Эсхит. Нерыцарский роман. Роман без злодея

– — Барон Эсхит? – - Закричал Ирвин Ззог и вскочил, как укушенный, со своего места, – - конечно, – - сказал он значительно тише и, обойдя вокруг стола, сел возле гостя на свободный стул, – - я знаком с Харгривом ещё с тех пор, когда он и бароном-то не назывался. Мы с ним состояли в учениках у знаменитого Клайна Улофса. Слышали про такого?

– — Да… кажется, очень не много…

– — Клайн Улофс в своё время прославился как непревзойдённый турнирный боец, никого в течение, наверное, 25 лет не находилось равным ему в ратном искусстве. Клайн был сокрушителен в конном поединке на копьях, ловок и точен в схватке на простых и двуручных мечах, а с топорами и палицами он управлялся играючи, словно они ничего не весили. А когда ему грянуло 50 лет, он, отойдя от всех этих турнирных дел, принял на себя обязанности наставника молодых. Я тоже попал к нему в обучение – - обычным четырнадцатилетним мальчишкой как, впрочем, все. Но Харгрив, будущий барон Эсхит был взят в ученики двенадцатилетним, за его выдающиеся для такого возраста способности: этот «мальчик» в свои небольшие года выглядел не как отрок, а скорее как почти сформировавшийся юноша. Он сразу же выделился среди прочих, точнее, мы все были «прочими», а Харгрив моментально, в один день стал особенным, не таким как «прочие». Кажется, всего за два года он превратился в сильнейшего бойца, найти достойных, равных по его силе и умению соперников стало невозможно, он без сомнений, как само собой разумеющееся побеждал тех, кто был старше его на 3—4 года. Я среди семнадцатилетних считался лучшим, и действительно, никто из моих ровесников не мог со мной биться на равных, но для Харгрива, который был на 2,5 года младше меня, я представлял из себя не слишком серьёзного противника. Не скажу, чтобы я считался совсем слабым, нет, в поединке на мечах мне довольно долго удавалось сдерживать его натиск, и пусть в итоге он, хоть и после определённых усилий, неизменно брал, как говориться, верх. Но в конном бою на копьях он вышибал меня, как, впрочем, и остальных из седла так легко, я бы даже сказал, настолько естественно, словно я был деревянный чурбан, а не будущий рыцарь… В общем, мир ждал нового великого воина в лице Харгрива. Кстати, титул барона он унаследовал, ещё будучи подопечным Клайна Улофса – - его отец не погиб в бою, а неожиданно умер от какой-то болезни. Но, ни великого, ни даже простого, а точнее, никакого воина из Харгрива барона Эсхита не вышло. Мы, следуя правилам, покидали учителя в 18 лет, и к тому времени, когда Эсхит должен был выйти в мир из-под опеки наставника, я, понятно, давно уже его оставил. И что там произошло, точно не знаю… Да и знает ли кто, кроме самого Харгрива? Словом, едва ему исполнилось восемнадцать, он вместе с учителем и ещё одним его воспитанником должны были прибыть на Королевский Турнир, где они могли бы впервые предстать перед всем светом тогдашнего рыцарства и показать все свои воинские таланты – - тогда, помню, очень много появилось сильной и способной молодёжи. Особенно знаменитым буквально от турнира к турниру становился только что посвящённый в рыцарское звание Йэн Тиртич барон Трофинт. Слышали про такого, он и теперь непобедим?

– — Слышал, – - ответил Этьен, усмехнувшись, – - но теперь и он победим.

– — Да?! Ну не важно. А что касается нашего персонажа, то он на турнир не прибыл. Они втроём – - это известно наверняка – - выступили из замка Клайна и, направляясь на турнир, поехали прямой дорогой через горный перевал, но никто из них его не пересёк: единственный, кто вернулся обратно, то есть вернулся туда, откуда зашёл, был молодой Эсхит. Двое других исчезли, и исчезли так, словно они были бесплотными духами, рассеянные лучами утреннего солнца. Что с ними случилось, тайна не раскрытая до сих пор. Хотя, кто об этом сегодня помнит и кому это надо – - помнить, может, только одному Эсхиту? Но он ни тогда, ни тем паче позже, никому ничего не рассказал, да и не мог рассказать: он сразу же, едва вернувшись, быстренько, как вор от погони, умчался в свои земли и тихо засел в своём замке, будто пугливая сойка в гнезде, на долгие, вы не поверите, 12 лет. Да на 12 лет мир забыл о таком имени как барон Эсхит, правда, никто толком и не успел узнать, что он вообще есть…

– — Но сейчас о бароне Эсхите наслышаны многие и в весьма отдалённых краях от здешних мест, – - сказал Этьен.

