Вавилон. Пламя

Капитан коротко кивнул.

– Слушаю.

– Жена историка, которую вы ищете. Амэ. Она мертва. И мне известно, кто убил ее.

Капитан не переменился в лице.

– Едва ли северная бандитка расследует тщательнее, чем вся городская стража. С чего мне тебе верить?

– С того, что я слишком умна, чтобы тебе врать. Я в Чинджу не первый день, и знаю, что ты хорошо делаешь свою работу. Именно поэтому в городе на моей памяти никогда не было настоящих банд. Тем сильнее я удивилась, когда узнала, что такая все-таки завелась.

Капитан отстраненно прокашлялся.

– Ты же понимаешь, что мне не нужен повод, чтобы арестовать тебе и бросить в казематы? – спросил он, чуть хмуря брови.

Лилит легко повела ртом.

– Может, я и не аньянгка, но я хорошо знаю аньянгские законы. Тебе нужны доказательства, либо чистосердечное признание. А у тебя нет ни того, ни другого, – Лилит склонила голову набок, глядя на то, как молодые новобранцы отрабатывают удары на чучелах. – Конечно, ты можешь приказать запытать меня, пока я не сознаюсь в чем угодно. И это будет твое право, разумеется. Нарушающее закон, но разве закон применим к собственной исполнительной руке?

Капитан скрестил руки на груди.

– Ты знаешь, какие в нижнем мире правила. И понимаешь, чем я рискую, просто приходя сюда, – сказала Лилит. – Я пришла не ради лжи и траты твоего времени. Я пришла заключить сделку.

– И что заставило тебя думать, что я соглашусь? – со вздохом спросил капитан.

– Даже не знаю. Может, пиратское судно в порту, полное награбленного в вашей провинции добра? Или сульянский корабль с кучей контабандных гидр на борту?

Капитан повернул на нее голову. Лилит улыбнулась.

– Это лишь говорит о том, что ты рассудительный человек. Который не хочет устраивать резню с кровожадными оренхайцами, или ставить палки в колеса влиятельной Купеческой Гильдии. Я это уважаю. Компромиссы неизбежны, капитан, если бы я в это не верила, я бы не стояла сейчас перед тобой.

– Твое мнение меня мало волнует, – ответил капитан, возвращая взгляд на новобранцев. – Что ты можешь предложить?

– Для начала, тело Амэ. Чтобы ты мог убедиться, что я не вру. Она была отравлена безболезненным ядом, по собственной просьбе. Она болела. Хьюгальвон. Посещала местную знахарку, которая может подтвердить мои слова. Яд сделал мой друг. Что формально нарушает закон, но я надеюсь на твое понимание. Сам знаешь, как больные этой дрянью мучаются.

Капитан кивнул с неслышным вздохом.

– Допустим. Если вскрытие действительно подтвердит твои слова. Что дальше?

– Дальше я займусь тем, чтобы принести тебе голову главаря. Я бы убрала всю банду, будь у меня побольше времени, но мои руки связаны. Они пожмутся, вы их покошмарите, устроите показательную порку, – Лилит помотала запястьем в воздухе. – Я со своей стороны тоже помогу им одуматься. Они пойдут на сотрудничество.

– Верю с трудом.

– Поверил бы, будь у меня с собой список, – вздохнула Лилит. – В любом случае, если я лягу в процессе, ты ничего не потеряешь. Денег я не попрошу.

– Но что-то попросишь. Вы как паразиты, вечно норовите к чему-то присосаться.

– Самую малость. Я знаю одну наемную убийцу, и знаю, где она обычно отдыхает. Подергайте ее для меня, чтоб занервничала. Поймать вряд ли получится, но можете попробовать, конечно.

Капитан неожиданно рассмеялся.

– И как у тебя, мразоты, наглости хватает? – спросил он с интересом, будто искренне желал услышать ответ.

Лилит слегка улыбнулась, и пожала плечами.

– Банда, может, и небольшая, но влиятельная. Что у них есть на тебя, на твоих капеулов? Признайся, они держат тебя за яйца. И будут выкручивать их чем дальше, тем сильнее. Я предлагаю тебе решение: не нужно марать руки о мразь, не нужно раскошеливаться, надо просто сидеть ровно на своей свинской жопе и ждать, пока я не принесу все твои проблемы завернутыми в лен. Ты заберешь себе все лавры, сохранишь кресло, покой горожан и жизни своих подчиненных. Все, что я прошу взамен – погонять по городу девку. Даже слепец увидит, какая это выгодная сделка, капитан. Вообще-то теперь, когда я ее озвучила, она мне кажется даже слишком щедрой, – Лилит скрестила руки на груди. – Поэтому я дополнительно попрошу о неприкосновенности до конца сезона. Для меня, и моего друга.

