Хроники Нордланда. Цветы зла

В переулке он неожиданно встретил незнакомца, который, при виде графа, остановился и скинул плащ. И оказался так прекрасен, что граф застонал от неожиданности! Самовлюблённый, граф обожал именно лица своего типа; а это лицо было даже прекраснее, чем его собственное! Лицо ангела, с тяжёлыми веками, приподнятыми вверх уголками прекрасных губ, таинственной полуулыбкой, толи ангельской, толи порочной… наверное, порочной – незнакомец, не скрываясь, строил ему глазки!

– Кто ты?! – Спросил граф, чувствуя восторженную истому во всём тебе. Незнакомец приложил палец к губам, и в то же время все его жесты и поза были так недвусмысленны, что граф возликовал. Он был вынужден таиться и скрывать свои предпочтения, как все, кто предпочитал мальчиков, мужчин, так тщательно, как только мог, потому, что ошибка стоила ему жизни, даже не смотря на то, что он был богач и граф… Чернь затравила бы его, церковь отвергла, собственные приятели, разделяющие его грех, первые плевали бы в него, чтобы обезопасить себя… И подобная удача показалась ему немыслимым чудом, просто подарком судьбы. Он устремился за своей ожившей мечтой, как Аполлон за Кипарисом, Александр за Гефестиумом…

В глухом тупике незнакомец ударил графа, вроде бы не сильно, но тот оказался совершенно парализован, не в состоянии ни шевельнуться, ни крикнуть. А незнакомец хладнокровно, с глумливой улыбочкой, завладел одеждой графа, превратившись в его точное подобие. Послал задыхающемуся графу воздушный поцелуй, безжалостно отрезал надушенные локоны, а потом… плеснул ему в лицо какой-то мерзостью. Умирал граф в страшных мучениях, умирал долго, хоть и не так долго, как его собственные жертвы, но зато не менее страшно. Кислота обожгла его горло, и кричать он не мог; граф пытался ползти, в надежде на помощь, но в этом тупике даже те, кто мог его обнаружить, помогать ему бы не стали. Когда к утру его обнаружила стража, его приняли за оборванца, лицо и грудь которого покрыты были какими-то лишаями и пятнами; его тут же сволокли в яму с известью, испугавшись какой-нибудь заразы. Кто мог заподозрить в этом несчастном блестящего графа?.. Тем более, что граф-то никуда не исчезал, и к обеду вернулся в Сады Мечты, продолжать удовольствие.

Вечером курьер привёз письмо: на днях в Хефлинуэлл должен был прибыть кардинал Стотенберг, чтобы обсудить произошедшее с епископом Олафом, и Гарет, прочтя письмо, выругался и отшвырнул его от себя. Вот же ж… И епископ молчит, сидит голый, на соломе, ничего не жрёт, молится и не отвечает ни на какие вопросы. Порой плачет. На написанное хрен знает, как давно письмо к графу Фьёсангервена, Еннеру, до сих пор никакого ответа, шпион в замке до сих пор не найден, вампириха эта ещё! Брат совсем идиотом сделался от счастья, весь ужин сидел, пялился на Алису и глупо лыбился, как только встречал её взгляд. Одно хорошо: отец съездил к Твидлам, вернулся довольный, ни капельки не уставший и не почувствовавший себя хуже, напротив: во время ужина даже шутил, смеялся, и ел с аппетитом, какого давно у него не было. И Гарет был счастлив, даже боялся немного этого счастья: хоть бы всё было хорошо и дальше, хоть бы отец поправился! Герцог догадывался, что это не только радость от возвращения сына, даже скорее всего, не она: это присутствие лавви и её расположение к отцу. Гарет, как многие грамотные люди в Нордланде, знал все эти легенды о феях цветов и о том, что те, кого они любят, не болеют, не страдают и живут куда дольше обычных людей. И благословлял тот день и час, когда эта девочка бросилась к нему с криком: «Гэбриэл!». Кто знает, не забери он тогда её, когда они после нашли бы с братом Алису, и нашли бы вообще?.. Грэй, конечно, мужик достойный, но не поддался ли бы соблазну и не попытался бы спрятать Алису от Гэбриэла, чтобы не лишаться всех выгод её пребывания с ним?.. И как хорошо всё-таки, что Гарет не решился сам спрятать её от Гэбриэла уже по другим причинам!