– — Что не случайно. Года два назад объявился при нём некий Кулквид Рыцарь Насмешки – - да вы его, кажется, встречали. Тогда на дороге он как раз проехал с небольшим отрядом мимо того поворота, где мы с вами столкнулись, да, где-то всего за пару минут до вас.

– — А я решил, что это сам барон, – - вяло сказал Этьен, – - какой-то старик у дороги так его восхвалял. Поэтому я и летел, желая нагнать их. Похоже, я недопонял старика…

– — Вы, между прочим, двигались в противоположную сторону от замка Эсхит. Ну, о Кулквиде… Как они узнали друг о друге, если барон никогда не покидал своих владений и никого не принимал у себя, как они познакомились, если Эсхит, словно убогий отшельник, ни с кем не общался, что их свело вместе, непонятно? А кто такой этот Кулквид, откуда он взялся, какого он рода и из какой страны, имеет ли титул и какой, богат или нет, и вообще, человек он или воплощённый призрак, совершенно не ясно. Но его воздействие на барона, видимо, чрезвычайно велико… Проще говоря, благодаря влиянию Рыцаря Насмешки, Эсхит выпростался из небытия. Его первым деянием стало то, что он (или они вместе с Кулквидом) то ли купил, то взял в дар, а может просто отнял силой у старого графа Клю долгие годы лежавший у того в качестве трофея волшебный, чудодейственный ключ, назначение которого и как его использовать никто, правда, не знает. Потом Эсхит начал сколачивать своё собственное маленькое войско, этакую небольшую, но довольно злую и боеспособную армию, и когда у него набралось человек 500 бойцов, он отправился завоёвывать новые земли…

– — Да, тот старик перечислил всё, что захватил барон, – - устало сказал Этьен, – - странно, всего лишь барон, а имеет свою армию и завоёвывает чужие земли. И что никто не в силах остановить его, где все местные доблестные рыцари, и кто тут король?

– — Вопрос непростой и неоднозначный, здесь действуют определённые обстоятельства, не хотелось бы углубляться в них. Но, тем не менее, Эсхит в последнее время попритих, почти год не делает никаких вылазок, набегов, захватов, всё-таки существуют силы, противодействовать которым у него недостаточно возможностей. Но, видимо, он просто затаился, как лев в засаде, и ждёт, пока наступит та минута, когда можно будет выйти на свет и объявить себя самым сильным и главным. А сейчас он занят тем, что увеличивает свою уже и без того разросшуюся армию – - ведь для того, чтобы считаться первым, надо за спиной иметь наиболее многочисленную толпу последователей, соратников и почитателей. Сегодня войско барона Эсхита по количеству воинов приближается к двум тысячам…

И вдруг Этьену как-то мгновенно стало невыносимо скучно, ему захотелось в сию же секунду сесть на коня и мчаться во владения Эсхита. Он, почти в открытую выражая своё нетерпение, спросил Ирвина:

– — Вот вы сказали, что я ехал в обратном направлении от замка барона, что, та дорога, если развернуться, выведет прямо туда, куда надо?

– — Нет, если скакать, не сворачивая, то вы не попадёте в замок Эсхита: там дальше будет ответвление вправо от основной дороги, по которому вам и необходимо будет ехать, оно и приведёт вас к цели, за пять, а вы, даже и за четыре дня доберётесь. Дорога, обходя лес, уходит сначала на юг, потом поворачивает на восток и, ближе к замку, меняет направление на север – - получается внушительный крюк.

– — А более короткого пути нет? – - С досадой спросил Этьен

– — Есть. Напрямую сквозь дремучий лес, надо только свернуть у старого дуба с дуплом и двигаться строго на восток, и тогда точно выйдете на замок Эсхит. Там должен быть ещё водопад. Этим путём хватит и дня, чтобы доехать, если, конечно, не заблудитесь и не собьётесь с верного направления. Или на вас не нападут дикие звери и не растерзают вас.

…Ранним утром, когда рассвет обозначился лишь тоненькой светлой полосой на горизонте, Этьен уже сидел в седле и скакал по той самой дороге, что вела к Замку Эсхит…

3 часть.

XXV глава.

