Эсхит. Нерыцарский роман. Роман без злодея

Этьен приказал обтянуть свой щит чёрным бархатом, спрятав за ним пурпурную розу на бледно-жёлтом поле – - герб рода Планси, а характерный жёлтый с красной полосой плащ заменил на траурно-чёрный, попона на коне также переменила свой привычный яркий цвет на цвет безлунной южной ночи.

Когда всадники отдалились на достаточно далёкое расстояние от замка, и он уже почти скрылся за краем леса, Александр, на ходу развернув коня, посмотрел назад.

– — Этьен, – - крикнул он, – - хоть оглянись на прощание.

Этьен в ответ, не оборачиваясь, лишь ускорил бег коня.

– — Друг мой, что с тобой, – - нагнав его, сказал Александр, – - это же твой родной дом, куда ты вроде бы не собираешься возвращаться, и ты должен увидеть его в последний раз, прежде чем он спрячется из виду. Что произошло, почему одно единственное, пусть и самое высокое чувство, выдавило всё остальное из твоего сердца? Неужели дом, где ты вырос и прожил большую часть жизни совсем не дорог тебе?

– — Нет…

– — Видно, ты очерствел душой ко всему из-за этой своей длинноносой… – - без иронии пробормотал Александр.

– — Замолчи! А то первый, с кем я вступлю в бой, будешь ты. И поверь, пощады ты не дождёшься.

– — Прости, – - почти шёпотом сказал Александр, – - но ведь больно от того, что единственный близкий и по-настоящему дорогой мне человек страдает. Этьен, кроме тебя, я никого так не любил, ты для меня больше чем друг, роднее, чем брат. Знаешь, я имею целых шесть старших братьев, я самый младший в семье, но почти все мои братья, которых я не вижу годами, давно как чужие, они угрюмы, грубы, неприветливы, никогда не услышишь от них искреннего смеха, всегда лишь злорадные смешки, если кому-то в чём-то не повезло или ему хуже, нежели им. Жеан, самый старший брат, а значит единственный по праву рождения наследник герцогства, являет из себя законченное олицетворение ненависти, а ненавидит он в основном своих младших братьев, его манией, его навязчивой идеей стало то, что будто младшие завидуют ему, жаждут извести его каким-либо коварным способом, ради немалого наследства и ради звонкого титула, тем более что он не женат и не имеет сына, а жениться он не желает из-за того, чтобы не испытать лишних трат. Его единственная страсть – - накопление богатств, смысл его жизни – - сберечь и сохранить их, он никого не любит, друзей не заводит, от родственников – - близких и, тем паче, дальних – - отказался; деньги, золото заменили ему всё. Он живёт, точнее, прозябает в своём обособленном мире, ни с кем не знается, в рыцарских турнирах не участвует, от войн шарахается как от напасти, сидит в родовом замке с небольшим гарнизоном слуг и радуется тому, насколько он богат. А ведь он, после гибели отца, его почти мне заменил – - Жеан на 15 лет старше меня – - я с 12-ти лет, единственный из всех братьев, жил с ним в замке: он – - как унаследовавший титул и земли, а я как несовершеннолетний. Но стоило исполниться мне 14, как он сбагрил меня в качестве пажа одному рыцарю, и я, как теперь понимаю, навеки оставил родной дом… Этьен, потерять тебя – - настоящая беда для меня. Я бездомен, одинок, честно говоря, беден: всё, что со мной и на мне, всё моё имущество. Ты скажешь, иди и найди себе могущественного и влиятельного сеньора и служи ему или, поступив в королевское войско, ищи славы на поле битвы, отличись небывалыми подвигами, заслужи себе почёт, титул и земли. Да, я прошёл через королевскую службу, я участвовал в сражениях, проливал чужую кровь, убивал себе подобных… Но зачем, чем они хуже меня, они такие же, как я, они, можно сказать, это я? Я ненавижу войну, насилие кровь, мучения, я слишком люблю жизнь, я не умею и не хочу учиться ненавидеть человека. Всё что связано с оружием, с войной, с рыцарскими турнирами мне кажется глупостью, тогда на турнире я пришёл к тебе потому, что испытал ужасный стыд из-за того, что причинил боль другому и заставил его страдать. Мне скажут, мол, не по-мужски, не по-рыцарски надо уметь биться достойно и убивать с осознанием исполненных обязательств, но я, скорее, готов быть убитым, чем убивать самому. Конечно, вы все правы, весь мир прав, я не спорю, я соглашаюсь, но жить желаю по своим законам, я люблю людей, люблю женщин, люблю, как, ни смешно, хорошо поесть и в меру выпить, люблю, наконец, свободу и волю, люблю мир, каков он есть. Так почему я обязан загонять себя, свою душу в тесные доспех вражды к таким же, как и я и всего лишь ради клочка земли, титула, денег и этой вашей славы?

