Дочь Туллы

– Тьфу ты, чувырла синерожая! – Сердито буркнул норманн. – Чуть сердце вон не выскочило.

В первую минуту он не узнал её. Он понял, что перед ним кто-то из бриттов, да еще и в боевой раскраске, но это его не встревожило. Он видел, что перед ним всего лишь женщина, она совершенно одна, равнина вокруг отлично просматривалась, и сами эти земли, расположенные недалеко от Тилгарда, давным-давно считались законной вотчиной норманнов. Бритты здесь если и появлялись, то исключительно в качестве рабов или торговцев.

– Ты чего, синячка, заблудилась что ль? – Ильзир ухмыльнулся: – Или на Тилгард войной идешь?

Женщина обошла его по кругу, держась в 7–8 шагах от него, остановилась и её взгляд скользнул по копью, стоявшему прислоненным к камню, рядом с которым сидел Ильзир. И в этот момент он узнал её.

– Ах ты ж, ёптить, сучка чернявая! Значит всё-таки не подохла! – Воскликнул он скорее с удивлением, чем со злобой.

Далира молча смотрела на него.

Теперь Ильзир ощутил некоторую тревогу. Он начал неуклюже подниматься с земли, опасаясь, что женщина не позволит ему это сделать и нападёт на него. Но Далира не пошевелилась. Кое-как, опираясь на валун, Ильзир поднялся, более-менее твердо встал на обе ноги, поднял щит на левую руку и почувствовав себя гораздо увереннее, спокойно спросил:

– Мстить что ли пришла, буйша кривоногая?

Далира расцепила бронзовую фибулу на плече, сняла тяжелый шерстяной плащ и отбросила в сторону. Правой рукой медленно вытащила из ножен меч Анвелла, левой охотничий нож, тот самый что недавно вонзила в ногу стоявшего перед ней человека. Ильзир усмехнулся.

– Клянусь костяным троном Элриха Бродяжника, ты совсем спятила, буйша.

Он вытащил свой меч и поднял щит, прикрывая торс.

Далира прошла несколько шагов по дуге влево, затем также вправо, оценивая противника и примериваясь для атаки. Ей было очевидно, что у норманна совсем плохо с ногой. Она казалась распухшей в месте ранения, он явно не мог полностью опираться на неё и Далире даже казалось, что она чувствует вонь гниющей плоти. Очевидно, что краснолицый бритоголовый норманн сам не способен атаковать, по крайней мере быстро и решительно. Он еще может стоять на месте, но бегать и прыгать это уже не про него. Молодая женщина хищно улыбнулась: как удачно всё вышло – её враги разделились и она может расправиться с ними по одиночке. Она снова криво усмехнулась, решив, что тот белокурый гигант по имени Хальфар Бринбьёрд, бросил своего краснолицего товарища, как только понял, что тот не может нормально ходить.

– Чего скалишься, убогая? – Сумрачно процедил Ильзир. Ему не нравилось что женщина как волчица ходит кругами вокруг него. – Грибов своих сушенных пережрала что ли? Неужто и впрямь веришь, что одолеешь меня?

Далира ничего не отвечала, она собственно даже не слушала что чужеземец говорит. Он для неё больше не был человеком разумным, тем с кем можно вести какой-то диалог. Вышагивая всё по той же дуге в четвертый раз, она наконец бросилась вперед и ударила мечом с правой от противника стороны. Потом с левой. Потом опять с правой и так далее. Она наскакивала на врага, яростно рубила сыновним мечом, стремясь найти незащищенное место и снова отпрыгивала назад. А потом опять и опять. И не ощущала никакой усталости. Напротив, одно сплошное возбуждение и энергию. Собственная сила казалась неисчерпаемой. И ей представлялось что это Анвелл сражается вместе с ней, сражается в ней. А может и сам Тулла стоит где-то рядом и с усмешкой плещет в неё свою неукротимую пылающую ледяным ветром силу, с которой не смог совладать даже чудовищный змей Огги, который был способен сокрушать скалы и целые острова. Далира изворачивалась, била то снизу, то сверху. Взмокший Ильзир едва успевал подставлять то меч, то щит и всё более мрачнел, пораженный свирепым натиском этой девицы. Он всегда с презрением относился к бриттам и особенно к их женщинам, считая их слабыми, безвольными, податливыми, ни на что не способными, ну разве что только ублажать мужчин, и потому сейчас был неприятно удивлен тем что он, умелый и опытный воин, который в своё время крушил как глиняные горшки диких могучих гэлов, сейчас едва способен защитить себя от нападения какой-то "раскрашенной буйши".

