Марсельская сказка

Горло знакомо сжалось, и я сглотнула, как если бы приняла касторку, ослабившую боль лишь на мгновение.

– Мне жаль, – тихо сказала я, впервые искренне раскаиваясь. Я не привыкла делать этого, нет, совсем не привыкла, мой нрав противился любым проявлениям человеческой слабости, а извинения были её высшей степенью, но я не хотела, чтобы он, терзаемый чувством вины и обвиняющий во всём меня, вдруг развернулся и ушёл, оставив меня одну. Поняв, что он никак не реагирует, я добавила чуть громче: – Я втянула тебя в это. Мне очень жаль.

Слова дались мне нелегко. Почти физически больно оказалось снимать с себя маску – уж слишком уязвимой я чувствовала себя без неё. Поёрзав на неудобном стволе дерева и вжав голову в плечи, я стала нетерпеливо ждать его реакции. Конечно, против любого проявления его гнева я была готова обороняться, но сейчас мне казалось, что он не в состоянии даже головы поднять. А ведь гул мотора давно стих, и нам предстояло отправляться в путь.

Я серьёзно вгляделась в черты его лица. Глаза Реми были скрыты козырьком старой потертой фуражки, но вот губы его на мгновение дрогнули, и это не ускользнуло от моего ждущего взгляда.

Лишь спустя минуту или две он тихо ответил:

– Они не убьют человека средь бела дня и без доказательств его вины, просто ради забавы, в этом и отличие мафиози от обычных гангстеров.

Меня будто парализовало. Глаза остекленели, и я с усилием моргнула, чтобы прогнать незнакомую пелену.

Я ожидала услышать всё, что угодно, только не его своеобразную попытку меня успокоить. Это почти умиляло. И совсем не помогало. Разумеется, мысль о том, что Зоэ жива и невредима, радовала, но ведь это не отменяло того факта…

Я сглотнула, собираясь с мыслями:

– Но они придут к ней, если Фабрис скажет, что видел нас.

Тогда Реми впервые за долгое время посмотрел на меня. Я ожидала встретить всё: отчаяние, гнев, непримирение, но только не эту почти мертвенную пустоту. Вины внутри меня стало так много, что она грозилась выйти из берегов, не знаю, как, но я до удушения чувствовала её чрезмерность. Она притупляла во мне очевидное желание напасть первой и обвинить его во всех смертных грехах, возможно, это и спасло меня от очередного скандала с ним.

Внезапно его взгляд ожесточился. Я приготовилась встречать речь, знакомую мне с детства. Расправив плечи и подняв подбородок, Реми быстро проговорил:

– Я скажу это один раз, повторять не стану, так что лучше тебя слушать меня внимательно и помалкивать. Ты свалилась на мою голову, и я этому не рад. Я предпочёл бы быть позорно вздёрнутым на рее, чем терпеть твои капризы, а я видел только малую их часть. Но даже несмотря на твои бестолковые попытки пригрозить мне пистолетом, это был мой выбор. Или нет, это было следствие отсутствия выбора, хотя какая разница? Суть в том, что если бы я не посчитал нужным согласиться, ты бы не сидела сейчас здесь со мной, а продолжила выпрыгивать из-за кустов на случайных бедолаг, требуя тебя спасти и попутно проклиная меня. Улавливаешь мысль? Да, я хочу сию секунду освободиться от камня, привязанного к шее, в виде тебя. Но я ещё здесь. Я привёл нас в дом Зоэ – это было моим решением, а не твоим. Почему-то мне показалось, что ты для них не столь уж и крупная рыба, чтобы броситься на твои поиски сиюсекундно и нарушить своё главное правило – не лезть к местным.

Он закончил, а у меня перехватило дыхание. «Это был мой выбор». «Я ещё здесь». «Это было моим решением». Боже мой. Каждое его слово тушило адское пламя в моей душе, может быть, не полностью, но уже довольно весомо, чтобы ощутить облегчение. Не нужно было читать между строк, чтобы понять – таким образом Реми пытается убедить меня в том, что я не виновата. Снова. Конечно, я по-прежнему чувствовала себя таковой, но его слова значительно всё упрощали. Что ж. Мы оба привели в дом Зоэ бестирийцев, мы обманули её, хотя я не уверена, что перед нашим уходом Реми не сказал ей правду – всё было так хаотично, а я и вовсе пребывала в крайней степени паники и отчаяния.

