Черная Принцесса: История Розы. Часть 2

В этой реалии и… «нашей» реалии… я слетаю кубарем: вниз!.. Спускаюсь в метро. Перед этим – взяв с собой бутылку вина. И… «Все»!.. Еду домой. К «маме» и… ее мужчине сердца!.. Моему же – еще; и мужчине «тела»! Который… И пусть мать сама – прикладывает ко мне руки… и ноги!.. Свою силу: через них! Он – делает мне: эти красоты. «Будто»: по трафарету!.. Знаю. Сама – дала. «И»… Думала. Что; и «она» же все это – сама. Одна… Но!.. «Кто» бы говорил, «мычал», правда? Ей же противно – бить: но она бьет. А делать из-за и из этого всего – еще и конфетку?.. Да. Ну да… Стала бы она и заморачиваться: так?.. И я, вот, думаю, что: нет! Как и «нет»: каждый день. Не «каждый день». Нет… «Два-три»… раза… в неделю. «Мастером» – было бы назвать его: слишком сильно и… мощно, равно как и ее же все Маргаритой, поэтому… Он – как бы и был; но и «как бы» и нет. Но и все – без «обезбола»!.. «Поэтому»… Приходится – глушить «внешнее»: внутренним. «Градусом», да, и во-внутрь. И в этом, знаешь, есть «плюс»!.. «Такой себе», не спорю, но и все же. Хоть: какой-то!.. Уж. Надо же уметь – радоваться мелочам; и всегда искать что-то положительное… во всем. Хоть; и что-то же все же «положительное» в… нашей… «моей» ситуации!.. Пока все это дело заживает – меня не трогают. А после: по новой!.. Уже – без градуса; но и с солью… из моих глаз. И «металлом» же все… и из ран. Простор для фантазии и воображения – мое тело!.. Даже и не представляю: «как» ей было тяжело, тяжко и… туго, когда рисунок – только за- и начинался. И она просто не могла позволить себе – «большего». «Теперь»!.. Теперь же: не в силах позволить себе – меньшего…

Полупустой вагон… С «кривыми», на первый взгляд, людьми. «Косыми»?.. Нет!.. Они просто пытаются – незаметно для себя, а и тем более «меня», прояснить и выяснить: весь масштаб трагедии. Ну и «опасности» же все… «Конечно»!.. От девушки же, вроде меня, «от меня», с початой бутылкой вина и… без горла. Гор-лыш-ка!.. Никогда не умела пользоваться штопором и… прочими «дополнительными» приспособлениями: вроде ключей, ножей и… вилок. Ни до ангела: в себе и… до. Ни до демона: там же и… «после». Поэтому!.. Либо: пробку внутрь. Либо: горлышко наружу и… вне. Ну а когда они узнают всю суть и… истину, восприняв ее не по «деталям», вроде косметики и… одежды, обуви; каких-то аксессуаров и гаджетов, «бутылки»; когда увидят все, в целости и общем, тогда-то они уже не воспримут меняя более, чем: как алкоголичку. Но и благо же все – не «менее»! Обойдут – стороной и… пройдут мимо. В отличие же все и от детей!.. Дети… «Дети», кажется, бесстрашные – ко всему и всем. Предлагают: свои же печенья и вафли, конфеты!.. «Бездонная доброта»! Со сладостями же все, как бонус. Хоть и пить же все вместе – отказываются!.. Да я и не предлагаю. Еще – адекватная, вроде как. В этом разрезе: по крайней мере!.. С каким-то левым парнем и… такой же девушкой. По чуть-чуть!.. За мои… За мо-й год: к ряду. И рисунок, такой же все, к и «в» коже… К общему же всему, да, и «полотну»!.. Какой-то ребенок – даже ухитряется и прикипает к моему мишке!.. Имеющему, к слову, даже и свое личное место: в моем рюкзаке. Не говоря уж и за «сердце»… Подарок бывшего парня! Единственный!.. Который я не выкинула. Оставила, да, себе! «Привыкла»… Но малышка; а это была «девочка», лет пяти-шести; так долго и дотошно его рассматривала, что я даже подумала ей его отдать, раз «так» понравился. Я-то – «взрослая уже»… для игрушек. «Вроде»… Но и ее мать – увела ее раньше, выходя на «их» станции; будто мысли мои читая и запрещая своему чаду взаимодействовать хоть как-то с такой, как я.

