Марсельская сказка

Знак или лишние двадцать миль, чтобы подумать и решить, наконец, что мне нужно на самом деле.

– Что ж, нам придётся идти пешком, – наконец, нарушил тишину Реми и взялся за ручку двери. – Ты говорила, твоя тётя живёт в пригороде?

– Да, но… – сомнения вдруг охватили мою душу, и я оглянулась на пустынную трассу за нами, будто забыла что-то важное в одном из десятков мест, где мы побывали. Да что со мной такое, чёрт возьми? Нет ничего прекраснее того факта, что мы почти добрались! – Да. Да, она живёт в пригороде, думаю, дорога много времени не зайдёт.

– Прекрасно.

– Да… прекрасно.

Мы оба выбрались из салона. Опершись о дверь машины, я сложила руки на груди и с самой недовольной на свете физиономией принялась ждать, когда Реми заберёт из багажника свою сумку. Мне не хотелось ни о чём думать, ничего решать, снова и снова прокручивать в голове одни и те же слова, но кричащие мысли без спроса захватили мой разум. Что значит, я не знаю, чего хочу? Ему-то самому откуда это знать? Я представила, как мы остаёмся здесь, во Франции, скитаемся по деревням, ловим рыбу и до рассвета занимаемся любовью… улыбка тронула мои губы, но здравый смысл тотчас заставил её угаснуть. «Ты сбежала из плена бестирийцев, чёрт тебя подери, чтобы распускать эти романтические сопли?» —спросила я себя. Но моя жизнь в Роузфилде, чем она лучше плена? Вернуться в Кембридж теперь мне вряд ли удастся…

Но вдруг в безумной какофонии мыслей я услышала что-то совершенно инородное. Это… рёв мотоцикла? Удивлённо моргнув, я воззрилась на Реми в попытке понять, слышит ли он этот звук, и когда наши взгляды встретились, мы в унисон обернулись к дороге. К нам на всей скорости приближалась чёрная точка – зловеще быстро, не оставляя и малейшего шанса сбежать или спрятаться. Чёрт возьми! Сердце загрохотало в самом горле при одной лишь мысли о том, что это могут быть бестирийцы, и страх, навязчивый, инстинктивный, парализовал всё моё тело. Где же все мои рефлексы? Я испуганно замерла, наблюдая за тем, как мотоцикл приближается к нам, когда Реми вдруг тихо выругался.

– Это полиция, – сказал он мне. – Эйла, ты слышишь? Это полиция!

Я вздрогнула, будто проснувшись от долгого сна. Мотоцикл был ярдах в ста от нас, когда, подчиняясь каким-то совершенно обезумевшим инстинктам, я бросилась к середине трассы.

– Эйла! – закричал Реми, подбегая, чтобы схватить меня за руку и оттащить к обочине.

– Стойте! – верещала я, размахивая руками. – Остановитесь! Мы здесь!

– Да приди ты в себя! – Реми схватил меня за плечи и развернул к себе лицом, но я вырвалась и вновь принялась кричать, боясь, отчаянно боясь, что они так и проедут мимо.

Где-то на задворках сознания бился и другой страх: что, если будет как в прошлый раз? Что, если они тоже связаны с бестирийцами? «Очнись, Эйла, ты почти в Париже, полиция спасёт тебя, спасёт!» – заглушал любые страхи вопль в моей голове.

Конечно, мои выкрики они услышали. Чёрный мотоцикл с запасным креслом остановился возле меня, и я увидела единственного полицейского – с неприветливым выражением лица, одетый с иголочки, он не спешил глушить мотор. Я подбежала к нему, напрочь позабыв о Реми.

– Мадемуазель? С вами все в порядке? – полицейский провернул ключ зажигания, и чёрный лакированный мотоцикл с эмблемой парижской полиции перестал, наконец, угрожающе рычать. Мужчина слез с седла и снял шлем, не сводя с меня глаз. Он перевёл взгляд на растерянного Реми. – Этот месье вам угрожает?

