Дочь Туллы

– Ты Эльдвуг Дубовый Щит? – Спросила Далира.

Эльдвуг не спешил отвечать. Он смотрел на женщину так что казалось сейчас плюнет на неё. Но потом всё же глухо произнёс:

– Да.

– Я, Далира из рода Макроя и я здесь чтобы вызвать на поединок твоего воина.

Эльдвуг снова долго молчал, хмуро взирая на неё.

– С каких это пор грязные раскрашенные буйши решили, что могут являться в мой город и что-то требовать? – Холодно процедил ярл. – Если ты настолько одичала в своих чащобах, что не в состоянии понимать простых вещей, то я живо приведу тебя в чувство. На первый раз прикажу выпороть тебя кнутом, а явишься ещё раз, то тебя утопят в мешке как мерзкого клятвопреступника.

Далира сделала шаг вперед и сильно ударила древком копья в землю.

– Может я и правда всего лишь грязная раскрашенная дикарка, но это я говорю на твоём языке, а не ты на моём, ибо ты не способен. И я ничего у тебя не требую. По древнему закону Эрии, известного всем от Востока до Запада, право на поединок священно и каждый может бросить вызов другому, если тот способен сражаться и держать оружие. Если ты, ярл, хочешь нарушить этот закон, то это тебя надо утопить в мешке как клятвопреступника.

Лицо Эльдвуга окаменело, а стоявшие вокруг зашумели.

Но перекрывая этот шум, Далира громко насмешливо сказала:

– Или может твои воины не способны сражаться и держать оружие?

Норманны загалдели ещё громче, возмущенные такой дерзостью. Эльдвуг покосился на Ульриха Безухого. Лагман вышел вперед и поднял свой посох. Все постепенно умолкли. Ульрих опустил посох, оперся на него обеими руками и сказал:

– Твои речи неразумны, бриттская дева. Не смей оскорблять нашего ярла и наших воинов, иначе тебе разобьют голову как бешенной, лающей на всех, собаке.

Далира с презрением глянула на лагмана и снова посмотрела на Эльдвуга.

– И если я одолею твоего воина, – ещё громе сказала она, – то я заберу свою дочь и вы позволите нам уйти. Пообещай мне это, ярл.

По лицу Эльдвуга промелькнуло удивление, он посмотрел на Рейнмара, но тот сделал вид что не понимает, о чем речь.

– Какую ещё дочь? – Раздраженно спросил Эльдвуг. – Что ты несёшь?

– Твой воин убил моего сына и забрал мою дочь, – голос Далиры заметно дрожал, – и я здесь чтобы отомстить за сына и вернуть свою дочь. Посмеешь ли ты отказать мне в этом, ярл?

Эльдвуг рассердился.

– Я посмею всё что захочу! Ни тебе жалкая буйша указывать мне. – Он посмотрел на двух воинов, стоявших рядом с Далирой: – Эй, вы, гоните её прочь! Выкиньте её из Тилгарда, а будет ошиваться возле стен, убейте её. – И он повернулся чтобы уйти.

– Так может тогда мне вызвать на бой тебя, ярл Эльдвуг Дубовый Щит?! – Звонко крикнула девушка. – И может если я одолею тебя, то ты отдашь мне ни мою дочь, а спрятанный в земле славный бочонок из под эля вместе с всадником пронзающим копьём дракона? Что скажешь?!

Эльдвуг застыл как вкопанный. Просто посерел лицом. Медленно обернулся и поглядел на кельтку. Он остро чувствовал удивленные взгляды своих воинов, которые не понимали о чем говорит эта странная женщина. Но он тоже не понимал, не понимал как ей может быть что-то известно о бочонке зарытом в подвале конюшни и о чудесной золотой фигуре прекрасноликого драконоборца внутри этого бочонка.

