Вавилон. Пламя

Она не считала дни, хотя, вероятно, стоило бы. Лилит подумала об этом, когда прикидывала, сколько у человека должно уйти дней пути, чтобы покрыть расстояние, которое упряжь лошадей прошла за тамису. По всему выходило, что совсем скоро они должны были достигнуть окрестных деревень Чинджу. Однако, тракт все еще пустовал – за дни путешествия они не встретили ни души.

Был еще один фактор, который торопил ее, помимо горящего заказа и постепенно гниющей руки. Макушка неприятно зудела, особенно с утра, и Лилит знала, что это значит. Опасения подтвердились, когда она ощупала голову под волосами и обнаружила два нароста, окруженные слегка воспалившейся кожей.

– Сука, – только и сказала она, затягивая извечный высокий хвост. – Никакого покоя.

Вечерами, когда Минг и Сакусэ уходили, а Лилит и Варац устраивали ритуальные посиделки у костра, их обоих одолевали тяжелые мысли. Как бы они не бодрились, ночь встречи с сатори не прошла для них бесследно, и живые воспоминания то и дело настойчиво стучались в голову, напоминая о тьме, которую они оба почувствовали. В себе, и друг в друге.

Лилит одолевала усталость. Ей надоело, что за ней по пятам ходит тень пережитого, ни на миг не оставляя ее в одиночестве. И тень не только той наполненной агонией ночи; она никак не могла ухватить пустоту в своей памяти. Понять, что она забыла, и где искать это забытое. Неопределенность изводила ее, и в конце концов она бросила всякую рефлексию. Когда ее снова одолевали воспоминания, Лилит встряхивала волосами, подкидывала в костер веток и насильно заставляла себя думать о заказе, работе и охотниках.

Варац ощущал нечто похожее: его тоже насильно тянуло куда-то вглубь своей головы, и он чувствовал, что теряет контроль над собственными мыслями. Они отчаянно бились в черепной коробке, отдаваясь в голове неритмичными ударами, вызывая тремор, тревогу и усталую ненависть. Он смотрел на хмурую Лилит, в аметистовых глазах которой отражалось пламя, и понимал, что она проходит через нечто похожее. Только для нее это, скорее всего, в новинку.

Каждые несколько лет наступал такой период, когда воля чародея истончалась, и контролировать себя становилось трудно, почти невозможно. Обычно он справлялся с этим, изолируясь в студии в компании веществ, алкоголя и скульптур. В последнее время, за счет определенных каждодневных ритуалов, придающих ему уверенности и сил своим постоянством, подобные эпизоды практически перестали случаться. Однако нервная встряска, которую ему довелось пережить, пошатнула хрупкий внутренний баланс, разметав выстроенные поддерживающие леса. В результате Варац оказался в ситуации, когда под рукой не было ни привычных способов справляться с собой, ни ритуалистики, чтобы облегчить свое состояние, ни чего-то, что можно было бы использовать в качестве анестетика. Пока он держал себя в руках, но знал, что его хватит ненадолго.

Им обоим нужно было как можно скорее добраться до города. Эта мысль выражалась в тревожных взглядах, встречающихся друг с другом, и они без слов знали, что думают об одном и том же. Поэтому Лилит постоянно подгоняла Сакусэ, а Варац будил Лилит еще до рассвета, чтобы двинуться в путь. Каждый день превратился во что-то, что нужно пережить, надеясь, что не случится катастрофы. Но тучи между ними неумолимо сгущались, обещая ураган.