Уходят!.. «Все». Все – уходят. «Уходят» – все… А я – остаюсь, «продолжаю» мешать слезы с алкоголем; и «их» образы; между собой. Выводя для себя – контурно, но и «мутно» же все одновременно; в прозрачных, а когда и цветных «кружочках и квадратиках»; различая – по голосам и росту, как и полу… и возрасту. Так круто!.. Поглаживая же еще при этом – мягкую шкурку «моей живности» с подушкой, пришитой к лапам: за счет чего же еще, кстати, он мог распластаться на мне; и не гундеть – за и на мои же все «кости». Эх… Да!.. Личное место – еще и в метро? Ха!.. Личн-ая… «я».

Но и все же могло быть и хуже, па!.. Я б – могла и «стояла» бы… в забитом донельзя вагоне, а не лежала на… «целой» скамье!.. С игрушкой же все и на животе. «Минеральное вино»!.. Он – ценит мои хохмы и… молчит. Только – смотрит своими черными глазками-бусинками!.. И «молчит». Тишина… Разбиваемая – лишь грохотом колес: о скрипучие рельсы. Сам вагон тоже скрипит – не меньше, но я встраиваюсь в этот момент-поток, стук… и вспоминаю рассказы Александра: о тех еще, «старых» поездах. «Самых первых»!.. Когда они еще были: на угле. Представляю – их. Представляю себя – в них… И ухожу – в себя же: от оставшихся и… заходящих в вагон: на «новых» станциях. Не смотрю уже – на них. Тем более: в глаза!.. Сдались мне их: уже и жалость, скорбь!.. Сдалось: и «сострадание»!.. Лучше бы и дальше – считали: алкоголичкой. «Ребенок-сирота… с разрушенной психикой»!.. Так хоть – одно б слово было. Без «уточнения»!.. Уменьшили б – и сотрясание воздуха. Хотя бы: до прибытия. А по нему, «приезду», меня ждут: дом и… квартира. Отключение – от реальности!.. Ночь. С небольшим жаром и… «Температурой»!.. В полном забытьи и… бреду. В метании – по кровати: в попытке – то ли разодрать себе кожу, то ли и замотаться так, чтобы даже минимально не касаться себя. А утром… «Утром» – университет!.. Мои друзья. От которых я – запрусь: сначала – внутренне; после – и внешне, придя обратно домой. Попрошу – молчать и… не спрашивать: ни о чем. «Ком»!.. А там: и за «болезненную» мимику, стоны и… прихрамывания. Забыть, «по возможности», об этом; и «сейчас»! Не делать: акцента. Но и каждый из них про себя же все же произнесет: «Я же говорил(а)». А я – поблагодарю за это уже; и их: про себя. Я ведь тоже: говорила. Но и как-то же все: не подействовало!.. «А кто тебя (меня) послушал?..».

ПЫ.СЫ. Да, мы – неидеальная семья. Никогда ею не были; и не стремились!.. Да и уже ведь: не станем! Не «будем». Но у нас всегда было – одно общее чувство. Объединяющее… нас. Хоть и иногда. «Любовь»!.. Теперь же – и его не осталось… Разве: внутри и… под черными же все линиями. Ну и в подушке же все того же «моего» мишки, которая «так» отчетливо пахнет… «Розами»!.. Но и не «яркими». Не ярко. А!.. Потухающе и… затухающе же все. Будто и отцветающе… как-то. Сухими лепестками. Но и только же, лишь с ними – мне легче засыпается и просыпается. Так что!.. И на том: «Спасибо». Без кошмаров!.. Стараюсь – спать с ним! А когда не выходит: писать по ночам. И высыпаться – уже затем; и с ним. За все сутки… Или терпеть кошмары!..

– «Кого» же еще. Ну да. Ну да!.. – Усмехнулся он, возвращая лист в его первозданный вид, «сложенный вдвое», и укладывая его затем вместе со всеми: во внутренний же карман своего белого пиджака. После чего – оправил наброшенный поверх него и, надо все же признать, «на скорую руку»; но и ему же – все можно; белый больничный халат, в цвет им же бахилы, постучал немного ногами по полу, чтобы размять «вставшие» мышцы, и, решив дочитать оставшееся уже после, обратил все свое внимание, наконец, на пациента, смотрящего на него от самого его же появления здесь усталыми, но и скорее же куда более болезненными карими глазами. – Как дела, брат?.. Не могу сказать, что рад нашей встрече, но!.. Как вижу – обстоятельства прямо-таки и требовали: жертв. Да еще и каких!.. Моего – появления-возвращения… сюда? – И уже своими, такими же, глазами, их взглядом, коснулся букетов цветов, расставленных вокруг больничной койки, на полу, по тумбочкам и подоконникам, и ярко контрастирующих на фоне белого же все же помещения, такой же мебели: как пара деревянных тумбочек у металлического каркаса, заправленной соответствующим же тканевым постельным бельем, кровати; и белой же больничной рубахи «второго». Не говоря уж: за металлические светильники над ними, стулья, на одном из которых уже восседал и сам «гость» и саму же входную дверь. Сама же палата была – одноместной, что позволяло не только говорить достаточно громко и отчетливо; но и приносить такие презенты, не боясь «сторонней» аллергии или нелюбви, в общем, к «флоре и фауне». – Миленько тут у тебя…

