Эсхит. Нерыцарский роман. Роман без злодея

Кых водил гостя по бесчисленным залам, комнатам, каморкам, чуланам и закуткам, показывая и демонстрируя разные непонятные и неинтересные приборы для каких-то умных опытов, механические устройства, работающие от завода и без него, коллекцию всевозможных весов и коллекцию самых обычных и самых невероятных часов, боевое оружие и орудия труда всех эпох и народов. Наимудрейший постоянно перебегал от одного предмета к другому, не умолкая, он рассказывал об истории, растолковывал значения, пояснял особенности и объяснял основы вещей и сопутствующих им явлений. Он не задумываясь, начинал говорить обо всём на свете: не существовало ничего в материальном мире или духовной сфере, чего бы он не знал. А когда они вошли в библиотеку, Наиумнейший превратился просто в одержимого.

– — Здесь, в моей безразмерной библиотеке собраны все напечатанные и рукописные книги, все свитки (священные и обычные), все глиняные таблички, – - заявил Кых, – - словом, собрано всё, что когда-либо было кем-либо написано. Представляете, да нет, как возможно такое представить рядовому человеку, тут все, понимаете, все! книги всех времён и народов! Вы любите книги?

– — Нет, не очень, – - ответил Этьен, – - разве что романы…

– — Романы – - последнее, что надо читать, – - презрительно сказал Кых, – - держу их только потому, что тут должны иметься все книги человечества, и я также прилежно их прочёл. Впрочем, романы тоже приносят пользу: вот мы с вами, молодой человек, тоже являемся персонажами романа, и кто-то в данную минуту читает эту книгу, то есть, читает о нас. И не выдумай нас автор, и не напиши он роман, где мы с вами действующие лица, то кто бы узнал о нашем существовании, кто бы знал вообще, что мы есть? Ну ладно, тут только книги и их надо читать, а если их не читать, так что нам здесь делать? Идёмте дальше…

Они снова шагали по знакомому коридору. «Не понятно, – - размышлял Этьен, – - как в маленьком с виду домике умещается такой необъятный коридорище? Может, всё спрятано под землёй, но мы не спускались вниз ни по каким лестницам, или дом стоит вплотную к горе, и его бесконечное продолжение эта приспособленная и обустроенная пещера? Но какая гора, кроме сплошного леса, ничего ведь не было, неужели я бы горы не заметил?»

– — Вы, наверное, обратили внимание, – - заговорил Кых, идя чуть впереди Этьена, – - насколько колоссальны размеры моего жилища? Так вот вы не представляете, на самом деле, насколько: чтобы обойти его весь, мало одной жизни, надо, как наименьшее, три жизни. За этими долгими стенами – - библиотека (мы сейчас постояли лишь на её пороге), моё славное книгохранилище. Вы не можете вообразить, вы даже не в состоянии постигнуть своим заурядным, основанном на обыденных понятиях, разумом какое это блаженство обладать таким несметным богатством! Нам сюда, – - хозяин дома прервал свою речь, и они опять, только теперь с другой стороны вошли в ту комнату, где стояло одинокое кресло, – - садитесь, молодой человек.

Этьен сел в высокое кресло, и него мелькнула мысль, почему он так безропотно и безвольно подчиняется всем указаниям Наиумнейшего.

– — Словом, сейчас перед вами стоит самый счастливый человек во вселенной, – - продолжал разглагольствовать Кых, – - знание! Вот ради чего я живу. Скажите, добрый паладин, что вы знаете? А ничего! А я знаю, почему небо синее, трава зелёная, а вода жидкая летом и замёрзшая зимой, знаю, почему птицы летают, змеи ползают, рыбы плавают, а черви копошатся в земле, знаю свойства и строение всяких веществ: жидких, твёрдых, газообразных и даже тех, которые свободны от привычных свойств, например, огонь. Да я и жив исключительно благодаря знанию, без него я давно был бы разложившийся труп. И то, сегодня меня посетит дорогой гость, (а, иначе, зачем бы я полез в яму?), я тоже знал: без вас, юноша, мне смерть.