И всё же это было так удивительно. Я знала, что неприятна Реми, даже если мы едва знакомы, точно так же, как он неприятен мне, но никто из близких мне людей прежде не пытался вразумить меня в том, что я не виновата. И этот странный порыв, эта попытка ему поверить, меня очень тронула.

Его жест был своего рода перемирием. Временным и явно недолговечным, но определенно значимым.

– Спасибо, – тихо сказала я. – Мне важно было это услышать.

Реми смерил меня бесстрастным взглядом и встал, поднимая с земли свою сумку. Как примечательно, вся его жизнь уместилась в этот саквояж. Но поразило меня всё же больше не это, а тот факт, что он даже не удосужился подать мне руку.

– Нам пора двигаться дальше. Дорога до следующего населённого пункта займёт несколько часов, а нам ещё нужно найти путь, который не пересекался бы с основной трассой, где нас могут заметить.

Опираясь о ствол дерева, я с усилием встала.

– Что за населённый пункт?

– Шааль, – мой взгляд загорелся. – Не обольщайся. Мелкий городишко, хоть и поживее Шериза. Бестирийцы туда не сунутся.

– Почему?

Он закатил глаза, а я в ту же секунду подавила раздражённый вздох. Если он всерьёз думал, что я не буду задавать вопросов, то он просто напыщенный кретин!

Я осмотрела его с усмешкой. Хотя… он и так напыщенный кретин.

– Во-первых, по их логике ты должна прятаться в ближайших деревнях, а следующим после Шериза будет Вайль, он на востоке. Шааль в противоположной стороне, и это последнее место, о котором вспоминаешь, если решаешь кого-то отыскать. А во-вторых, Шааль находится на границе Прованса, и не все жандармы там продались бестирийцам.

– Почему тогда не наладить дела в Шеризе? – взволнованно спросила я и, поймав его недобрый взгляд, прикусила язык. А затем озвучила собственную мысль: – Верно, потому, что деревня эта… хм, ну, её просто незачем охранять? Что здесь: дома да рынок. Хотя это противоречит логике: зачем тогда в Шериз так вцепились бестирийцы?

– Дома да рынок, – язвительно фыркнул он. – Что ты вообще видела? Окраинную улицу, да и только. Шериз – большая деревня, когда-то даже городом была. У нас своё рыбное хозяйство имеется. Часть товара везут в Марсель, часть достаётся нам. Смекаешь, кто следит за тем, чтобы никакие другие части больше никому другому не доставались?

Я ахнула, прикрыв рот рукой.

– Бестирийцы… но… это ведь такое мелкое дело дня них!

– Если бы у меня в руках оказалась карта, я бы показал тебе, как много маленьких точек на побережье сливаются в одну большую. Они держат под своей подошвой маленькие деревни, острова и города, рассеявшись так, чтобы это не казалось таким очевидным.

– И никто не пытается с этим бороться? Я имею в виду, местные власти… это ведь такие убытки… в конце концов, они похищают людей! – я всплеснула руками. – И они собирались убить меня сегодня вечером, – эти слова вылетели из моего горла так легко, словно я не до конца осознавала, что в действительности ждало меня в финале этого дня. – Значит, убийства для них – обычное дело.

Реми снял фуражку, взъерошил волосы и надел её обратно.

– Да неужели? А я думал, они прижимают торговцев рыбы и запугивают старушек.

Я прикусила язык. Уставившись вдаль сада, он недовольно вздохнул.

– Слишком много разговоров. Я устал. Нам надо идти.

Молча согласившись с ним, я последовала за его высокой тёмной фигурой по протоптанной дорожке, ведущей в густую зелёную глубь. То, что он рассказал мне, было совершенно возмутительно. Я не могла перестать думать об этом, яростно мечтать о том дне, когда получу достаточно полномочий, чтобы пресечь это раз и навсегда или хотя бы косвенно на это повлиять. Бестирийцы должны исчезнуть. То, с чем я столкнулась, было только вершиной айсберга.

В то же время мысли мои постоянно переключались на мужчину, идущего передо мной. Я не могла взять в толк, почему он так просто оставляет эту деревню, ведь он явно был к ней привязан. Да, отчаяние и безнадега, как я уже разобралась ранее, могли стать для него веской причиной, но ведь он отзывался о Шеризе так, будто искренне любил это место, хотя, судя по его словам о Марселе, он не из местных. Конечно, я бы и без того ни за что не поверила, что Реми всю свою жизнь прожил в деревне. Несмотря на внешний образ замученного трудяги, изъяснялся он отнюдь не как простак. Быть может, ему и самому зачем-то нужно в Париж? Всё это было подозрительно, как и его согласие помочь мне, и весь он был сплошной загадкой, не поддающейся решению.

