Вавилон. Пламя

Варац коснулся ручки двери. Та легко распахнулась под порывом ветра, и Лилит с любопытством вгляделась в непроглядную темноту внутреннего интерьера. Выглядела темнота неуютно, и ступать туда совершенно не хотелось.

– Ну? Вас за ручку подержать, кирья? – чародей кивнул в сторону дверного проема, зиявшего пустотой.

Лилит фыркнула, переступая с ноги на ногу.

– Дорогуша, бога ради. Это просто пустая комната. Явно не страшнее, чем твои путешествия в разумы демонических созданий, – чародей с трудом удерживался от смеха.

– Опыт научил меня не ходить туда, где ничерта не видишь, – буркнула Лилит.

– Потому что всюду клятые супостаты, тенёты и засады?

– Потому что можно споткнуться и расшибить бошку, – ответила Лилит почти с досадой. – Что за спектакль, уважаемый?

– Да так, – ответил Варац, унимая тихий смех. – Развлекаюсь за чужой счет. Но серьезно, пошли. Вот-вот хлынет.

Он сделал решительный ша гвперед и исчез в темноте. Тихо ругаясь, Лилит последовала за ним, превозмогая некоторый страх перед неизвестным. Она доверяла Варацу, но все ее звериные инстинкты замирали при виде неестественной черноты, наотрез отказываясь повиноваться рациональному зерну. И все же, человек на то и человек, а не животное, что может принимать осознанные решения совершать глупости.

Опасаться, впрочем, было нечего: стоило Лилит переступить порог, как из темноты проступили искусно украшенные интерьеры: множество мягких ковров, низкие стулья, крохотная круглая сцена из красного дерева. Освещение было мягким и приглушенным, играла ненавязчивая музыка. Лилит огляделась, и, увидев несколько неприлично красивых сульянок, одетых в цельные, абсолютно прозрачные воздушные платья, тихонько рассмеялась сама себе.

– Сульянский бордель? Ты серьезно? – спросила она.

– Вполне, – с улыбкой ответил Варац. – Здесь самая приличная сульянская кухня в городе. Шоу тоже ничего, интересные.

К ним подошла девушка с учтивой улыбкой на лице. По одной этой улыбке Лилит оценила класс заведения; чем дешевле бордель, тем откровеннее на тебя вешаются, это было простое и зарекомендовавшее себя временем правило. Судя по целомудренной вежливости в глазах и позе девушки, они были в очень, очень дорогом заведении. Лилит бросила быстрый взгляд на ее пальцы и шею, и не удержалась от уважительной усмешки, не обнаружив там магических аксессуаров.

– Давайте без прелюдий, анса, – устало вздохнул Варац еще до того, как она открыла рот. – Мы поесть, дополнительных услуг не надо. Низкий столик, если можно.

Девушка кивнула, продолжая улыбаться, и поманила их рукой.

Пол оказался настоящим минным полем: Лилит дважды споткнулась о бархатные подушки, валявшиеся где ни попадя, пока они добирались до круглого столика. Он стоял в искусственном углублении в стене, и был украшен тяжелыми бархатными шторами, которые при желании можно было задернуть, обеспечив себе приватность.

– Ты не смотри, что здесь пусто. Начнется шоу и подтянется народ, – сказал Варац, усаживаясь за стол, и заговорил с девушкой по-сульянски.

– Затосковал по пустыням? Почему сюда? – спросила Лилит, когда девушка, приняв заказ, покинула их столик.

– Потому что это Чинджу, дорогуша. Тут не то чтобы огромный выбор действительно хороших заведений. Есть еще одно недурное, но мне там лучше не показываться еще некоторое время.

Лилит посмотрела на огромных размеров абажур, висящий прямо над сценой.

– Как недальновидно, – заметила она, цокая языком.

Проследив направление ее взгляда, Варац не согласился:

– Напротив. Хорошо освещает сцену.

– И упадет на голову одной из девочек. Рано или поздно.

– Знаменитый северный оптимизм, – кивнул чародей. – Смысл жать рожь, если амбар все равно сгорит.

– Элементарная безопасность. И практичность. Если твои вложения – это люди и их наемный труд, в твоих интересах, чтобы они хорошо ели, высыпались и не работали в опасных условиях.

– Дорогая моя, не обижайся, но бордель – одно большое опасное условие. И страшно неблагодарная работа.

Лилит покачала головой с хитрой ухмылкой.

– Как посмотреть, как посмотреть.