Этьен Планси сидел в жёстком кресле и чувствовал, что его руки ноги, ноги, тело будто бы отвердели, наполнившись неимоверной тяжестью, теперь он не мог пошевелиться, даже зрачки его глаз застыли в одном положении, словно драгоценные изумруды на лице золотого истукана. Непонятная, неясная и тёмная по своей сути сила подавила его волю и превратила в живое изваяние, сохранив в оцепеневшем теле удивительно ясный ум и девственно чистое восприятие уже ставшего ненужным прошлого, существующего и длящегося настоящего и вещественно-осязаемого будущего. Он вдруг ощутил в себе полное отсутствие души, точнее, на её месте возникла какая-то иная сущность, с которой к нему пришло совершенное избавление от того, что он считал любовью, страстью, жизнью. И такой осязаемой лёгкости он не знал никогда, и теперь его ждал – - он знал это как абсолютную истину – - долгожданный блаженный покой.

XVIII глава.

Кых Наиумнейший бегал, словно суетливый аист, вокруг кресла, где сидел Этьен и, весело оскалившись, тараторил визгливым голоском:

– — Понимаешь ли ты, скудоумный юнец, что есть знание? Знание есть мощь, власть, всесилие, и оно же – - веселие, грусть, страдание, счастье, радость, любовь, дружба, похоть, желание, вожделение. Словом, знание одновременно и сладостный сон, и блаженная явь. Мне дано всё пережить, ощутить, понять и почувствовать, а значит, я совершенная особь рода человеческого, я всеобъемлющ по обхвату сущего, я безгранично, можно сказать, вселенски безразмерен по количеству постигнутого мной объёма. Я один такой, я единственный, и поэтому я должен быть – - быть всегда. Но я смертен, как любой обычный человек, и могу также умереть, и каким бы я ни был сверхсуществом, моя тварная природа, моё плотское строение ни чем не отличается от строения обычного человека. Но я знаю, как продлить жизнь до бесконечности, я владею секретом оставаться бессмертным, и, благодаря этому секрету, я живу, без малого, уже 300 лет (если не считать те 32 года, что я прожил простым смертным). И чтобы продолжилось своё существование, мне всего лишь раз в столетие необходимо принять Напиток Жизни, изготовленного из ста сухих составляющих, смешанных в определённой последовательности и в идеально точных соотношениях, и единственной жидкостью, пригодной для растворения всех частей и соединение их одно чудодейственное вещество служит не вода, не вино, не сок растений, не молоко, не масло, но – - кровь невинного юноши. Словом, ты появился здесь, чтобы стать тем, кто пожертвует свою кровь для Напитка Жизни. Да, ты умрёшь, но смерть твоя во благо, она не есть зло, она та данность, которой невозможно, да и не нужно даже пытаться противодействовать. Я же не злодей, всё происходящее определяется, если отстраниться от личностного, жизненной необходимостью, к вам, добрый юноша, у меня полное отсутствие каких-либо душевных переживаний – - ни дурных, ни хороших, никаких. В том, что вы послужите в качестве – - я бы даже не сказал жертвы, в нашем случае всё проще – - источника нужного материала, нет ни трагедии, ни героизма, ни патетики, всё пройдёт как обыденное событие, я делаю то, что должен делать: подошёл срок, кончается очередные сто лет, надо выпить Напиток. А у меня всего шесть дней. Да вот так, почти век беспечной жизни – - и всего жалких шесть дней и ночей на то, чтобы найти и заманить непорочного юношу в свой лес, привести его к себе домой, заколдовать, взять кровь в качестве последней недостающей составляющей и приготовить спасительное средство. Ведь вы не случайно попали сюда, я, силой тайных заклинаний заставил вас свернуть с дороги и ехать через лес…

Кых замолчал, он подошёл к землисто-серой, как его физиономия, стене и почти наотмашь ударил по тёмной квадратной пластине, выделявшуюся на однородном фоне, стена медленно, без малейшего звука ушла куда-то вглубь, и из образовавшейся пустоты выплыл сам собой огромный монолитный, вытесанный из молочно-белого мрамора, стол, весь сплошь заставленный какими-то замудрёнными инструментами, бронзовыми чашами, большими и малыми весами, стеклянными сосудами и глиняными кувшинами, а посередине возвышался необыкновенно громоздкий, объёмистый фиал.