– Меня похитили! – выпалила я, не думая ни секунды.

Глаза полицейского округлились, он положил руку на кобуру и двинулся вперёд.

– Вас похитил этот месье?

Реми поперхнулся воздухом, а я, вынужденно придя в себя, встала перед полицейским, преградив ему путь.

– Нет, что вы, нет, – затараторила я заплетающимся языком. – Реми спас меня, вернее, я заставила его со мной поехать…

– То есть это его похитили? – полицейский свёл густые чёрные брови к переносице, переводя недоуменный взгляд с меня на Реми. – Я ничего не понимаю! Кто кого похитил? Между прочим, я спешу в участок, и если вы двое что-то не поделили между собой, прошу не ввязывать в ваши семейные распри полицию!

– Да что с вами не так?! – голос мой сорвался. Я чувствовала, как предательски горят щеки и жжёт в глазах, и сжала кулаки, вздёрнув подбородок, решительно настроенная добиться своего. – Меня зовут Эйла Маклауд! Двадцатого июня меня похитили из моего поместья в Шотландии, усыпили и привезли сюда! Это были бестирийцы, ваша местная мафия, и сейчас я прошу, нет, требую, доставьте меня в полицейский участок в Париже! Не в пригороде и где-либо ещё! Вы ещё не поняли? Я сбежала от чёртовых мафиози, сбежала от вашей доблестной полиции в Шеризе, которая, между прочим, прислуживает им! Я, мы, не питались нормально несколько дней, спали чёрт знает где, несколько раз отбивались от преследования и были в бегах, как какие-то преступники! И вы по-прежнему считаете, что это какие-то семейные распри? По-моему, я очень даже, чёрт подери, серьёзна! Боже, да не смотрите на меня так! Ах! У меня же есть доказательства, – я бросилась к багажнику, который Реми не успел закрыть, и под его удивлённый взгляд полезла в сумку. Да где же оно… я точно оставила его в кармане жакета… ах, вот! Схватив несчастный клочок бумаги, я вернулась обратно к ошеломленному моей речью полицейскому и протянула ему самое что ни на есть весомое доказательство. – Это статья в шотландской газете, которую я забрала у одного из бестирийцев. Вы знаете английский? – он покачал головой. – Здесь написано о том, что меня похитили. Я дочь известного лорда Бэлфора. Вы видите мою фотографию? Это я.

Полицейский перевёл взгляд с обрывка газеты на меня и нахмурился. Ну, конечно, дама с изысканными локонами, уложенными в аккуратную причёску, с жемчужными серьгами больше её ушей и броским макияжем едва ли походила на измученную, растрепанную меня с царапинами и ссадинами на лице, в порванном платье… но это по-прежнему была я! Надеясь получить поддержку от Реми, я обернулась к нему, но столкнулась лишь с ледяным непроницаемым взглядом его глаз. Он смотрел в сторону. О чем он думал? В душе с двойной силой заклокотало волнение. Наконец, полицейский произнёс:

– Я вам верю, мадемуазель…

– Маклауд.

– Мадемуазель Маклауд. Я доставлю вас в участок. Там мы со всем разберёмся.

Будто огромный камень тотчас спал с моих плеч. Я облегчённо выдохнула, чувствуя, как слёзы благодарности обжигают мои щёки. С ума сойти! Это ведь такое везение! Неужели скоро всё закончится? Радостный смех сорвался с моих губ, я обернулась к Реми и вдруг замерла, будто опомнившись. Что же теперь будет с нами? Сейчас, когда конец нашего путешествия так неминуемо близок?

– О, месье, вы тоже поедете с нами, – пояснил полицейский, садясь на мотоцикл. – У вас есть с собой какие-нибудь документы, подтверждающие вашу личность?

Я с надеждой посмотрела на Реми, и осознание, мелькнувшее в моей голове, заставило сердце болезненно сжаться. Обернувшись к полицейскому, я вздохнула и сделала несколько шагов к Реми. Он вытащил из багажника сумку со своими вещами и захлопнул дверь. Хмурый, как всегда, с какой-то странной печалью в глазах.

