Вавилон. Пламя

Деревянная вывеска внизу захлопала на внезапно усилившимся ветру.

– Нет.

Чародей кивнул.

– Так и думал.

– Я скорблю о таких, как Афаа. Насколько мне вообще доступна скорбь. Но я не ищу оправданий. Ни для нее, ни для тебя, ни для себя. Ты выбрал убивать. Она выбрала мстить. Я выбрала защищать то, что мне дорого. Каждый из нас следовал своему пути и оказался там, где оказался. Она сказала, что такие как ты хуже, чем я и она. Но никто не лучше и не хуже. Я могла бы снести тебе голову, вернуть меч в ножны и продолжить идти своей дорогой. Но выбрала этого не делать. Почему?

Варац молчал. На этот вопрос не существовало верного ответа, кроме того, что даст сама Лилит. И он ждал, что она ответит.

– Потому что мой путь не в том, чтобы мстить. Месть это… слишком человечно.

Мимо прошла официантка, и Лилит сразу почувствовала, что она греет уши. Захотелось невзначай напугать ее, но Лилит махнула рукой, подумав, что она, вероятно, уже достаточно напугана их необычным разговором.

– И в чем же он, в таком случае? Твой путь.

– Чтоб я знала, – хмыкнула Лилит. – Ты ошибся в одном. Это не убийцы, налетчики и бандиты приняли меня. Это я приняла – и могу принимать – только их. Так уж сложилось.

– Семью не выбирают?

– То-то и оно, что выбирают. И я выбрала эту. И, хочешь ты того или нет, ты – ее часть.

– Я тронут, – усмехнулся чародей.

– Ерничай-ерничай, – улыбнулась Лилит, делая глоток. – Лучше тебе все равно ничего не светит.

– У меня в жизни было достаточно лучшего, – кивнул Варац, задумчиво покачивая бокалом. – Лучшее – это скучно.

Задышалось легче. Лилит прикрыла глаза, чувствуя, как солнце греет шею.

– Что изменилось? – спросила она, приоткрывая один глаз. – Почему ты покинул Сульян?

– Ответ “раскаялся и уверовал” тебя не устроит, я полагаю? – хмыкнул он. – Сложно сказать. Моя память, в отличие от твоей, склонна к подменам и забывчивости. Сейчас мне кажется, что я хотел быть чем-то еще. Кем-то еще. Но тогда, скорее всего, мною двигало нечто более прозаичное. Допускаю, что я пресытился и мне стало… скучно.

– М-м, – протянула Лилит. – Скучно, да?

– Относись к этому как хочешь, – пожал плечами Варац. – Тебя ведь интересует истина. У меня ее нет. Есть только версии.

– Всегда есть та версия, которую ты сам считаешь истинной.

– Есть версия, которая тебе нравится больше других. Это не делает ее истинной. Но ты ведь можешь увидеть, разве нет? Зачем спрашивать?

– Знаешь, люди ошибочно полагают, что прочтя чужие воспоминания можно узнать, как все было на самом деле. А я отвечу: это худший способ искать истину. Иной раз там такое творится, что хочется себе глотку расцарапать от чужой обиды и ненависти. Есть только эмоции и игры восприятия, а истиной там и не пахнет. И, – она подвинулась, меняя позу. – Я не хочу чувствовать то, что чувствовал ты, когда вспарывал глотки рабыням ради удовольствия. Есть места, из которых не возвращаются.

– Резонно, – промычал Варац в ответ. – И что же? Ты правда оставляешь в себе немного тех, в чьем разуме тебе довелось побывать?

– Да. К моему величайшему сожалению. Но плюс в том, что когда видишь тысячу истин, понимаешь, что ничто не истинно. А значит твоя истина – единственная верная.

– Потрясающе, – усмехнулся Варац. – Мне даже любопытно, что было бы, схлестнись мы в дебатах на академической трибуне. Тогда, когда мне еще было дело до чужих взглядов.