…Потом они долго ехали молча, и, наконец, дорога привела их к перепутью, где расходилась в три разные стороны: первая уходила на северо-восток, вторая шла прямо на восток, а третья – - почти точно на запад.

– — Тебе, Этьен, видимо направо, – - сказал Александр, – - на северо-восток, там ведь густые леса и высокие горы. А я поеду по западной, назад в столицу, вернусь к королю, ибо такова моя участь.

– — Хорошо, прощай, – - сказал Этьен упавшим голосом, – - никогда мы больше не встретимся. Замки, города, вообще скопления людей я – - Отвергнутый Рыцарь, теперь таково моё имя – - буду обходить стороной. Тебя же в лесу, в горах и прочих безлюдных местах не найдёшь. Так что, прощаемся навсегда…

– — Не говори так, – - вскричал Александр, – - мы, клянусь жизнью, непременно увидимся, когда-нибудь обязательно, может быть не скоро, но встретимся, и если это не так, то пусть будет проклят этот мир!

Александр повернул коня и стремительно, словно кого-то догоняя, поскакал по своей дороге, Этьен, улыбнувшись краешком губ, поехал по своей…

2 часть.

XV глава.

…Шёл пятый день странствий Этьена Планси Отвергнутого Рыцаря, за всё это время никто не преградил ему дорогу, никто не прервал его путь, он наслаждался тихим одиночеством и молчаливым покоем – - только несильный ветер и птичьи голоса напоминали ему, что мир существует. Сейчас он пересекал негустой молодой лесок по довольно широкой тропе, видимо, проезжающие всадники были здесь не редкость. Он весь, как маленький зверёк в норку, ушёл в себя, ничто внешнее не воспринималось им, наружное ощущалось как пустота – - чужая и бессмысленная: всё его находилось внутри него. Этьен и не заметил, как впереди прямо ему навстречу выскочила длинная процессия всадников, он остановился, едва не столкнувшись с первым, только тогда, когда дальше двигаться стало уже невозможно.

– — Похоже, молодой человек вспоминает прелести оставленной им красотки, – - крикнул кто-то из толпы рыцарей, – - совсем не видит, кто перед ним.

И все весело, без злобы засмеялись.

А тот, что стоял лицом к лицу с Отвергнутым Рыцарем, не смеялся, он просто, с выражением невозмутимости и недосягаемого достоинства на лице, молча ждал, пока встречный отъедет в сторону и даст дорогу. Этьен сразу узнал его – - непобедимый барон Трофинт Рыцарь Белого Вепря.

«Вот и первая моя стычка, – - подумал Этьен, – - возможно последняя… Какой противник! Но именно этого мне и надо. Чем быстрее всё кончится, тем будет лучше…»

– — Господин Трофинт, – - обратился юноша к знаменитому воину, – - я вызываю вас на честный поединок.

– — Молодой человек, – - сказал пожилой седоусый рыцарь, один из спутников Рыцаря Белого Вепря, – - вы хотя бы подумали, что сейчас произнесли, вы, как видно, прекрасно понимаете, кого вызываете на бой, так чего же добиваетесь, сомнительной славы, что были биты бароном Трофинтом?

Этьен и не слышал, что ему говорили, он повторил слова вызова.

– — Я вижу, господин безымянный рыцарь, что вы храбрый и достойный соперник, – - негромко, но очень внятно произнёс Рыцарь Вепря, – - но я не стану с вами биться, ибо не по-рыцарски сражаться с тем, кто заведомо слабее. Вы слишком, по вам видно, неопытны, неразумны и горячи. Я вас не знаю, вас никто не знает, ваш щит без герба, а в честном, как вы сказали, поединке неизвестных быть не может. Вам, если такая охота подраться, необходимо выбрать кого-нибудь из молодёжи и сойтись с ним. Что будет справедливо.

– — Вы, барон Трофинт, трус и болтун, – - вскричал в ярости Отвергнутый Рыцарь, – - вся ваша так называемая слава – - миф. Вы испугались, что вас может победить какой-то мальчишка. Что, стареете и вам страшно потерять звание непобедимого?