– Прости меня, – прошептала я, нервно теребя ткань платья.

– За что? – он даже не взглянул на меня.

– Господа, вы не могли бы поторопиться? – полицейский надел на голову шлем и провернул ключ.

Наши с Реми плечи соприкасались, но мне казалось, он где-то далеко-далеко от меня. Волнение царапало душу, было трудно дышать, ещё труднее – подбирать слова.

– Я ввязываю тебя в дела с полицией, значит, подставляю тебя. Бестирийцы могут…

Моя речь оборвалась, когда Реми вдруг схватил меня за локоть и развернул к себе – так резко, что наши губы едва не столкнулись. Я сглотнула, почувствовав, как пересохло в горле, а он заговорил так тихо, чтобы слышала его только я:

– Если ты думаешь, что дело в этом, то ты ошибаешься, Эйла.

Прикрыв глаза, я ощутила, как трепетная дрожь разливается по всему моему телу. «Тогда в чем же дело, Реми? Ты должен быть счастлив, ведь сможешь избавиться от меня раньше срока», – хотела спросить я, но полицейский вдруг со всем нетерпением нажал на клаксон, и мы оба вздрогнули, словно очнувшись ото сна.

«Хватит этих пустых сентиментов, Эйла. Сегодня всё закончится. Не этого ли ты хотела?» – корила себя я, забираясь в кресло мотоцикла и старательно избегая взгляда Реми.

***

Наш приезд поднял на уши весь участок – от констеблей и до комиссара, что, скуривая одну сигарету за другой, нервно расхаживал по всему кабинету и не выпускал из рук трубку телефона. Я наблюдала за ним – высоким широкоплечим мужчиной средних лет – из окна, разделяющего основной холл участка и его кабинет, и не могла найти себе места. Нервно покусывая указательный палец, я ждала, когда меня, наконец, пригласят внутрь, ведь мою первую попытку влететь в его кабинет пресекли грубым и безосновательным: «Ждите». Его секретарша заверила меня в том, что в данный момент он связывается со своими коллегами в Шотландии. Ах, как же мне хотелось верить именно в это, а не в то, что он звонит бестирийцам, собираясь выменять меня на какой-нибудь дорогой портсигар! Тем не менее, всё это было лишь глупыми домыслами – сейчас я находилась под защитой парижской префектуры, а значит, волноваться и впрямь было не о чем.

– Эйла, – позвал меня Реми, вышедший из маленькой комнатки, в которую его пригласили «не на допрос».

Минуя длинные ряды одинаковых столов, за которыми сидели полицейские клерки, я бросилась к Реми, но вдруг остановилась, уловив взглядом мелькнувшие справа металлические прутья. Сердце провалилось в пятки, я почувствовала, как в глазах стремительно темнеет, как нагло в нос забивается знакомый запах сырости и отчаяния… эта решетка… в точности как в подвале…

Опершись рукой о стену, я опустила голову и прикрыла глаза. Реми навис надо мной, ухмыляясь, почти скалясь – чужой, пугающий, опасный.

– А-а, приходишь в себя? – прохрипел он.

– Что? – я покачала головой, переводя рассеянный взгляд на мужчину перед собой. – Реми, что… что происходит?

– О, все в порядке, дорогая, или вернее было бы сказать «любовь моя»? – отвратительный слуху смех гулким эхом прогремел где-то вдали. Ноги мои подкосились, но чьи-то сильные руки успели меня поймать. – Всё в порядке… все в порядке? Да что с тобой?

Я моргнула, поднимая голову и встречаясь взглядом с ясными глазами Реми. Мрак рассеялся, запах сырости куда-то пропал, сменившись запахом новой бумаги и чьего-то терпкого парфюма, и я ощутила на себе руки, его тёплые безопасные руки, мгновенно расслабляясь в их безопасном кольце. Это всего лишь последствия пережитого. Нет никакого подвала. И больше никогда не будет. Я в самом безопасном месте. Только дыши, Эйла. Только дыши и не впадай в отчаяние. Всё почти закончилось.