– Это до сотворения мира-то? – Лилит забарабанила пальцами по столу. – Судя по возрасту Афаа, Сульян был не так давно. Или я ошибаюсь?

– Грязно играешь, – Варац подпер висок пальцами, вальяжно развалившись в кресле. – Почему тебя так волнует, в каком году моя скромная персона нарушила покой своей семьи, появившись на свет?

– Меня не это волнует. Я хочу знать, сколько ты прожил в Сульяне.

– Надо было сразу установить лимит на количество вопросов, которые ты можешь задавать из позиции силы, – проворчал Варац. – Долго я там прожил. Учился, пытался приобщиться к академическому сообществу. У них любопытная школа, мне было что наверстать после консервативного Севера. Потом я увлекся искусством, после чего пропал. Что творилось в моей голове, описывать не буду; не к столу будет сказано. Какое-то время я прыгал по пустыням Сульяна с очень вдохновенным выражением лица, изображая странствующего голодного художника. Потом мне повезло завести парочку знакомств в свете – через старые академические связи – и мой скромный гений пригрел сульянский принц, которого забавляли мои безумные замашки. Дальше следует невообразимо скучная история о том, как молодой бездарь, опьяненный всеми благами, которые приходят вместе с протекторатом его высочества, катится под откос. Все начиналось довольно невинно – оргии, приемы, порошки и прочая чушь. Правда вот в чем: ненависть жила во мне давно. Она долго решала, куда же ей, несчастной, податься, вовнутрь или же вовне. Церковь, вырастившая вашего покорного слугу, учила направлять ее вовнутрь, и долгие годы я так и поступал. Пока не попал в общество, где в качестве жеста доброй воли считалось нормальным подарить соседу пяток человеческих существ. В Сульяне kalb не считаются – и не называются – людьми. На них не смотрят, с ними не говорят. Один шейх, чью семью я одевал на высшие приемы, любил заживо скармливать рабов своим собакам, и подобное отношение было не редкостью. Сначала я этого не понимал – сквозь прутья клеток я видел живых людей, пусть затасканных, диких и неграмотных, но людей. Но ты не представляешь, как быстро это изменилось. Пугающе быстро, я бы сказал. Слухи о том, что творится в моем доме, поползли по двору и окрестностям. Но единственное, на что это повлияло – на цены моих кошмарных произведений. Как ты можешь догадаться, они взлетели до небес, и стали стоить гораздо больше, чем в действительности того заслуживали. Продавались уже не скульптуры, продавались слухи об изуверствах их создателя. Я еще и пользовался этим, как мог – спустил с поводка свое безумие, стер границы дозволенного, уничтожил любой контроль. Делал что первое в голову придет, просто чтобы посмотреть, как отреагирует общество.

– И как оно реагировало?

– Обожало это, ясное дело. Такое развлечение, просто куда деваться, – Варац жестом подозвал трактирщицу, указывая на пустой бокал. – Классическая история трагического клоуна. Думаю, часть меня хотела посмотреть, как далеко я могу зайти. Другая часть, вероятно, хотела быть наказанной согласно деяниям моим. Я перешел все возможные и доступные грани. А сама история кончилась ничем. Однажды я просто ушел. Может, у этого и были какие-то предпосылки, но я не помню, что тогда было у меня в голове. Я был безумен, без преувеличений. Страдал провалами в памяти и целым ворохом самых разнообразных приступов. И у меня ушло чрезвычайно много времени, чтобы вернуть себе некое подобие контроля.

– Ты не ответил на вопрос. Когда ты покинул Сульян?

– Около сорока лет назад, – ответил чародей чуть неохотно.

Лилит задумчиво забарабанила пальцами по кружке. Потом она улыбнулась.

– Интересно. А ты знаешь, что Афаа среди наших была известна, как личная убийца султана?

Варац удивленно вскинул брови.