Капитан долго смотрел на нее, потом вернул взгляд на новобранцев. Наконец он вздохнул, и поморщился.

– Приноси тело. Вернемся к этому, если вскрытие подтвердит твои слова.

Лилит протянула капитану руку, и он с неохотой пожал ее. На этом они расстались, и Лилит направилась к каналам, чтобы потратить следующие полдня на выуживание и транспортировку поеденного крысами и начавшего разлагаться тела Амэ.

Когда она вернулась домой, измотанная и желающая лишь лечь спать, она застала студию пустой, с выключенным светом. И замерла на пороге, словно зверь, учуявший на своей территории чужой, враждебный запах.

Без присутствия Вараца студия казалась совсем иной. Свет падал иначе, воздух пах по-другому. Углы выглядели чужеродно, словно пространство исказили. Будто в комнате, которую ты видел множество раз, кто-то без твоего ведома передвинул мелкую вещицу, и неуловимая перемена ввинчивалась в мозг и пытала его неуютным ощущением вторжения.

Из манящего, почти живого в обещании мягкости лежбища кровать превратилась в холодный предмет интерьера, полный молчаливого безразличия. Занавески были пыльны, лабораторная стойка грязна, колбы покрыты копотью. Пространство было мертво, и ощущение этой мертвости пропитывало, почти пронзало.

Лилит стоило определенных усилий вступить в это мертвое пространство, и закрыть за собой дверь. Она зажгла свет, и подогрела воду. Открыла балкон, выкурила одну из двух оставленных ей чародеем крученок. Понимая, что у нее едва ли получится уснуть, Лилит заварила себе чай и пробежалась взглядом по бумагам, разбросанным на столе. Бумаги были исписаны незнакомыми ей начертаниями, и Лилит быстро бросила попытки в них разобраться. Вместо этого она подошла к книжной полке и оглядела корешки книг с полустершимися названиями. Они тоже мало о чем говорили; большинство упомянутых в них слов Лилит видела впервые. Тихо выругавшись, Лилит ушла в другую комнату и села возле Ежа, облокотившись о него спиной. И довольно долго сидела так, пока не ощутила, что не сможет сжиться с этим неуютным чувством, которое отказывалось покидать ее. Она переоделась, и покинула студию, надеясь вернуться к себе через прогулку по ночному городу.

Чародей направлялся к утесу. В нем взыграли драматичные чувства, и душа его жаждала одиночества и красивого вида на бескрайний океан. Подобные настроения для него были привычными, стихийными и ни от чего не зависящими. Они просто иногда случались, и Варац позволял им жить внутри себя, пока им самим не наскучит, и они не пойдут донимать кого-нибудь еще.

Пригородная часть Чинджу уже почти спала. Из редких минок еще доносились голоса и пробивался свет, но окна неумолимо гасли один за одним. Чародей держал взгляд на горизонте, на той его части, где еще виднелся едва различимый бледный след закатившегося солнца.

От полного безветрия ночь была душной. Утомленная дневным зноем земля отдавала накопленный жар в воздух, напитанный морской влагой. Чародея это не смущало; после суровых пустынь Сульяна Аньянг с его умеренно-жарким климатом был раем на земле. На Островах от тропических проливных дождей и буйных лесов, полных болот и рек, дышать и вовсе было невозможно. Но хуже всего был Север, потому что там мешал дышать вовсе не климат. К погодным условиям можно привыкнуть. Можно отстроить города посреди пустыни и превратить страну в центр мировой торговли. Можно не просто выжить, но процвести, живя в непроходимых лесах, разбросанных по сети архипелагов. А что можно сделать, если однажды великую цивилизацию разнесли по камням, предав огню прогресс многих столетий? Север был единственным государством, в котором не было собственного языка. Больше не было, по крайней мере. Варац не был традиционалистом, даже совсем наоборот, имел привычку пренебрежительно относиться к тем, кто сопротивлялся прогрессу. Однако, существовала разница между прогрессом и переменами. И в нынешнем своем состоянии Север был не в авангарде, но в опале; стагнирующий и невежественный, без культуры, идеи и идентичности за пределами ламбианской религии. Бравирующий своей армией и званием избранной богом державы, ведомый королем-марионеткой и существующий ради существования, а не ради развития.