– Я пришла за человеком, который убил моего сына и пленил мою дочь. Так неужели он будет прятаться за твоей спиной, ярл?! – Она посмотрела на других норманнов. – За всеми вашими спинами, о храбрые сыны Одина? Неужели он так испугался одной единственной женщины? И неужели вы откажите мне в праве на поединок с ним? Прогоните прочь? Ну тогда знайте, жители Тилгарда, что вы все, – она подняла копьё и обвела им по дуге, указывая на стоявших вокруг мужчин, – все вы, будете навеки опозорены. Вас и вашего ярла будут презирать не только здесь, на Туманной земле сидов, но и на Сканзе, и в Фортингэйле, и в землях даннов и сведов, и даже в самой Вестландии. И дикие пикты, и гордые икены, и свирепые гэллы, и даже монахи на острове Фюн, все будут презирать вас. Все будут рассказывать о том, как молодая сигурн явилась в Тилгард и потребовала честного поединка с одним из норманнов, согласно закону Эрии. И как ей отказали, то ли испугавшись, то ли презрев великий закон. И ваш конунг Олав станет плеваться, заслышав ваши имена. И даже мой бог будет смеяться над вашими и ваши боги не посмеют ничего ответить ему и будут лишь стоять и понуро молчать, зная что мой бог вправе смеяться над ними.

После её слов повисла нерушимая тишина. Норманны пристально кто с яростью, кто насмешливо глядели на дерзкую девицу и с нетерпением ожидали решения своего вождя. И Эльдвуг сказал:

– Ты слишком много говоришь, бриттская дева. – Сказал к удивлению многих вполне спокойно и бесстрастно. – Слишком много. Если ты так жаждешь поединка с одним из нас, ты получишь его. В этом мы тебе не откажем. Но не больше.

– А моя дочь?

Эльдвуг посмотрел на своего лагмана, снова призывая его как-то высказаться.

Ульрих приосанился и громко произнес своим проникновенным привыкшим к речам голосом:

– Если твою дочь захватили в качестве рабыни, то значит она принадлежит своему хозяину и ему решать её судьбу.

Далира с ненавистью поглядела на обезображенного старика.

– А если я убью этого хозяина?

Лагман пожал плечами.

– Что с того? Рабы это его имущество. И если он погибнет, то его имущество наследуют его дети или ближайшие родственники. Таков закон.

– Закон?! – С невыразимым презрением бросила Далира. – Это не закон. Это звериные повадки, где сильный пожирает слабого. Ты, – она указала копьём в сторону лагмана, – глупый безухий старик, – лицо Ульриха вытянулось, – говоришь что когда твои воины нападают на меня и убивают или забирают в рабство моих детей то это закон, а я говорю тебе что тогда я прихожу в ваш город и убиваю твоих воинов и это тоже закон. – Она яростно ударила древком копья в землю и подняв взгляд куда-то поверх голов собравшихся почти проорала: – Я вызываю тебя на бой, Хальфар Бринбьёрд! Слышишь?! Где бы ты не прятался, выходи! Я, Далира из рода Макроя, стою посреди твоего города меж твоих братьев и жду, когда ты наберешься смелости чтобы выйти из-за спин своих товарищей и принять мой вызов.

Вот теперь на Сборной площади наступила абсолютная тишина. Норманны, пораженные, ошеломленные, во все глаза глядели на совершенно обезумевшую по их мнению женщину и просто не могли вымолвить ни слова. Все в Тилгарде отлично знали, что Хальфар Буян невероятно могучий и умелый воитель, лучший из лучших и вызывать его на поединок сродни самоубийству, особенно если ты всего лишь тщедушная молодая девица.

Когда первое оцепенение прошло, люди начали улыбаться, переглядываться, насмешливо переговариваться, а потом и просто смеяться, фыркать, показывать пальцем на глупую дикарку и откровенно издеваться. И ярл, и лагман, и форинг тоже слегка качали головами и посмеивались. Даже служанка жены ярла Софи тихонько прыснула и криво улыбнулась, изумленная таким нелепым вызовом. И только прекрасная Брунгильда Мэйнринг не улыбалась и не качала головой, а продолжала всё также серьезно и пристально глядеть на странную раскрашенную девушку, явившуюся из каких-то диких лесов чтобы бросить вызов практически всему городу.