– А как еще на это можно смотреть? Уж не хочешь ли ты сказать, – Варац рассмеялся. – Что в твоей многостраничной биографии есть и такая глава?

Лилит уклончиво пожала плечами с загадочной улыбкой на лице.

– Изумительно, – Варац заинтригованно подался вперед. – Я требую подробностей!

– А, – Лилит махнула рукой. – Недлинная была глава. Серьезно, хочешь послушать?

– Еду здесь готовят неприлично долго, а обнаженные сульянки – развлечение для молодых, – он устроился поудобнее, приготовившись слушать. – Так что да, разумеется. Я весь внимание.

– Ай, сука! – пискнула Лилит, потирая ушибленную поясницу.

– Еще раз сюда сунешься, одними пинками не отделаешься, – прогремел детина, только что вышвырнувший ее на улицу. Он хлопнул входной дверью так, что зазвенели занавешенные изнутри окна.

Тихо ругаясь, Лилит принялась в сотый раз обходить дом. В последний раз она пробралась через узкое окно, ведущее в уборну. Настолько узкое, что даже ее худощавая задница умудрилась там застрять. Так ее и поймали: свесившуюся головой вниз над ночным горшком, брыкающуюся в своей унизительной ловушке.

В очередной раз убедившись, что задняя дверь заперта, а не заклинена, Лилит раздраженно пнула ее ногой и громко выругалась.

Последние три дня она провела, трясь вокруг Огненной плети – так называлось заведение, славящееся своими непомерно узкими окнами. И еще огромным количеством вещей, которые Лилит заботили куда меньше.

Ей позарез нужно было внутрь. Недавно она услышала про работницу Плети с заячьей губой, и была обязана выяснить, не Тати ли это. Не то что бы Лилит специально искала ее, но такую наводку проверить была обязана. Что-то подсказывало Лилит, что если Тати жива, то она в Синепалке. Слишком уж вольный у нее был нрав.

Она приходила сюда каждое утро и ждала до ночи, пока не начинала засыпать на ходу. За три дня она не видела ни одной работницы, покидавшей заведение: ни через заднюю, ни через переднюю дверь. Лилит была понятна такая конспирация: у владельцев подпольных заведений в рукаве много трюков, чтобы гарантировать своим гостям безопасность. Кто-то держал при себе телепортационных магов, кто-то иллюзионистов, кто-то еще на этапе планирования включал гигантских размеров взятки в ежелунные расходы заведения.

Лилит была близка к тому, чтобы признать поражение. Насколько заячья губа вообще редкое явление? Вероятно, это не она. Вероятно, это того не стоит.

В пораженческих настроениях Лилит уселась возле двери. Внутренний зуд попасть внутрь не унимался, несмотря на долгое, не принесшее плодов ожидание. Он не позволял ей махнуть рукой и пойти домой. Лилит понимала, что сидеть возле двери и ждать неизвестно чего, слепо идя на поводу у загадочного предчувствия, глупо. Но она не могла поступить иначе.

В подворотню зашла женщина средних лет. Лицо ее было слегка опухшим и морщинистым, под глазами были крупные мешки – всем известные следы нелегкой жизни. Женщина выглядела уставшей, почти изможденной; так выглядят лица тех, кто с малолетства тяжело работал, плохо питался и недосыпал. У многих на севере были такие лица. Они носили особое выражение, особый отпечаток смирения с тяжелой судьбой. Чаще всего в их глазах была злоба, а взгляд был полон враждебности человека, которому никогда ничего не принадлежало, даже его собственная жизнь. Однако же, взгляд этой женщины был другим – прямолинейным, гордым. Так смотрели те, кто отважился взять судьбу в свои руки и смог не только выжить, но и преуспеть.

Женщина зашагала к двери, возле которой сидела Лилит. Та вскочила и затараторила, едва справляясь с волнением:

– Вы здесь работаете?

Женщина, до этого не удостаившая девочку вниманием, остановилась в шаге от двери и нехорошо посмотрела на нее. Потом усмехнулась с тоской и горечью.

– Совсем капитан нюх потерял. Шлет малолеток за себя работу делать, – как будто разочарованно сказала она самой себе.

Покачав головой, она потянулась к наплечной сумке, выудила оттуда огромную связку ключей и начала их планомерно перебирать.

– Какой капитан? – непонимающе отозвалась Лилит. – Нет никакого капитана! Я подругу свою ищу!

Женщина поморщилась, продолжая выискивать нужный ключ.