В какой-то момент их клинки сцепились, на секунду заблокировав друг друга, и Далира тут же ударила ножом, буквально распоров правую руку норманна. Ильзир отпрянул назад и яростно выругался. Кельтка тут же отскочила в сторону, довольно глядя на льющуюся кровь из руки врага. И снова принялась ходить туда-сюда по дуге, пристально наблюдая за противником. Ильзир тряхнул рукой, смахивая кровь, но это мало помогло. Рана была глубокой, кровь заливала ладонь и рукоять меча начинала скользить в ней. Было очевидно, что одной обороной делу не поможешь. И теперь он относился к этой девице более чем серьезно. Он наконец поверил, что она действительно может его убить. Ильзир отбросил подальше от себя щит и вытащил левой рукой боевой топор.

Далира атаковала. Ильзир тут же быстрым движением поймал её клинок шейкой топора и ударил мечом. Молодая женщина постаралась уклониться, но меч всё равно ударил её в левое плечо и разрубил бицепс. Далира вскрикнула, выронила нож и выдернув свой клинок из блокировки топора, отпрыгнула и, сгорбившись и склонившись, отбежала на безопасное расстояние.

Ильзир победно хмыкнул, считая, что оставил свою противницу без одной руки – считай половина победы. Впрочем, он как никто знал, что побед наполовину не бывает. И ухмылка быстро исчезла с его лица, когда он увидел, что кельтка выпрямилась, расправила плечи и абсолютно уверенно действует левой рукой. Она вытащила из-за спины второй нож. Более того на её левой руке вроде как не было никакой рассеченной раны. Разорванная ткань рубашки и кровь были, а вот самой раны не разглядеть. Ильзир нахмурился, не в силах уразуметь происходящее.

Далира быстро приблизилась к нему и перешла в атаку. Но теперь она наступала на него только с правого бока. Ильзир в такой диспозиции не мог использовать против неё одновременно меч и топор. А легка стремительная Далира еще и заходила ему за спину с правой стороны. Ильзир со своей больной ногой не поспевал вовремя развернуться. Кроме того, он не уже не мог уверенно держать меч окровавленной рукой. И в какой-то момент он получил удар мечом в правое плечо, рука обвисла. Он попытался резко повернуться и ударить топором, Далира нырнула к земле, уклонилась от топора и со всей силы ударила мечом по левому колену. Ильзир вздрогнул всем телом и не удержавшись на ногах, упал на колени. Далира, оказавшись у него за спиной пнула его в область лопаток. В этот момент она вполне могла убить его, ударив сзади мечом по голове, но у неё был другой план. Ильзир повалился лицом вперед. Правая рука уже не слушалась и он кое-как уперся в землю левой. Далира убрала нож, подскочила, схватила левой рукой топор и дернула к себе. Ильзир растянулся на земле, вытянув левую руку, но топор удержал в кулаке. Тогда Далира со всей отпущенной ей силой ударила мечом по левому запястью норманна. Ильзир взвыл и Далира, завладев топором, отскочила назад.

Всё было кончено.