Но Далиру ничуть не обескуражили все эти насмешки, издевки и презрительные взгляды.

– Их было трое! – Звонко воскликнула она. – Трое славных норманнских воинов, могучих и отважных, храбро напавших на одинокую сигурн и двух её детей, сына шестнадцати лет и дочь которой всего одиннадцать. И двое из этих отважных воителей уже мертвы, убитые моим сыном и мною. – Далира вытащила меч Ильзира, сняла с плеча его щит и швырнула к ногам Эльдвуга.

Широченный Гёмли, состоявший по случаю в свите ярла, протиснулся вперед и поглядел на брошенное оружие.

– Да это же щит и меч Ильзира Краснокожего, – громогласно объявил он и присвистнул.

И снова все смолкли, ухмылки исчезли с лиц, жестикулирование прекратилось и мужчины застыли в мрачной серьезности.

– Да, у одного из них было очень красное лицо, – подтвердила Далира. – Его убила я. А другого, более молодого с медвежьим обручем на голове, убил мой сын.

Ульрих поглядел на ярла и тихо невесело сказал:

– Должно быть Даррес.

Ярл посмотрел ему в глаза. Оба кажется подумали об одном. И ярл также тихо ответил:

– Но Буян сказал, что Ильзир задержался в дороге и скоро придёт. Что-то не сходится.

Он посмотрел на Далиру.

– Ты лжешь, буйша, – холодно сказал он. – Ильзир слишком опытный воин, чтобы его могла убить какая-то тощая лесная девка. Да и к тому же Хальфар Бринбьёрд сказал, что Ильзир просто задержался в дороге и скоро придёт. Он не стал бы лгать мне, своему ярлу. Значит лжешь ты. Скажи откуда у тебя его щит и меч.

Далира отрицательно покачала головой.

– Нет, ярл, я не лгу. Тот кого вы называете Ильзиром был ранен в ногу и видимо отстал в пути или Хальфар Бринбьёрд просто бросил его как обузу. Я нашла его в Долине тысячи озёр. Нашла и убила.

– Это сука врёт. – Крикнул кто-то из толпы собравшихся. – Не могла она совладать с Ильзиром!

– Точно! – Крикнул кто-то другой. – Разве только подкралась к нему пока он задремал и зарезала спящим.

Это мнение было поддержано многими, но многие и промолчали, недовольные тем что Хальфар бросил своего товарища.

– Молчать!! – Гаркнул Эльдвуг Дубовый Щит. – Всем молчать! Клянусь чертогами Валгаллы мне всё это порядком надоело. Найдите Хальфара, пусть он придёт сюда и скажет своё слово.

17

Хальфара нашли спящим в доме Гуннара Сиволапого. Как и ярл, Хальфар спросонья долго не мог понять, чего от него хотят и поначалу красноречиво послал пришедших за ним воинов, среди которых был и Гёмли, к херам козлячьим, потребовав чтобы его оставили в покое и дали выспаться. Тогда Гёмли схватил его за плечо и тряхнул с такой силой что у Хальфара клацнули зубы.

– Вставай, Буян, – прорычал он. – Там какая-то буйша заявилась, требует поединка с тобой. Поставила на уши весь город. Ярл хочет видеть тебя!

Хальфар в полном изумлении уставился на товарища.

– Чего-о?!

– Того, бля! Говорят тебе вставай. Сейчас будешь со спятившей буйшей биться. – Гёмли насмешливо хмыкнул. – Если не оробеешь конечно. Она страшенная как черт.

Другие воины заулыбались. Хальфар яростно оттолкнул Гёмли и начал подниматься.

Минут через пятнадцать все они явились на Сборную площадь.

Хальфар, увидев Далиру, глазам своим не поверил. Но, впрочем, быстро пришёл в себя и спокойно поглядел на Эльдвуга.