– Можешь ему сказать, что старая Эдне дала тебе поджопника и обещала прирезать следующую замарашку, которую он пошлет. Сильно бить не будет, особенно если поплачешь.

– Да не работаю я на свиней! – с досадой ответила Лилит. – Вот! – она задрала рукав рубашки, демонстрируя два из четырех клейм.

Женщина взглянула на шрамы и только пожала плечами.

– Украла кошелек и прогуливала в церковной школе? Тоже мне, нашла чем гордиться. Капитан и не таких под крыло берет – вон, полные улицы его подкормышей, все в шрамах да ожогах. Сидят, слушают, запоминают, бедные дети, – в ее бесстрастный голос просочились досада и грусть.

Лилит молча закатала второй рукав. Женщина увидела их, и впервые за все время разговора посмотрела прямо на Лилит. Та увидела ее глаза; светло-зеленые, пронзительно яркие, пристально изучающие девочку.

– Правда или ложь? – спросила женщина, следя за движением каждого мускула на ее лице.

Лилит затаила дыхание.

– Правда, – твердым голосом, со сталью во взгляде соврала она.

Женщина не двигалась с места. Лилит чувствовала, как на нее складывают булыжники, которые сейчас придавят ее к земле. Ей стоило огромных усилий не отвести взгляда, но она выдержала. Женщина, наконец, отвела глаза и снова уставилась на связку ключей. Лилит ощутила огромное облегчение и неслышно выдохнула подрагивающим ртом.

Женщина вставила ключ и повернула его несколько раз, прижимая дверь ногой. Она выругалась на заедающий замок, дернула еще раз, и, наконец, открыла.

– Ну пошли, талантливая ты моя.

Лилит воссияла и проскользнула в дверь вслед за женщиной. Внутри было влажно, воздух был спертым и густо пах мускусом. Задняя дверь, через которую они вошли, вела в коридор и не соединялась с основной залой, которую Лилит успела рассмотреть с плеча вышибалы, пока ее выносили прочь.

Коридор вел в другое помещение, где пахло парфюмом, стояли туалетные столики и были расставлены кресла, казавшиеся удобными. Женщина присела в одно из них и устало провела по лицу руками. Посмотрела на Лилит задумчиво, слегка склонив голову набок. Рука ее потянулась в карман и выудила оттуда медный портсигар. Женщина неспешно открыла его и пробежалась пальцами по крученкам, будто выбирая. По небрежному щелчку ее пальцев на столе вспыхнул крохотный магический светильник с ручкой. Подкурив, женщина сделала глубокую затяжку, откинулась на спинку кресла и шумно выдохнула, подняв голову к потолку. Еще раз взглянув на Лилит оценивающим взглядом, жестом предложила присесть напротив себя. Девочка послушно села в кресло и закинула ногу на ногу, желая казаться более расслабленной, чем чувствовала себя на самом деле.

– Как зовут тебя, талантище?

– Лилит.

Женщина рассмеялась тихим, грудным смехом.

– Уже и псевдоним придумала, иш прыткая.

– Это имя.

– Пóлно врать. Самая ублюдочная на свете мать не назовет ребенка Лилит. Не на Севере.

Лилит не ответила.

– Впрочем, – женщина стряхнула пепел. – Неважно, как тебя зовут на самом деле. Настоящими именами мы здесь не пользуемся. Хочешь – будешь Лилит, хоть самим сатаной назовись – мне без разницы. Учти, я кого попало к себе не беру. Но ты ничего, симпатичная. Мелкая, правда, но пару лет мой чародей тебе накинет без проблем. А может и так все оставим. У гостей бывают свои причуды.

До Лилит наконец дошло, в чем дело.

– Вы не поняли… Эдне, да? Я не работать к вам. Я подругу ищу. Слушок ползал, что она тут у вас работает.

Женщина удивленно округлила глаза. Потом расхохоталась громче прежнего.

– А я, дура старая, думала ты шифруешься, – она утерла слезы. – Не пойми меня неправильно, многие хотят в Плети работать, да только не знают кого спрашивать. Большинство даже не знает, где. А ты не только отыскала место, еще и терлась тут без малого четыре дня.

– Так вы знали, что я тут?

– Девочка, я знаю обо всем, что происходит в моем заведении и вокруг него. Иначе не удержала бы дело и тамисы. Поделись, если не секрет, как ты нас нашла.