Почти закончилось.

– Мне… – мои руки затряслись, признание почти сорвалось с уст, но я тряхнула головой, отгоняя прочь непрошенные мысли. Не стану говорить ему об этом. Он решит, что я чокнутая. – Мне просто стало дурно. Закружилась голова, – голос мой дрожал, и я изо всех сил старалась не смотреть на эти чёртовы прутья. – Ч-что тебе сказали?

Реми нахмурился, явно не веря моему оправданию.

– Идём, – сказал он, отводя меня к небольшой лавочке возле кабинета комиссара. Когда мы сели, он взял мои ледяные дрожащие руки в свои и заглянул мне в глаза. Маленькое пугающее воспоминание не отпускало. Почему я вижу другого Реми в своих странных видениях? Почему там, в сыром и тёмном подвале, он олицетворяет собой сущее зло? – Эйла, что с тобой творится? Ты словно выпадаешь из этого мира. И смотришь на меня так, будто… боишься.

Выдохнув, я покачала головой и крепче сжала его руки.

– Я не боюсь тебя. Я просто… это просто воспоминания о моём заточении. Они настигают меня. Я ничего не могу с этим поделать. И, пожалуйста, давай… давай не будем говорить об этом.

– Ладно. Как скажешь, – Реми выдохнул, отвёл взгляд. – Я слышал, твоя тётя уже едет сюда, чтобы забрать тебя. Это прекрасные новости.

Как бы мне не хотелось улыбнуться, я никак не могла себя заставить. Как только мы приехали, полиция тотчас связалась с тётушкой Меррон, и я была несказанно этому рада, но тот факт, что она уже наверняка позвонила моей матери и сообщила ей прискорбную весть о том, что я жива, оставлял горьковатое послевкусие. Совсем скоро я увижу холодный взгляд Розалинды. Она жеманно обнимет меня, стараясь всё же держаться на расстоянии, и скажет: «Мы ведь обе понимаем, дорогая, что это ты во всём виновата».

– Прекрасные тем, что мы вот-вот расстанемся? – я горько усмехнулась, блуждая от одной тревожной мысли к другой.

– Тем, что для тебя вот-вот закончится этот Ад.

«Дни, проведённые с тобой, не были Адом», – едва не призналась я.

– О чём с тобой говорила полиция? – я сменила тему, старясь не выставлять напоказ чувства, до которых ему не было дела.

– Задавали дежурные вопросы, чтобы, кхм, как там выразился этот сноб… «рассмотреть со всех углов эту неоднозначную ситуацию».

– Они уже несколько лет не могут справиться с мафией, которая похищает людей из других государств, – шикнула я. – И это называется неоднозначной ситуацией?

– Что теперь будет, Эйла? – прервал меня Реми.

– Начнётся расследование, – я сглотнула, тщательно подбирая слова, но чувства опережали разум. – Меня вряд ли депортируют в Шотландию в ближайшие дни. Я останусь здесь, с тётей… на самом деле, это звучит намного лучше, чем тот факт, что я должна буду вернуться к своей прежней жизни…

Реми расхохотался, вскинув голову.

– Ты не веришь в то, что говоришь.

– Нет, – решительно ответила я. – Это ты не веришь. Реми, у нас обоих нет настоя…

– Мадемуазель Маклауд, пройдите в мой кабинет, – пророкотал вдруг голос комиссара, приоткрывшего дверь.

Я встрепенулась, поднялась с лавки и бросила последний взгляд на Реми, прежде чем скрыться за дверью полупустого мрачного кабинета. Волнение комом застряло в горле. Комиссар провёл пальцами по своим усам и уселся в кресло за столом.

– Присаживайтесь, – он кивнул на стул напротив.