Вот бы и всё остальное разрешилось бы так же удачно… – Гарет подошёл к стене, на которой висела эльфийская карта Нордланда, вышитая разноцветным шёлком, уставился на Зеркальное озеро и вытекавшие из него к Фьяллару реки: Лав, Вопля, Ея, Снейк… Самая лучшая земля Острова. Севернее плоскогорья и скалы, западнее – болота и песчаные дюны побережья, южнее – Элодисский лес и Южные Пустоши. Глаза скользили по названиям: Анвил, Лавбург, Ейсбург, Кальтенштайн, Стонбург, Дракенфельд… За каждым стоял свой эрл, граф или барон, которые – Гарет был уже абсолютно уверен в этом, – готовили мятеж против него и отца, а возможно, и против королевы. Тиберий советовал позволить им отколоться в самостоятельное герцогство, сделав герцогом Еннера, который сохранит мир и не допустит вооружённого мятежа. Но Гарет понимал: проявив слабость и совершив эту уступку, он не удержит уже никого. Русский Север и Южные Пустоши тоже потребуют автономии, и он всё равно получит мятеж, только ещё более масштабный и разрушительный. Да и не смирятся Бергстремы, отец и сын, с Еннером в роли герцога. У них давние контры. Вдобавок, Бергстрем как-то связан с Кенкой и его жирным братцем Титусом, а те только рады будут воспользоваться ситуацией и раздуть из этих контр войну.

Тяжело положив ладонь на спорные земли, Гарет глубоко вздохнул, прикрывая глаза. Если бы можно было отдать всё всем и оставить себе только Пойму Ригины, единственную землю, которую он искренне и по-настоящему любил! Если бы был хоть единый шанс, что Хлорингов тогда оставят в покое – он бы пошёл на это, видит Бог! Но они с братом принцы крови, и у них один выход: власть или смерть, третьего не дано. Да и Габи… Дурочка не понимает, что сейчас она – ключевая фигура в игре, за обладание ею будут драться Сулстады, Рим и междуреченцы, словно свора голодных волков. Не придётся ей выбирать, за кого идти, и не удастся показать свой норов: она достанется победителю, который не будет церемониться с нею. От неё получат главное: корону и наследника королевской крови, а потом… Дай Бог, чтобы живой оставили. А если окажется бесплодной, как Изабелла… Зажмурившись, Гарет сжал руку в кулак и стукнул по карте, прямо по Лавбургу, городу ненавистного Бергстрема, которого он, правда, никогда не видел, но которого ненавидел всем сердцем. Нет, он не сдастся. Они с братом будут драться тоже. И ещё посмотрим, чья возьмёт!

Гэбриэл и в самом деле, в эти часы был счастлив и беспечен, как, наверное, ещё никогда в жизни. Он был помолвлен с Алисой, их свадьба была назначена на восьмое августа; он стал владельцем легендарного меча – после того, как он сразился с Терновником, тот согласился, что Гэбриэл владеет им превосходно. Его высочество, узнав об этом, пообещал посвятить младшего сына в рыцари и назвал его испытанием предстоящую охоту на вель. Короче, у Гэбриэла была масса причин считать себя самым счастливым полукровкой в мире. Всё казалось возможным, все проблемы казались решаемыми и не страшными на фоне его веселья. Он дурачился, устроил шуточную потасовку с Иво, хвастал мечом, рвался тренироваться с эльфом до глубокой ночи, в общем, был невыносим. Уже в сумерках он позвал Терновника сходить с ним в тюрьму, чтобы поговорить с Вепрем. Гарет оставался у себя, и Гэбриэл, который понимал, что брат не одобрит его план и не позволит претворить его в жизнь, решил воспользоваться этим моментом, чтобы не засветиться.