– — Да вы, юноша, глупец и наглец, – - изумился барон, – - потерять славу непобедимого, конечно, неприятно, и когда-нибудь оно должно случиться: ничто не вечно, я всегда готов к тому, что появится тот, кто победит меня, но вот трусом я никогда не звался и никому в голову не приходило считать меня таковым: я не отказывался ни от одного сражения, не уходил ни от одного поединка. Хорошо, если вам угодно, я принимаю ваш игрушечный вызов. И знайте, поблажки вам не дам, всё должно идти по-взрослому.

– — Проучи юнца, – - посоветовал кто-то из окружения барона, – - переломай ему кости.

– — Нет, калечить нельзя, – - говорил второй, – - просто наказать, как щенка, ткнуть мордочкой в песок, чтобы не гадил.

Этьен, сверкнув глазами, развернул коня, неистовый ледяной огонь сжигал его колотившееся сердце, он отъехал на необходимое расстояние, выставил вперёд копьё и бросился во весь опор на противника. Молодой воин нёсся с такой скоростью, что всем почудилось, будто какой-то тёмный вихрь летел перед глазами, и из чего он состоит, никто не мог понять, словно то был не всадник на коне, а необъяснимое явление природы. И Отвергнутый Рыцарь на всём скаку подлетел вплотную к Рыцарю Белого Вепря и ударил его в грудь возле щита, из-за чего он стал валиться назад, потащив за собой, пробившее плотные доспехи, копьё Этьена, не выпустившего своего оружия из рук, и копьё сломалось под тяжёлым весом Трофинта, где-то ближе к острию, оставшись торчать коротким обломком из груди барона, падавшего на землю так долго, что его соперник успел соскучиться от того, что огромное, грузное тело сначала зависло, а потом, словно невесомая кисея, не спеша опустилось на землю.

А Этьен успел удивиться тому, как его противник невыносимо медленно делает все движения: его конь едва переставлял ноги и почти не сошёл со своего места, его хозяин вроде как забыл, что надо закрываться щитом и опускал свой щит так неторопливо, что под ним успела бы пролететь стайка лесных соек, а копьё, как виделось Этьену, вообще, не дойдя до нужной точки, зависло где-то на полпути к своему боевому положению.

Отвергнутый Рыцарь осадил коня, моментально замершего, будто тот упёрся в невидимое заграждение, и два потока разнотекущего времени слились в единый поток: ускоренный бег мгновений Этьена замедлился и снова стал совпадать с общим ходом, вернулось прежнее восприятие действительности, и ему показалось это настолько естественным, что, кроме равнодушного покоя, он ничего не ощущал.

Потрясённые и оцепеневшие, словно истуканы, рыцари, онемев, смотрели, как на что-то дикое и необъяснимое, на поверженного Трофинта: непобедимый оказался впервые выбитым из седла, он лежал навзничь, его огромное туловище возвышалось подобно горе, на вершине которой торчал короткий конец копья, остриём почти полностью исчезнувший в толщи исполинского нагрудника.

Этьен быстро спешился и подбежал к лежащему на земле Рыцарю Вепря.

– — Что же вы замерли? Помогите, – - крикнул он спутникам барона, застывшим, как мухи в смоле.

Те в секунду опомнились, подбежали и, приподняв могучее тело барона, помогли снять шлем и рассоединить кожаные ремни, державшие нагрудник, а когда нагрудник убрали, то с ним отошёл и обломанный наконечник копья, и все увидели, что остриё, пробив железо, застряло и увязло в кольчуге, надетой под толстой многослойной сталью нагрудника поверх белой сорочки, ставшей яркой красной от струившейся крови, но рана оказалась несерьёзной, копьё вошло в плоть только самым малым кончиком, проткнув и повредив одну лишь кожу. Трофинт находился в сознании – - просто он какое-то время был оглушён падением – - он открыл глаза с сильно расширенными зрачками и сказал:

– — Вы, юноша, гений поединка, будь ваше копьё крепче, вы бы убили меня, проткнув насквозь, точно дикого кабана, – - барон изобразил подобие улыбки и, повернувшись к своим спутникам, сказал, – - рыцарь остался без оружия, оруженосец, отдай ему моё Чёрное Копьё, оно никогда не подведёт, никогда не треснет и не сломается, оно расколет любой, самый толстый щит, а само останется целым. В мире существует только один щит, который неспособно пробить Чёрное Копьё – - Зелёный Щит. И Копьё, и Щит сделаны из древесины заколдованного дуба, и поэтому их невозможно никак повредить. Но Щит принадлежал моему младшему брату – - Рыцарю Золотого Дракона, а брат пропал неизвестно где три года назад, поэтому Чёрное Копьё, если им владеет умелый и сильный воин, поистине сокрушительное оружие. А вы, юноша, доказали, что являетесь настоящим бойцом, вам и владеть Копьём.