Через два дня блужданий по густому, как борода старого людоеда, лесу Отвергнутый Рыцарь упёрся в высокую гору, на вершине которой пугающим сказочным чудовищем темнел огромный кряжистый замок. Его стены, совершенно чёрные на фоне светлого неба, казались продолжением отвесной горной стены, зубцы его великанской башни касались краёв белых облаков, а узкие щели вертикальных бойниц выглядели, словно зрачки притаившегося демона.

Этьен, свернул точно у векового дуба с большим, похожим на разинутую пасть кита, дуплом. Пока он ехал по лесу, старался ориентироваться на солнце, считая, если солнце справа, то он наверняка движется на восток, но, видимо, где-то не так как надо что-то объехал и поэтому сбился с верного направления, замок возвышался перед ним, но войти в него он не мог: вход находился там, где его, Этьена, сейчас не было, то есть с другой стороны. И снова мрачно-чёрное, будто изнанка плаща колдуна, уныние охватило его: такая близкая, осязаемая цель отдаляется, как бесконечно отдаляется видимая линия горизонта, к которой беспрерывно приближаешься, но никогда не достигнешь.

За спиной раздался неосторожный хруст сушняка. Этьен повернул голову и заметил двух бедно одетых крестьян – - старого и молодого – - они тащили на себе по внушительной вязанке хвороста и старались поживее скрыться за толстыми стволами деревьев. Всадник быстро нагнал их и приказал остановиться, они безмолвно повиновались и грузно опустили вязанки на безучастную и холодную землю.

– — Почему вы убегаете, я же рыцарь, а не разбойник? – - Спросил Этьен.

– — Мы боялись потревожить покой благородного человека, – - ответил старик бесцветным, тоскливым голосом.

– — Где короткая дорога к замку?

– — А здесь одна дорога, – - уже бодрее сказал старик, – - она и длинная, и короткая. Надо, уйдя вправо, сначала объехать гору. Там, с той стороны, на пологом склоне, сразу перед водопадом появится широкая тропа. Так езжайте по ней, потом по маленькому мосту через ручей. Потом снова по тропе. Она-то и выведет к дороге на замок, если, конечно, ехать по тропе вверх. Ну а дорога заканчивается как раз у ворот замка.

– — И как долго ехать?

– — На хорошей лошади за полдня и доберётесь, – - совсем ровным голосом ответил старик и приветливо улыбнулся, – - да, там ещё прямо возле дороги растёт молодой сосновый лесок. Сосны в нём пока невысокие и пушистые. Так за ними прячутся дозорные барона, они всё время следят за дорогой. И никого не пускают просто так. Мы, обычные крестьяне давно туда не суёмся. Раньше там охотились, силки ставили, капканы, в дубраве, что за дорогой хворост собирали, грибы. А сейчас боимся близко подойти. Верные слуги господина барона не дают, хорошо если только изобьют, а то и убить могут.

– — За что?

– — А ни за что: не понравится им кто-то его и убивают – - неожиданно вступил в разговор молодой крестьянин, – - они верные собаки своего хозяина и подчиняются лишь ему одному. И не стоит просить у них пощады: это их только веселит, забава у них такая. А придумал всё Кулквид Рыцарь Насмешки.

– — Все рыцари барона в красивых чёрных доспехах, – - добавил старый крестьянин, – - а сам господин барон в белых.

– — Нет не в белых, а серебряных, – - поправил его молодой, – - они сильно начищены и ослепительно сияют на солнце.

– — Наверно, они и в темноте блестят, – - сказал старый.

– — Говорят, барон Эсхит так силён, – - продолжил молодой, – - что в одиночку одолевает 25 противников. И он не выходит на бой, если против него врагов меньше, чем ему требуется. И каждый его воин равен десяти обычным рыцарям. А кнехты барона…

– — У него имеются даже кнехты, как у монарха?

– — Да он держит тысячу кнехтов, – - сказал молодой, – - и они у него особенные: один пеший кнехт легко бьётся с двумя всадниками.

– — Но пеший не имеет право сходиться с конным, – - возмутился Этьен – - это нарушение рыцарских законов.

– — Наш барон говорит: «Закон здесь я». – - Обречённо вздохнул старик.

– — Это не барон говорит, – - резко сказал молодой, – - это Кулквид за него говорит. А самого барона когда ещё увидишь. А слышать мы его вообще никогда не слышали.

– — Ну да, – - согласился старик, – - пока Кулквида не было, мы знать то не знали, что есть такой барон.

– — Так кто же там главный, – - спросил с насмешкой Этьен, – - барон или этот Кулквид?