– Ты звал меня, ярл? – А затем также спокойно, почти самодовольно скользнул взглядом по прекрасной Брунгильде.

Эльдвуг глядел на него тяжелым недобрым взглядом. Он указал носком ноги на лежавший на земле щит.

– Это оружие Ильзира, буйша говорит, что убила его. – И он вопросительно посмотрел на Хальфара.

Но тот ничуть не смутился.

– Что ж может и убила. С меня-то что за спрос?

– Выходит Ильзир был с тобой и ты бросил его.

– О чём это ты говоришь, Эльдвуг Дубовый Щит? – Помрачнев спросил Хальфар. – У Краснокожего что-то там было с ногой и он сказал, что ему нужно передохнуть, а я торопился в Тилгард. Так с какой стати мне сидеть с ним? Он что дитё малое? Или что, – Хальфар ухмыльнулся, – мне нужно было остаться чтобы защитить его от этой девки? Сам он уже не может?

– Выходит что не смог.

– Да мне плевать что там выходит. Если взрослый мужик не может справиться с какой-то ублюдочной буйшей то и нахер он тогда нужен.

Эльдвуг покачал головой.

– Что ж, твоя правда. Такой воин нам не нужен. Но эта ублюдочная буйша теперь заявилась сюда и вызывает тебя на поединок. Что скажешь?

На какой-то неуловимый миг на лице Хальфара отразилась тревога, хотя он бы и сам не мог бы сказать, что его встревожило. Он повернулся лицом к Далире и с презрением поглядел на неё.

– Хочешь сразиться со мной? – Насмешливо спросил он.

– Где моя дочь?!

Хальфар плотоядно хмыкнул.

– Твоя дочь…, – он нашел взглядом в толпе Гуннара Сиволапого, который с интересом следил за разворачивающимися событиями, затем снова посмотрел на Далиру. – К чему тебе это?

– Когда я убью тебя, я заберу её с собой.

Хальфар снова насмешливо хмыкнул, но затем пожал плечами и равнодушно сказал:

– Ну если убьешь, то забирай.

Далира не ожидавшая такого легкого согласия со стороны врага, немного растерялась.

– Где она сейчас?

– Тут, неподалёку.

– Пусть её приведут сюда.

Хальфар ухмыльнулся:

– Зачем? Ты что правда думаешь, что справишься со мной?! Совсем что ли сдурела?

Далира посмотрела на ярла. Она некоторое время колебалась, но потом чуть сникнув, сказала:

– Прошу тебя, Эльдвуг Дубовый Щит, прикажи привести сюда мою дочь.

Ярл долго смотрел на молодую женщину, раздираемый противоречивыми чувствами. И никто до конца не понимал, что творится в его душе. Даже наверно он сам. Он не любил Хальфара Бринбьёрда. Может потому что тот был сверх меры нахален и дерзок, может из-за тех слов что тот позволял себе говорить о своём ярле, может из-за его невероятной силы и чувствуя угрозу себе, а может из-за того, что тот был самовлюблен и эгоистичен, а может… Эльдвуг посмотрел на свою очаровательную молодую жену и затем снова повернулся к Далире, задумчиво вглядываясь в бездонные провалы её тёмных глаз. Да, он не любил Хальфара Бринбьёрда, но всё же не настолько чтобы почувствовать симпатию к этой безумной бриттской девице. А может он просто, как и остальные, ни на секунду не мог допустить что она способна победить. И ещё этот треклятый бочонок из-под эля не выходил у него из головы. Откуда она могла узнать о нём? Но, впрочем, это не важно, если через несколько минут она будет мертва, непременно будет, Хальфар не даст ей ни единого шанса. Он никому его не давал. Но всё же он посмотрел на белокурого гиганта и спокойно спросил:

– Где её дочь, Буян?

Хальфар помедлил, но не зная как уйти от прямого вопроса, нехотя ответил:

– В каморке у Гуннара Сиволапого.