Рассуждать об этом можно было бесконечно. Рассуждения и спекуляции успокаивают; когда находишь в чем-то смысл, пусть и кажущийся, мириться с реальностью становится легче. Варац знал, что это иллюзия. Знал также, что Лилит непременно поспорила бы с ним, окажись она рядом. Но прелесть была именно в том, что рядом никого не было. Только океан, спокойный и молчаливый, который отказывался разжигать диспут. Варац благодарно кивнул ему за это.

Он остановился, достигнув искомого каменного утеса поодаль от минок и бараков. Варац выглянул вниз, на пляж, различив в воде расставленные на ночь рыболовные сети.

Мысли его текли в привычных направлениях, омывая давно известные ментальные камни. Варац искренне восхищался теми, кто мог комфортно существовать в собственной шкуре. Теми, кто научался этому за ту короткую жизнь, что была им отведена, не нуждаясь в искусственном ее продлении с помощью достижений алхимии. Но и о своей судьбе он не горевал. Он вообще ни о чем не горевал уже много лет.

Чародей присел, подобрав под себя ноги, и закурил, слушая тихий шум прибоя.

Остаток ночи Лилит провела на городской площади, просидев на деревянном помосте до рассвета. Время текло тягуче, медленно и неохотно, ближе к утру город окончательно затих и опустел, и Лилит слышала, как в подворотнях просыпаются бродячие псы. Слышалось далекое пение птиц, доносившееся из окрестных лесов. Лилит машинально проводила взглядом пошатывающегося прохожего, последнего из гостей трущобных наливаек. Прохожий остановился и долгое время смотрел то ли на нее, то ли сквозь нее расфокусированным взглядом, после чего вернулся на свой пролегающий к высокому маршрут.

Медленно вздохнув, она поднялась с помоста. Нужно было возвращаться в студию, и встречаться с реальностью. Если Варац до сих пор не объявился, то уже и не объявится. Лилит оттягивала этот момент как могла, но дольше ждать было нельзя. Слух о том, что она ходила к капитану, уже должен был проползти по городу. И ответого хода Дори следовало ожидать в любой момент.

Лилит двинулась в сторону трущоб. Она проходила мимо ватаги сонных пекарей, которые традиционно открывались первыми в городе. Звенели ключи и колокольчики на дверях, кто-то намывал витрины и окна, откуда-то уже доносился запах зарумянившегося теста. Солнце потихоньку всходило, сопровождаемое вялой утренней болтовней ранних горожан. Едва-едва уснув, Чинджу просыпался вновь.

Лилит бегала глазами по улице, по давно выработанной привычке выискивая потенциального врага. Заметив аньянгку крепкого телосложения с даллом на поясе, Лилит резко затормозила и нырнула в один из переулков. По пути до студии ей встретилась еще парочка ребят, не вызывавших сомнения в принадлежности к банде. Лилит задержалась возле них достаточно, чтобы увидеть, как они беседуют с уличным торговцем.

Добрашись до трущоб, какое-то время Лилит просидела под наружной лестницей, прислушиваясь и оглядывая окрестности. Женщина из дома напротив вешала белье в небольшом общем дворике, зычно распевая народные аньянгские песни. Чуть поодаль на забор карабкались дети, создавая своей игрой немало шума. Услышать что-то еще было невозможно, и Лилит, выглянув из укрытия, незаметно шмыгнула за угол дома. Вместо главного входа она вскарабкалась на пристенок, оттуда – на кусочек крыши, и перепрыгнула на балкон.

К ее облегчению, Варац был дома. Он встретил ее насмешливой улыбкой, орудуя за алхимической стойкой.

– Как эффектно! – прокомментировал он, и Лилит не удержалась от поклона в пояс. Ей было радостно застать чародея живым и в добром здравии.

– Что варим? – она прошла в комнату.

– А. Чушь какую-то, – отмахнулся Варац. – Юки попросила.

– Снадобье от твоего идиотизма? – Лилит плюхнулась на кровать. – Ты о чем думал, когда ушел вчера один?

– О том, что мне нужно подумать, и отдохнуть от твоего невыносимого общества, – Варац приблизился к кипящей жидкости, высматривая в ней что-то одному ему ведомое. – Ты что, спала в подворотне? Выглядишь ужасно.