Вепря держали далеко не в таких же условиях, как епископа. Бывшего главаря Дикой Охоты Гарет без всякой жалости велел бросить в подвалы тюрьмы, в тесную, мрачную, грязную камеру с крошечной бойницей вместо окна под самым потолком. Гарет обещал сохранить Вепрю жизнь, это верно, но и простить ему участие в Диких Охотах, и судьбу бедной Анжелики, которая до сих пор порой являлась в его воспоминания и заставляла стискиваться зубы, герцог не собирался. Да, пусть живёт… Но в тюрьме, с гирей на ноге, в самой тёмной и неудобной дыре. В которой и отыскал его, с помощью палача и по совместительству тюремщика, Гэбриэл Хлоринг.

Вепрь сидел в каменной нише, на грязном тюфяке, грыз сушёное мясо и на посетителей глянул с презрительным спокойствием.

– Узнал меня? – Спросил Гэбриэл, быстро оглядевшись и остановив на миг взгляд на гире, цепью прикованной к ноге Вепря.

– Меня ещё его светлость спрашивал, знаю ли я полукровку, на него похожего. – Лениво поведал Вепрь после того, как тщательно прожевал отгрызенный кусок и проглотил его. – Но те, кто знает такое про вельмож вроде вас, долго не живут. Так что нет, сиятельство, не узнал я тебя. – Голос его, и без того хриплый, в камере ещё сильнее сел, он почти сипел.

– Мозги у тебя есть, это радует.

– Это что, философское отступление? – Вепрь сплюнул. – Ты мне об этом явился сказать? Или полюбоваться?

– Хэ тебя обратно не примет. – Сказал Гэбриэл, вольно облокотившись о косяк, своей позой подчёркивая, что пришёл не на пять минут. – Он придурок и трус. Заподозрит, что ты продался нам, и прикончит. На всякий случай.

Вепрь промолчал. Гэбриэл продолжил:

– Брат тебя не выпустит, но даже если бы и выпустил, идти тебе некуда. Тебя все ненавидят, Вепрь. А теперь, когда ты один, желающие тебя прикончить просто разрыдаются от счастья.

– И к чему весь этот трёп?! – Разозлился Вепрь. – Чего надо, Хлоринг?

Терновник неожиданно подошёл к нему и, завладев рукой, ткнул в ладонь острием кинжала. Вепрь выругался, отдернув руку, а эльф, окунув окровавленный кончик кинжала в стакан с водой, выпил эту воду.

– Сдурел?! – Попятился от него Вепрь – Хлоринг, он чё, бешеный у тебя?!

Терновник, не обращая внимания на его слова и попытки отстраниться, положил ладонь ему на лоб. Вепрь на время замер, глаза остекленели… И лишь когда Терновник убрал руку и повернулся к Гэбриэлу, затряс головой, ожив, словно пытался избавиться от какого-то наваждения.

– Да. – Сказал эльф Гэбриэлу. – Деньги, свобода и возможность податься куда-нибудь подальше. И от вас, и от Драйвера.

– О чём это он? – Спросил Вепрь настороженно.

– Я могу дать тебе денег. – Сказал Гэбриэл. – Много. Двести золотых дукатов. И вытащить тебя отсюда. После того, как выполнишь кое-что для меня, я дам тебе деньги и отправлю на север, где сможешь податься в охранники или наёмники – руссы полукровок принимают и теми, и другими. Лучшего предложения тебе никто не сделает, Вепрь.

– Что сделать-то надо? – Недоверчиво спросил Вепрь. Прищурился.

– О, пустяк! – Засмеялся Гэбриэл. – Проникнуть в Сады Мечты и забрать оттуда девушку.

– Всего-то! – Издевательски рассмеялся Вепрь. – Смешно!

– Брат тебя не выпустит. Ты так и сгниёшь здесь, и, учитывая нашу живучесть, гнить будешь лет сто с гаком. Но даже если чудо случится, и ты выберешься каким-то способом волшебным, пойти-то тебе некуда. Тебя даже эльфы не примут, крови на тебе слишком много. До Севера через Междуречье ты не доберёшься, там, брат говорит, полукровок вообще кончают на месте без суда и следствия. Так что нет у тебя выбора, Вепрь. Ты тварь, но ты наглая и отважная тварь, и если захочешь, сможешь мне помочь.