– — Понятно, барон, – - уверенно пробормотал старик, – - но без Кулквида барон никто. Кулквид у него всем заправляет. Он и войско ведёт, и командует им, и руководит набегами на другие земли.

– — Но самое важное, – - произнёс молодой почти шёпотом, – - не попасться ему на пути. Не случайно он прозван Рыцарем Насмешки. Он, в отличие от остальных рыцарей Эсхита, просто убивающих своих врагов, никого не лишает жизни. Кулквид любит как-нибудь подшутить над незадачливым противником, превращая того в жертву издевательств и насмешек. Он предпочитает унизить своего врага до такой безобразной степени, чтобы никому не стало его жалко, а только смешно. Сам он редко вступает в бой, лишь натравливает на несчастного жадную свору кнехтов, они-то и творят с ним что хотят. Но всё ради потехи, они никого ещё не замучили до смерти. И многие, что прошли через это, сами потом становятся вассалами барона.

– — Я разметаю их, как стаю голодных шакалов, – - спокойно сказал Этьен.

– — Добрый незнакомец, – - усмехнулся заскучавший вдруг старик, – - ты не видел вассалов барона Эсхита. Они все великаны. Они ездят на огромных, почти как слоны, конях. Мечи рыцарей барона таковы, что поднять их по силам только пятерым здоровым мужчинам. И то, с превеликим трудом. Помню после страшной битвы с войском семи графов один из воинов Эсхита Фламм прозванный Железным проезжал мимо нашей деревни. Он был весь так сильно изранен…

– — Утверждали, что Фламм в одиночку, окружённый со всех сторон неприятелем, расправился с тысячью врагов, – - вмешался молодой.

– — Да… – - согласился старик, – - так он весь окровавленный не покидал седла. Держался, как истукан, ничто не могло свалить. Но, хоть он и Железный, всё-таки на секунду потерял сознание, и меч, что он, не вкладывая в ножны, держал в руке, у него выскользнул. И наши крестьяне по простоте кинулись поднимать злополучный меч. Вшестером кое-как оторвали его от земли. Но тут очнулся Фламм и увидел, что его оружия коснулись простолюдины, рассвирепев, он бросился давить и топтать поселян копытами своего огромного коня. Двоих убил насмерть, троих покалечил… Добрый рыцарь, ты так молод и красив, зачем тебе ехать к барону? Там смерть и насилие…

XXVI глава.

На другой день уже ближе к ночи он услышал далёкий, как чужое эхо, и ровный до однообразия, будто голос пожилого чтеца, шум. Этьен дал коню шпоры, чтобы двигаться быстрее, но проскакав без остановки два часа, он так и не достиг источника шума, который хоть и нарастал и приближался, но никак не мог выявиться воочию. Скоро сумерки стали такими плотными, что всадник, словно старый привратник, уже почти ничего видел, лишь тщательно размазанные и сильно затёртые силуэты безмолвно крались мимо него. И через минуту вообще всё слилось в единую картину без красок, контуров и фона. А шум, теперь перешедший в равномерный грохот, слышался так близко, что Этьену чудилось, будто совсем рядом невидимая исполинская мельница крутит гигантские жернова, и он, сделав пару последних шагов, окажется затянутым в огромную воронку, в которую через глубокий, как ров перед замком, жёлоб засыпает зерно необычайных размеров мельник-великан. Этьен остановил коня, не понимая, он в здравом уме или бредит, всё происходящее просто явление природы или колдовское наваждение, он очутился в месте, где ничего нет сверхъестественного или он завлечён в ловушку, где должен произойти полный разлад его души, и он забудет, зачем появился здесь, вознесётся он тут или бесславно погибнет?

Взошла запоздалая круглолицая луна, и повсюду рассыпался, словно миллионы крошечных шариков, её неожиданно яркий свет. И Этьен ахнул: стена кромешной тьмы мгновенно рухнула, сменившись стеной живого серебра. То был водопад: мягкое лунное свечение отражалось бесчисленными серебристыми всполохами в живом потоке беспрерывно падающей вниз воды. Потрясённый юноша стоял заворожённый, ни с чем из людских и природных творений, видимые им прежде, невозможно было сравнить такое чудо, и ему представилось, что он замер у Зеркала Откровения, в нём, если долго и терпеливо ждать, отразиться вся правда человеческая, и все скрытые от понимания символы, мешавшие узнать ту правду, станут вдруг понятными и простыми, и он, узнавший всё, что необходимо, закончит блуждать и останется навеки в той точке, где нет ничего, кроме счастья бесконечного успокоения. И ничего ему уже не надо будет больше: ни житейской мудрости, ни учения о высоком, ни всеобщей славы, ни любви. В прихотливой игре отражённого света он, как ему казалось, почти сумел распознать и выделить отдельные знаки и священные рисунки, и, сам того не осознавая, он начинал каким-то не своим чутьём понимать и разгадывать их. Сама Вечность притаилась за его спиной…