– Подозреваю, – Лилит скинула легкую жилетку и направилась в сторону умывальни. – Не спала. Гуляла по городу.

– Опять достопримечательности?

– Нет. Думала и отдыхала от твоего невыносимого общества.

– Удивительно здравая затея. Не ожидал от тебя, признаюсь честно, – он растер между пальцев соцветие, кроша в отвар желтую пыльцу.

Лилит умылась, и громко сказала:

– В городе бардак. Если решишь выйти из студии, я хороню тебя спустя один удар сердца.

– По причине?

– По причине я подхлестнула Афаа. И если мы ей попадемся теперь, раздумывать дважды она не будет. Ставки поднялись.

– То есть, твой изумительный план был в том, чтобы запереть нас в студии бог знает на сколько? Дорогуша, я начинаю всерьез ставить под сомнение твою компетентность.

– Тогда хорошо, что ты не знаешь всего моего плана. Тогда бы ты поставил под сомнение еще и мой рассудок.

– А это уже давно закрытый вопрос, что ты его напрочь лишена, – Варац подбросил в руке деревянную палочку, которой мешал отвар. – Ну, будет повод углубиться в исследование. Это-то не запрещено пока?

– Ой, да прекращай жаловаться, – фыркнула Лилит, набирая купальню. – Кто еще тут ребенок. Игрушку тебе купить на ярмарке, может?

– Смотря какого рода игрушку, – ответил чародей со смехом, и Лилит красноречиво закрыла дверь в умывальню, не желая продолжать этот разговор.

– Будь она здесь одна, я бы заманила ее сюда, – Лилит подвязала мокрые волосы. – Но у нас еще целая переменная, которая рыщет по городу в поисках меня. И что-то подсказывает мне, что они работают вместе.

– Афаа и этот твой, как его там?

– Дори. Ему нужно от меня избавиться, и он уже сотрудничал с Льгашмыном. Вряд ли теперь он отказался от возможности спрятаться за спину кого-то посильнее.

– Будем сидеть и ждать? Я не против, – Варац подкурил. – В затворничестве есть свой шарм. Может, еще хоть одну скульптуру успею сделать. Уродскую какую-нибудь. На аукционах после смерти художника даже самый невообразимый кошмар уходит за невероятные деньги, хоть повеселюсь напоследок.

Лилит тихо фыркнула.

– Твое неверие ранит меня, дорогуша. На ожидание у нас нету времени. Придется рискнуть.

Варац с улыбкой выдохнул дым.

– Разумеется.

– Оставь самолюбование на потом, идет? Я пойду к Дори на разговор. В это время ты остаешься здесь, и будешь ждать Афаа. Я могу ошибаться, и она может не прийти. Но если придет, уходи по крыше. До другого козырька, вниз по лестнице, и в порт, к Минг и Сакусэ. И не надо мне тут про “только дураки бегают от смерти”. Ты дурак, уважаемый чародей, притом еще какой. Тебе от нее положено бегать, ясно?

– Побереги дыхание, кирья, – Варац стряхнул пепел. – Я согласен на твои нелепые игрища. Я только-только начал, – он кивнул на кипу бумаг с рунами. – И начало очень многообещающее. Будет обидно не дожить до самого интересного.

– Рада слышать.Жди, и не вздумай открывать дверь. Если будут стучать, уходи через балкон.

– Какая драма, – Варац игриво округлил глаза. – В жизни не доводилось сбегать через балкон, веришь? Будет любопытно попробовать что-то новое.

– Что, не удирал от мужей любовниц? – со смехом спросила Лилит, исчезая в арке. – Не верю.

– Какая пошлость, – фыркнул Варац. – Ты совершенно кошмарна.

– Каюсь! – крикнула Лилит из другой части студии.

Вплоть до ее ухода этим вечером они больше не обмолвились ни словом. Лилит была погружена в свои мысли, Варацу неведомые, и размеренно собиралась. Она переоделась, подвязала волосы, размялась, надела оружие, и долго сидела на полу с прямой спиной и чуть опущенной головой. Чародей то и дело поглядывал на нее, но не прерывал.

– Если не вернусь к рассвету, советую уйти из города, – сказала она, стоя в дверях. – Хотя ты вряд ли меня послушаешь.

– Истинно так! – Варац ободряюще подмигнул ей на прощание. – Постарайся выжить, дорогуша.

– Ничего не могу обещать, – Лилит вышла за порог.

Дверь за ней закрылась. Варац отвернулся, снуя взглядом по комнате.