Ильзир барахтался на земле, пытаясь как-то подняться. Но залитая кровью правая рука не слушалась, левая наполовину отрубленная кисть вообще болталась как чужая, разбитое левое колено не давало использовать левую ногу, а правая давно уже превратилась в ноющее пылающее бревно. Далира обошла поверженного врага и носком ноги отбросила его меч далеко в сторону. После чего убрала в ножны клинок Анвелла, засунула за пояс топор, подошла к валуну и взяла своё копье. Осмотрев его, она отошла от камня и остановилась в 3–4 шагах от поверженного норманна.

Ильзир, стиснув зубы, обливаясь потом и кровью, всё еще пытался подняться, чтобы принять более достойное положение.

Далира молча наблюдала за этим.

Еле-еле, напрягая все силы какие остались, превозмогая гудящую по всему телу боль, упираясь локтями, дергая ногами, Ильзир всё же сумел поднять себя и с невероятно багровым лицом, усесться на колени, выпрямить спину и поднять голову.

Далира двумя руками взяла копье.

Ильзир, пытаясь отдышаться, сопя и кряхтя, с ходящей туда-сюда могучей грудной клеткой, холодно глядел на женщину. Она отвечала ему тем же.

– Позволь…, – глухо проскрежетал он, перевел дыхание и закончил: – позволь мне умереть с оружием в руках.

Далира, пристально глядя на него, отрицательно покачала головой.

– Прошу тебя…, – задыхаясь, проговорил он, – прошу тебя, бриттская дева, позволь мне взять в руки меч.

Далира снова отрицательно покачала головой.

– Я сражался с тобой честно и достойно. И там, и здесь. За что ты так ненавидишь меня?

Далира подошла к нему, обмакнула пальцы правой руки в рану на его плече и нанесла себе на лицо три красных мазка, на лоб и каждую щеку. Потом вернулась на прежнюю позицию и подняла копье, направив его в грудь Ильзира. Тот понял, что придется умирать без оружия в руках. Он усмехнулся:

– Ну тогда знай, сука: мой друг и я вчера весь вечер по очереди насиловали твою дочь во все её маленькие тугие дырки. – Он плотоядно усмехнулся: – По очереди. Несколько часов. Всё ей там между ног разорвали. Теперь там просто кровавая каша. Девка вся кровью изошлась. Орала и выла. Тебя звала, какую-то туллу звала, хныкала, ревела. – Ильзир засмеялся, увидев совершенно мертвенное лицо кельтки. – Не, не волнуйся, жива она пока еще. Мой друг сказал, что попользует её еще денёк другой, а потом продаст её вонючим арабам, чтобы те развлекались с ней как им захочется.

Далира стояла как каменная. Затем резко перевернула копье и воткнула его в землю. Вытащила топор и подошла к стоявшему на коленях мужчине. Толкнула его в спину, снова повалив лицом на землю. Присела возле ног и принялась бить топором по нижней части левой голени, чуть повыше лодыжки. Ильзир яростно заорал. Пятью хрустящими ударами отрубив его левую ступню, Далира принялась за правую. Покончив с ней, она перешла к рукам. Схватила левую ладонь, дернула к себе, вытягивая мужскую руку, и ударила топором в уже изувеченное запястье. Отрубив левую кисть, занялась правой. Ильзир надсадно хрипел, сипел, выл, скрежетал зубами. Его лицо стало настолько багровым, что казалось сейчас лопнет. Выпученные глаза покрылись красными жилками.

Закончив со всеми конечностями норманна, Далира собрала всё оружие, подняла свой плащ и спокойно направилась в сторону Тилгарда, ни разу не оглянувшись.