– — За долгие 100 лет, – - продолжил говорить Наиумнейший, – - меня невозможно ничем уничтожить: ни стрелой, ни мечом, ни ядом, ни дубиной, ни голодом, ни холодом, ни болезнью, ни водой, ни даже огнём – - я не горю в огне! Но в последние шесть дней срока я уязвим, как любой смертный, сейчас меня легко убить, вам, бедный юноша, стоило ткнуть меня копьём или пронзить мечом, или просто не вытаскивать из ямы, (но благородный рыцарь, как мог проехать бесстрастно мимо страждущего и не помочь) как вместо меня поднялся бы сизый дымок и ничего больше… Но высшая справедливость в том, что я должен жить! Я просто не имею права умирать, ради чего я накопил столько знаний, чтобы всё ушло в небытие? Золото, земли, замки, королевства, титулы наследуют потомки – - люди уходят, собственность остаётся. Мёртвая собственность важнее и ценнее живого человека, и это считается нормальным. Но как передать другому ум, знание и, главное, дух? Да и я не желаю передавать кому-то то, чем владею – - владеть хочется самому, знание – - единственное сокровище, обладание которым каждым отдельным человеком переживается по своему, даже если двое знают абсолютно одно и то же, ощущения и них всё равно разные. Знание есть то богатство, которое, сколько его не трать, сколько его не расходуй – - никогда не убывает, богачи, что копят золото, глупцы: чем больше их состояние, тем сильнее они боятся его потерять, я же не боюсь ничего потерять, ибо ЗНАЮ и забыть не могу – - книги не позволят.

Кых, часто дыша, словно старая выпь, достал откуда-то снизу толстую, очевидно очень увесистую книгу, раскрыл её точно посередине, положил на край стола и, собрав тысячу морщинок на долгом лбу, сосредоточенно вперил свой хмурый взгляд в побуревшие от времени страницы. Потом он кивнул головой, как бы соглашаясь с тем, что нашёл в тексте и начал торопливо, мельтеша маленькими ручонками, отмерять, кидая то на одни, то на другие весы то, что извлекал из продолговатых сосудов, пузатых баночек и узкогорлых кувшинов, а полученные порции бросал в гигантский фиал. Иногда он брал, походивший в его руках на хорошую дубинку, пестик и, налегая всем своим весом, растирал содержимое фиала. А Этьен, не двигаясь, будто неживой предмет обстановки, продолжал сидеть в оцепенении, он всё видел и ничего не чувствовал.

– — Теперь всё, – - прошептал притомившийся Кых, едва закончив, – - осталось только добавить жидкость, то есть человеческую кровь. – - Он вынул из продолговатого футляра нож с длинным, нешироким полукруглым лезвием с тонким желобком посередине и маленьким отверстием на конце вытянутой, сужающейся шишечки, завершавшую рукоятку. – - Я проткну твою нежную, белую кожу этим особым ножом, остриё свободно войдёт в молодое тело, достигнет сердца и вонзится в него, и кровь по желобку и сквозь отверстие стечёт в подставленный заранее бокал, вылепленный вручную, без помощи гончарного круга из белой необожжённой глины. Пока бокал не наполнится до предела, ты будешь ещё жить, но начнёшь чувствовать, как жизненные соки покидают твою плоть, и, как только сосуд заполнится до краёв, ты умрёшь. А я, добавив кровь в приготовленную смесь, выпью вожделенный Напиток Жизни. И тогда всё, я – - существую, я – - бессмертен! Правда, лишь на ближайшее столетие… И почему для поддержания жизни духа требуется наличие заурядной материи?

Кых приблизившись к Этьену вплотную, снял с него, довольно умело и без заминки, железный нагрудник, разорвал рубаху и прикоснулся кончиком своего детского пальчика к месту на груди юноши чуть немного пониже левого соска.

– — Здесь нужная точка, здесь войдёт клинок, – - деловито сказал Наиумнейший, – - и устоявшийся порядок сохранится, и он сохранится всегда. Одна жизнь закончится, другая – - продолжится. А зачем тебе жизнь, несчастный? Проживёшь ты её не понимая зачем, не думая о её смысле, всё в ней уже заранее предрешено: женишься на такой же бессознательной девице, наплодите ораву детей, которые продолжат всё по тому же бесконечному кругу. И стоило ради этого жить, кто ты, человек или случайное скопление частиц, которые природа смешивает по своему усмотрению, вещество могущее быть чем угодно: сегодня – - мусором на задворках харчевни, завтра – - грозным правителем, а после – - чернозёмом под копытами крестьянских волов? Ну, хорошо, предположим, пусть тебе было суждено стать бесстрашным героем или хитрым стратегом, или мудрым, обожаемым чернью королём, или гениальным поэтом, или даже, отмеченным высшими силами, пророком, то есть, предназначено было, говоря вашими пошлыми словами, прославиться. Но ведь самые выдающиеся, самые знаменитые, самые лучшие в итоге всё равно умирают как все, как самые обычные и как самые ничтожные. Так какой же резон домогаться славы, чтобы потомки помнили? А какая тебе выгода в том? Если ты поднялся над всеми, стал великим и недосягаемым, за тобой, за твоим именем идут миллионы, тебя при жизни объявляют бессмертным и гением, то почему «бессмертный» обязан умирать и не вправе жить вечно – - жить не только в памяти, но и в действительности, по-настоящему как естественный живой человек? Иначе ваше так называемое величие есть кладбищенский прах, смысл подобного существования сводится к леденящему плоть и дух Ничто, а вся эта кутерьма со славой и почётом равнозначна балаганному представлению, где герой, тот же размалёванный шут и бездарный кривляка перед зияющим зевом Ничтожения, готовый поглотить вас вместе с вашей славой. Отсюда вывод: всё, чтобы мы ни делали, как бы ни возвышались, сколько бы люди ни прославляли нас, имеет смысл и значение лишь тогда, когда это навечно…