– — Но я не хотел бы, чтобы моё рыцарское умение зависело от какого-то волшебного оружия, – - возразил Этьен.

– — Рыцарское умение, молодой человек, зависит только от вас, – - сердито ответил Трофинт, – - вы также можете проиграть и с Чёрным Копьём, ведь победа достигается не какими-то там необыкновенными особенностями оружия, а способностью воина умело им распоряжается. Просто Копьё имеет свойство никогда не ломаться, а уж что вы будете делать, чтобы оно помогало вам, есть вопрос владения вами воинским искусством. Так что берите Копьё, оно ваше, тем паче я поклялся, отдать его тому, кто победит меня. И вот этот день настал.

– — Благодарю, господин барон.

– — Был только один рыцарь, из-за которого, не я, но мой ослабевший конь вместе со мной оказался на земле, – - сказал Рыцарь Белого Вепря, – - впрочем, лошадь того воина тоже не вынесла моего удара, свалившись с ног. Никто из нас не смог назваться первым: таким как мы необходимы более сильные и стойкие кони. Но этот юнец легко и играючи вынес меня из седла, словно я тупая тряпичная кукла. Господин неизвестный рыцарь, – - обратился Трофинт к Этьену, – - назовите своё имя, мир обязан знать героя.

– — Нет, имени своего не назову, – - усмехнувшись, сказал Этьен, – - я дал зарок никогда его не называть. Нет у меня имени, я забыл его. Запомните меня как Отвергнутого Рыцаря.

И он, дав шпоры коню, вихрем сорвался с места и стрелой, выпущенной из арбалета, проскакал мимо расступившихся потрясённых рыцарей. Только столб пыли остался им.

XVI глава.

Всё шло привычным порядком: минула расторопная осень, лениво подошла несуетливая зима. А Этьен, онемевший душой, ничего не замечал, он продолжал бродить по безлюдным местам, оживая лишь тогда, когда изредка какой-нибудь одинокий странствующий рыцарь преграждал ему дорогу. Кто-то из двоих – - Этьен никогда не помнил кто – - непременно вызывал другого на поединок, они начинали биться, и Отвергнутый Рыцарь неизменно побеждал. И Этьена уже не удивляло, что во время боя его время текло гораздо быстрее, нежели время его противника, поэтому противник никогда не успевал понять, что случилось, и почему он мгновенно оказывался выбитым из седла, ведь он ещё толком не смог разогнать коня и опустить копьё. Сила любви Отвергнутого Рыцаря была настолько велика, что в моменты, когда воля оказывалась на крайнем пределе, он начинал существовать в каком-то своём сгущенным и сжатом времени, где всё происходящее виделось ему разложенным на долгие, неимоверно растянутые мгновения, каждое из которых он мог рассмотреть во всех подробностях и выбрать из них самое подходящее и удобное для решающего действия. Поэтому, почувствовать рвотный вкус поражения Этьену было не дано. Он повергал всех: и тех, кто странствовал по свету, как и он из-за неразделённой любви, но их любовь, видимо, оказывалась не достаточна сильной, и тех, кто возжаждал испробовать пьянящий напиток славы и хотел свершать бесчисленные подвиги, чтобы всюду звучали их имена, и тех, кто просто бродил по миру в поисках приключений, не зная особой цели, не умеющие сидеть на одном месте и не желавшие кому-либо служить.

Со всех тех, кого победил, Отвергнутый Рыцарь брал клятву, что признавая своё поражение, они, следуя рыцарскому закону, немедленно отправятся в замок Ротанги, где став на колени перед маркизой, скажут, что Изабель Ротанги самая прекрасная дама во всём целом свете, и рыцарь, так бессердечно ею отвергнутый, никогда не забудет её.