Ильзир рычал, шипел, пыхтел, бросая вслед молодой женщине жуткие мерзкие проклятья. Но затем смолк, оглушенный ударами собственного сердца и совершенно обессилев. Кровь из отрубленных конечностей заливала землю вокруг него. Ильзир лег левой щекой на землю, не в силах уже держать голову на весу. Среди всех его чудовищных ощущений пробилась горькая досада о том, что надо было держать язык за зубами, тогда сдох бы как нормальный человек от обычного удара копья в грудь. Запах крови забил его ноздри и он устало подумал что всё-таки умирает как воин. Последней его мыслью было тоскливое воспоминание о зашитых в штанинах серебряных монетах, которые он так и не успел потратить. "Вот это жаль, вот это правда, очень жаль".

12

Хальфар и Синни вошли в Тилгард к вечеру.

Тилгард, расположенный на берегу узкого глубоко врезанного в сушу морского залива, представлял из себя собрание больших и малых деревянных домов, иногда с каменным основанием, окруженных разновеликими наделами, обнесенных такими же разномастными изгородями. Сам город окружал насыпной ров с врытым в него частоколом из огромных вертикально стоящих заостренных бревен. Эта оборонительная стена была абсолютно сплошной и даже уходила на несколько саженей в воды бухты. Единственный существующий проход находился строго напротив городской пристани, вырытый в земле под частоколом сквозь ров. Вдоль всей городской стены на равном расстоянии друг от друга возвышалось восемь квадратных сторожевых башен с покатой крышей.

Особого порядка в расположении домов внутри города не было. Казалось, что всё рождено стихией. По грязным широким и узким проходам, обозначенных изгородями и стенами, ходило-бродило по своим делам, пешком и изредка на лошадях, заметное количество людей. Синни с перепугу показалось что так просто бессчетно великое множество людей, как звезд на небе и песчинок на морском берегу, как говаривал Фрей Сильвий, рассказывая о далеких громадных сказочных южных городах. Было шумно, оживленно, пахло рыбой, кожей, навозом и дымом.

Синни, совершенно вымотанная, измученная долгим переходом, голодом, жаждой и грубым обращением, едва переставляла ноги, запиналась, шаталась и иногда чуть не падала. Разбитые в месиво жидкой грязи дороги на главных направлениях были покрыты дощатым настилом, положенным на толстые бревна и Синни чудилось в стуке шагов по доскам что-то зловещее. Несмотря на всё своё истерзанное состояние, свою жалкую участь и обреченное будущее, она всё же проявляла любопытство к окружающему. Особенно к людям и особенно к женщинам. Белокурые, рыжеволосые, большеглазые, с очень белой кожей, высокие, полногрудые, широкие в бедрах, в ярких одеждах, они казались очень сильными и уверенными в себе. Если женщины в свою очередь бросали взгляд на Синни, та поспешно стыдливо опускала глаза. Она понимала, что представляет из себя невероятно жалкое зрелище и кроме того ей казалось что всем вокруг очевидно что она пленница, рабыня, которую хозяин может безвозбранно бить и насиловать. Кое-кто из встречных мужчин приветствовал Хальфара и почти все они мимоходом с праздным интересом оглядывали черноволосую девочку с веревкой на шее.

Но в какой-то момент Хальфар столкнулся с высоким черноволосым мужчиной, у которого был сильно изуродовано лицо. Судя по всему, его когда-то ударили топором прямо в центр лица, жутко переломав нос и искалечив скулы. Также у него не хватало верхней части правого уха, отсутствовали мизинец и безымянный палец на правой руке, а смуглую кожу лица покрывали многочисленные шрамы. Мужчина катил перед собой тачку, груженную какими-то тюками и едва не наехал ею на белокурого широкоплечего гиганта, но вовремя остановился, разглядывая его. Однака Хальфар всё равно пришёл в ярость.

– Смотри куда прешь, хуйло подзабороное! – Прорычал он. – Чего уставился?! В зубы захотел, падаль вонючая?! Выкидыш бабий! Урод заморышный! Гнусный скрэлинг! Тварь бесхребетная!

Черноволосый мужчина поспешил убраться с дороги грозного норманна. А Синни бросила на мужчину быстрый сочувственный взгляд, ощутив некоторую солидарность с ним. Наверно он тоже раб, решила она.

