкновенного концерта распространились мгновенно, как это бывает в замкнутой системе, и некоторые знакомые звонили Свиридову …

Например, его старый куратор – генерал Ефремов и некто Владимир Владимирович …