– Я и сам не хотел, но что поделать!.. – Откашлялся «больной», прикрывая рот правой рукой и тут же возвращая ее на место, параллельно же левой, почувствовав неприятное жжение: от неправильного положения и сместившегося катетера в ней. – Дочь пока не согласна – на замену; как и подменять же все меня. Что уж говорить – за полное обучение: для полноценной смены меня на посту. А волновать – ее?.. Тем более: вырывать – из ее же жизни? Заставляя делать то, чего она не хотела; и не хочет? Принуждая к этому!.. Да-к еще: и насильно! Я – не хочу. Вот и пришлось вновь выбирать: из двух зол!.. Она бы меня – возненавидела. И поболее: твоего, между прочим. Собственно, как и моего. Как и я же все – сам; и эти букеты! Это же: не от нее?.. Ты же ей – ничего не сказал?!

– Я ее еще для этого – не видел!.. Как и «в принципе»… – Фыркнул «проведывающий», но затем заметил взгляд того на себе, после – и на своем пиджаке, явно указывающий на «внутренности» его, и закатил глаза. – Не «по твою душу»: по работе!.. И вообще: да, не видел – ни для чего! Кого… В ближайшие дни – наведаюсь, возможно. Но – и ничего из этого, как и из всего того, что здесь… а уж и тем более сейчас, не скажу, как и обещал!.. Она – не знает. И ничего не узнает… Пока. Во всяком случае!.. Будь спокоен и… выздоравливай! – И вновь, но и уже куда более серьезным взглядом, прошелся по прозрачным стеклянным вазам. – Я узнаю: можно ли их убрать. Но пока – пусть так!.. Они их будут менять; и периодически – приставлять… и отставлять. Знаю: выглядит – странно! Как «ведьмовской круг». Но… Однотонность!.. Темно-синий, плавно переходящий в фиолетовый и… черный. «Успокаивает». Не находишь?..

– Ни они. Ни их «название»!.. – Отрицательно покачала головой мужчина на кровати. – Ни имя: которым они являются; и которое же – являют. И которая, если и не София, точно их мне передала. Еще – и в своем цвете. Конечно!.. Кто, если не она? Сказал – ей?..

– Ну!.. – Хохотнул рядом же все с ним сидящий. – Даже если бы и не сказал – она бы все равно: все сама узнала. «Жена», все-таки… Какая-никакая!..

– Какая-никакая: это ты верно подметил. Почти. Именно же. И… «Никакая»!.. – И подхватил затем его смех, перебиваясь на кашель, а после – и вовсе им окончательно зайдясь. Что, и до сих пор же все сидящему, пришлось даже подскочить и все-таки позвать врача или медсестру, медбрата, на худой конец: дабы не ухудшить положения вещей совсем. Сейчас!.. Да еще и при себе. Тут же в палату вбежал медперсонал, из двух медсестер и медбратьев, в той же униформе, что и пришедший, плюс еще шапочки и маски, вернул пациента в горизонтальное положение и надел на лицо уже его и прозрачную маску для дыхания, которую он, перед приходом «гостя», все же снял: надеясь поговорить; так еще и немного подышать самостоятельно; чтобы не выглядеть уж совсем, еще более жалостливо и жалко. А ведь, казалось бы, так неожиданно подхваченное недомогание, больше похожее на «отравление», не должно было так же надолго вывести его из себя и сбить, выбить же из колеи, равновесия, баланса и гармонии, оставив Совет: без одного, пусть и не из главных, но и его же все членов. Ему просто нельзя было терять – сноровку; и свой же стержень. Свое положение и статус. Имидж и авторитет. Репутацию, в конце-то концов!.. Как вообще, так и будучи сейчас буквально прикованным и «привязанным» к койке: дабы минимизировать вред себе, возможно, окружающим и отдыхать. Спокойно – отдыхать, набираясь сил и выздоравливая, поправляясь. Но и что уж поделать!.. А делать нечего – только все же: выше перечисленное; и со строжайшим же соблюдением. И, бросив свой крайний взгляд на дверь, в которой задержался его «брат», перед тем, как ему введут все же успокоительное вместе со снотворным, чтобы он одновременно здорово и здорово поспал, он все-таки прошептал в маску, зная, что тот все равно услышит, как бы и что бы он ни сказал. – Присмотри – за всем. И за ней!.. От… моего лица. Как… как доверенное, Ан… Андрей!..