Ярл поискал в толпе лысую здоровенную голову Гуннара и найдя её, вопросительно уставился на неё. Гуннар, считавший уже Синни частью своего барыша, также нехотя как и Хальфар, кивнул, подтверждая что девочка у него. Ярл посмотрел на Далиру:

– Ну что ж она в доме Гуннара и пусть остается там. Не вижу причин приводить её сюда. Не хочу глядеть на её слезы и сопли, когда ты будешь лежать здесь мертвой.

Далира опустила глаза. Она поняла, что большего ей не добиться. Но потом взглянула на ярла и спросила:

– Но если всё же мой бог поможет мне победить, ты, ярл, позволишь мне и моей дочери беспрепятственно уйти?

Ярл поднял руки, словно призывая небо в свидетели.

– Да будет так, бриттская дева. Если ты одолеешь Хальфара Бринбьёрда, то забирай свою дочь и уходи. Никто не тронет тебя.

– Благодарю тебя, ярл, – тихо сказала Далира и отошла в сторону, примерно в центр площади.

Никто из присутствующих не выразил недовольства по поводу решения ярла. Все знали, что бриттке не совладать с могучим Хальфаром. Да и предстоящий поединок не вызывал ни у кого особого интереса, ибо все были уверены, что он не продлится более минуты, разве что всем было любопытно посмотреть, как будет корчиться и умирать сумасшедшая лесная девка. И возможно только Брунгильда следила за всем что происходит с непонятным ей самой волнением. Эта странная, раскрашенная, судя по всему абсолютно невменяемая женщина вызывала у неё смутную тревогу, какое-то почти мистическое ощущение чего-то зловещего и пугающего.

Далира развязала шнурки и скинула с себя меховую накидку из шкурок песцов. Ногой отбросила её в сторону. Затем поправила на поясе меч Анвелла и топор Ильзира, расположив их поудобнее, проверила ножи за спиной, взяла своё копьё обеими руками и подняв голову, гордо посмотрела на Хальфара. Тот хмыкнул, легко выхватил один из своих топоров и беззаботно направился прямо к Далире, словно уверенный что она будет стоять как истукан и даст зарубить себя без малейшей попытки сопротивления.

18

Синни бездвижно лежала на правом боку на доске в своей каморке и пустым взглядом глядела в противоположную стену. Утренний радостный свет просачивался через узкие щели под потолком и наполнял затхлую комнатушку умиротворяющим созерцательным свечением задумчивого покоя и волнительного предчувствия предстоящей долгой и деятельной жизни. Но девочка не ощущала ни умиротворения, ни радостного предчувствия ещё только начинающейся жизни. В душе её царила та же безмолвная оглушающая пустота что и во взгляде. Ей казалось, что она уже мертвец, не способный уже ни шевелиться, ни говорить, а только лишь ещё смотреть на почерневшие шершавые доски, наверно точно такие же из каких делают гроб.

Синни казалось, что она ни чувствует ничего ниже живота, хотя именно там всё ныло, саднило, болело и ощущалась омерзительная засохшая стянутость там, где застыло пролитое на неё мужское семя. И ещё всё вокруг в том числе и она сама были пропитаны тошнотворным порочным запахом, таким же грязным и омерзительным, как и то что здесь происходило ночью.

Синни не шевелясь глядела в стену. Она боялась пошевелиться, ожить, даже просто позволить себе мыслить. Ибо любая мысль была о том, что надежды нет и впереди её ждёт только тоже самое что творил с ней этот белокурый норманн. При одном воспоминании об этом её охватывала дрожь, практически судороги, но тело не шевелилось замкнутое в безвольном параличе и вся эта дрожь и судороги казалось сотрясают ни тело, а саму душу, разум, всю её внутреннюю основу, повергая её в беспросветный ужас и отчаянье. Надежды не было. Совсем нисколечко, даже самой малой крупицы, ибо сейчас в своём состоянии она была не способна измыслить хоть какой-то путь к спасению. Кроме одного.

Кроме одного.