XIX глава.

– — Ну, всё, хватит речей, пора начинать, – - озабоченно сказал Кых.

Он взял нож в правую руку, бокал в левую и, вскарабкавшись на высокий выступ возле кресла, постарался стать как можно удобнее и так приладить свои инструменты, чтобы лезвие вошло правильно, а кровь стекала бы аккуратно в сосуд и, перед тем, как приступить, прошептал:

– — Странно: не первый раз проделываю, но так волнуюсь… Ну, ещё бы, жить-то предстоит вечно…

– — Всего три минуты! – - Раздался громкий и решительный голос.

Кых выронил нож, прогрохотавший, пока катился вниз, так, как будто две маленькие армии успели сразиться между собой, а бокал дрожащей рукой он поставил на пол у ног Этьена и, с завыванием – - сначала тихим, но тут же быстро нарастающим до истошного крика – - обернулся к входной двери. Там стоял высокий немолодой человек в странной одежде, похожей на балахон, но сшитой из толстой кожи, через его плечо висела серая сумка, в руках он держал арбалет на боевом взводе. Незнакомец молча поднял его и прицелился в Наиумнейшего, трясущегося, словно лоскут на ветру, зацепившийся за гвоздь.

– — Ты кто? – - Сказал Кых, как выплюнул.

– — Твой убийца… – - Спокойно ответил незнакомец.

Кых, схватив со стола огромный фиал со смесью, петляя на ходу, будто пьяный танцор, кинулся к незнакомцу, держа перед собой тяжёлую чашу, и когда оставалось всего два шага до человека у двери, выбросил руку, зажимавшую сосуд, в его сторону, и содержимое разноцветным облачком повисло у лица незнакомца, который в то же мгновение выпустил стрелу из арбалета. Стрела, мелькнув невидимкой, попала точно в левый глаз Наиумнейшего и вышла огненно-красным остриём из его узкого затылка – - кровь сначала отдельными каплями, потом усиливающейся струёй и, наконец, грохочущим потоком застучала по каменному полу. Кых упал на колени и, волоча узкие ступни и оставляя за собой весело блестевшую кровавую дорожку, подполз к подножию кресла, где сидел Этьен и, подняв голову, пробормотал: «Всё, кончился бессмертный…» Он ещё несколько раз открыл рот, пытаясь что-то сказать, но кроме булькающего хрипения, ничего не смог выдавить из себя, и через минуту всё стало ненужным: тщедушное тельце обмякло, скукожилось, словно озябло напоследок и осталось лежать небольшим холмиком на холодном полу.

Этьен в тот же миг ощутил, что к нему вернулась воля, он теперь снова свободно владел своим телом, а прежние чувства как никуда не пропадали, былое томление, как раньше, продолжало висеть на сердце всей своей непроходящей тяжестью. Он взглянул на незнакомца – - тот, достав из сумки фляжку, смывал со смуглого лица, попавшие на него частички смеси из сосуда.

– — Наверное, я обязан поблагодарить вас, – - сказал Этьен, – - за то, что вы спасли мою жизнь.

– — Естественный поступок нормального человека, – - сухо ответил человек у двери.

– — Вы уверены, что ваш поступок естественный, может, наоборот, ничего не стоило предпринимать, и пусть бы всё шло, как шло? – - Спросил Этьен.

– — Странный юноша, очевидно, вы ещё не в себе, после пережитого. Хорошо, как бы там ни было, идёмте отсюда, здесь, что в склепе.