Дальше они шли по направлению к морю и как ни была Синни подавлена и обессилена, но шипящий плеск волн, крики чаек, а главное совершенно невиданное для неё зрелище множества больших и малых, красиво изогнутых, изукрашенных цветными рисунками, резьбой и большими круглыми щитами кораблей с квадратными полосатыми парусами, в основном красно-белыми, всё же отвлекли её от всех мрачных переживаний и отозвались в её детской душе моментом радостного восторга.

– Эй, черт бородатый! – Весело крикнул Хальфар одному из бородатых, голых по пояс мужчин, возившихся с огромными бочками на пристани. – Где Гуннар Сиволапый?

"Черт бородатый" спокойно глянул на Хальфара, хмыкнул, сплюнул и крикнул в ответ:

– Известно где, в хороме своей дубовой, пузо чешет да барыши подсчитывает, – и он махнул в сторону длинного дома с зеленой двухскатной крышей, недалеко от пристани.

Хальфар кивнул в ответ и направился к дому. Там он увидел какого-то мальчишку лет десяти и велел покликать хозяина.

Гуннар Сиволапый, пятидесятилетний дородный мужик с мясистым круглым лицом, с бритой головой и с жидкой неряшливой бородой, не спеша вышел на крыльцо дома и с важным видом огляделся. Увидев Хальфара, он ухмыльнулся и поднял в знак приветствия правую руку, на каждом пальце которой был перстень или кольцо.

– Пришёл значитца, – констатировал Гуннар. – Ярл уже спрашивал о тебе.

– Ну так робеет поди без меня на запад-то плыть, – ухмыльнулся Хальфар.

– Да не-е. Он ведь как спрашивает: "Кто-нибудь видел Хальфара Буяна? Пришел он уже?", "Нет пока", "Ну и хвала Одину".

Хальфар хмыкнул, но не слишком весело.

Гуннар хитро прищурился и ехидно проговорил:

– Хотя тебя наверно больше интересует спрашивала ли о тебе жена ярла, прекрасная Брунгильда, да?

Взгляд Хальфара помрачнел, он явно не оценил шутки. Гуннар тут же перестал улыбаться и махнул рукой, мол, проехали.

Переваливаясь и как-то странно раскачиваясь, он спустился с крыльца и пристальным цепким взглядом оглядел черноволосую девочку с веревкой на шее.

– Хочешь продать? – Спросил он и вытер пальцами уголки губ, где выступили частички слюны.

– Хочешь купить? – Насмешливо проговорил Хальфар.

Гуннар Сиволапый смачно рыгнул, приблизился к ребенку и совершенно бесцеремонно полез пальцами ей в рот, оттягивая губы и осматривая зубы. Он даже провел пальцами туда-сюда по зубам и немного порасшатовал их. Затем поворошил волосы, взял за подбородок и принялся поворачивать голову в разные стороны вверх и вниз словно любуясь девочкой с разных ракурсов. Синни безропотно, опустив глаза вытерпела весь этот донельзя унизительный осмотр.

– Сколько хочешь? – Спросил Гуннар, повернувшись к огромному, возвышавшемуся над ним как башня, Хальфару.

Тот усмехнулся.

– Сколько не захочу всё моё, – сказал он. – Но пока не продается.

Гуннар досадливо поморщил нос.

– Чего тогда приперся, от дел отрываешь? – Он явно был слегка расстроен, ибо девочка ему понравилась. Хальфар это понял.

– Пусть буйша у тебя денёк другой посидит под замком. В раздумьях я пока, а таскать её всюду с собой не дело. Но только так чтобы никто не тронул её. – Хальфар грозно сверкнул голубыми глазами на Гуннара. – Я серьезно, Сиволапый, чтобы не прикасались. Она моя.