…Этьен почувствовал, что голова странно отяжелела и наполнилась тысячью мелких жучков, тыкающих жёсткими усиками изнанку его черепа, а шея так затекла, что руби её тупым топором, он ничего не ощутил бы. Он приоткрыл глаза: невысокое солнце торчало на блёклом, как поношенный плащ, небе близко к полудню. Этьен очень неудобно, словно на плахе, лежал головой на плоском камне. «Что мне привиделось ночью, – - думал он, – - сон или действительность, бред от переутомления?»

Долго он не размышлял: взяв по уздцы коня, пешком перешёл по мосту, потом, сев в седло, объехал водопад, на который теперь и не взглянул – - дальше виднелся поворот, за которым отвесная скала кончалась, и начинался пологий, как жизнь тихого горожанина, склон, покрытый молодым сосняком. Стоило Этьену повернуть, и шум водопада остался там за поворотом, но ему не показалось странным то, что вот только что из-за невыносимого грохота он не слышал даже собственного дыхания, и вдруг в один момент, словно вселенский кукловод по своей прихоти переменил декорации, навалилась идеальная тишина, Этьен уже успел забыть про то, что осталось за его спиной, теперь то было давно пережитое прошлое, а он двигал вперёд вялотекущее настоящее, чтобы наступило такое желанное будущее.

XXVII глава.

…Конь охотно бежал лёгкой рысцой, стук его копыт был едва слышен в мягкой хвое, Этьен старался излишне не шуметь, чтобы его не обнаружили дозорные барона, а когда из-за дальних сосен раздался громкий и бесцеремонный гогот целого хора неслабых глоток, он остановил коня и сошёл на землю. Достал из ножен меч и, выставив его вперёд, повернулся в сторону подъёма и пошёл вверх по склону, ведя за собой коня. Этьен шагал, осторожно обходя пушистые молодые деревья и прислушиваясь к окружающим звукам: те голоса, что он слышал, отдалялись, оставаясь где-то позади. «Наверное, там, у дозора место засады, – - размышлял он, – - не бродят же они толпами по лесу, им главное дорогу держать, чтобы никто не прошёл незамеченным. А сзади, со стороны водопада, они никого не ждут. Я не стану их тревожить, пусть продолжают нести службу. Если встречусь с ними, то придётся вступить в бой, но мне сейчас не надо лишнего кровопролития. Если я убью и покалечу сколько-то людей барона, то, как он ко мне отнесётся. Может и говорить со мной не захочет, а прикажет просто убить, как врага? Не враг он мне сейчас, да и никогда Эсхит не должен быть моим врагом…»

Лес стал ссужаться, сосенки редели и мельчали и, наконец, совсем кончились – - Этьен вышел на дорогу. Он снова запрыгнул в седло и, уже не опасаясь громкого стука копыт, поскакал живее. Но проехав совсем немного, остановился на краю дороги, заканчивавшейся у глубокого и широкого рва с мутной, как мысли распутника, водой, на другой стороне рва чернел, словно открытая пасть зевающего дракона, своей нижней частью подъёмный мост. Который тут же, как только приблизился к нему Этьен, начал медленно опускаться, будто в замке знали, что прибыл странствующий рыцарь и его необходимо впустить. Но когда мост окончательно стал на своё место, по нему навстречу Этьену, опустив копьё в боевое положение, ринулся тот самый рыцарь в чёрных доспехах с улыбающимися губами на гербе. Он восседал на могучем коне с чудовищно толстыми, как каменные колонны, ногами и крутой грудью, напоминавшей мраморный валун.

– — Кулквид Рыцарь Насмешки, – - радостно сказал Этьен, – - что ж, держись.

И он, одним движением вынув копьё из подставки, направил его на соперника, пустив коня в резкий галоп. Но когда до врага оставалось всего три конских прыжка, раздался глухой удивительно добродушный голос, из-за решётки забрала:

– — Стой, – - крикнул Рыцарь Насмешки, – - безрассудный! Нельзя так сразу. Назови своё имя, незнакомец!