Голова разболелась.

Мы свернули в очередной коридор между деревьями, и я решила начать хотя бы с малого свой имеющий смысл допрос.

– Тебе совсем не интересно узнать моё имя?

– Что? – он оглянулся через плечо.

Поморщившись от боли при очередном неосторожном шаге, я всё же не могла не заметить, что идёт он теперь медленнее, позволяя мне не бежать за ним.

– Моё имя. Мой возраст. Ты даже не спросил, откуда меня похитили. Как долго это будет продолжаться?

Он долго не отвечал. Вдали уже послышался шум трассы, но всего на миг – автомобиль промчался и эхом исчез в неизвестности. Будто мне это только почудилось.

– Мне это неинтересно, – протянул Реми своим глубоким голосом, и что-то внутри меня неприятно кольнуло. – Но для удобства я могу называть тебя Лоретт.

Я сжала кулаки: внутренняя фурия приготовилась вырваться наружу.

– Что ты предлагаешь? Весь путь до Парижа не общаться друг с другом? Или вообще делать вид, что меня или тебя не существует? Когда я просила у тебя сопровождения и защиты, я думала, простое человеческое общение является чем-то само собой разумеющимся.

– Ты ошибалась, – лениво отозвался он.

Тогда-то я и поняла: за всеми этими длинными репликами сегодня Реми явно исчерпал весь свой дневной запас слов. Я фыркнула, остановилась, давая отдохнуть ноге, и последовала за ним с меньшим энтузиазмом. Невыносимый мерзавец. Какой же он противный. В Дирлтоне, да что там, в Шотландии он не продержался бы и дня со своим мерзким характером. Я хотела поднять с земли булыжник и кинуть его ему в затылок, но булыжника не нашлось, а я наверняка промахнулась бы, как и в прошлый раз.

Но меня угнетала и пугала сама мысль о том, что он всерьёз намерен меня игнорировать. Мужчины из кожи вон лезли, чтобы заполучить хотя бы толику моего внимания, а он…

Я решила прикусить язык, чтобы ненароком не озвучить все свои мысли. Надо же, он даже не хочет знать, как меня зовут! Сколько мне лет, какие ужасы я пережила, из какой я семьи, какие мои планы… лишь спустя время я поняла, что злюсь так рьяно только потому, что хочу узнать всё это о нем.

– Остановись, – вдруг сказал Реми и замер, выставляя руку, будто я была несущимся напролом составом поезда. – Ты слышишь это?

Утихомирив бешеный поток мыслей, я настороженно прислушалась к внешним звукам. Впрочем, не услышать шум пропеллера было просто невозможно. Он приближался, зловеще жужжа, прямо к нам. Не осознавая своих действий, я вцепилась в руку Реми мёртвой хваткой, и тогда вдруг стало так громко, что в ушах зазвенело. Мы одновременно задрали головы и слегка пригнулись, когда затянутое облаками небо рассёк небольшой оранжевый самолёт. Он промчался над нами, как взбешённая гарпия, прямые крылья делали его осанку почти героической, а дым тянулся вслед за ним, как плащ. Набирая высоту, самолёт вскоре скрылся вдали, но созданный им шум по-прежнему гремел в голове. Я выдохнула и, опустив взгляд, поняла, что всё это время крепко сжимала плечо Реми. Мы отстранились друг от друга одновременно.

– Кукурузник, – задумчиво констатировал он. – Это с фермы Бескона. Только взлетел. Поле в другой стороне.

Мои плечи напряглись, жилка на шее запульсировала.

– Что это значит?

– Бескон прислуживает бестирийцам, – Реми потёр переносицу и вздохнул. – Вполне возможно, что…

– Высматривали нас, – услышала я свой голос.

Тишина, возникшая между нами, оказалась почти осязаемой. Конец сада был уже близок, очертания дороги серели вдали, но ни я, ни он не решались двинуться дальше. Мы были в бегах, а не просто возвращались в Париж, и с каждой секундой это становилось все более очевидно. Они так просто меня не отпустят.

– И что ты, чёрт подери, такого натворила? – едва слышно спросил Реми, ошарашенно глядя на меня – так, будто и вовсе увидел впервые.

Я молча отвернулась. У меня не было ответа.