– Добро, – легко согласился Гуннар, увидев в этом для себя возможность впоследствии выторговать скидку. – Устрою буйшу как родную.

– Но так чтобы отдельно от остальных, – сказал Хальфар.

– Конечно. Только всё это мне зачтется потом, так ведь?

– Не бзди, Сиволапый. Рассчитаемся. В убытке не будешь. – Хальфар усмехнулся. – Кто угодно, только не ты.

Гуннар тоже улыбнулся. Самодовольно.

Хальфар передал ему конец веревки и уже уходя, обернулся и сказал:

– И это, Сиволапый,… накорми её что ли. Или хоть воды дай. А то она ни ела ни пила хер знает сколько, скопытится еще, тогда нам обоим убыток.

Гуннар махнул рукой, показывая что сам со всем разберется. Подошел к Синни и вынул из-за спины здоровенный нож. Синни испуганно отшатнулась, но он за веревку на шее притянул девочку к себе и, аккуратно просунув лезвие под веревку, перерезал её.

– По-нашему понимаешь?

Синни утвердительно кивнула.

Гуннар одобрительно покачал головой, моментально прикинув насколько возросла цена рабыни.

– Гадить будешь на двор ходить, кто-нибудь из слуг тебя выведет. Нагадишь в доме заставлю сожрать. Поняла?

Синни снова кивнула.

– Бежать не думай, – наставительно произнес пузатый норманн и мизинцем поковырял в зубах. Сплюнул и закончил: – Из Тилгарда тебе не выбраться, а здесь в городе любой тебя схватит и сделает с тобой что захочет. Потому что ты буйша. Поняла?

Синни в очередной раз кивнула.

– Ты немая что ли?

– Нет.

– Молчаливая? Это хорошо. Запомни на будущее мужики любят молчаливых баб. Идём.

Гуннар привел девочку в темную каморку, размером буквально три на три шага. Окон не было, лишь пара узких щелей под потолком. На земляном утрамбованном полу ничего не было за исключением толстой доски шириной в локоть и длиной в пару шагов. Втолкнув Синни внутрь, Гуннар закрыл дверь и запер засов. Потом глухо крикнул:

– Жрать ближе к ночи принесут. Приспичит на двор, ори пока кто-нибудь не придет.

Синни сдвинула доску к бревенчатой стене, уселась в углу, подтянула колени к груди и, крепко обхватитв ноги, пустым взглядом уставилась на дощатую дверь. Ничего хорошего прийти из-за этой двери не может, подумала она. И вообще никогда в её жизни уже не будет ничего хорошего. Так ей представлялось. И она не могла придумать ни одной даже самой слабой утешительной мысли что бы как-то развеять или хотя бы поколебать беспросветную каменную тьму в своей душе. Более всего её угнетало ощущение безраздельного одиночества, жуткое осознание того что во всём бескрайнем мире не осталось ни единого человека, который думал бы о ней с теплотой и нежностью, для которого она значила бы нечто большее чем горсть монет или способ удовлетворить похоть. Она осталась совершенно одна. Синни вытащила из кармана деревянный крестик на шнурке и крепко сжала в кулаке. Эта вещица осталась последней ниточкой связывающей её с тем счастливым временем где ей было хорошо и все её любимые люди были ещё живы. Синни беззвучно заплакала.

13

Уже начало темнеть, когда Хальфар вошел во двор главного дома Тилгарда – пиршественный зал примыкающий к покоям ярла. На обширном дворе, возле кормушки, он увидел несколько лошадей и на миг замер, смутно припоминая что ему вроде как надо было что-то сделать связанное с лошадью. Но так и не вспомнив о чем это, равнодушно выбросил это из головы и прошел в дом.