Заняв свое место, я внимательно посмотрела в серые глаза мужчины. Он даже не представился. Грубиян.

– Мы зафиксировали все ваши показания, данные вами ранее констеблю Морелю, – сказал он тихим вкрадчивым голосом, который совершенно не внушал доверия. – Я также связался с полицейским департаментом Эдинбурга, чтобы подтвердить или опровергнуть факт вашего похищения. Думаю, вы понимаете, что слезливой истории и клочка газеты недостаточно для такого серьёзного обвинения.

Злость вспыхнула в моей душе со скоростью звука, вылетевшего из его рта.

– Комиссар…

– Дюран, – наконец, представился он.

– Комиссар Дюран, – я подалась вперёд, заглядывая в его наглые глаза, – Нескольких секунд мне достаточно, чтобы выдвинуть ещё одно серьёзное обвинение. Как вы знаете из моих показаний, полиция в префектуре Марселя с удовольствием покрывала деятельность мафиози. Не хотите ли вы намекнуть мне на то, что деятельность вашей префектуры мало отличается от марсельской?

Дюран расхохотался, откинувшись на спинку кресла и сцепив руки за головой, но в один миг он вдруг изменился в лице и подался вперёд, вероятно, желая меня напугать. Ни один мускул не дрогнул на моем лице. Какой же мерзкий человек.

– Мадемуазель Маклауд, я бы на вашем месте был очень избирателен в высказываниях. Сейчас вы находитесь под нашей юрисдикцией. А у меня, к тому же, накопилось немало интересных вопросов к вам, которые ставят под сомнение акт вашего похищения.

«Вот же подонок!» – едва не сорвалось с моих уст.

– Я слушаю вас, Господин Дюран, но прошу не забывать о том, что я являюсь гражданкой Великобритании…

– Ах, да, именно с британскими коллегами я провёл очень содержательный разговор. Как выяснилось, ваш отец, Томас Маклауд, был весьма сомнительной личностью в плане ведения своего бизнеса. Он владел текстильной фабрикой, верно?

– Верно, она досталась ему от моего дедушки, – незамедлительно ответила я, чувствуя, как стремительно покрывается трещинами моё ледяное спокойствие. – К чему вы клоните?

– Вы также сообщили констеблю Морелю о том, что бестирийцы якобы требовали с вашей семьи деньги, которые ваш отец задолжал им. Сейчас эта информация проверяется, в частности мы уже уведомили вашу мать, мадам Розалинду Маклауд, о сложившейся ситуации.

– Уведомили? – я в презрении сощурилась. – Так вы называете допрос? Что за подозрения? Меня похитили! В вашем государстве, ваши бандиты! И вместо того, чтобы искать их, вы начали рыть под моего отца, который, между прочим, уже год как мёртв? Это безобразие!

– Мадемуазель Маклауд, у нас есть все основания полагать, что у вашей семьи сложились весьма тесные отношения с бестирийцами, – ответил он без единой эмоции. – Как я уже сказал, сейчас вы находитесь под юрисдикцией парижской префектуры. Моя задача – найти и закрыть в тюрьме тех, кто вас похитил.

– Но вы не можете этого сделать, правда? – я усмехнулась, качая головой. – Вы не захотите иметь дел с кланом мафиози, которая сотрудничает с полицией.

– Поверьте, я не меньше вашего мечтаю пересажать всех этих мерзавцев, – вдруг выплюнул он. – Но есть такое понятие, как последовательность. Вы не совсем последовательны. Вам кажется, что завтра мы поймаем всех бестирийцев, они напишут чистосердечное, а вас мы непременно отправим в Шотландию, первым же рейсом, где вас встретят, как героя, который сбежал из их плена, но в реальности всё куда прозаичнее, мадемуазель. У нас есть все основания полагать, что ваша семья довольно тесно сотрудничала с этим кланом. И если в делах вашего отца вскроется хоть какой-то криминал, расследование примет совершенно иной оборот…

Я едва успела осознать эту мысль, когда за дверью вдруг раздалась чья-то ругань. Голос показался мне знакомым лишь тогда, когда его обладательница приблизилась к двери и резко её распахнула.