Её темные глаза, так сильно похожие на глаза её матери, чуть сдвинули направление взгляда вниз и зафиксировались на трех маленьких бледных грибах, проросших из земли рядом со стеной. Синни знала, что это за грибы, отлично знала. Смерть будет небыстрой и весьма неприятной, но зато гарантированной. Глаза девочки увлажнились. Ей до мучительного раздирающего душу крика стало жаль всей своей коротенькой жалкой жизни, в которой, как ей сейчас казалось, не было почти ничего и которую удалой могучий норманн раздавил как давят ногой насекомое, мимоходом, равнодушно, не замечая. И ещё ей было очень страшно и тоскливо от того что Великий Тулла станет презирать её за то что она сделает. И её мертвый брат, и мертвый отец, если она встретит их <там>, как холодно и брезгливо они посмотрят на свою сестру и дочь, которая не смогла продолжить сражаться, отказалась продолжать. И даже мать. Слезы покатились из её глаз. Если там в сумрачном, холодном, туманном мире, куда уходят такие как она, ей вдруг каким-то образом придется столкнутся с умершей матерью, то с каким же презрением она посмотрит на свою дочь, а может и вообще не посмотрит и пройдет мимо. И горькая обида сжала сердце девочки, ведь это так несправедливо, они все оставили её, все ушли, гордые и сильные, сражаясь, как и полагается, до последнего мгновения жизни, ушли бросив свою дочь и сестру на растерзание и унижения. Ну разве могла она, одиннадцатилетняя девчонка, сражаться на равных с этими громадными бородатыми злобными норманнами. Что она могла противопоставить им? Это несправедливо. И чтобы её не ожидало за порогом смерти этот никак не может быть хуже чем то, что с ней происходит здесь.

Синни закрыла глаза. Она не хотела думать ни о чем, хотела чтобы мысли замерли, ушли во тьму, оставили её в покое и позволили ей остаться в немой глухой пустоте. Оставленная и покинутая всеми, она хотела, чтобы и она сама покинула себя.

Так она лежала ещё какое-то время, но затем приподнялась со своей убогой лежанки, пододвинулась вперед и протянув левую руку сорвала все три бледных мягких гриба. Чуть помедлила, словно ещё сомневаясь, но затем засунула их в рот и принялась жевать. С трудом заставив себя проглотить омерзительную горькую массу, она улеглась в прежнее положение. Ей подумалось о том что странный южный бог Фрэя Сильвуса непременно простил бы её за то что она сделала. Он бы всё понял. Но Тулла никогда. Никогда.

19

Далира, не давая норманну приблизиться, в длинном выпаде ударила копьём, целя остриём в шею врага. Удар был очень опасным. Именно такой достал Дарреса и по сути лишил его сил. Но Хальфар отклонился назад и наконечник прошел мимо. Хальфар усмехнулся, словно бы с одобрением, словно ему нравилось, как всё начинается.

Далира тут же отступила назад, не подпуская врага к себе и оставляя себе возможность действовать копьём. И ударила снова, теперь ещё быстрее. Мужчина снова уклонился. Девушка переместилась на шаг в сторону и ударила опять, очень быстро и прицельно. Лезвие наконечника прошло рядом с левым виском норманна. Он чуть качнул головой, будто отгоняя муху и попытался пройти вперёд, желая сблизиться с противником. Но Далира, умело маневрируя, то отступая, то стремительно уходя в бок, не допускала сближения и снова и снова атаковала. Наконечник копья вздрагивал, вибрировал и иногда казалось, что пел, сверкая на утреннем Солнце и радуясь битве. Далира била не только прямо, но и рассекая пространство справа налево, ловко поворачивая оружие по дуге, тем самым значительно усложняя врагу попытки уклониться. И в какой-то момент, дёрнув копьё на себя, мастерским обратным ходом она всё-таки задела норманна. Железный наконечник разрезал ему левую щеку. По рядам зрителей прошелестел одобрительный гул, воины отдавали должное мастерству молодой бриттки. Хальфар отпрыгнул назад, мотнул головой и засмеялся. "Еба-аАТЬ!!", весело воскликнул он, "эта буйша и правда умеет кусаться". Далира тут же атаковала снова, но Хальфар смело шагнул прямо на удар и с невероятным хладнокровием, ибо речь шла о долях секунды, отвёл копье дубовым топорищем и чуть повернув своё оружие, заблокировал наконечник, поймав древко копья бородкой топора. Он попытался схватить левой рукой древко, но женщина сразу же шарахнулась прочь, выдергивая копьё из захвата.