– Действительно, интересно.

– Сдается мне, взявший тебя под крылышко принц не случайно возвысил именно твою бывшую рабыню. Или случайно?

– Кто знает. Шехзадэ всегда был жутким интриганом. Кормил с руки худших представителей рода человеческого, чтобы просто наблюдать за их выходками и грызней. Есть ли разница? – он поморщился. – Это скучно.

– Может статься, что и нет. Но это, как минимум, забавно, – Лилит склонила голову набок. – Как думаешь, насколько султан ценит свои кадры?

– Почем мне знать? Но не думаю, что он когда-либо всерьез относился к бывшей kalb. Думаю, она его просто забавляла.

Лилит кивнула.

– Я удовлетворил твое любопытство?

– Вполне. Не так уж и сложно было, правда?

– Оставлю за тобой право так считать, – хмыкнул чародей и встряхнул головой. – Ну-с? Что будем делать?

– Зализывать раны, – Лилит сделала крупный глоток. – Отдыхать пока рано. С крючка стражи я тебя сняла, и не думаю, что банде ты интересен, так что можешь снова ходить, куда вздумается. Мне с ними еще надо перетереть, но думаю мы договоримся. И к капитану зайти, отчитаться за Дори, тоже надо.

– Это все, конечно, интересно, – Варац помотал в воздухе запястьем. – Но я не о том. Со дня на день, если помнишь, в городе будет адельфос.

– Буду рада познакомиться, – кивнула Лилит. – Но сначала дела.

Варац поднял бокал в воздух, и они чокнулись. Лилит слегка переусердствовала, и по бокалу пошла трещина. Она усмехнулась, предвкушая перепалку с трактирщиком. Стекло в Чинджу было импортным, и стоило невероятно дорого.

На следующий день Лилит направилась в гарнизон, выбирая широкие и людные улицы. Лишившаяся головы банда сейчас была занята тем, как удержать свое влияние, и грамотно перераспределить обязанности, и им наверняка было не до нее. Но нельзя недооценивать мстительность и гнев тех, кто был обведен вокруг пальца, тем более когда их щека еще была красной от ее пощечины. Слух о том, что она работала со свиньями, несомненно поползет дальше, дойдет до Севера, и под корень разрушит ее репутацию, если Лилит срочно что-то не предпримет. И первым делом она направилась к капитану, который в этот раз принял ее без длительного ожидания в приемной.

– Лилит, – поздоровался он, как только она зашла к нему в кабинет. – Ранена, я слышал? Что говорит знахарь?

– Какая забота в вас проснулась, капитан, – усмехнулась Лилит, осторожно опускаясь в кресло напротив. – Жить буду. Повезло.

– Я уважаю тех, кто держит слово, – кивнул капитан. – В этом есть честь. К тому же, тебя приняли монахи, а это очень о многом говорит.

– Копнули под меня, я вижу? Если вам спится спокойнее с мыслью, что вы работете с достойным человеком, флаг в руки. А я на днях договорилась сотрудничать со свиньями и убила для них своего друга. Так что, как говорит один уважаемый чародей, не разделяю сантимент, – Лилит подвинула ногу, чтобы рана не касалась кресла. – К делу давайте.

Капитан обратил взгляд в бумаги.

– Написали, как самоубийство. Муж знал о болезни, но его такой исход не устроил. Сказал она не попрощалась ни с ним, ни с сыном.

– Боль ломает людей, – пожала плечами Лилит.

– К сожалению, – кивнул капитан. – Так или иначе, дело закрыто. Что еще… Кабак мы накрыли, со смертью владельца и в отсутствии завещания он отходит городу.

– Верните им, – сказала Лилит. – Они все равно его выкупят. Или, еще хуже, найдут другой, о котором вы не будете знать. Протяните руку для сотрудничества, они это оценят.

Капитан посмотрел на нее с недовольством и скепсисом. Лилит слегка закатила глаза.