Обе головы, завернутые в льняные торбы, вошли в стадию активного гниения, и источали едкий, тошнотворно-сладкий запах разложения. Лилит плотно обернула их льном в несколько слоев, чтобы защитить плоть от падальных мух. Личинки существенно ускоряли процессы распада, а Лилит нужно было, чтобы Льгашмын сохранил узнаваемые черты лица, когда они доберутся до города. У нее был богатый опыт длительной транспортировки голов, и такой же богатый опыт объяснения заказчикам, что довезти она сможет лишь неопознаваемую черно-зеленую массу, и лучше бы им попросить какое-нибудь другое доказательство выполненного заказа. Жара тоже не способствовала сохранению товарного вида трофеев, и лен был пропитан трупной жидкостью, сочащейся из стремительно гниющего мяса и привлекающей насекомых. И не только их.

В одну ночь к ним пришли гости, привлеченные запахом: стайка плотоядных гаки. Это были небольшие котоподобные создания с вытянутой мордой, напоминавшей козлиную. У них было четыре больших глаза с красной радужкой: два основных и два дополнительных, поменьше, расположенных по бокам морды. Голову их венчали четыре небольших, но крепких рога – два клинообразных козлиных и два загнутых бараньих. Бесхвостые и чрезвычайно пушистые, они застенчиво топтались в прилеске, не решаясь подойти к людям и костру. Варац неуютно ёрзал в их незримом присутствии.

– Они безобидные, – успокоила его Лилит. – Даже вполне милые. Их иногда держат, как питомцев.

– Люди все держат, как питомцев, – фыркнул чародей. – И постоянно за это расплачиваются.

Лилит хмыкнула и медленно встала, чтобы не напугать гаки резкими движениями. Она надрезала двух еще не освежеванных зайцев, и, тихонько присвистнув, кинула тельца в подлесок. Послышалось мягкое, благодарное рокотание и совсем скоро – чавканье, смешанное с довольным урчанием. Лилит вернулась к костру.

– Ты в курсе, что ты только что отдала кускам меха наш ужин?

Лилит пожала плечами.

– Они падальщики. Свежее мясо не очень любят. Хочешь, заберу зайцев и отдам им сатори? – спросила она насмешливо.

– Иди ты! – чародей бросил в нее веточкой. – Хочешь голодать – на здоровье, но меня-то зачем тащить за собой?

– Да брось ты истерить. Ты же не жрешь ничего, думаешь я не вижу?

– Конечно видишь. Ты вездесущая и дотошная.

– А теперь еще и голодная. И потому – нетерпимая. Так что возьми вот сливу, рот занять. И не провоцируй меня, будь любезен.

Даена неловко обняла себя одной рукой, смотря на двух играющих ровесниц. Она переминалась с ноги на ногу в смущении, не решаясь подойти.

Ила и Тира были темноволосыми двойняшками, приехавшими в Кошь недавно, вместе с семьей. Тятя рассказывал, что раньше они жили в шахтерском поселении и добывали руду. Но в последние годы шахта стала истончаться, работа стала тяжелее, а платить стали меньше. Даена никогда не видела, чтобы девочки ссорились между собой, и никогда не слышала, чтобы родители повышали на них голос.

Даена плохо ладила с другими детьми. Пыталась когда-то сдружиться, но дружба не клеилась. Почти каждая игра заканчивалась дракой и обзывательствами, и у девочки была дурная репутация среди сверстников. Ее считали недалекой и задиристой, и она не предпринимала попыток никого переубедить. Досуг она чаще всего проводила одна, сидя на берегу реки и наблюдая за рыбой, или играя сама с собой. Иногда ловила лягушек и надувала их через соломинку, скорее из интереса чем из жестокости. В жаркие летние дни, когда дети купались на реке, она строила шалаш в подлеске. Это был масштабный и долгий проект, длившийся уже полсезона. Даене хотелось построить такое убежище, чтобы оно могло пережить мокрую осень и холодную зиму. Больше всего она боялась, что шалаш найдут и разобьют, поэтому держала его в строжайшем секрете даже от тяти – вдруг сболтнет ненароком.

Девочки сидели на корточках, и копошились в камнях. В какой-то момент Тира обернулась на Даену, и ткнула сестру в бок. Ила приветливо помахала. Даена сделала несколько неуверенных шагов в их сторону, и, заметив улыбки на их лицах, ответила тем же.