– Что происходит?! Немедленно покиньте кабинет!

Обернувшись, я увидела свою тётю Меррон – её пытались удержать пара испуганных констеблей. Выдохнув и широко улыбнувшись, я бросилась к ней.

– Тётушка! Боже мой, ты приехала! Как я рада тебя видеть!

– Эйла, девочка моя, – протянула она, отстраняя меня от себя и заглядывая в мои глаза. – Боже милостивый, я не верю, не верю, что вижу тебя! Всю эту неделю все мы просто с ума сходили!

– О, пожалуйста, при всем уважении, оставьте эти сопли за дверью! – вдруг выпалил комиссар, вставая из-за стола и подходя к нам. – Мадемуазель Маклауд, думаю, на сегодня достаточно. Мы пригласим вас в участок, когда данные о деятельности вашего отца подтвердятся. Надеюсь, вы понимаете, что на время расследования вам нежелательно выезжать за пределы Парижа.

– Так, постойте. Какие ещё данные? – тётя всем телом повернулась к комиссару.

– А что с Реми? – спросила я и, встретив недоуменный взгляд господина Дюрана, поспешила добавить: – Мой спутник. Он может быть свободен?

Комиссар задумчиво потрогал свои усы. Моё сердце болезненно сжалось в ожидании ответа.

– Да, – наконец, сказал полицейский. – Да, к месье Атталю у нас нет никаких вопросов. С ним мы можем попрощаться.

Слова эти камнем прилетели в мой затылок. «Мы можем с ним попрощаться». Они могут.

Но как же я? Как же я скажу ему «прощай»?

Глава 27. На прощание

Наши взгляды встретились, едва я вышла из кабинета комиссара. Он смотрел с немым вопросом, я – с кричащим отчаянием. Неопределённость и состояние подвешенности, как ни странно, дарили мне надежду. Но я не могла озвучить её Реми.

Я не могла надеяться.

Моего отца подозревают в связи с бестирийцами. Неужели всё, что эти бастарды говорили мне тогда – правда? В таком случае возвращение в Шотландию ставит моё будущее под удар. А есть ли у меня оно, это будущее? Или, может быть, я цепляюсь за любую возможность остаться с Реми? Но едва ли он этого хочет, и та близость, что возникла между нами… лишь момент слабости. Нет никаких чувств. И никогда не было. Он считает, будто я не знаю, чего хочу, а я думаю, будто мы оба просто боимся той неизвестности, что поджидает нас в том случае, если мы выберем друг друга.

Вот только проблема в том, что неизвестность эта уже охватила нас. У нас обоих нет прошлого – его смыло ужасами настоящего. И нет настоящего – его затмил страх будущего. На последнее все же теплится надежда в душе, у меня теплится, а он…

Конечно, Реми мечтает избавиться от меня как можно скорее. И мне от этого совсем не больно. Ведь я совсем в него не влюблена. А он совсем не влюблён в меня.

– Ах, так это вы тот самый месье Атталь! – пропела моя тётя, вырывая меня из мыслей. – Меня зовут Меррон Бэлфор. Но вы можете звать меня просто Меррон! Я так благодарна вам, все мы вам очень благодарны! Вы будете достойно вознаграждены за вашу помощь.

– Спасибо за добрые слова, мадемуазель Бэлфор, – Реми перевёл взгляд на меня и улыбнулся. – Я рад, что встретил вашу племянницу. Что она встретила меня.

Я улыбнулась, чувствуя знакомый трепет в душе, заглушаемый лишь осознанием скорого прощания и нависшей над моей головой тревожной неизвестностью. Но тётя, окрыленная знакомством, вдруг изменилась в лице и, вклинившись между нами и взяв нас обоих под руки, направилась к выходу.