– Слушай, я понимаю, что твой брат стояки ловит на идею о городе без организованной преступности. Но чудес не бывает, капитан, и ты их никогда отсюда не выживешь. Ты сам сказал, мы как паразиты. С этим я согласна, более чем. Твой лучший шанс – договориться с ними о взаимовыгодных условиях. Поверь мне на слово.

– Я подумаю об этом, – капитан слегка поморщился. – Думаешь, они на это пойдут?

– Их мало, они потеряны и разобщены. Пойдут. Но ты должен сам пойти на контакт. И не хвататься за меч каждый раз, когда они тебя назовут свиньей. Если выдержишь их провокации, выслушают. А если предложение будет выгодным, примут.

Капитан стукнул пальцами по столу.

– Тебе и Варацу положен иммунитет до конца сезона. Но не во все последующие визиты, это ясно?

– Да уж ясно, – хмыкнула Лилит. – Мне чтоб вас дурить по городу иммунитет не нужен. Вот видишь, о чем говорю? Будешь так хмуриться на любой их комментарий – выпрут тебя из норы и даже слушать не станут. Учись контролировать мимику, или отправь переговорщика.

– Прекрати зарываться. Что-то еще нужно?

– Вообще-то, да. Относительно корабля с контрабандными гидрами. Капитана зовут ансан Корр, верно? Знаешь, кто это?

– Глава Сульянской Купеческой Гильдии, если я верно помню.

– А когда их корабль отходит, не в курсе?

– У них была какая-то неразбериха с накладными, – капитан прошерстил бумаги на столе, что-то в них выискивая. – А, вот. Должен был выйти позавчера, но пока задерживаются. Дату отправления еще не сообщили.

– Славно, – Лилит оперлась о стол, и поднялась на ноги. – Было приятно. У тебя сносные ребята, даже свиньями их называть не хочется. Удачи во всех начинаниях, капитан.

– Буду рад не видеть тебя в своем городе, – махнул рукой капитан, возвращаясь к бумажной работе.

– Хоть это у тебя с северными общее, – хмыкнула Лилит себе под нос, покидая его кабинет.

Лилит остановилась напротив норы, наметанным взглядом определив, что входная дверь была недавно снесена с петель, после чего повешена на место. Она открылась не сразу, и, зайдя внутрь, Лилит обнаружила пустое помещение без единого предмета мебели, кроме прочно прибитой к полу барной стойки.

Лилит прошлась по скрипучим, липким доскам, и зашла за стойку. Она присела, осматривая ее нижнюю часть. Наскоро простучав дерево в нескольких местах, она ощупала одну из секций с разных сторон, ища потайную заслонку. Она знала про тайник давно, не знала правда, что Дори там хранил.

Ручки не было, и фальшпанель пришлось зацепить ногтями, чтобы та согласилась отъехать в сторону. Внутри, среди паутины, Лилит нащупала что-то круглое и металлическое, и обхватила его худыми пальцами.

Сдув пыль с небольшой серебряной фляги, потемневшей от времени, Лилит потрясла ей в воздухе, услышав тихий плеск. Не без труда открыла засахарившуюся крышку и понюхала.

Посуды под рукой не было, и, пожав плечами, Лилит отхлебнула из горлышка. Это был добротный ром с пряностями, старый, но не потерявший в качестве. Интересно, из каких соображений Дори его хранил; при жизни он не отличался сентиментальностью.

Лилит успела сделать еще пару глотков прежде, чем дверь распахнулась.

– За подмогой бегали? – весело спросила она. – Долго вы что-то.

Перед ней стояла низкая, крепкая девушка с ярко-рыжими, явно крашенными порошком волосами, забранными в пучок. Ее сопровождали двое аньянгцев и молодая северянка.

– Фий, – Лилит подняла флягу в воздух, здороваясь.