Лилит настороженно посмотрела на свою собеседницу. Она не была уверена, какие сейчас отношения между Плетью и ее старой бандой. Вернее всего было перестраховаться.

– Слухи, – уклончиво ответила она.

Женщина прищурилась, немного злобно, как показалось Лилит. Но лицо ее быстро расслабилось и приняло прежнее безучастное выражение.

– Своих сдавать не хочешь? Твое право. Не самое плохое качество, вызывает уважение. Поэтому я им тоже обладаю. Работа у меня такая – вызывать уважение.

Женщина замолчала, продолжая смотреть на Лилит. Та поняла, что Эдне ей ничего не скажет и поникла, зная, что ничего не может ни предложить, ни противопоставить этой женщине.

– Твоя подруга, которую ты ищешь… Кто она тебе? И пожалуйста, без вранья. Лжешь ты неплохо, но со мной не пройдет, даже не пытайся.

Лилит поддых ударило осознание того, что Эдне раскусила ее ложь. Она слегка стушевалась, но постепенно справилась с охватившей ее досадой и смущением.

– Мы приютские… – начала она.

Лилит рассказала ей историю о приюте, Тати и побеге, аккуратно избегая имен. Она старалась передать суть и не углубляться в детали, и внимательно следила за реакцией женщины. Та с интересом слушала, изредко задавая уточняющие вопросы. Лилит ожидала перемены в ее лице, когда рассказывала о нападении на настоятельницу монастыря, но Эдне оставалась бесстрастной. Впрочем, она едва заметно, но тепло улыбнулась, когда Лилит упомянула об освобождении сироток.

– Словом, – подытожила Энге. – Ты напала на спящую пожилую женщину, после чего вверила другой бездомной соплячке двадцать детей, половина из которых едва научилась ходить. И ты считаешь, что поступила правильно?

Лилит задумалась. Потом подняла глаза.

– Лучше чет сделать, чем вообще ничего. Так у них хоть был шанс.

Энге медленно кивнула. Немного помолчала.

– Хорошо. Теперь давай о тебе, – светильник снова загорелся. – Расскажи как тебя занесло в Синепалк, что с тобой было до приюта. И об этом вот, – она указала на клейма. – тоже расскажи.

Лилит немного растерялась. Прежде ей не приходилось суммировать свою биографию. Большую часть ее она активно пыталась забыть, и возвращаться в эти воспоминания совсем не хотелось. Рассказать о банде тоже, вероятно, придется. Но надо быть аккуратной в выражениях.

Она рассказала все, как есть, опуская лишь незначительные детали и компрометирующие подробности. Воспоминания из деревни, где она получила второе клеймо, были для нее особенно болезненными. Лилит почувствовала, что не сможет контролировать дрожь в голосе, и пропустила эту сцену, посмотрев на Эдне со смесью непережитой до конца боли и вины, словно прося разрешения не говорить об этом. Эдне почти незаметно улыбнулась уголками губ, но Лилит заметила этот простой жест и впервые за все эти годы почувствовала себя не наедине со своим прошлым, которое вечно нависало над ней угрожающей тенью.

– И сейчас ты живешь с чародеями?

Лилит кивнула.

– И как тебе с ними?

Она пожала плечами.

– Нормально. Я в банду пыталась вернуться, но старший попер. Чародеи учат и кормят. Я взамен слежу за зверьем и за домом.

Эдне пристально посмотрела на нее.

– И что ты планируешь делать дальше?

– Не знаю, – немного подумав, ответила Лилит.

– Подытожим. Тебя приютили на неопределенный срок, будем честны, из жалости. Как думаешь, как скоро эта жалость пройдет и им станет неуютно жить с почти взрослой козой, которая ни чеканки не зарабатывает?

Лилит отвела взгляд.

– Ты талантливая, я это вижу. Многое понимаешь. Три года в банде совсем соплячкой, а обе руки на месте, и голова еще на плечах. Вот что, Лилит. Мое предложение в силе. Поработаешь у меня луну-другую, глядишь и про подружку свою что узнаешь. Если для тебя это, конечно, важно. Заработаешь на свое жилье, встанешь на ноги. Работай исправно, а деньгами я не обижу. Подумай. Только не слишком долго. Вакантные места у меня закрываются быстро.

– Я подумаю.

– Вот и славно. Приходи через пару дней. Туда же, к задней двери. В этот раз три дня ждать не придется.

Подали вино. Варац кивнул, не глядя на официантку.