Глава 12. Угрюмый спутник и дикарка

Нет в мире такого слова, которое могло бы в полной мере выразить моё возмущение истинно хамским поведением человека, в чьих руках оказалась моя судьба. Не проронив ни слова за всё время нашего пути, он вывел меня из душевного равновесия быстрее, чем те подонки, что обливали меня водой в попытке добиться правды.

И ему совсем не было совестно! Девушка, оказавшаяся в беде, очевидно нуждалась в утешении, а не грубости и угрюмом молчании. Я вовсе не собиралась изливать ему душу, рыдать в три ручья и рассказывать о произошедшем со мной кошмаре, ведь говорить об этом значит снова возвращаться в этот жуткий подвал, а я к такому была не готова. Но мне необходимо было чем-то занять свои мысли, отогнать поедающую рассудок тьму, отвлечься, поспорить с ним или даже в пух и прах разругаться – неважно! – только не возвращаться туда, только не вскрывать замок… за запертой в душе дверью было страшно, холодно и темно. Мне пока не хватало ни мужества, ни мотивации её отворить.

В конце концов, молчание стало таким напряжённым, что спустя всего примерно полчаса нашего пути я не выдержала и набросилась на него с расспросами. Он велел мне молчать, пообещав в противном случае бросить меня на дороге, «как распутную девку, ставшую бесполезной, отдав тем самым судьбе на милость». Окажется ли за рулём проехавшего мимо грузовика доходяга с похмельем или бестирией – я пропаду в любом случае. Вспыхнув от злости, я всё же покорно прикусила язык и большую часть пути обиженно молчала. Мне пришлось приложить немало усилий, чтобы выгнать из головы навязчивые мрачные мысли, удержать замок и сосредоточиться на дороге. К тому же, она оказалась не самой проходимой.

Почти все время мы шли через грабовый лес. В ясную погоду здесь наверняка было весьма живописно, но сейчас, когда оловянное небо тяжело повисло над верхушками деревьев, а порывы ветра то и дело качали их, создавая тревожащий душу скрип, приятного в здешнем пейзаже было мало. И пусть дорога, протоптанная невесть знает кем, казалась вполне прямой, её то и дело пересекали могущественные корни, торчащие из земли, да и каждый шорох, доносившийся из глубины леса, спокойствия не придавал. К тому же, хромая, я отставала от Реми, отчего создавалось досадное впечатление, будто я здесь и вовсе одна. Каким же он был невежественным и толстокожим!

– Невыносимый мерзавец, неужели так сложно остановиться и помочь даме, – фыркнула я, когда рана на ступне предсказуемо заныла. – Боже, даже ни на шаг не собирается сбавить скорость.

Конечно, до моих ворчаний ему не было никакого дела – он едва ли мог слышать их, неотрывно внимая трассе, шумящей где-то неподалёку. И пусть мы были надёжно укрыты раскидистыми ветвями грабов, ни он, ни я не были уверены в том, что бестирийцы не возьмут наш след. Мы шли быстро, и когда лес редел, а графитовая лента дороги мелькала между стволами, нам приходилось останавливаться, прислушиваясь к звукам – будь то рёв мотора, треск веток или крики птиц. В один из таких моментов я уселась на замшелый валун, поморщилась от боли в ноге и, вздохнув, спросила:

– Далеко ещё идти?

Каким же было моё удивление, когда Реми посмотрел на меня и, не изобразив привычной гримасы великих мук, тихо проговорил:

– Я забыл про твою… рану.

Я подняла голову, и наши взгляды неминуемо встретились. Поджав губы, я отвернулась. В отличие от леса в целом, здесь, на маленьком островке, окруженном деревьями, было так спокойно и умиротворяюще, что я была бы не прочь свернуться калачиком на этом валуне и безмятежно уснуть. Воздух был свеж, он опьянял, птицы вели свою мелодичную беседу, а вкупе с усталостью всё это непременно только подталкивало меня в объятия Морфея. Но мы шли в Шааль, чтобы найти ночлег и, возможно, транспорт. Нам нельзя было терять время.

Размяв шею, я озвучила свои мысли:

– Я могу идти сама, а это главное. Хотя ты бы мог и… – очередная гадость едва не сорвалась с губ, но я вовремя её удержала – мы шли уже больше двух часов, будет несправедливо, если он убьёт меня, когда пройден такой большой путь. – Не суть. Далеко Шааль?

– Лес заканчивается, – задумчиво протянул Реми, и меня кольнуло беспокойство – где же нам прятаться? – Дальше поле и фермерские сады. До заката мы будем в городе.