– Долгой жизни! – поприветствовала ее Тира. Ее можно было узнать по родинке на правой щеке. У Илы такая же была на левой.

– Долгой жизни, – ответила Даена. – Чегой делаете?

– Камни отбираем, – ответила Ила, указывая рукой на небольшую кучку. – Для пращи.

Тира гордо показала девочке плетеную пращу из грубого джута. Узлы были чуть косыми, но в целом орудие выглядело достойно. Даена взяла пращу в руки и пощупала.

– Птиц бить пойдем, – пояснила Ила.

– Зачем? – не поняла Даена.

– Так охотиться. Праща почто нужна?

Даена кивнула, соглашаясь.

– Ты чья будешь?

– Пастора.

Тира сощурилась на нее.

– Стучать на нас побежишь?

Даена энергично помотала головой.

– Я не стукачка. Мне скучно просто. А тут все козлы, особенно рыжий Ибра.

– Почему? – заинтересовалась Ила, смотря на девочку с любопытством. Во взгляде Тиры все еще было некоторое недоверие.

– Козел и все, – категорично ответила Даена. – Змеей в меня кинул давеча.

– А ты что?

Даена отвела глаза чуть стыдливо, сомневаясь, стоит ли рассказывать.

– В сладкий горшок пауков накидала. А пастилу оттуда козе скормила.

Ила рассмеялась, а Тира ограничилась улыбкой.

– Лихо! – сказала она уважительно. – Как звать?

– Даня, – представилась девочка, чувствуя, что ее пригласили. Она присела на корточки рядом с близняшками. – А какие камни надобно?

– Такие вот острые, – Ила дала ей один из кучи. – Смотри…

Весь день они провели втроем: девочка показала им места, где любила гулять, куст крыжовника, про который знала только она, и особенно старый высохший дуб, на который было легко залезть и на ветвях которого они свободно помещались все вместе.

Тира казалась Даене чуть молчаливее и серьезнее Илы, но они обе ей по-своему нравились. Ила была смешная, но с Тирой было интереснее говорить. Она рассказывала про обвалы в шахтах и про нашествия саранчи, происходившие каждое лето. Они поэтому уехали, пояснила Тира. Дурной это знак, про саранчу.

Даена опомнилась только когда уже стемнело, и, наскоро попрощавшись, побежала домой. Тятя не любил, когда она задерживалась после заката, к тому же у нее совершенно вылетело из головы, что сегодня она должна была стряпать.

Когда она ворвалась в хату, тяжело дыша, она застала тятю возле печи с ухватом в руках.

– Ты где пропадала? – воскликнул он, стараясь звучать строго, но Даена слышала лишь беспокойство в его голосе.

– Заигралась! Прости, тять, – она отряхнула многократно заплатанную юбку и поправила растрепанные волосы. – Мы с девчонками в лес ходили…

– Не в Ярь? – взволнованно спросил отец, с которого мигом слетела вся напускная строгость.

– Не в Ярь, в подлесок возле речки, – Даена вытерла босые ноги о тряпку и вприпрыжку подошла к столу. – Ты состряпал уже? Или давай я?

– Дождешься тебя, – проворчал отец. – Клубни запек, садись давай.

– Спасибо, тять, – улыбнулась Даена. – Завтра каравай спеку. А то мука лежит вон, размокнет скоро.

Отец поставил на стол дымящийся горшочек и вернул ухват на место. Даена погрузила деревянную ложку в разваливающийся картофель и принялась активно дуть на нее.

– С кем играла-то? С Мартовскими чтоль?

– Не, – девочка сунула в рот ложку и задышала, остужая еду прямо во рту. – С новыми, шахтерскими.

Отец нахмурился чуть обеспокоенно.

– Ну, раз ладишь с ними… Ты куда накинулась, а молитву прочесть?