– Любопытно, – он принюхался, глядя на Лилит поверх бокала. – Из банды и башни чародеев в бордель… Интересная карьерная лестница, вынужден признать.

– Куда уж интереснее, – Лилит сделала глоток, и лицо ее невольно приняло выражение приятного удивления. Вино было отличным, возможно лучшим, что она когда-либо пробовала. Варац улыбнулся. – А вы знаток, кирье. Да… Я Плети многим обязана. Именно там я научилась работать с информацией. И находить тех, кто готов за нее заплатить.

– А-а, – он щелкнул пальцами. – Имеет смысл! Сама додумалась?

– Случайно вышло. Когда вертишь в руках чье-то сознание, бывает тяжело справиться с искушением залезть, куда не просят.

Варац поморщился.

– Борьба с искушениями это что-то из церковной академии. Давай вот без этого, пожалуйста. И как же ты чаровала в бордели, позволь поинтересоваться? У меня множество догадок, одна лучше другой!

– Так, как ты, вероятно, себе представляешь. Рассказываю дальше?

Варац с готовностью кивнул.

Огненная плеть была закрытым клубом, работающим исключительно по спискам. Войти туда могли только те, за кого готовы были поручиться уже доверенные гости, более того, единовременно один член клуба мог привести с собой только кого-то одного. Плеть брала дорого, но гарантировала строжайшую конфиденциальность, безопасность и самый широкий спектр услуг. Судя по всему, модель работала; к моменту прихода Лилит Плеть под началом Эдне стояла в Синепалке вот уже двадцать лет.

Совсем скоро Лилит была знакома с каждым из постоянников, знала их вкусы, места работы, расписание и привычки. В Плеть часто приезжали издалека; нередкими гостями были высшие церковные чины, из тех, кого никто никогда не видел в лицо. При общении они казались нормальными, почти приятными людьми, вопреки расхожему среди безбожников мнению, что высокопоставленные церквуши обязательно должны обладать рогами, копытами, и питаться исключительно детьми. Гости обсуждали интересные вещи, не всегда Лилит понятные. Они сыпали незнакомыми именами и невообразимыми суммами в своих речах, говоря о наследствах, претензиях архонов на земли и знатных родовых домах… А Лилит слушала. И запоминала. Запоминала то, из чего могла вынести толк, и зазубривала то, из чего не могла. Пробелы в знаниях приходилось закрывать, невзначай задавая вопросы Идри и Дарири, и Лилит делала все это, повинуясь неясному звенящему чувству, что она невольно оказалась в самом центре чего-то важного. Что через ее руки текли невероятной ценности сведения, и все, что нужно было сделать – вовремя сжать ладони. Этим она и занималась, грея уши в рабочие часы, и неслышно перебирая губами в гримерке, стараясь не забыть очередное заковыристое имя. Благодаря этому и учеба в башне пошла легче: Лилит, которой все еще сложно было складывать слова в предложения, начала практиковаться усерднее, надеясь найти полезное применение навыку чтения. Наверняка в городских архивах немало информации, которая отлично дополнит ту, что она получала в Плети. Цепкий ум молодой бандитки увидел возможность и ухватился за нее, как за обещание чего-то интересного и как за перспективу лучшей жизни. Лилит впервые подумала, что однажды хотела бы не иметь старшего. Работать для себя, так, как сама того захочет. И она двигалась к этой неясной, полуоформившейся мечте, как то было ей доступно: болтая с девочками в гримерной, слушая гостей, читая и стараясь быть везде и быть невидимой.

Бумаге свои наблюдения она не доверяла. У мадам Эдне было всего три неукоснительных правила: хранить чужие тайны, не использовать имен и никогда не появляться в Плети, не нося морока. Прочие правила, более мелкие, носили более гибкий характер, за нарушение же этих трех… Никто не говорил этого вслух, но все понимали, что случалось с теми, кто их нарушал. Лилит понимала этот порядок: мадам охраняла огромное количество тайн, защищала их, себя и своих работниц. И, конечно же, свое дело. Лилит понимала и то, что стоит ей по неосторожности обронить кривую заметку, или дать мадам повод для подозрений, что она собирается как-то воспользоваться полученной информацией, и следующей исчезнет уже она. Доверять Лилит могла лишь своей памяти, не самой лучшей на свете, но молодой, гибкой и способной обучаться.