Боль Этьена не проходила, с каждым днём тиски печали сдавливали его сердце всё плотнее и жёстче, непроходящая тоска росла, она заполняла, как он чувствовал, уже всю его плоть и всю душу, он страдал от того, что живой, что никто не может победить и убить его, и то мучение, которым являлась его бессмысленная жизнь, продолжается и никак не кончается. А действовать против правил, сознательно уступить и поддаться он не мог, иначе опозорил бы само звание «рыцарь», да и в сам момент боя к нему приходило такое необычайное воодушевление, его дух поднимался до каких-то нечеловеческих высот, что чувствовал, что только в минуту схватки он истинно жив и не как бессмысленный, набитый внутренностями организм, но как человек.

…Этьен никогда не задумывался куда ехать, какое избрать направление, всё складывалось и выходило само. Он не заметил, как очутился в густом, труднопроходимом из-за зарослей кустарника, очень старом, судя по толстым стволам высоких деревьев, лесу, копыта коня бесшумно погружались в свежевыпавший снег, было так тихо, что, казалось, будто мир забыл о существовании этих мест: ветер заблудился где-то за дальними горами, птицы и звери тут гостили редко, деревья не трещали, как при морозе, так как настоящий мороз пока не пришёл. И скоро заросли стали невозможно плотные, рыцарский конь остановился – - идти дальше было некуда. Этьен сидел в седле, не шевельнувшись: он слушал тишину, ему не хотелось ни двигаться, ни глядеть на что-то, ни даже о чём-то думать. И когда совсем близко откуда-то сбоку неожиданно раздался резкий, громкий и неприятный звук, Этьен в первую секунду решил, что бредит. Но нет звук, точнее отвратительный и явно человеческий вопль продолжал отчётливо доноситься где-то рядом, всадник повернул коня в ту сторону и буквально в четырёх шагах он обнаружил небольшую круглую яму, на дне которой лежал на спине и орал пронзительным голосом маленький, нелепый какой-то игрушечный человечек. Этьен впервые за многие месяцы улыбнулся – - настолько несуразно неправдоподобным казался человечек в яме, будто он орал не из-за того, что ему было плохо, а для того чтобы развлечь и потешить отсутствующую публику и это у него великолепно получалось. Но, увидев появившегося вдруг единственного зрителя, он замолчал, вскочил на ноги и, вытянув крошечные ручки вверх, быстро-быстро заговорил:

– — Добрый, милосердный странник, помогите несчастному, попавшему в ужасную беду, тридцать третий день сижу здесь, почти сошёл с ума, оголодал, отощал, питался одними жухлыми листьями и жёсткими ветками, пил дождевую воду, от крика и стенаний голос совсем потерял, надежда оставила меня, улетев в недосягаемое небо, только тонюсенькая ниточка, за которую ещё уповаю ухватиться, мелькает где-то между хмурых туч небытия, и вот появились вы, тот, кто должен помочь мне дотянуться до этой ниточки, дабы я спас своё жалкое тело от смерти и тления.

Но рыцаря не надо было просить, он одним махом спешился, не мешкая, отыскал длинный ствол сухого дерева и опустил его утолщённой стороной в яму, и её незадачливый пленник ловко переставляя руки и ноги, расторопно, как вёрткое насекомое, хватаясь за обломки сучьев по стволу, вылез из своей западни. «Странно, – - мелькнуло в голове Этьена, – - больше месяца просидел в яме и не запачкался, чистенький, как именинник». А человек, став в выразительную артистическую позу и беспрерывно меняя гримаски на лице, снова быстро, словно в нём стремительно раскручивалась пружина, затараторил:

– — Позвольте, уважаемый господин рыцарь выразить вам наиглубочайшую благодарность, – - человечек согнулся, изображая поклон, и Этьену показалось в этот момент, что у его стоп скукожился то ли барсук, то ли енот, – - знайте, сегодня великий день, – - маленький человечек аж подпрыгнул, – - вы спасли не просто какого-то там человека, но, говоря без преувеличений, великого человека. Я Кых Наиумнейший! – - Он склонил головёнку влево и из-под лобья косо зыркнул на Этьена, растянув тонкие синюшные губы в нагловатую улыбочку, – - вы свершили величайший подвиг, вы спасли от гибели единственного человека на всей земле, который знает всё, буквально, вы не ослышались, я знаю всё, вернее, всё то, что когда-то было открыто, познано и изобретено человечеством и написано об этом в книгах. Впрочем, я заболтался, – - он хлопнул себя по шишковатой лысинке, – - ведь скоро ночь, позвольте пригласить вас в моё скромное и небогатое жилище, но поверьте, там так приятно и уютно… Солнце заходит, и сейчас в лесу станет так темно, что кончика собственного носа не разглядишь, – - и Кых Наиумнейший коснулся кончика своего уморительно длинного носа.