– Ой! – спохватилась Даена, спешно проглатывая картошку. Она сложила ладошки вместе и закрыла глаза, приготовившись слушать.

Лилит проснулась с резким кашлем. Над ней нависала Сакусэ, смотрящая на нее во все глаза. Она тихонько пискнула и поспешно отползла, как только Лилит взглянула на нее.

– Что за шутки, малая? – спросила Лилит недовольно, потирая шею.

– Ничего! – поспешно ответила девочка и смутилась. – Ты говорила во сне.

Варац, сидящий поодаль возле кипящего котелка, тонко улыбался. Лилит раздраженно сплюнула.

– Снится дрянь всякая… Малая, не пялься на людей, когда они спят! В следующий раз по шапке получишь.

– По чему?

– По башке! – Лилит встала, неспешно потягиваясь. – Только сопли научилась не слизывать, теперь это еще.

Чародей тихонько засмеялся. Его страшно веселили попытки Лилит обучить Сакусэ социально приемлемому поведению.

Отправив Сакусэ искать Минг, Лилит занялась дыхательной практикой в надежде успокоиться.

– Что я говорила? – спросила она, прижав грудь к коленям.

– За кого ты меня принимаешь, подслушивать? – спросил чародей насмешливо. – Что человек болтает во сне – его личное дело.

Лилит не стала спорить. Она занималась тем, что сворачивала свой сон в комок, загибая уголок за уголком, пока он не перестанет существовать. Пока изо рта ее не пропадет вкус несоленой крахмалистой картошки.

На душе было гадко, ей хотелось отплевываться от оживших воспоминаний, которые она в свое время так усердно запихивала как можно дальше, как можно глубже. Сегодня был один из тех дней, когда она жалела о своей цепкой на детали памяти.

Отдать Варацу должное, он не приставал с расспросами. Видимо, все-таки услышал достаточно, чтобы понять, что речь о прошлом. Разного рода воспоминания были тем немногим, к чему чародей относился с пониманием, и никогда не переступал границ. Лилит ценила это и тоже не задавала лишних вопросов, поддерживая негласное соглашение о том, что прошлое – личное дело каждого, и делиться им стоит только если сам того захочешь. А она не хотела. Ни делиться, ни думать, ни вспоминать. Впрочем, от ее желаний тут уже мало что зависело.

Гаки увязались следом. Они старательно прятались и избегали показываться на глаза, но Лилит слышала листья, шуршащие под их мягкими лапками, и то и дело из-за деревьев доносилось вопросительное рокотание, которым вожак подзывал отстающих. Наблюдая, как зверьки прячутся, но держатся рядом, стараясь не отставать, Лилит ощутила внутри странное тепло и легко улыбнулась. Обычно животные ее не любили – кошки шипели, собаки облаивали, лошади беспокойно ерзали в ее присутствии. В ответ Лилит пожимала плечами и не лезла с непрошенными ласками, уважая право хвостатых испытывать к ней неприязнь. Но гаки, похоже, было любопытно. Или совсем голодно. В любом случае, это поднимало Лилит настроение.

– Да они просто за головами увязались, – фыркнул чародей.

– Какой омерзительный прагматизм! Совершенно невыносимая личность! – громко воскликнула Лилит, с апломбом взмахивая руками.

Варац скорчил было высокомерно-неприязненное выражение, но из него вырвался непрошенный смешок.

– Давно хочу напиться, – он покачал головой с улыбкой. – Чтобы забыть, что ты вообще существуешь на этой земле.

– На удивление здравое желание, уважаемый чародей. Я бы тоже с удовольствием забыла о своем существовании. Есть для этого снадобья, а?

– Снадобий нет. Есть порошки, листья, соцветия и кристаллы.

– Звучит изумительно. Дайте десять.