– Что нужно-то? – Хмуро спросил Вепрь, подумав.

– Брат говорил, будто ты знаешь какой-то ход в Сады через бухту.

– Знаю. – Вепрь подтянул гирю, придерживая цепь, мягко поднялся, словно огромный кот. – Но там стража, Хлоринг.

– Сколько?

– Не важно, сколько. – Вепрь сплюнул. – Важно – кто. Это не дайкины и не полукровки; это проклятые чародейские твари, которых там видимо-невидимо. Только эта ведьма, Госпожа, знает, как с ними справиться. Чтобы мы там прошли, она хрень какую-то даёт, и пока с нею идёшь, они даже не появляются, словно и нет никого. Но если без неё сунуться…

– Ты их видел?

– Видел. И поверь: больше не хочу на такое пялиться.

– Значит, ничего не выйдет…

– Я этого не сказал. – Неожиданно возразил Вепрь. – Ты не шутишь – насчёт дукатов и Севера?

– Нет. За эту девушку я на всё готов.

– Тогда пятьсот. – Быстро сказал Вепрь. – Коня, деньги, хорошее оружие и корабль, чтобы рвануть морем.

– Хорошо. – Не моргнув глазом, сказал Гэбриэл. – После того, как получу девушку, ты получишь всё, что просишь. Но как ты это сделаешь?

– Моё дело. Подойдём к Редстоуну с моря. Там есть проход сквозь скалы, но пройти его можно только во время прилива, и только на лодке. Что за девка?

– Там её зовут Длинной.

– Знаю, вроде… Эльдар?

– Да.

– Нужна будет одежда, как у стражи Редстоуна, для меня и для неё. Только на фига она тебе?

– Это не твоё дело.

– Когда отправимся?

– Я скажу. На днях. У меня здесь ещё дела. – Гэбриэл отделился от косяка. – Я прикажу, чтобы тебе дали пожрать и вина.

– Слышь… сиятельство! – Окликнул его Вепрь, когда эльф уже ушел первым. Гэбриэл обернулся.

– А как он это делает… ну, остроухий – как он мысли мои прочитал?

– Веришь, нет? – Приподнял бровь Гэбриэл. – Понятия не имею. Сейчас спрошу.

– Это эльфийская магия крови. – Ответил Терновник. – Я не только узнал его самые потаённые мысли, но и получил над ним власть. Он уже не сможет тебя предать или навредить тебе, если я не позволю.

– И для этого… – Протянул Гэбриэл.

– И для этого я проглотил его кровь.

– Ясно… Ты и со мной можешь такое провернуть?

– В теории – да.

– А реально?

– Без твоего согласия и большой нужды? А зачем? – Удивился эльф, и Гэбриэл хмыкнул. И в самом деле – зачем?..

Размышляя об этом, Гэбриэл вдруг подумал о том, что его мать ведь тоже выпила кровь драконьего короля… И что – она могла прочесть его мысли?! По словам Терновника, кровь его матери, а значит, и короля драконов, течёт и в нём. Он что, тоже может?!

– Сможешь, если научишься. – Подтвердил Терновник. – И ты, и твой брат, вы способны сделать с любым из драконов этого Острова то, что я сделал с Вепрем: прочесть его душу и разум. Разумеется, этому следует учиться. Хочешь?

– н-не знаю. – Медленно покачал головой Гэбриэл. – Да и зачем?.. Они же хрен знает, где, в Дракенсанге, или как его…

Иво он застал тщательно наряжающимся перед его собственным зеркалом в полный рост.

– Куда это ты? – Поинтересовался с ехидцей. Иво многозначительно покачал головой:

– Не скажу.

– Да я и сам знаю – в Гранствилл! А точнее в Эльфийский квартал!

– Завидуй молча. – Фыркнул Иво.