Я открыла было рот, чтобы задать очередной вопрос, но он меня опередил:

– Переночуем в маленьком отеле, принадлежащем человеку, которому я доверяю. Заплатить за одну ночь я смогу, но на удобства и роскошества можешь не рассчитывать. Как и надеяться, что весь путь мы будем останавливаться в отелях.

– Будто у меня есть выбор.

– У тебя его нет. Рано утром отправимся на виноградники, разузнаем, не собирается ли кто в Марсель. Нас могут подвезти и даром.

– Почему именно на виноградники?

– Если мы начнём липнуть к горожанам с подобными расспросами, это будет слишком подозрительно.

– Реми, – тихо позвала я, и его плечи напряглись, когда он услышал свое имя из моих уст. – Почему полиция покрывает дела бестирийцев?

Он вдруг поморщился, будто я сказала полную нелепицу. И подошёл ближе, садясь на соседний валун.

– Между ними и бестирийцами висит негласный договор: мафия не показывается в их городе, жандармы не лезут в дела мафии за пределами города. Если же и появляется подобная тебе отчаянная девица, которой удалось спастись, дело быстро заминают. Я устал повторять одно и то же. Никто не хочет наживать себе проблем.

– Ты захотел, – резко ответила я и тут же прикусила язык.

Реми обвел меня мрачным взглядом, а после усмехнулся.

– Будто у меня есть выбор, – язвительно поддразнил он.

Закатив глаза, я всё же мысленно возликовала. Мне удалось разговорить его, и отступать я не собиралась.

– Так почему ты согласился? Выбор есть всегда, и я не сомневаюсь, что ты скорее предпочёл бы вечность прислуживать Фабрису, чем терпеть мою компанию, подвергать себя опасности и преодолевать такое расстояние, только чтобы…

– Довольно, – вдруг прорычал он и резко встал, как всегда, отворачиваясь. – Нам пора идти. Скоро начнёт смеркаться.

Гнев вспыхнул во мне, как спичка.

– Знаешь, в такие моменты у меня создаётся впечатление, что ты и сам далеко от бандитов не ушёл! – как на духу выпалила я. – На вопросы не отвечаешь, дома у тебя нет, так просто всё бросаешь и соглашаешься идти со мной на другой конец страны! Тебе не кажется это странным?

Я было подскочила с камня, чтобы подойти к нему, но он резко обернулся, и взгляд его, пылающий ответной яростью, немедленно пригвоздил меня обратно. Стиснув челюсти, Реми подошёл ко мне вплотную и, склонившись надо мной, прошипел:

– Тогда какого чёрта ты все ещё здесь? Если всё кажется тебе странным – вперёд, иди и ищи другого попутчика! Ах, да, и не забудь забрать свой пистолет, которым ты мне без конца угрожала, дикарка.

– Ты, вообще-то, его сломал! – рявкнула я и резко встала, но, пошатнувшись от резкой боли, едва не упала.

Если бы не его руки.

Они вдруг удержали меня, грубо схватив за плечи, и по наитию прижали к себе. Я замерла, кажется, даже перестала дышать, наши лица застыли в паре дюймах друг от друга, и глаза, эти его глубокие кианитовые глаза, могли запросто усыпить мою бдительность. Реми тоже не двигался. Он смотрел на меня так, будто пытался прочесть мои мысли, хмуро и сосредоточенно, а когда в глубине леса хрустнула ветка, вдруг отстранился и отвёл взгляд. Я оказалась совершенно сбита с толку.

– Я не хочу узнавать твоё имя, потому что мне на него плевать. Мы связаны общей целью выбраться из этого ада, да и только. Ничего личного. Ах, да, и от долгих разговоров меня тошнит, – вдруг выплюнул он, поднял с земли свою сумку и, развернувшись, зашагал прочь по тропе.

Меня окатило волной злости. Вот же мерзавец! Ничего личного… будто я собиралась вешаться ему на шею! Да он даже не в моём вкусе! Идиот, кретин, сволочь! Я топнула здоровой ногой и сжала кулаки, и сквозь шум крови в ушах до меня донёсся его насмешливый голос:

– Если не хочешь остаться здесь на растерзание местной живности, то пошевеливайся!

Я фыркнула, сложила руки на груди и отвернулась, и всё же жуткие предположения о степени агрессивности местной фауны не могли не забраться в мою голову. Пришлось усилием воли подавить маленький бунт внутри себя и неохотно двинуться за ним. Желание огреть его камнем, каких здесь оказалось навалом, росло во мне с каждым проделанным шагом. Понятия не имею, почему я все ещё пытаюсь ему противостоять.