– — Этьен Планси, Отвергнутый Рыцарь.

– — А я Кулквид Бродяга, ещё меня называют Рыцарь Насмешки. Но вы, юноша, как я вижу не любите шутить, для вас всё всерьёз: как вы прямо с ходу, без заминки, не тушуясь и не сомневаясь с каким-то зверским рвением бросились в бой с незнакомым противником, который, может быть, в пять раз сильнее вас.

– — Так чего же вы остановились, – - запальчиво сказал Этьен, – - давайте проверим в деле, кто сильнее.

– — Да и так видно, вы очень сильны духом, – - весело сказал Кулквид и поднял забрало, показав своё молодое, открытое, улыбающееся, немного простоватое лицо, (кого-то оно напомнило Этьену, но кого, он не желал сейчас разбираться), – - я поражён и обескуражен вашей удивительной смелостью, причём её не назовёшь отчаянной, она осознанная, это даже не смелость, как принято её считать, а уверенность – - уверенность, основанная на каком-то природном, я бы сказал, животном начале. Так леопард или тигр кидаются на жертву, потому что это естественно для них, так же естественно и вы пошли вперёд на врага. С таким явлением я встречаюсь впервые, как правило, все, кто сталкивается со мной, убегают, словно молодые кролики. Хотя некоторые, если честно, никуда не бегут, но они застывают, как замороженные, на месте от дикого страха, парализующего их. Какая потеха потом глядеть на их глупые, идиотские образины. Отвергнутый Рыцарь, станем друзьями. Но что вас привело к барону Эсхиту, по вам вижу, что вы не на службу к нему прибыли напрашиваться, вы не тот, кто служит, скорее, вы тот, кому многие захотят служить?

– — У барона есть то, что я хочу заполучить, без чего моя жизнь бессмысленна. А имею возможность дать барону то, жаждет получить он.

– — Я отлично осведомлён о том, о чём мечтает наш барон, – - задумчиво сказал Кулквид, – - он грезит о химере, мыльном пузыре, о том, чего нет и быть не может. Сказочка, легенда, предание вот на чём зиждиться его мечта. Никакая сила не даст ему это, потому что этого нет.

– — Сила не даст. Даст знание. – - Ответил Этьен. – - Я знаю. Знаю всё, что необходимо, чтобы дать.

– — Превосходно, рыцарь, вы мне нравитесь всё больше, – - то ли с иронией, то вполне серьёзно сказал Рыцарь Насмешки, – - такой страстной убеждённости в своих словах я никогда и ни от кого не слышал, даже от самого себя. Я проведу вас к господину барону. А вдруг вы действительно – - не знаю как – - хитрым ли колдовством, таинственным ли волшебством, воинской ли доблестью, учёными ли знаниями сумеете добыть то, о чём мечтает, словно мальчишка, наш драгоценный барон. Это сделает его могущество беспредельным. Конечно, вы свершите просто гениальный подвиг, вы, несомненно, прославитесь, но это будет выгодно и нам, ну в смысле, барону. А овладев чудесным оружием, мы вплотную подойдём к телу этой капризной и переменчивой женщине – - власти, мы нежно обнимем её, но смертельно крепко сожмём в своих объятиях, дабы никогда уже не выпустить: мы же любим её, наша любовь должна быть взаимной. Власть, как известно, любят все, только мало кому она отдаётся, она необыкновенно привередлива и крайне непостоянна, завоевать её мало, надо суметь удержать её в руках, чуть отпустил, и она уже у другого. Необходимо быть с ней всегда, наслаждаясь её прелестями беспрерывно, каждую секунду, каждый миг, и для этого у нас должен иметься такой вещественный довод, который никому, кроме нас не даст приблизиться к вожделенному предмету. Власть желанна потому, что ею невозможно пресытиться, она не может надоесть, её всегда мало, хочется больше и больше. Власть над отдельным человеком, когда превращаешь его в кучу кошачьего дерьма, в ошмёток вонючей мерзости, в сгусток выблеванной слизи, а он тебя благодарит о снисхождении и молит о продолжении, упоительна и сладостна. Убить человека легко, интереснее убить человека в человеке. А власть над группой людей, над целым народом, над всей массой человечества? Чем многочисленней толпа, тем слаще и осязаемей чувство власти, тем безграничней погружение в него. Нет ничего выше власти, ничто по её воздействию на сознание и ощущения человека не может с ней сравнится…