Этьен усмехнулся и показал на тело, скорчившегося кривой запятой: труп на глазах начал быстро растворяться в плотном воздухе, исчезая вместе со стремительно истлевавшей одеждой, и через пару мгновений только желтоватый дымок вился над пустым местом, а на пол, глухо стукнув о стёртые камни, упала бесполезная короткая арбалетная стрела…

XX глава.

– — Дист Доуриг, – - представился человек, едва они вышли из дома.

Этьен назвал своё рыцарское имя. Он сел на коня и снова убедился, какой дом снаружи маленький, в таком просто не может поместиться всё то, что он там видел.

– — В доме множество разных комнат и огромный беспредельный коридор, – - сказал Этьен, – - куда он делся, где он скрыт, или там ничего нет, один обман, я был просто зачарован?

– — Там всё есть в действительности – - ответил Дист Доуриг, запрыгивая в седло своей лошади, – - но там иная, нездешняя действительность, там пространство воспринимается как некая бесконечность, имеющая начало, но с беспрерывно отступающим пределом, наподобие горизонта, только горизонт на открытом пространстве, а там, в доме оно ограниченно стенами, потолком и полом коридора по высоте и ширине, но по длине оно безгранично.

…Стояла глубокая ночь, они двигались через лес в противоположном направлении, относительно того, откуда прибыл Этьен, Дист Доуриг скакал впереди с факелом, ехал он быстро, не думая о дороге, видно здешние места были ему отлично знакомы. И к исходу продолжительной зимней ночи всадники подъехали к большому каменному дому, у которого они спешились и вошли внутрь.

– — Моё жилище, – - сказал Дист Доуриг.

Он провёл Этьена через пустую нежилую комнату и остановился в следующей, где находился камин с тлеющими, ещё не успевшими погаснуть углями, хозяин их разворошил и подложил новых дров, огонь быстро разгорелся, словно чему-то обрадовался, и в комнате стало светлее и теплее.

– — Господин рыцарь, – - обратился Дист Доуриг к гостю, – - вы устали, посидите пока тут у камелька, а я приготовлю удобную постель, чтобы было вам, где прилечь.

– — Это излишне, – - возразил Этьен, – - я давно не сплю в мягких кроватях. Лучше я у огня посижу. А как окончательно рассветёт, отправлюсь в путь.

– — Нет, так скоро я вас не отпущу, – - сказал Дист Доуриг мягко, – - вы должны погостить у меня несколько дней: от человека, которому спас жизнь, я не вправе сразу в одночасье избавляться, будто его и не было вовсе. Ведь вы же вот он, вы есть, вы здесь, и всё, что произошло не фантазия сочинителя романов, а то, что случилось на самом деле.

– — А что, у вас в отношении меня какие-то намерения, как у Наиумнейшего? – - Спросил Этьен, усмехнувшись. – - Ему требовалась моя кровь, а что нужно вам от меня, моё оружие, мои боевые способности, мои доспехи или моё тело, моё сердце, мой мозг, моя душа? И вообще, я дал обет быть странствующим рыцарем, мой удел дорога…

– — Хорошо, я сейчас принесу вина, – - устало сказал Дист Доуриг, – - посидим просто у огня.

– — А ваше вино тоже какое-то небывалое?

– — Да нет, обычное, с местных виноградников, вино как вино, конечно, не такое роскошное, как на юге, но тоже ничего. Надеюсь, вы не сбежите, вы останетесь тут? – - Сказал хозяин и скрылся за дверью.

Этьен сидел у камина, где пламя разъединилось на две, почти равные части, извивавшиеся друг перед дружкой в едином ритме, будто первая служила отражением второй, а между ними дрожала прослойка горячего воздуха, который словно бы не давала им слиться в одно целое. «Наверное, моё место сейчас там, в том маленьком промежутке, между тех двух язычков пламени…» – - подумал Этьен.

Хлопнула дверь и снова появился Дист Доуриг, неся в руках две бутылки тёмного вина, он поставил их на сделанный из толстых грубых досок стол, достал неказистые пузатые оловянные бокалы и разлил вино, один протянул гостю. Этьен взял его и, не отрываясь, выпил и, поставив пустой бокал на стол, сказал:

– — Тот тоже угощал вином. Оно было удивительное и неповторимое…

– — Вино безволия, вот чем он вас напоил, – - отозвался Дист Доуриг.

– — Точно, я потерял собственную волю. Стал послушен как собачонка. Но он тоже пил то же вино, ведь наливал его из одной бутылки.