Заново заведя начавшую терять скорость ручную центрифугу, в которой крутились четыре склянки заказанного отвара, Варац вздохнул. Еж застенчиво, но пристально наблюдал за ним из дверного проема, посверкивая алыми глазами. Варац склонил голову, разглядывая свое творение.

– А по мне так ты отвратителен. Понятия не имею, что она в тебе нашла.

Еж ответил сердитым молчанием. Чародей улыбнулся и махнул рукой. Он обратил свой взгляд на книжную полку, на темно-синий переплет довольно толстого тома, одна лишь мысль о котором скручивала желудок тоскливой скукой. Это был рукописный труд теории о дикой магии, который Варац так и не смог одолеть в силу невероятного занудства автора и его патологического неумения складывать слова в предложения. Чародей прокрастинировал его чтение, как мог, но необходимость загнала его в тупик. Ворча, Варац взял книгу в руки, сдул с нее пыль, и уселся возле балкона. Он распахнул фолиант на первых страницах. Глаза его упали на полустершиеся чернильные завитки:

“В чем дикость так называемой “дикой” магии? Не в том ли, что человеку свойственно отчуждать от себя все ему неподвластное, как кочевые племена непризнанной земли или леса, густящиеся в закоулках неизведанных островов…”

Варац шумно выдохнул, из груди его вырвался непрошенный стон.

– Ненавижу словоблудов… – недовольно проворчал он и снова уткнулся в книгу, надеясь найти в труде автора хоть что-то полезное. Или, по крайней мере, удобоваримое.

“Как неизвестны нам истинные источники дикой магии, так и подлинные пределы ее могущества. Существа, наделенные способностью управлять потоками дикой магии, дики в той же степени, и даже обнаружить их задача почти невозможная, не говоря уже о том, чтобы изучить их. Дикая магия не изучена, а потому не поддается никакой классификации. Подобно…”

– Бла-бла-бла, – пробурчал Варац, пробегая глазами по диагонали очередную порцию безвкусных с его точки зрения метафор и неуместных сравнений.

“…лишь несколько известных нам существ. Северная крень, южная кицунэ, островная торва – все это разумные существа, скрывающиеся от людей, позволяющие себя обнаружить лишь если сами того захотят. Показания тех, кому удалось пережить встречу с ними, больше напоминают художественный стих или бред сумасшедшего. Часть из них после таких встреч совершенно утратили рассудок. Или приоткрыли для себя двери к пониманию того, за пределами чего познаваемое человеком более не может существовать.

Ясно одно – дикая магия чудовищно опасна, и жестоко наказывает за любые попытки себя познать. Как и в каких формах она существует, не поддается привычным способам академического изучения. Все, кто контактирует с ней, либо тщательно скрывают ее секреты – как дикие ведьмы ковенов, о которых сообществу, так же, известно чудовищно мало – либо погибают, либо теряют способность изъясняться в понятных человечеству терминах. Предполагается, что чары связаны с дикой магией в той же мере, в какой с ней связаны бесплотные демоны, они же духи, они же ионхон, они же вайруба… То есть в неизвестной мере. Существуют обширные споры на тему того, что было первым, что подчинено чему, и подчинено ли в принципе. За неверифицируемостью большинства теорий следует мистификация и уход рассуждений от академических в философские и религиозные. Таким образом, бесплотные сущности, их силы и мотивы нашли себе пристанище в различных верованиях мира, и объясняются через призму религиозных воззрений каждого конкретного из этих верований. Чем дальше, тем труднее сообществу смотреть на эту область, как на поле для исследований и экспериментов, и тем сильнее укореняется в народе мистификация, и, как следствие, сакральность и неоспоримость того, что однажды было предметом споров, дебатов и полем для поиска истины. Последний значимый эксперимент, давший результаты, был проведен известным всем нам демонологом Двольфиусом Аретинским. Свойства и схемы работы демонических печатей, его творения, до сих пор малоизучены – демонолог сам не представлял, что ему удалось создать, как и все человечество вот уже много сотен лет”.

Варац ненадолго оторвался от книги, чтобы протереть глаза. Потом усилием воли вернулся к чтиву, полный решимости сидеть за ним, пока его не осенит, или пока в дверь не постучат. Впереди у него была очень длинная ночь.

Стоило Лилит выйти на улицу, как вся ее решимость испарилась в воздухе. Неуверенность и сосущее чувство пустоты там, где раньше была правая кисть, вновь взяли ее за горло. Но отступать было слишком поздно. Лилит сглотнула ком и прибавила шагу.