Она сжала и разжала кулак на левой руке, слушая тупую боль в костях и зуд в макушке, не то чтобы невыносимый, но неприятный и беспокоящий.

– У нас в цеху много кто на разгоняющих сидит, – Лилит провела рукой по волосам. – Трексима полезная вещь, если долго спать нельзя.

– Ага, – кивнул чародей. – Популярнейшая вещь в академиях. Работоспособность повышает. Ты сидела?

– Не-а. Несколько дней максимум. Ты?

– Было дело. Давно, правда. Мне уже много лет нельзя разгоняющие. Эффект… – он покачал рукой в воздухе. – Неприглядный, выражусь так. Орама, полуночники и ирений – другое дело. Но всем пресыщаешься со временем.

Он посмотрел на Лилит, пощелкивая пальцами.

– Когда наших ловили с трексимой, били розгами. А сейчас как?

– Колодки, либо клетка на площади. Особо злостных могут голыми протащить по городу. Это если поймали под кайфом. А если торгуешь – дыба или якорь. Вообще, церковь стала жутко креативной в вопросах наказаний за последние лет десять. Кучу всего изобрели, сволочи. Шипастые стулья, тиски, черт знает что еще… – Лилит презрительно сплюнула.

Варац поежился.

– Узнаю родину. Это что же, король такое допускает? Кто сейчас на Севере правит вообще?

– Натаниэль третий. Не думаю, впрочем, что у него есть выбор. Он мальчишка еще, фактически. На престоле пару лет без малого. Куда ему остановить эту ламбианскую телегу? Помню, встречала одну верующую женщину, которая без слез не могла слушать о том, что архиепископ и его шобла воротят в стране. Молилась ночами за всех, кого они сгубили. Жалкое зрелище.

Варац свел брови у переносицы.

– Жалкое зрелище? – заинтересованно спросил он. – То есть, тебе нет дела? Вот прям совсем?

– Могло бы быть, – пожала плечами Лилит. – С четырьмя клеймами и четыреста сорока двумя шрамами от плетей. Святош не выношу, это правда. Но, будем честны, это не их вина, что я так живу. У них просто наказания специфические.

– Специфические?! – расхохотался Варац. – Кирьи знают толк в извращениях, это все что ты думаешь о повсеместных пытках и самосудах?

– Не все. Еще я думаю, что мне это на руку. Жестокие наказания подразумевают особенно высокий спрос на толковых наемников. Чем выше риск, тем выше награда.

Чародей продолжил истерично хохотать, утирая слезы и даже остановившись, чтобы перевести дыхание. Он попытался выговорить что-то сквозь стоны, но быстро сдался. Сакусэ смотрела на него с любопытством и непониманием, а потом перевела глаза на Лилит.

– Привыкай, малая, – Лилит сковырнула с руки кусок омертвевшей кожи. – Почти все, с кем ты познакомишься через меня, на голову больные люди. Сопли утри, опять нос течет у тебя. Рукавом, кому говорю!

– Ба! – Ила довольно хлопнула в ладоши, как только подбитая ворона рухнула на землю. – Так-то!

Даена и Тира ударили друг друга по плечам в жесте радости. Это была их первая охота, окончившаяся удачно.

Девочки подбежали к вороне, осматривая трофей. Пернатая шевелила крыльями, пытаясь подняться на лапы. Судя по ее вялым движениям, она была оглушена ударом камня.

– Жива, зараза!

– Так добей.

Ила посмотрела на Даену неуверенно.

– Прям вот так?

– А че? Трусишь?

Ила нерешительно ткнула носком ботинка копошащуюся в траве полумертвую ворону.

– Сама ты трусишь!

Фыркнув, Даена схватила птицу и одним точным движением свернула ей шею. Пернатая обвисла в ее руках, и девочка перехватила ее за лапы.

– Курей, чтоль, никогда не забивали? – спросила она насмешливо. – Сопливые барышни?

Ила несильно толкнула Даену, а Тира только хохотнула в ответ.