В огромной длинной комнате с двумя рядами столбов, подпирающих крышу, было жарко, сумрачно, дымно и сильно пахло жаренным мясом и чем-то кислым, то ли пивом, то ли блевотиной. В центре помещения протянулся прямоугольный врытый в землю каменный очаг, часть которого была накрыта плитой. Вокруг за столбами по П-образной траектории стояли столы и лавки, центр поперечной линии отводился самому ярлу и его семье, там имелось возвышение с очень широким стулом, укрытым шкурами и мехами, на котором привольно могли разместиться до 4 человек. Но в данный момент там никого не было. Однако остальные места за столами не пустовали, примерно три четверти из них были заняты, исключительно мужчинами. Мужчины громко весело разговаривали, обильно пили из рогов и больших кружек и с удовольствием поглощали пищу, беря её прямо руками из широких плоских блюд. Вдоль столов то и дело сновали несколько молодых девиц в светлых облегающих платьях, украшенных красной и синей вышивкой. Девицы подливали пиво в опустевшие рога и кружки и доставляли с кухни новые полные блюда, а также исполняли разные мелкие поручения пирующих, как например, принести тазик с водой для умывания, принести гребень для срочного расчесывания, принести тряпку чтобы вытереться и т.д. Но не более. Не смотря на то что все девицы были вполне хороши собой и их соблазнительные станы то и дело изгибались перед глазами мужчин, последние не позволяли себе никаких фривольностей. Ибо твердо знали, что служанки ярла принадлежат только ярлу и если позволить себе лишние с одной из них, то потом непременно придётся рассчитываться за это, причем скорей всего звонкой монетой.

Хальфар, как полагалось, оставил свой меч, щит и оба топора в специальных ящиках у входа и направился к столам.

– Чтоб мне лопнуть! – Зычно проорал один из гостей, увидев Хальфара, и вскочил с лавки, хорошенько пихнув при этом своего соседа, да так что тот едва не захлебнулся пивом. Пока сосед надсадно хрипел, пытаясь продышаться, тот кто его толкнул, низенький, но невероятно широкоплечий человек, практически квадратный, весело ударил Хальфара в грудь и снова заорал: – Буян! Наконец-то! А мы уж думали ты не появишься.

Хальфару пришлось несколько секунд приходить в себя после жуткого удара в грудь, который другого менее крепкого человека возможно бы и убил, сокрушив ему ребра и смяв сердце.

– Рад тебя видеть, Гёмли, – просипел он. – Вижу ты в отличном настроении.

– Ну дак а когда я был в плохом.

Гёмли заметил своего задыхающегося соседа и решив, что тот подавился, услужливо похлопал его по спине, весело проговорив:

– Да не жадничай ты, Мельнир, ярл перед походом всегда щедрый, на всех хватит.

Бедный Мельнир от могучих хлопков по спине потерял последнюю возможность дышать и закряхтел, захрипел пуще прежнего, выпучив глаза.

– Да он же блюёт, кажись, – сказал кто-то из соседей.

Гёмли хмыкнул:

– Вот скотина, нажрался уже. – И повернувшись к Хальфару быстро затараторил: – Ну так ты где пропадал? Разбогател за этот год? Может даже женился? А где Ильзир и Даррес? Они не с тобой?

Хальфар припомнил зачем ему нужна была лошадь, но тут же решил, что Краснокожий поди уже перестал ждать и сам пошел в город, а потому можно выкинуть это из головы. Он уселся на лавку рядом с местом Гёмли, бесцеремонно сдвинув в сторону Мельнира и остальных по цепочке. И тут же принялся за еду, ибо уже умирал от голода. Гёмли сел рядом и поманил одну из служанок, показывая на нового гостя. На вопросы Гёмли Хальфар так и не ответил, он знал что это единственно правильный путь, ибо любой ответ рождал только кучу новых, а Гёмли никогда на это не обижался и тут же переключался на что-то другое. В какой-то момент, когда Хальфар жадно поглощал жаренную оленину, Гёмли толкнул его локтем в бок. Хальфар скривился от боли, а мясо встало у него поперек горла.