– Лилит, ты че тут? – Фийка непонимающе посмотрела на нее. – Это ты, что ли, угрохала нору?

– Виновна.

– Зачем? – Фий звучала растерянно. Рука, в которой она сжимала короткий меч, опустилась.

Один из громил подался было вперед, но рыжая девушка шикнула на него. Лилит вгляделась в ее лицо.

– Анэкуа, верно? – спросила она. Дори помнил ее как смышленную и амбициозную, и всегда доверял ей задачи посложнее, те, где требовалось думать. Лилит надеялась, что он не ошибался на ее счет. – Присаживайтесь, поговорим.

– Да я тебе, сука… – начал было громила, и потянулся за пояс – то ли за ножом, то ли за острой звездой, но Фий цепко схватила его за запястье. Аньянгец собрался было переключить агрессию на нее, но Анэкуа, все это время неотрывно смотревшая на Лилит, повернулась к нему:

– Выйди отсюда. На стреме стой.

Тот резко выдернул руку из хватки северянки. Фий проводила его высокомерным взглядом.

Анэкуа, внимательно смотря под ноги, медленно подошла к стойке, остановившись в шаге от нее.

– Оружие убери, – потребовала она. Лилит кивнула, развязала оби и отложила хэй в сторону, так, чтобы его невозможно было быстро вытащить из ножен. Показав, что больше она ничего не носит, Лилит вновь облокотилась на стойку и глотнула ром. Анэкуа приблизилась; она выглядела напряженной и сильно хмурилась.

– Я не позлорадствовать пришла, – начала Лилит. – И не на костях плясать. И я думаю мы все будем рады, если обойдется без еще одной бойни.

– Чего тебе еще надо? – сжав губы в ленточку, спросила Анэкуа.

– Самую малость. Гарантию, что ты и твои люди – они же теперь твои, как я понимаю? – не будут ставить мне палки в колеса. Ни сейчас, ни потом. Я не хочу даже думать, что “мешаю кому-то из местных”, если вдруг у меня в городе заказ.

– Ты больная? Да от нас нихера не осталось! – сказала Анэкуа злобно. – Кто тебе мешать-то будет?!

– Сейчас – может быть. Но знаешь как говорят на Севере? Свято место пусто не бывает. Ты сообразительная, верю что вы и без Дори справитесь прекрасно. Отстроитесь, возьмете город. Может, со стражей подружитесь в этот раз – дольше протянете тогда. Бесплатный совет.

Лилит не удержалась от усмешки, глядя, как ее собеседницу крючит от злости.

– Не серчай, Анэкуа. Дори знал на что шел. И сгореть мне прям здесь, если я всего этого хотела, – у нее было совсем немного времени, чтобы перейти к сути: может, Анэкуа и была сообразительной, но кротким нравом явно не отличалась. – Мое предложение: я вам выплачу компенсацию. Этого хватит, чтобы выкупить нору, заново ее обставить, еще и останется на первое время, пока снова не отобьете лавки.

Она сделала паузу на глоток, оценивая эффект от своих слов. Анэкуа все еще играла челюстью, но гнев в ее глазах подостыл; вместо него туда просочился расчетливый холодок.

– Зачем? – спросила она коротко.

– Потому что мне здесь еще работать, так или иначе. И лучше нам сохранить нейтралитет, не думаешь? Все просто: я вам жертвую крупную сумму, благодаря которой вы сможете продолжить существовать. А вы придерживаете слушок, что я ходила к свиньям. И даете мне спокойно работать. Сейчас, через год, через пять, неважно. С остальными наемниками обращайтесь, как решите сами. Хоть раздевайте догола и пускайте восвояси верхом на ослах. Ну?

– Сколько?

Лилит подняла глаза к потолку.

– Двадцать, плюс-минус.

– Откуда?

– Наследство богатого дядюшки. Не бойся, искать не будут. Это мое личное. Считай, я в вас инвестирую.