– Я? Завидовать?! – Гэбриэл издал губами пренебрежительный звук:

– Я скоро женюсь на лавви! Все эльфы твоего квартала сами от зависти вешаются!

– Они много про неё спрашивают. – Заметил Иво. – Очень ждут её в гости, просто мечтают, чтобы она их посетила.

– Они считают лавви низшими существами, стихийными. – Напрягся Гэбриэл.

– Не все. Элодис их только что не обожествляют.

– Пусть ждут. – Гэбриэл подошёл к комоду, налил себе вина из оплетённой бутыли. – А ты много уже о них знаешь, а?

– Они говорят, что я не полукровка, а эльдар. – Неожиданно признался Иво. – Что это моя мама была полукровка.

– А дед твой что говорил об этом?

– А он мне ничего об этом не говорил. Никогда не говорил, кем была моя мама… Что я полукровка, говорила тётка, когда продавала меня. Цену набивала, говорила, что другого полукровки Фанна на всём Острове не найти.

– Найдём мы твою тётку. – Пообещал Гэбриэл.

– Зачем, Гэйб? – Повернулся к нему Иво. – Отомстить?.. Отнять у неё мельницу? Зачем?..

– Дело не в мести, как ты не понимаешь! – Вспыхнул Гэбриэл. – Брат говорит, что главное – не наказание, а его неотвратимость. Понимаешь?.. Она вот так поступила с тобой, и ей сошло это с рук, она разбогатела, поимела немало, уважаемой тварью стала. Шлейф к платью может присобачить, маленький, но уже! И что, думаешь, это так и умерло вместе с нею?! Нет! В том-то и проблема! – Он ожесточённо стукнул кулаком по каминной полке. – Её детишки смотрят на это всё и учатся! Вот в чём проблема! Её соседи смотрят на это, и смекают: вон оно как, вон как надо-то! И так оно и пойдёт во все стороны, как круги на воде! А ты говоришь: зачем… прощу, мол, пусть живёт. Она-то пусть живёт, но зло, которое она сделала, должно быть наказано, и не для тебя, и не для неё, а для всех!

– Ну… – Иво поколебался. – Мне не хочется ни мстить, ни отнимать у неё мельницу. Но ты, в чём-то, наверное, прав… Ты же не простой человек, не такой, как я, ты граф, даже не просто граф, а эрл, будущий герцог… Ты должен думать иными категориями…

– Че-его?! – Воскликнул Гэбриэл, сгрёб своего оруженосца в охапку и взлохматил ему тщательно уложенные волосы:

– Словов-то каких нахватался уже, а?! Это Ван Хармен мне из тебя своё подобие делает?!

– Господин Ван Хармен, – Иво вырвался, чуть покраснев, бросился обратно к зеркалу, чтобы привести себя в порядок, – ничего ни из кого не делает! А что я стараюсь походить на него, так это правильно, и тебе не мешало бы тоже у него поучиться! – Он крепко обиделся, и говорил запальчиво. Гэбриэл хмыкнул:

– Ну, надо же. Мой собственный армигер меня стремает! Что, ты теперь тоже, как моя кузина и её подсиралы, меня стыдишься?

– Ты чего?! – Искренне изумился и возмутился Иво. – Я же не в этом смысле!

– Ладно. Вали давай к своим эльфийским подружкам, я устал. Ко мне скоро солнышко придёт!

Но Иво так испугался и расстроился от одной мысли, что Гэбриэл мог говорить серьёзно, что ещё какое-то время оправдывался и объяснялся, пока Гэбриэл силой не вытолкал его на лестницу.