– Нам лучше уйти отсюда, да поскорее, – сквозь широкую улыбку пропела тётушка. – Сдаётся мне, у меня плохие новости для тебя, Эйла. Доберёмся до особняка, и я все вам расскажу.

Мы выбрались на залитую золотым солнечным светом оживлённую улицу. Каждый уголок Парижа был мне знаком, и сейчас я точно знала, что мы находимся в Берси. На утреннем солнце поблёскивала Сена, на небольшой площади перед полицейским участком обосновались торговцы, а воздух от количества автомобилей был спёртым и тяжёлым. Мне хотелось, как раньше, пройтись вдоль набережной, погрузившись в свои мысли, обдумав услышанное и приняв важные решения, но у меня не было ни секунды на это.

К тому же, водитель тёти уже ждал нас у ступеней. Я уже сделала шаг по направлению к нему, когда почувствовала, как Реми остановился. Где-то за нашими спинами хлопнула входная дверь. Я обернулась, заметив полицейского, что привёз нас сюда на совсем мотоцикле.

– А, вот вы где, – он обращался к Реми. – Я искал вас в участке. Мы можем ехать?

– Что? О чём он говорит? – я напряглась всем телом, вглядываясь в невозмутимое лицо Реми.

– Да, подождите меня внизу, – сказал Реми полицейскому и повернулся ко мне. – Эйла, я думаю, время пришло.

– Для чего? – голос мой дрогнул.

– Я подожду вас в машине, – тихо вклинилась в наш разговор тётя и, кивнув водителю, спустилась по ступенькам вниз к авто.

От волнения у меня закружилась голова. Полицейский достал из кармана сигареты, обошёл нас и направился к мотоциклу на служебной стоянке. Мы же так и остались стоять перед входом в полицейский участок. Реми взял мои руки в свои, и я почувствовала, как в этот момент между нами разверзлась огромная пропасть. Балансируя на самом краю, я с трудом держалась, чтобы не упасть.

– Я договорился с этим господином, – начал Реми непривычно тихим, но уверенным голосом. – Он направляется в Мелён и согласился меня подбросить.

У меня перехватило дыхание, ноги подкосились, и пропасть, казалось, стала ещё на шаг ближе ко мне. Сморгнув сл`зы этого болезненного осознания, я крепче сжала его ладони в своих и хриплым голосом спросила:

– Зачем… зачем тебе в Мелён?

– Эйла, я планирую перебраться в Швейцарию, – ответил он, и слова эти выстрелом прилетели мне в висок. – До встречи с тобой я думал, что не достоин ничего, даже собственного клочка земли. Но ты показала мне, что это не так. И дом, который ждёт меня там, в Нёвшателе, и до которого так и не добрались мои мать и сестра… если в том письме сказано, что его завещали мне, значит, это действительно так. Столько лет прошло, родственников наверное уже и нет в живых. Ты позволила мне принять это. Принять настоящее и будущее и отпустить прошлое. Меня будут искать бестирийцы. И как бы мне ни хотелось набить им морду, я понимаю, что уехать в Швейцарию и начать всё с чистого листа будет лучшим решением.

Его силуэт размылся из-за моих слёз, сердце сдавила глухая тоска. Мы говорили о Швейцарии, говорили об этом доме, но… я никогда не думала об этом моменте, прекрасном и трагичном, когда я должна буду отпустить его, а он должен будет отпустить меня. Расставание висело над нашими головами чёрными тучами, я знала, знала, что оно настанет, но понятия не имела, как именно это произойдёт. Уверенность в том, что в этом безумном мире мы сможем удержаться друг за друга, никогда не оставляла меня. А сейчас… сейчас он рушит это. Или я давно сама все разрушила?

– Но как же наш уговор? – всхлипнула я, в неверии качая головой. – Я обещала заплатить тебе, Реми, это несправедливо и нечестно, тебе не нужно ехать в Мелён, у тебя нет ни копейки, ведь ты… ты все и так потратил на меня.