– Не беспокойся, Серег!.. Все – сделаю. В лучшем виде. Не подведу!.. И обязательно оправдаю – твои ожидания. Оценив твое доверие, так сказать и таким же, вот, образом, по высшему разряду и… достоинству!.. – И, подмигнув, тот тут же выскользнул-вылетел из палаты: отряхивая только ему видимую пыль с рук и ног. – Тьфу!.. Святоши. Да-да… И без тебя – разобрался уже, бра-тец! А к белому… Хм… Что ж!.. И вполне же себе – адаптироваться можно! Не привыкнуть. Не навсегда… И все же!..

Затем, легким движением изъяв прочитанный ранее листок из «закромов», вновь пробежался уже и своим карим взглядом по строчкам, правда уже и куда более темным, а после – и совсем же черным; но и только же для того, чтобы полностью изменив письмо, как и адресата, «написать»: «Роза!.. Планы – меняются. Девчонку – ввели в игру!.. Не ждем никакого воскресенья – выступаем и приступаем же: завтра». А следом, обратив его черной дымкой, «сжечь», как и все же листы вместе с ним, передавая их, таким образом, отсюда – туда, вниз. Но и «целым» – только первый и основной, «титульный» лист!.. Поигрывая на языке: закатно-рассветную прохладу… над горящими торфяниками.

****

Показавшись из ванной комнаты со светло-серым средним махровым полотенцем на голове, которым еще пока промакивал ее и волосы, парень улыбнулся открывшейся ему картине, состоящей, в общем, казалось бы и как всегда: из самой же уже и спальной комнаты и кровати; но и в кои-то веки – не «пустых». Ведь и, буквально утопая в черном шелке пастельного белья и с темными же волосами, разбросанными по подушке, в его постели лежала – никто иная: как София!.. С медведем. «Так» уместно – для него же самого и нее; но и так не уместно – для самого же Егора: так как расположился «косолапый» – не где-нибудь, а прямо и ровно на ее груди. Пока и она же сама – смотрела на него «во все» свои глаза и в его же все черные-бусины одновременно, не отрывая взгляда и почти не моргая: словно бы и мысленно еще так – общаясь с ним. И только, когда с левого боку от нее промялся матрас, оторвала-отвела его, тут же встречаясь своими светло-карими со светло-синими глазами хозяина сей «опочивальни»: демонстрируя еще тем самым и друг другу, что и оба, здесь и сейчас, были спокойны как никогда; и тут же – как внутри, так и снаружи. Зрачки же их глаз – так же все: не были расширены. Что еще раз доказывало и позволяло же увидеть: весь свет и цвет их; без спектра и оттенков. Как и всю истинность же: чувств, эмоций и ощущений. Всю натуру и… не только перед «собой». Прикрытую, разве что, покрывалом!.. Ну а под ним: черным спортивным нижним бельем – у нее; и такого же цвета боксерами – уже у него.

Но и полежав так еще какое-то время на спине, брюнетка все же подвинулась к блондину и, перевернувшись так, чтобы могла головой разместиться на его груди, натянула покрывало повыше; параллельно – укрыв им еще и игрушку, почти с головой.

– Меня одного пугает – этот его взгляд?.. – Хмыкнул Егор, проведя левой ладонью по его макушке и тут же пряча ее, вместе с носом и… всего же его, под покрывалом; когда же София и вдруг повернула его мордой к нему. – Не поворачивай его – на меня!

– Ну, Егор!.. Он же – задохнется! – Отпихнула его руку София, высовывая медведя вновь «на свет». – И кто бы говорил, между прочим!.. У него – еще добрые, хоть и черные, глаза. И да!.. Пусть и черные – совершенно, но… Не как же все; и у вас!