Ночью Алиса вновь читала ему про Бьянку и Гийома. Бьянка прибежала в монастырь, где её всё-таки настиг злодей-священник, который принялся склонять её к греху. Бьянка, верная Гийому до самой смерти, ответила категорическим отказом, и пригрозила убить себя, если тот не оставит её. Тогда, обозлённый её отказом, злодей обвинил её в колдовстве, сказав, что волки не тронули её потому, что её спас сам дьявол. Бьянка поклялась, что молилась Пресвятой Деве и была спасена именно Её заступничеством и милостью. Но суд, подкупленный злодеем, обвинил её… Тогда Бьянка попросила Божьего суда. Три дня она ждала заступника, но никто не явился. На третий день срок приближался к полудню, и на площади города уже складывали для ведьмы костёр… Бьянка молилась в полнейшем отчаянии, вверяя себя и душу свою своей небесной заступнице. Гэбриэл, вне себя от волнения, даже встал и заходил по комнате, нервничая и переживая за несчастную Бьянку и за Гийома, который, уже само собой, не простил бы себе, если бы его возлюбленная погибла! У Алисы дрожал голос, ресницы увлажнились от слёз. И тут, когда палач уже подошёл к Бьянке и схватил её за руку, чтобы привязать к столбу… На площади появился Гийом на взмыленном коне! Раненый, он примчался на помощь своей возлюбленной, почти загнав коня, и успел в последний момент… Гэбриэл перевёл дух. Гийом победил чёрного рыцаря, выступавшего за обвинение. Бьянка была спасена и стала его женой. Предатели были разоблачены, и враги помирились. Все были счастливы… Гэбриэл сел рядом с Алисой, поцеловав её в висок.

– Ух, я аж вспотел. Вот это книга! Это же на самом деле всё было, да? Ну, про Гийома и Бьянку?

– Наверное. – С сомнением произнесла Алиса.

– Но здорово, да?.. Только странно.

– Что странно?

– Ну, про чудо это. И этот, как его, отец Марк тоже говорит, что, мол, чудеса, чудеса… А как что случись, и они сразу: «Козни дьявола!». Такое ощущение, что в этого самого князя тьмы они куда больше верят.

– Я как-то не думала об этом. – Призналась Алиса. – Но, кажется, ты прав. Не то, чтобы они в него больше верили, просто, кажется, они куда больше его боятся.

– Во-во. – Гэбриэл растянулся на постели, потянул к себе Алису. Она забралась на него верхом, подпёрла щёки кулачками, опершись о его грудь.

– А я тебе колечко купил. – Похвастал Гэбриэл.

– Покажи?! – Обрадовалась Алиса.

– Не-а. – Помотал он головой, коварно улыбаясь.

– Гэбриэл! Ну, хоть скажи, с зелёным камнем?! Гэбриэл, Гэбриэл, скажи!!! – Она подскочила, теребя его. – Гэбриэл, ну, хоть намекни?!

– Не-а! – наслаждался он. Алиса сначала умоляла, потом, притворно рассердившись, замолотила в его грудь кулачками. Гэбриэл, переворачиваясь вместе с нею, подмял её под себя:

– И не старайся даже, не скажу! Ни за что! И что ещё купил, не скажу!

– Ещё что-то купил?! – Ахнула Алиса. – Ты злой, ты злой!!! Мне же ИНТЕРЕСНО!!! – И он, смеясь, поцеловал её, длинным, нежным, глубоким поцелуем. Алиса со вздохом наслаждения обвила его руками и ногами, прижимаясь к нему и лаская и целуя его лицо.

– Помнишь, – прошептал он, – как ты впервые меня погладила? Я дышать не мог… Так было странно и здорово… Ты моё чудо. Если бы не ты, я бы так и остался там. Навсегда… Ты меня расколдовала. Как в твоей сказке: принцесса поцеловала жабу, и та стала принцем.

– Ты не был жабой! – Возмутилась Алиса. Он засмеялся:

– Ну, чем-то мерзким, несомненно, был! – И она протестующе прикрыла ему губы пальчиками.

Утром Гэбриэл, не спавший уже несколько ночей, клевал носом за завтраком, и Гарету приходилось по нескольку раз повторять некоторые фразы. Гэбриэл, счастливый и слегка чокнутый от счастья и любви, опять никак не желал стать серьёзным, дурачился, хихикал, передразнивал брата, тщетно призывающего к вниманию, и в конце концов тот, разозлившись, вылил ему на голову кувшин сидра.