– Сука вредная!

– Чего делать с ней теперь?

– Не знаю, – Даена приподняла мертвую птицу и оглядела ее задумчиво. – Псам скормить?

Тира потянулась к птице и взяла ее за крыло. Выдернув большое черное перо, она повертела его в руках и спрятала в карман широких штанов. Близняшки были единственными в Коши, кто не носил юбок.

– Эт зачем ты?

– Трофей, – сказала она гордо. – Ишкур…

Ила сильно ущипнула сестру, и та взвизгнула, осекшись. Ила прожгла ее коротким взглядом и прокашлялась.

– Чего? – не поняла Даена.

– Ничего! – поспешно ответила Тира.

Даена уперла руки в боки.

– Чего за секреты? – спросила она недовольно.

Девочки переглянулись, ничего не ответив.

– Я отсюда не сойду, пока не скажете, – для усиления эффекта Даена кинула мертвую ворону себе под ноги и встала в демонстративную позу.

– Дура! – Ила дала Тире несильный подзатыльник. – Говорила тебе мамка, чтоб ты язык свой в рот закатала!

Тира посмотрела на нее виновато.

– Дань, нам запретили, – она развела руками извинительно. – Три шкуры спустят, ежели расскажем…

– Те напомнить, что я не стукачка? – Даена взмахнула руками сердито, потом добавила чуть спокойнее: – Давай дашь на дашь. Вы мне секрет, я вам секрет.

Ила помотала головой, но Даена увидела, что она теребит подол льняной рубахи. Тира посмотрела на нее почти умоляюще.

– И-и-иль, – протянула она, приседая от нетерпения.

– Давай ты первая! – выпалила Ила.

Даена заговорщицки улыбнулась..

– У меня в лесу, – зашептала она. – Шалаш строится. Большой, крепкий. Мой, про него даже тятя не знает. Секретное убежище!

Ила округлила глаза с восторгом.

– Покажи-покажи-покажи!

– Покажу, – кивнула Даена. – Токмо колись сначала!

Тира посмотрела на нее строго.

– Никому, Дань, я серьезно! Ни тятьке, никому!

– Могила!

– Мы в старых богов верим, – Тира тоже перешла на шепот. – Это тайна.

Даена вдохнула с изумлением.

– О-о-о! – протянула она. – Вы поэтому уехали, да?

Ила кивнула коротко.

– Мы так думаем. Маменька-папенька не говорят, но мы ж не дуры.

– А почему? – спросила Даена с любопытством. – Почему в старых?

– Всегда в старых верили, – ответила Тира. – Они настоящие. А новый это придумка. Так маменька говорит. Ты не боишься?

– Чего? – не поняла Даена. – Вы мне друзья, плевать мне в кого вы верите. Никому не скажу, пусть пытают!

Ила выдохнула облегченно.

– Аж полегчало! Ну? Пошли шалаш смотреть! И ворону возьми! – она притопнула ножкой и гордо сказала: – Ишкур велит не тратить добычу. Раз отнял жизнь, используй что получил!

Лилит потрясла головой, отгоняя наваждение. Эта новая, болезненная, почти мазохистическая тяга к переживанию неприятных воспоминаний оперировала в ее голове помимо ее собственной воли. Лилит была уверена, что не хочет об этом думать. Но почему-то думала.

Постепенно темнело. Сегодня с охоты Минг принесла в зубах куницу, чем заслужила одобрительные аплодисменты Вараца. Лисица лишь фыркнула в ответ и привычно увела Сакусэ в лес, подальше от стоянки. Лилит поймала себя на мысли, что ей любопытно, где они спят.

Освежевав животное, Лилит бросила потроха и голову в темноту. Гаки заурчали, накидываясь на мясо.

– Ты их до самого Чинджу подкармливать собралась?

– А ты претендовал на потроха, уважаемый чародей?