Она прошла от силы пару улиц, прежде чем напоролась на громил Дори. Она остановилась, смотря на то, как они кивают на нее и переговариваются между собой. Подождала, пока они подойдут. Лилит понятия не имела, какой именно приказ они собирались исполнить, и решила перестраховаться:

– Рассвет, ребята, – поздоровалась она. – К главному отведете? Поговорить бы с ним.

Они переглянулись.

– Те из города было сказано валить, – сказал один из них.

– Так штиль уже третий день.

– Ножками, значит, – сплюнул второй. – Тупая чтоль?

– Да ей помочь надо просто, – третий с угрозой шагнул к Лилит. – Виш не понимает языком.

– Все понимаю, ребят, – Лилит миролюбиво подняла руки в воздух. – Дайте поболтать с Дори. Вы ж меня знаете, я своя.

– Свинская подстилка ты, а не своя, – с пренебрежением сплюнул первый. – Шваль разъездная. Ща пинками тя за ворота…

– Ты, сука, пятки нам целовать должна, что мы тя просто так отпускаем, а не заживо хороним, – поддакнул второй.

– Про свинскую подстилку это верно, – Лилит слегка расправила плечи, принимая более расслабленную позу. – Не верю, что Дори не хочет знать, о чем я договорилась с капитаном. Хочешь мне врезать прям на улице— валяй, – она повернула голову, подставляя скулу. – Проверим, кто тут окажется раньше – ваши или стража, а?

– Слышь, сука, – третий схватил ее за заднюю часть шеи, и опасно приблизился, гневно буравя ее взглядом. – Я тя прямо тут зарою, поняла?

– Руки убрал, – процедила Лилит, кладя руку на меч. – Мне за тебя, мразоту, нихера не будет. А тебя в казематах сгноят.

Второй бандит положил руку на плечо третьего.

– Харош. Падла того не стоит.

Третий резко убрал руку, с отвращением косясь на Лилит.

– К главному захотела? – первый подбросил в руке танто, и убрал его в ножны на поясе. – Пошли. Послушаем, на каком языке ты, сука, умолять будешь.

Лилит молча шла за ними, пока они не достигли до норы. Та была почти пустой: был занят лишь один стол. Дори хмуро посмотрел на вошедшую ватагу.

– Додумались-таки? – спросил он, маня их рукой.

– Хер там они додумались, – вклинилась Лилит. – Я сама попросила.

– Поболтать хочешь, Фиалочка? – вздохнул Дори, опираясь руками о стойку. – Все не уймешься?

– Все не уймусь, – кивнула Лилит. – По последней кружке, Дори. За старые времена.

– Сентиментальные девки, – Дори коротко кивнул. – Оружие возьмите у нее, и валите. Мы поболтаем.

Громилы исполнили приказ. Лилит протянула им хэй и позволила себя обыскать, неуютно ежась от грубых прикосновений чужих рук. Забрав меч и кивнув Дори, громилы вышли из норы вместе со столом, который взял недопитые кружки с собой на улицу. Нора опустела. Лилит прошла вперед, и села за стойку. Дори достал две кружки, и неспешно наполнил их соджу.

– Ну, рассказывай, – он протянул ей одну. – О чем свиньям настучала?

– Тебя даже не упоминала, – Лилит глотнула. – Один труп закрыть надо было. Его сдала, и все.

– И все, ага, – фыркнул Дори. – Думаешь, я совсем кретин? Ты полдня в гарнизоне торчала.

– Потому что двадцать раз по кругу объясняла каждой свинье, зачем пришла. Ты ж по бумажкам, должен знать какая у вас бюрократия конченная.

Дори неохотно кивнул.

– Есть такое. Ну и че приперлась тогда?

– Поздравить. Отличная работа, Дори, – Лилит приподняла кружку. – Горжусь тобой, без всяких. Всегда уважала тех, кто понимает ценность правильных сведений. Так постоишь за стойкой несколько лет, уши погреешь, и все, готов. У наших же у всех язык как помело.

– А так и не скажешь, да? – хмыкнул Дори. – Вроде умнее народ должен быть, а хер там. Но ты тоже ничего, Фиалочка, под тебя хер подкопаешься. Язык за зубами, и ничем не развяжешь.

Они чокнулись.

– Че грохнуть меня не приказал? – поинтересовалась Лилит. – Я однорукая, сейчас сам бог велел.