– Дурак!!! – Подскочил, задохнувшись, Гэбриэл, – ах… ты… ну, щас… – И бросился на Гарета. Тот отскочил, пиная кресло под ноги брату, подхватил жезл, закрутил в руках:

– Ага, давай, давай! – И они устроили великолепную, шумную, мебелекрушительную свалку, после которой покои Гарета пришлось приводить в порядок целый день, так как мальчики, по скромному выражению самого Гарета, были не маленькие. Зато Гэбриэл проснулся и наконец-то смог общаться нормально. Им предстояло вдвоём принимать просителей и разбирать жалобы и прошения, и Гарет натаскивал брата на то, как следует держать себя.

– А может, я не пойду? – Канючил Гэбриэл. – Ну, не могу я, я не готов…

– Ничего, научишься. – Безжалостно возражал Гарет, не без некоторого злорадства. – Ты думал, быть братом герцога – это праздник сплошной?!

– Ага, типа того. – Соглашался Гэбриэл.

– Размечтался. Тебе уже кресло рядом с моим поставили! Посмотришь, в какой трясине твой бедный брат барахтается!

– Бедный! – Передразнил его Гэбриэл. – Все такие бедные были бы…

Мужество Гэбриэла, его печальная история и чудесное выздоровление не давали Моисею и Тильде забыть о нём. Они вспоминали его по нескольку раз на дню, с нетерпением ожидая вестей от тех, к кому направил его Моисей. Но вместо письма в один прекрасный день на холм въехали десять всадников в роскошной чёрной одежде с незнакомыми гербами (Моисей не был силён в местной геральдике) какого-то крупного вельможи. Самый важный из них спешился в тени большого клёна перед вышедшими к нему Тильдой и Моисеем. Ганс сразу же куда-то спрятался.

– Лекарь Мойше Левин – это ты? – Спросил важный. Пальцы его были унизаны перстнями, герб: лев, корона и меч, – вышит золотом, голова повязана тёмно-синим платком на манер тюрбана – чрезвычайно модный на тот момент головной убор. Эфес меча блистал украшениями.

– Таки да. – Смиренно ответил Моисей. Он надеялся, что этот вельможа, или посланец вельможи, всего лишь нуждается в лечении или редком лекарстве, но что-то подсказывало ему, что дело в другом.

– Я – рыцарь его высочества принца Элодисского, Мартин Веллингтон. Мой господин желает видеть в своём замке тебя и твою служанку, Тильду. Вы поедете с нами. – Он кивнул на двух свободных лошадей. Моисей спорить не посмел.

Собрались они быстро. Тильда переживала, но держалась; Ганс на всякий случай так и не появился из убежища, и она была спокойна хотя бы за дом и животных: если что, он о них позаботится… Шхуна «Единорог» доставила их в Блумсберри за два дня, и за это время они так и не выяснили, зачем их везут ко второму, после королевы, лицу государства. Единственное, что их немного успокаивало, так это то, что о принце Элодисском существовало мнение, как о справедливом человеке, не злоупотребляющем властью. Считалось, что если бы не его болезнь, то его высочество, несомненно, содержал бы своё огромное герцогство гораздо в большем порядке. Моисей и Тильда, разглядывая проплывающие за бортом «Единорога» деревни и замки, отмечали в тихой беседе, что чем ближе к Гранствиллу, тем богаче, ухоженнее, а главное – спокойнее становились места. Больше было скота, больше играющих детей и вообще людей на улицах, сами люди выглядели спокойнее, веселее и доброжелательней. Блумсберри, где они пересели на речную шхуну, Тильду и вовсе очаровал: напомнил ей маленькие города на Рейне, в одном из которых она родилась и выросла прежде, чем вышла замуж и уехала в Силезию. Замок «Гнездо Ласточки» ей особенно приглянулся, и она любовалась им, пока проплывала мимо.

– Зря ты не хочешь жить здесь, Мойше. – Сказала, не без ностальгического удовольствия разглядывая трактир «Золотой Рог» и мостик через ручей Черёмуховый. – Смотри, как спокойно, красиво, и какие поля ухоженные!