– — Наиумнейший принял противоядие и поэтому вино для него было обычным вином – - сказал Дист Доуриг ровным голосом – - только вот для меня не существует противоядия.

– — Для вас, а вы что отравились? – - Спросил Этьен, и сердце его сжалось

– — Да. Помните тот порошок или что там у него было в фиале, что он выпустил мне в лицо, так этот порошок оказался ядовитым – - ядовитым для меня. И я успел вдохнуть немного…

– — И ничего нельзя сделать?

– — Через три дня я умру, и это данность. – - Сказав так, он замолчал на некоторое время, а потоп продолжил едва заметно дрогнувшим голосом, – - господин рыцарь, назовите своё родовое имя.

Этьен запнулся и осипшим голосом, словно поперхнувшись молчанием, назвал.

– — Этьен Планси, – - сказал Дист Доуриг громче прежнего, – - отныне ваш судьба уже не ваша судьба, а судьба Хранителя Святой Тайны Меча.

– — Тайны? – - Вскричал Этьен, – - я не желаю знать никакой тайны! Я жажду одного – - смерти в честном поединке. Если я погибну, любая тайна умрёт вместе со мной. Ищите кого-нибудь ещё, чтобы передать ему свою тайну…

– — Господин Планси, – - сурово сказал Хранитель Тайны, – - спасая вашу жизнь, я потерял свою. У вас нет выбора, а у меня нет времени.

– — Но я не просил спасать меня, – - сказал Этьен, вставая со стула, – - я, конечно, благодарен вам, но если бы вы не вмешались, вам не пришлось бы сейчас умирать, и, значит, не надо было бы никому передавать эту вашу тайну.

– — А вы на моём месте разве не вмешались бы, если страдает невинный, можно ли пройти мимо, каждый поступил бы так же?

– — А вы уверены, что я страдал? – - Этьен подошёл вплотную к камину и стал лицом к огню, – - может, я теперь страдаю, а тогда, сидя обездвиженный в кресле, мне было хорошо, я испытывал блаженство – - блаженство покоя? Меня ничего не волновало, я забыл кто я такой, что я существую, что мог страдать и томиться, мог испытывать боль и мучиться, что у меня имелись желания, стремления и мечты. Знает, какое это сладостное ощущение ничего не хотеть и ничего не чувствовать?

– — Смертельное ощущение. Но как бы я относился к самому себе, если бы не сделал того, что сделал? Да и я не думал, что вероятно поступить как-то по иному. Такова моя сущность – - сущность нормального человека.

– — Но то, что хотел сделать Кых, казалось ему, по его понятиям, тоже нормальным и само собой разумеющимся. – - Сказал Этьен и, подойдя к столу, налил себе ещё вина. – - Он был единственный, кто знал всё. Буквально всё. Поэтому должен был жить вечно, как он считал. И, возможно, в этом заключалась высшая правда? Таких, как я миллионы, а он – - один на весь мир. Значит его жизнь ценнее моей в миллионы раз. И его обстоятельства складывались так, что он должен был делать именно то, что заставляла его делать необходимость. А необходимость состояла в том, чтобы взять мою кровь. И я тут как личность, как человек не имел никакого значения. Он не испытывал ко мне никаких чувств. Его невозможно даже назвать злодеем. То, что он пытался сотворить находится вне понятий добра и зла. Я служил для него лишь как источник недостающего материала. И не забери у меня кровь, и не приготовь свой чудодейственный напиток, он бы просто прекратил бы своё существование как живой человек.

– — Но сейчас живой вы, грех противиться жизни, она даётся не для того, чтобы относиться с ней как к случайности, жизнь не случайность, жизнь есть дар.

– — Уж больно недешёвый дар, – - повысив голос, сказал Этьен, выпивая вино, – - цена моей неслучайной жизни – - две другие человеческие жизни. Чтобы я остался живой понадобились две смерти. Как жить дальше, осознавая, что на твоей совести два мертвеца? Я же до конца дней буду помнить об этом.

– — Но вы же не виноваты ни в смерти колдуна, ни, тем более, в моей смерти, все произошло помимо вашей воли и вне вашего участия. Обстоятельства не зависели от ваших действий. Я сам виноват в том, что произошло: не выпустил вовремя стрелу из арбалета, решил потешить себя красивым и точным попаданием в глаз. В глаз я попал, но заплачу за эту красоту собственной жизнью. Так что нет на вас вины… И вообще, нет вины ни на ком… Всё надо принимать так, как оно случилось.