Работа была устроена так: когда Лилит только вышла, ее отвели в небольшую комнатку к чародею-иллюзионисту. Чародей был пожилым, почти дряхлым, запросы слушал неохотно, и в разговоре смотрел в пространство сквозь собеседника. Для каждой из работниц он создавал уникальный образ с описания мадам, который был привязан к кольцу. Таким образом чародею не нужно было поддерживать иллюзии постоянным усилием воли – эту функцию за него выполнял зачарованный предмет.

Лилит оставили ее волосы и рост, поменяли цвет глаз на менее приметный карий, сделали кожу не такой бледной, и изменили лицо – форму челюсти, нос, лоб и надбровную дугу.

– Легкий случай, – сказала ей мадам. – Была симпатичная, стала красивая, привыкнешь быстро.

– А бывает иначе? – Лилит пялилась на себя в зеркало и ощупывала новое лицо, пытаясь понять, ощущается ли оно иначе. Она выглядела старше, более зрелой. И действительно, иллюзия была пленительно красива.

– Конечно бывает. Если всю жизнь живешь с дефектами, и смотрят на тебя, как на дефектную, вжиться в образ статной красотки довольно трудно. Мне ли не знать, – усмехнулась мадам. – И все-таки рекомендую поносить морок в свободное время. Выйти на улицу, познакомиться с кем-то. Обвыкнись в новой шкуре, почувствуй власть своего образа. С девочками поговори, они посоветуют чего полезного.

Поначалу Лилит работала в зале, обслуживая столики. При этом ей полагалось выглядеть безупречно, улыбаться и всячески очаровывать обаянием. Это давалось труднее всего; Лилит не понимала той власти, которую над другими имела красота. Она никогда не чувствовала ее в себе и не умела с ней обращаться. Присущая ей отстраненность тоже этому не способствовала, ровно как и неумение спрятать свою неприязнь к некоторым клиентам. Это было нередкостью: Лилит с детства ненавидела церковников, и, как она ни старалась это скрыть, отвращение все равно просачивалась наружу, и гости это чувствовали.

Однажды она поделилась этой проблемой с танцовщицей, которая казалась ей чуть добрее и мудрее остальных: ее морок представлял собой крупную даму в теле, она носила мягкий корсет, подчеркивающий складки. Ее звали Диззи.

Выслушав проблему Лилит, Диззи посмотрела на нее через отражение в зеркале, прервав нанесение пудры.

– Наша мадам – бесконечно мудрая женщина. Она понимает, что эта работа ломает. Как ни крути не верти, ломает. Ты думаешь, все эти иллюзии и псевдонимы – для безопасности? Брехня. Это чтобы мы не свихнулись и не снюхались, – кисточка бодро плясала по румяным щекам Диззи. – Не понимаешь, нет? Новое имя, новая внешность. Мой совет: оставляй себя за стенами Плети. Тебе противны эти боровы? Так придумай ту, кому не противны. И будь ею. Играй роль, пока сама не поверишь в нее.

После этого разговора Лилит взглянула на вещи иначе. Ее персонаж ожил, обзавелся своим именем, повадками, привычками и характерными жестами. Лилит почувствовала уверенность, и это стало проявляться в работе: гости здоровались с ней по имени, звали пообщаться, угощали. Она даже начала получать удовольствие – образ притягивал жадные взгляды, приковывал внимание, вызывал интерес. Лилит посещали новые чувства, прежде ей почти незнакомые: власть, контроль, обладание. Она ощущала себя центром внимания, объектом вожделения, чувствовала, что ей дана власть управлять и манипулировать. Это пьянило.

В какой-то момент мадам вызвала ее к себе.

– Итак, – Эдне закурила. – Я вижу, ты вполне освоилась. Хватит тебе вино в бокалы подливать. Пора повышаться.

По спине Лилит пробежал холодок. Она моментально вышла из образа и поспешила снять с себя кольцо.

Эдне откинулась на спинке стула и долго, неотрывно смотрела на Лилит.

– Каждая из моих девочек, – продолжала мадам. – предоставляет определенный спектр услуг. Помимо шоу и работы в зале. Как ты понимаешь, именно это – мой основной источник дохода, и я не могу держать у себя кадры, которые не приносят прибыли.

Она стряхнула пепел и снова сделала паузу, изучая реакцию Лилит.

– Однако же, – голос ее немного потеплел. – Не в моих правилах принуждать девочек делать то, чего они делать не хотят. Пока твоя работа окупает занимаемое тобой место, мне все равно, как именно ты этого добьешься. Секс – самый простой путь. Но ты, как умная и талантливая, вполне можешь пойти путем посложнее.