– Просто любопытствую, почему не дашь тварям искать падаль где-то еще, – Варац принялся раздувать костерок.

– Не знаю. Они меня успокаивают, – Лилит села рядом.

Пока чародей был занят разведением огня, она быстро ощупала голову. Наросты сильно увеличились со вчерашнего дня. Лилит перехватила куницу за задние ноги, сжимая в зубах кинжал.

– Сядь, – проговорила она нечетко, после чего освободила рот: – Мне нужно тебе рассказать кое-что. Считай это… – она задумчиво покрутила запястьем, формулируя мысль. – Актом безоговорочного доверия.

– Тайны! – ответил чародей весело, явно пребывая в возбуждении. – Ненавижу тайны! Выкладывай!

– Когда мне было девять, – начала Лилит, подрезая шкурку, чтобы отделить ее от мяса. – Однажды у меня на голове появились две шишки. Я поначалу не придавала этому значения, пока в одно утро не ощупала голову, и не осознала, что они увеличиваются и кожа там ороговевшая. Мне хватило ума не бежать ко взрослым, а спросить своих подружек. Когда они мне сказали, что у меня растут… – она вздохнула, предвосхищая хохот Вараца. – Рога…

Она сделала паузу, ожидая реакции чародея. Тот выглядел сосредоточенным, даже слишком. Лилит махнула на него рукой.

– Специально сделала паузу для смеха. Ни в чем себе не отказывай.

Он сделал глубокий вдох, закрыв глаза.

– Продолжай, – сказал он стоическим тоном.

Лилит кивнула, показывая, что ценит его самоконтроль.

– …я сразу поняла, что никому нельзя рассказывать. Закидали бы камнями на месте, ты наш народ знаешь, – она сдернула часть шкурки и принялась подрезать дальше. – Девки предложили их спилить. Так, чтоб не торчали из-под волос. И завязать высокий хвост. Мы так и поступили, было жуть как долго и противно. Рога продолжали расти, тем не менее. И каждые несколько дней их приходилось подпиливать. Я уж думала, что до конца жизни так мучиться буду, когда рост остановился. Основание осталось, но на этом и все. Позже я выяснила, что они начинают расти сезонно, раз в несколько лет, – она посмотрела на чародея. – Например, сейчас.

Варац с готовностью поднялся.

– Могу я?..

– Можешь. Только быстро, – Лилит отложила куницу и распустила хвост. Варац жестом попросил ее повернуться так, чтобы на ее голову падал свет от костра. Лилит ощутила, как подвижные пальцы перебирают ее грязные волосы. В какой-то момент они замерли.

– Еб твою мать… – с пораженным восхищением сказал чародей. – Я-то думал, ты опять ёри обожралась!

Он чуть повернул ее голову и рассмотрел макушку внимательнее. Потом отпустил.

– Какой скандал!

– Не то слово, – кивнула Лилит, собирая космы вместе. – Как ты понимаешь, я до сих пор их подпиливаю. И, к сожалению, не могу делать это сама. Обычно мне помогала Дарири, но в свете новых обстоятельств…

– Потрясающе! Что это? Магия диких ведьм? – спросил чародей насмешливо, а потом округлил глаза. – О-о!

– О-о, – кивнула Лилит. – О чем я тебе сказала при нашей первой встрече.

Варац ошарашенно почесал в затылке.

– Нет, если так посмотреть… – пробормотал он. – Выступающая реберная клетка, бледная кожа, аметистовые глаза… Но это же чушь…

– Чушь да не чушь, – она качнула головой в ответ. – Мой мастер – кхин. Могу лично подтвердить, как мы похожи.

– Лилит, – Варац остановил ее жестом. – Прекрати пороть несумятицу. Во-первых, кхин давно вымерли. Во-вторых, даже если какие-то умудрились выжить, они не размножаются. Совсем. Ни почкованием, ни делением – вообще никак. Ты в курсе?