– Ауч!.. А вот это – обидно было, знаешь? – Насупился блондин, получая затем легкий щелчок с правой же ее свободной от мишки руки по носу. – Ой, кто-то сейчас получит!.. – И уже его обе руки, до этого расположенные за головой, нырнули под легкую ткань покрывала и ущипнули ее за правый бок. А после – и за левый!.. Вызывая тут же – ее легкий смех и быстрое барахтанье: в попытках избавиться от щекотливых ощущений и рук, их же все и вызывающих. – «Кого-то» – и медведь не спасет!.. Его б – кто спас. И ее!.. Да и пусть не возникает – сам, между прочим!.. Ведь я мог бы, и вполне, ему предъявить сейчас: и за положение тел! А конкретно – его и на тебе. Но молчу: же!.. В который раз.

– Ты опять – ревнуешь. Снова!.. – И, вновь отвернув свою голову от моськи игрушки, она перевела свой взгляд на другую: менее радостную; так еще и с таким хмурым прищуром!.. Что и пришлось же ей, развернувшись уже и полностью на левый бок, обнять игрушку обеими руками, прижав ее к себе, и тут же спрятать ее уже и самой под покрывало, продолжая теперь смотреть лишь на парня. – И к кому?.. Чему! К игрушке?.. Правда, что ли?! Все настолько – плохо? Нет, я, конечно, думала… И поняла: уже. Там. И… С тем! Тем-и!.. Но и не приняла, не думала же, что у тебя – такая и настолько же: низкая самооценка. Хотя, нет!.. Не так. Что она, вообще и в принципе, является такой и… таковой! Да и есть же… еще, несмотря ни на что; и при всем же э-том!

– Кому понравится – делить кровать на… троих?.. – Выплюнул он, обнимая девушку левой рукой за талию, в то же время, как и правую, уложив под ее же все голову: тем самым – поворачиваясь полностью на свой же правый бок и придвигаясь к ней ближе.

– Кому, как оказалась, они только и заходят!.. «Тройнички».

– Ну… Не с игрушкой же!.. – Хохотнул блондин и тут же шикнул-фыркнул себе же под нос. – Черт!.. Не знал бы – сказал, что: дежавю. Вот «такие» отсылки – мне не нравятся!.. А относительно: тройничков… И не только!.. Мне и «парные сеансы» из двух, вполне себе, нравятся и… очень даже устраивают!.. – Осклабился он, но и тут же сменил свое игривое настроение на заинтересованное, под серьезным и внимательным взглядом Софии: думающей о чем-то своем, но и смотрящей, при этом, на него; на него, но и будто бы – вскользь, сквозь него. – А теперь – меня пугаешь: ты!.. Вытаскивай – медведя: он, в сравнении с тобой сейчас, очень даже неплох! – И, не дождавшись ее каких-либо слов, как и действий, снял свою левую руку с нее и сам изъял из ее рук игрушку, уложив ее уже на себя; после того, как и сам же упал обратно на спину и обхватил медведя двумя руками. – Стоило догадаться, что так просто все: не кончится!.. И ты же так же «легко» эту всю ситуацию – не отпустишь. Я б – не отпустил!.. Ничего нового.

– Я – не об этом!.. Но… – Вернувшись на подушку без игрушки и «обняв» уже ее своими обеими руками, София взглянула на парня; а после – и на его же уже махинации с медведем: как он сначала его просто гладил, а затем – и начал перебирать в руках его лапы с подушкой; так, хоть и как прежде же все по-своему, «играя» с ним. – Раз ты начал!.. Егор. Как ты и правильно подметил… «Сказал»!.. Я не скажу тебе – ничего другого. Как и не скажу: ничего «иного». В сравнении же все и с тем, что и о чем же я говорила – чуть ранее; и тебе же. Но!.. Да. Я немного в шоке!.. И да «немного» – это еще: сильно сказано. Я просто в невероятном шоке – от того: насколько – «мы» похожи! И насколько моя же все версия с двойниками, ака «братьями-сестрами-близнецами», оказалась: рабочей. Начала же – работу. И… «Работать»: с меня же все; и моего отца. Может, и там – все не так чисто и… Моя интуиция – не только здесь: не врет?!

– Не думаю, что твой отец бы – промолчал: про то и… про другое!.. – Отрицательно покачал головой Егор, не смотря на нее. – Ведь это… Он бы «по-любому» сказал: будь ты – вторым ребенком!.. Или «племянницей». Для своего же… брата. И да, конечно, отрицать – ничего и никого, никогда не стоит!.. Как и то, что «вы» могли быть… Она – могла быть… и являться… твоим «клоном». Так или иначе: у всех нас – они же есть. И разбросаны… где-то по Земле!..