Хальфар усмехнулся, ему почудилось что он увидел на лице женщины страх.

Далира действительно на миг запаниковала. Она понимала, что в ближнем бою у неё нет никаких шансов и только копьё и длинная дистанция дают ей хоть какую-то призрачную надежду на победу. Её сердце ёкнуло, когда копьё на пару секунд застряло в боевом топоре противника, она не могла себе позволить лишиться своего главного оружия. Кроме того, копьё было единственным оружием, которым она владела по-настоящему хорошо. Она приучалась к нему с детства под строгим и требовательным надзором отца, который считал, что для женщины копьё подходит гораздо более чем меч или топор. Далира пыталась передать этот навык детям, но ни Анвелл, ни Синни не выказывали особого стремления овладевать копейным боем. Анвелл верил в меч и мечтал стать великим мечником, а Синни вообще не любила оружия и немного помахав маленьким детским копьём, заявляла, что у неё ноют руки и вообще есть дела поинтереснее, чем размахивать глупой палкой.

Далира почти испуганно отбросила все мысли о своих детях. Сейчас это совершенно ни к чему. Сейчас нужно быть сосредоточенной и свободной от всех эмоций. Так её учил отец. "В бою ты должна быть целеустремленной, но спокойной. Входи в битву без напряжения, однако не беспечно, с духом уравновешенным, но не предубежденным. Не позволяй противнику проникнуть в твоё состояние. Не позволяй ему цеплять тебя и вести за собой. Не подходи к нему слишком близко и не отходи слишком далеко, правильная дистанция это самое главное, всегда помни о дистанции. Не смей бояться своего противника кем бы он ни был, ибо страх сковывает. Но ещё более не смей относится к врагу легкомысленно каким бы слабым он ни казался, ибо легкомыслие ослепляет. Будь готова погибнуть, принимая смерть спокойно и без волнения, не давая мыслям о ней обессилить тебя. Но помни что главное жизнь, ищи любую возможность сохранить её, сражайся до самого конца и никогда не сдавайся. Никогда. Запомни, дочь: правильная дистанция и никогда не сдаваться".

Далира вдруг сделала резкую перебежку и ударила в Хальфара почти с боку, затем ещё и ещё. И снова бросок в сторону и удар. Она практически не чувствовала никакой усталости, напротив собственная сила и энергия казались ей бездонными. Может быть дело было в том что благодаря волшебству Туллы в ней сейчас мощь двух человек, а может потому что она сражалась за свою дочь и это наполняло её практически бесконечной силой. Теперь она била не только в голову и шею, но и по всему огромному телу белокурого гиганта. И она явно заставила его нервничать. Хальфар по-прежнему уворачивался вполне удачно и вроде как легко, но что-то изменилось. Наконечник копья подбирался к нему всё ближе, он всё чаще запаздывал на какие-то мгновения и его определенно начинало раздражать, что бой длится уже несколько минут, а всё что он делает так это прыгает вокруг как заяц, уходя от пляшущего копья. Далира ударила, целясь в его правую ногу, Хальфар изящным чуть ли не танцевальным движением увёл ногу за спину, пропуская копьё под бедром, но на обратном движении копья Далира снова сумела его достать. На этот раз наконечник разрезал внутреннюю поверхность его левого бедра и на этот раз рана была гораздо более серьезной. Темная кровь обильно хлынула по ноге, заливая штанину. Зрители опять зашумели и уже невозможно было понять общий настрой этих голосов, то ли недоумение, то ли восхищение, то ли недовольство.