«Действительно, – - подумал Этьен, – - не мудрено бояться не разглядеть такую спицу, у цапли клюв короче…»

Он согласился – - отказать было бы неправильно, раз спас человека, надо дать возможность ему как-то отблагодарить своего спасителя, да и Этьен давно не ночевал под крышей дома, ему вдруг захотелось поспать нормально, в удобной постели. Наиумнейший обрадовался ответу и состроил такую немыслимую рожу, обозначавшую непомерную радость, что Этьен откровенно и беззлобно расхохотался.

XVII глава.

Он пустил коня идти свободным шагом, спешить не было смысла, впереди бежал счастливый, как впервые влюбившийся подросток, Кых и показывал, куда следует ехать. Этьен с весёлым недоумением разглядывал этого фантастически несуразного человека, у которого при младенчески малом росте, была несоответствующее великая для такого тщедушного тела совершенно лысая голова, необыкновенно вытянутая, поразительно напоминавшая бледный кабачок, с приделанными словно наспех, плотно прижатыми к черепу кривыми ушами, оканчивающихся длинными тряпочками мочек, дрожавших при каждом его движении. Плечи, локти, колени, пятки Наимудрейшего – - всё представляло острые углы, и когда он шёл, то не шагал, как все обычные люди, а как бы танцевал, с определённым ритмом размахивая руками-прутиками и выбрасывая немного в сторону и одновременно перед собой худые, как тельце проволочника, ноги.

– — Вот мы и пришли! – - Визгливо закричал радостный Кых, подбегая к небольшому домику, идеально втиснутому между вековых стволов, без труда открыв тяжёлую железную дверь – - она и не скрипнула – - он пригласил своего гостя войти, пропуская его вперёд.

Переступив высокий порог, через который маленькому человечку пришлось перепрыгивать, Этьен очутился в неожиданно большой почти пустой комнате – - лишь в её центре стояло грубо сделанное, с толстыми ножками и прямой спинкой кресло, обтянутое чёрной кожей.

– — Нам не сюда! – - Сказал хозяин дома, снова в его голосе стреканула, как коростель, нескрываемо откровенная радость, – - пока рано сюда, – - почему рано, он не объяснил.

Кых открыл дверь, ведущую в другую комнату, они вошли – - там находилось всё, что необходимо для нормального жилища: кровать, стол, стулья, шкафы и большой, с весело горящим огнём, камин. На столе дымился только что приготовленный ужин.

– — Вы живёте не один? – - Спросил гость, – - У вас имеется прислуга?

– — Нет, что вы, – - ответил хозяин, вытянув вперёд тонкие верёвочки губ наподобие кувшинного горлышка – - кто согласиться жить в такой глуши, да и не нужен мне никто, я сам со всем хорошо справляюсь.

– — А кто же тогда приготовил ужин, если вы сидели тридцать дней в яме и не показывались домой?

– — Скоро, очень скоро всё узнаете, – - вскричал Кых, вскинув узкую ладошку над своим острым темечком, – - а сейчас прошу к столу, отведайте: вот нежное, как щёчки отроковицы, жаркое из молоденькой оленины, и выпейте моего чудесного вина, уверяю, такого вы никогда не пили прежде, и в будущем никогда не придётся пить.

И он налил вина себе и гостю и первым выпил свой бокал, Этьен тоже отпил пару глотков и, изумлённый непередаваемо чудесным вкусом напитка, быстро допил всё до дна. После они одновременно приступили к жаркому, и Этьен вдруг почувствовал, что еда, о которой о раньше никогда не думал и обычно не замечал, что ест, может делать человека, пусть всего на несколько минут, но счастливым. «Что за магия, как и заурядной оленины, – - думал он, – - можно сотворить такое?»

…Стоило бесподобному ужину закончиться, как хозяин предложил гостю пройтись по дому и как следует всё осмотреть. Они вышли из маленькой комнаты и, пройдя через небольшую низкую дверцу – - Этьену пришлось даже наклониться – - попали в долгий коридор, который был освещён непонятно как: по стенам не висело ни факелов, ни свечей, ни масляных светильников, а свет, исходил как будто от самих стен, своей протяжённостью уходящих, как казалось, в бесконечность. Этьен всмотрелся в убегающую даль коридора, туда, где белые стены, беспрерывно длясь, смыкались и исчезали, растворяясь в неизвестности, и не увидел предела, до которого можно было дотянуться взглядом.