Она посмотрела на Лилит недоверчиво.

– Ни процента не хочешь, ничего?

– Хочу, чтоб ты поднаторела в переговорах, если собираешься банду возглавлять. Но пожалуй что и все.

Анэкуа выпрямилась и, немного подумав, коротко кивнула.

– Чудно. Где я живу, вы наверняка знаете. Присылай народ в удобное время. Пытаться меня обнести не советую – если хорошо следили, то знаете, что Афаа из моего дома так и не вышла. Не на своих двоих, по крайней мере.

– Я не дура, – кивнула Анэкуа. – Лезть к шишке в пасть. Пришлю пацанов.

Лилит символично поклонилась и посмотрела на Фий.

– У тебя с ними еще дела? Или прогуляемся?

Северянка тряхнула русой косой и посмотрела на Анэкуа вопросительно. Та коротко кивнула, показывая, что у нее к наемнице дел больше нет. Они покинули нору, и Фий озадаченно почесала лоб.

– Вы о чем говорили? – спросила она, убирая меч в ножны, когда они вышли из подвала и ступили на ровную землю. – Я ж не балакаю по ихнему.

– О возможностях. Ты-то с ними каким боком? – Лилит кивнула в сторону улицы, и они направились к выходу из переулка.

– Дак не уплыть было, в штиль… После погромов в городе они ко всем оставшимся наемникам пришли, расспрашивали.

– Разумеется, – кивнула Лилит. – Умная девка. Если толковых ребят себе в качестве рук возьмет, отобьет город как нечего делать.

– Лилит, я нихера не понимаю, – пожаловалась Фий. – Ты их главного зарезала, а они тебе в пасть смотрят!

– Людей заботит выгода, Фий, – вздохнула Лилит, потягиваясь. – А от моей дохлой тушки им никакой выгоды больше нет, зато проблем целый ворох. Ты-то что думаешь делать? Домой мародерить поедешь? Я слышала там неспокойно на северной границе опять, самое оно гон по деревням устроить.

– Да я чет думала… Может, и правда в городе окопаться. Денег, кажись, больше будет и так и так. Все рядом, опять же. Да и че я, до старости чтоль буду по болотам прыгать?..

– И куда думаешь?

– Ну… В Синепалк, походу, куда еще-то?

– Если в Синепалк, иди сразу к атаманше Крыс. Скажи что от меня.

– У тебя и там подвязки? Тьфу ты, – Фий сплюнула с досадой. – Че я делала всю жизнь, а? Пахарей и земель гоняла за колоски, твою мать, а могла бы…

– Не кручинься, душа, – подмигнула ей Лилит. – Времени еще полно. Успеешь себе имя сделать. Пропустим кружку, как в городе буду?

– Спрашиваешь. Только полегче с хайаном в этот раз, – Фий утерла нос, веселея на глазах. – Ну, пойду тогда! Соберусь и корабль найду.

– Бывай, Фий. Чистой и гладкой.

Они крепко пожали руки на прощание.

Лилит сидела на одном из пустых ящиков, молча созидая вяло движущийся порт. Был спокойный полдень, пообедавшие матросы отсыпались в каютах либо шатались по городу, кто-то играл в кости, кто-то рыбачил. Народу под палящим дневным солнцем было немного, и эти немногие стремились укрыться в тени козырьков крыш и корпусов кораблей. Стоял полный штиль, и ни один корабль не входил в порт и не покидал его.

Сульянские корабли в порту выделялись среди прочих: все они были если не новыми, то со свежим ремонтом, краской, и, как на подбор, крепкой и выносливой командой. Сульянцы крайне ревностно относились к имиджу, и Лилит подозревала, что аналогичную черту Варац перенял именно у них. Определенное общее высокомерие между ним и сульянцами тоже прослеживалось; только у них оно было основано на национальной принадлежности, а у Вараца – на профессиональной. Если чародейский дар можно было так назвать.