***

В Шааль мы прибыли, когда этот маленький прибрежный городок уже поглотил поздний вечер. К этому моменту я уже не чувствовала ног, была взвинчена до предела и с трудом держала налитые свинцом веки открытыми. И если пшеничное поле мы преодолели без особых проблем, путь через фруктовые сады стал для нас тем ещё испытанием. Собаки, охранявшие владения своих хозяев от вторжения чужаков, оказались весьма негостеприимны, и если бы Реми не догадался отвлечь их брошенной в глубь сада палкой, кто знает, с какими увечьями нам пришлось бы столкнуться. Впрочем, достаточно его хвалить. Большую часть времени он вёл себя, как последняя сволочь.

И хотя вечерние сумерки скрадывали силуэты города, кое-что мне всё же удалось разглядеть. Мы заходили с окраины, где одноэтажные бетонные жилые коробки плавно перетекали в центр с широкой мощёной улицей, лавками и кабаками на любой вкус. С моря дул холодный пронизывающий ветер, но, как щедро пояснил Реми, пристань находилась в трёх милях от центра, и ничего примечательного мы сегодня не увидим. Это меня вовсе не расстроило – море в ночи казалось мне особенно устрашающим. Как и люди, то и дело встречающиеся у нас на пути. Я вздрагивала каждый раз, когда чей-нибудь тёмный силуэт показывался вдали улицы. Мы неспешно брели по узкому тротуару вдоль пестрящих вывесками магазинов, но я всё равно чувствовала себя уязвимой, как никогда. До тех пор, пока Реми, словно почувствовавший моё волнение, не остановился и не взял меня под руку.

– Как по-джентльменски, – не удержалась я, цепляясь пальцами за его рубашку. – И как на тебя не похоже.

– Ради всего святого, замолчи.

Из заведения с яркой мерцающей вывеской «Marin» выплыла громкая компания юношей и девушек. Они хохотали и, не одарив нас, мрачных и подозрительных, и взглядом, пьяной походкой двинулись вниз по улице – в противоположную от нашего курса сторону. Вскоре их силуэты исчезли в ночи, и только сейчас я поняла, что не дышала все это время.

– Пойдём. Нам сюда, – сухо пробормотал Реми, подводя меня к небольшому двухэтажному зданию, из которого доносилась музыка и какофония весёлых голосов.

Я бросила взгляд на вывеску, прежде чем войти внутрь, ведь узкие окна были закрыты портьерами. «Рыжий печник», – гласила она, и я презрительно фыркнула. Глупость какая! Реми открыл дверь, и мы оказались в тесном баре, забитом самыми разными людьми – скучающими женщинами, развлекающими их мужчинами… казалось, весь город сосредоточился именно в этом месте. Из граммофона лился американский джаз, гремели пивные бокалы, а сигаретный дым змеился над массивными деревянными столами. Несмотря на это, я всё же разглядела барную стойку и лестницу прямо за ней. Вероятнее всего, номера находились на втором этаже, но я не могла удержаться от колкости:

– Так вот, каковы твои намерения? Привести меня в кабак, опоить и уложить в постель?

Посмотрев на меня, как на самую последнюю идиотку, он фыркнул и повёл меня к барной стойке. За ней, болтая с пьяным вдрызг стариком, стоял средних лет мужчина.

– Фурнье! – воскликнул Реми, стараясь перекричать музыку из граммофона, и губы мои скривились. Так на вывеске, выходит, его имя? Какая пошлость. Он действительно был рыжим, как и его борода. – Какая удача, что мы застали тебя здесь.

Фурнье перевёл на нас рассеянный взгляд и внезапно широко улыбнулся. Я увидела ключницу за его спиной, и на душе стало заметно легче. Он действительно привёл меня в отель. В дешёвый, пропахший сигаретным дымом, шумный отель. Великолепно.

С другой стороны, где, как не здесь мы могли слиться с толпой?

Реми прижал меня к себе крепче, и я вернула к нему своё недоуменное внимание.

– Реми! Какими судьбами? – Фурнье с ухмылкой взглянул на меня. – А-а, понимаю, как раз остался последний свободный номер! – когда в его зелёных глазах вспыхнуло веселье и на нас обернулся пьяный старик, я, наконец, начала осознавать всю ситуацию. – Я смотрю, тебе крупно повезло, братец.