– Или я – и ее!.. – Пожала плечами девушка, но и тут же затем тушуясь: словив начинающий темнеть взгляд, из темноты же все и комнаты, на себе. И да, она не видела его, но прекрасно чувствовала: его; и как повело, повеяло же холодом. И это уж точно – не морозная свежесть кондиционера для белья. Да и не ветер – из приоткрытого окна. Не прохлада и бриз… с моря. Морозное море!.. – Ладно!.. Прости. Я написала ему – об этом. Не знаю: ответит ли?.. Но, да, ты вновь прав: отрицать – нельзя! Как и то, что у него – могли быть «существенные причины»: чтобы не посвящать меня – в это. Но посвятить, допустим, Александра!.. Что и из всего, кажется, куда более: верным и насущным. Тогда хотя бы – было бы логично!.. Учитывая: сколько времени я провела там, изредка спускаясь сюда. Вестимо же все – в моменты: когда отец и мог держать же ее сам – под контролем. Как и «Розу»!.. Опять же – стало бы понятно: почему он так редко был со мной, уделяя все же свое внимание… ей. И «им»!.. И пусть же это все по итогу – никак не помогло… Но!.. Тогда бы, ее двадцать один год, из моих же все и двадцати двух, стали бы – вполне себе: реальными и объективными. Они бы – обрели оболочку: в лице… Ее. И тут же – потеряли: когда он… убрал ее, спустив уже меня. И!.. – Тут она осеклась и прервала сама же себя, все так же не видя, но ощущая его, какую-никакую, а грусть: если не по ней и тем временам, то по себе в них и с ней. – Прости, еще раз!.. Еще хуже, чем «с клоном».

– Ничего… – отмахнулся парень, убирая, наконец, медведя на тумбу: со своей же стороны кровати; и повернулся к брюнетке на правый бок, складывая руки под подушкой. На что и она же слегка улыбнулась и повторила за ним, повернувшись с живота на левый. – В любом случае: пока мы этого – не знаем. И… Знаем то, что знаем. Спасибо: и на этом!

– За что?.. – Прищурилась София, в попытках все-таки разглядеть его и его же все эмоции, чувства и ощущения, во все еще кромешной темноте. Но и тут же почти сдавшись, решив, просто-напросто, не тратить зря время, как и силы с нервными клетками, решила пока отдать все на поруки своим же уже чувствам и эмоциям, как и ощущениям с касаниями: чем, кстати, не преминула воспользоваться сразу же – и дотронулась своей же правой ладонью до его левой щеки; о которую он тут же и так же, сразу же потерся, будто бы и только этого же и ждал.

– За то, что не убежала. И… Не ушла!.. За то, что осталась. Хотя: могла. И я бы – понял… Не «принял» бы. Возможно… Опять же: сразу!.. Но – со временем…

– Боюсь, с сестрой – такое: не прокатит!.. – Грузно выдохнула она и хотела было вернуть ладонь опять под подушку, как та была перехвачена его уже и левой рукой и прижата ей же к нему: с другой стороны; оставшись между его лицом и его же ладонью.

– Ее – нет, ладно?!.. – По словам, разделяя каждое и отделяя его от предыдущего и последующего, проговорил он. – И не «будет». Что бы Роза там ни чудила!.. Совпало «так» или действительно она пыталась бы… и «пытается»… ее возродить – через тебя?.. Это – ничего не меняет; и не «изменит»! Ее, как и Розу, вернут «туда», откуда же вторая первую и достала!.. И куда сама же «вторая» с ней туда – и по… уйдет. Заслуженно!..

– Ты так спокойно об этом говоришь!.. Тебе ее, вот, совсем-совсем – не жалко?.. Ан-ну! – И как бы ни хотела, а голос все же «сдал», во всех же смыслах, и дрогнул на имени: да-к еще и когда его же рука – чуть сильнее, чем прежде, сжала ее; и вдвойне. Давая же еще, и тем самым, ей понять, что она вновь же через густой лес – вышла на голое минное поле… без миноискателя; идя «по приборам», только на ощупь и буквально же все – по больным и болевым… «болезненным» еще точкам. Садистка!..

– Нисколько.

– Она ведь «помогала» ей, Розе, до меня, да?.. Делать то, что та делала и… «делает» же… сейчас: со мной и… другими; «во время» же уже – меня!