Лилит задумалась о своем, смотря на воду, чуть щурясь от солнца и ярких бликов. В левой руке она крутила монетку, то и дело роняя ее себе под ноги. За годы она выучила множество трюков: это позволяло убить время в засадах, развивало реакцию и мелкую моторику, помогало думать. Теперь она могла разве что прогнать ее от большого пальца к мизинцу, и то не всякий раз. Лилит размышляла и прикидывала, сколько у нее уйдет времени на то, чтобы восстановить навык. По всему выходило, что много.

Профессиональные наемники редко получали серьезные увечья. Потеря конечности в бою, как правило, означала немедленную смерть. Бывало, разумеется, всякое, и если наемник терял руку, ногу или зрение, то оставлял свое ремесло. Большинство из них могли позволить себе безбедную старость на накопления и сбережения. Чуть менее востребованным и удачливым светило купеческое дело, в котором могли пригодиться старые подвязки. Иногда уходили в контрабандисты, иногда шли в разведку. Лилит не могла вспомнить иных случаев. Может, они и существовали. Но она о них никогда не слышала.

Лилит устало провела рукой по глазам. Она решительно встала с места с мыслью о том, что имеет право и желание насладиться своей победой и провести остаток дня, не мучая себя вопросами и сомнениями. Она встряхнула хвостом, отгоняя страх и тоску, и решительно направилась в трущобы с твердым намерением вытащить Вараца в город.

Пусть и не сразу, но Лилит смогла получить удовольствие от своей новообретенной власти. Власти идти по ночному Чинджу и не всматриваться в лица случайных прохожих, не прислушиваться к шагам за спиной, не стрелять глазами по переулкам в поисках слежки. Она позволила себе купаться в лучах своего триумфа, и загадочно улыбалась чувству безоговорочной победы. Варац рядом ней тоже пребывал в беспечном настроении, но без всякой на то причины, просто потому что ему того хотелось.

В какой-то момент их вечерней прогулке стал сильно мешать ни на шутку разбушевавшийся ветер, обещавший сильный шторм. Домой возвращаться не хотелось, но и задержаться на улице означало вымокнуть до нитки, в лучшем случае. Ветер был неоднородным, и дул, казалось, со всех сторон, завихряясь в переулках и вздымая клубы дорожной пыли, опавшие листья и прочий мелкий мусор.

– Есть же деньги, – заметила Лилит, вытряхивая из хвоста мелкую веточку. – Пошли в таверну.

– Меня уже тошнит от ваших забегаловок, кирья, – фыркнул Варац и отплюнулся от прилетевшего ему в рот песка. – Какое хамство. Ладно уж, покажу одно место. Коль уж наружа столь неприветлива.

Чародей, зябко кутаясь в джеллабу, довольно быстрым шагом повел Лилит вперед по улочкам. Прямо над ними под порывом ветра порвалась бумажная гирлянда, моментально завившаяся вокруг столба.

– Хорошо хоть потушить их додумались, – буркнул Варац, ежась.

Вскоре в отдалении засверкали молнии. Ветер такой силы должен был принести грозу меньше, чем за мину, и осознание этого факта погнало их по улице вдвое быстрее.

– Водички боитесь, уважаемый чародей? – насмешливо спрашивала Лилит, перекрикивая завывающий в переулках ветер.

– Можно подумать, ты любишь хлюпать водой в сапогах! – ворчливо отвечал Варац, с тревогой поглядывая на приближающиеся грозовые тучи.

– Южные грозы приятные.

– Если ты никогда не мерзнешь, то и северные, вероятно, тоже. Но не всем так повезло, знаешь ли.

Они нырнули в один из переулков и остановились перед неприметной дверью, ведущей в одноэтажный жилой дом, маленький, но крепкий. Над дверью неярким светом горел магический огонек, окрашенный порошком в красный цвет.