Марсельская сказка

– Какая мер… – вдруг попыталась воскликнуть я, но Реми больно ущипнул меня за бок, заставив прикусить язык, и я уставилась на него в немом изумлении.

– Надеюсь, ценой ты меня не обидишь? – голос моего спутника даже не дрогнул, когда он опустил руку на мою талию и прижал меня к себе так тесно, что я уловила тонкие нотки табака даже сквозь непроходимую завесу дешёвых сигарет здешних посетителей.

Фурнье, будто и не заметивший нашей стычки, усмехнулся, пожал плечами и повернулся к ключнице. Выбрав ключ, он протянул его Реми.

– Держи, заплатишь завтра. Сейчас у тебя другие заботы, – бармен подмигнул мне, но прежде, чем я успела высказать свое недовольство, Реми потащил меня в сторону лестницы.

Мы почти неслись наверх, и каждый шаг отдавался дикой болью в ступне, но, стиснув зубы, я терпеливо молчала. Проход на лестнице был узким, мне быстро стало жарко, голова закружилась. Оказавшись в недлинном коридоре на втором этаже всего с тремя или четырьмя дверьми, Реми отпустил мою руку и прошёл вперёд – к самому дальнему номеру у окна, завершающего коридор. Коричневые стены и тонкая полоса такого же цвета ковра уже успели вывести меня из душевного равновесия, как и музыка, доносящаяся из бара на первом этаже. Разъяренная и уставшая, я плелась за Реми и не сразу заметила маленький стенд с брошюрами у средней двери. Он взял несколько из них и, наконец, открыл последнюю дверь.

И замер прямо в проходе, отчего я едва не вписалась носом в его широкую спину. Реми негромко выругался.

– Что там? – раздражённо спросила я.

Он оглянулся через плечо, вздохнул и отошёл в сторону, открывая мне обзор на крохотный номер большую часть которого занимала огромная двуспальная кровать. Сердце больно ухнуло в пятки, пульс подлетел.

– Иди и поменяй ключи, – тоном, не требующим возражений, приказала я.

– Не дури, – фыркнул Реми. – Если ты не заметила, мы тут любовников разыгрывали. Как это будет выглядеть? Да и номер последний… – он вздохнул и потёр затылок.

– Мне всё равно. Я не буду делить с тобой одну кровать. Как, по-твоему, это будет выглядеть?

Развернувшись ко мне, Реми смерил меня суровым взглядом.

– Будто я собираюсь. Будешь спать на полу.

– Я?! – казалось, мой крик мог заглушить и музыку в баре. – Ты спятил?

Кровь вскипела в моих жилах сиюсекундно. Я открыла рот, чтобы начать свою обвинительную речь, но Реми схватил меня за локоть, затащил в номер и ногой закрыл за нами дверь. Его саквояж оказался на полу. Как и моя челюсть. Что он себе позволяет?

– Я плачу за этот номер, значит, кровать моя, – он говорил серьёзно, но в какой-то момент я уловила искорки веселья в его глазах. И это на мгновение поубавило мой пыл. – Ты можешь поспать и в ванной, – тут он посмотрел куда-то за мою спину, и, обернувшись, я увидела маленькую дверь. – Я даже отдам тебе одеяло.

– Подлец, – прошипела я, поняв, что тем самым он просто развлекается. – Смотрю, у тебя есть силы на то, чтобы веселиться? Как это мило.

Я уселась на кровать, расправила плечи и положила ногу на ногу. В комнате было темно, только скудный свет фонаря проникал через маленькое окно, выходящее на главную улицу. Здесь не было ни комода, ни шкафа. Только кровать, окно, голые стены да дверь в ванную. Я нахмурилась, оглядывая эту непримечательную обстановку.

– Надеюсь, крыс и тараканов здесь нет? – спросила я, подняв взгляд на Реми, который зашёл в ванную и включил свет.

Из-за его спины я не могла разглядеть, что там находится, и когда он повернулся ко мне, то закрыл дверь.

– Простите, мадемуазель, до парижской Плазы нам ещё далеко, – сардонически произнёс он, а я удивлённо воззрилась на него, делая мысленную пометку о том, что этот невежда знает о таком отеле, как парижская Плаза. Ну, конечно! Реми совсем не походит на деревенщину, я это сразу поняла! – Что? Что ты на меня так уставилась?

Я моргнула и, поняв, что очередной мой вопрос выстроит между нами ещё более крепкую стену, лишь покачала головой. Реми закатил глаза и направился к двери.

– Куда ты идёшь?

– Проветриться. У меня от тебя болит голова. Сиди здесь и не высовывайся. Ты все равно валишься с ног, так что спи. Ах да, сумку я оставлю здесь, так что не смей рыться в моих вещах.

– Как мило, – я скривилась, стараясь не смотреть на лежащий на полу саквояж. – Можешь идти на все четыре стороны. Но если среди ночи я почувствую, что ты лезешь в кровать, то познакомишься с худшей версией меня.

Я знала, что он ответит. «Охотно в это верю» или «куда уж хуже», а может, снова обвинит меня во всех смертных грехах, но к моему удивлению, Реми не проронил ни слова и молча вышел за дверь. Сквозь эхо музыки невозможно было расслышать, запер ли он меня здесь, так что мне пришлось встать и схватиться за ручку, толкая дверь от себя. Я выглянула в коридор и с прищуром уставилась на его удаляющийся силуэт. Так странно. Уступил мне кровать. Оставил свою сумку. Не запер меня в номере…

Неужели он превращается в человека?

Глава 13. Веселье

Сон ко мне упрямо не приходил.

Почти осчастливленная уходом Реми, я и подумать не могла, насколько тягостно вдруг окажется остаться наедине с собой. Мысли, воспалённые и яростные, метались в голове, воспоминания оживали перед глазами, и как бы я ни старалась, сдержать всё это под замком в границах своей души и своего разума оказалось задачей не из лёгких. Даже дикая усталость не помогла мне провалиться в сон, и поскольку я упрямо отказывалась горевать о своей судьбе и рыдать в подушку, бесцельно лежать в постели и смотреть в потолок стало занятием весьма утомительным. Я нервно вздохнула, упорно выгоняя из своей головы оглушающий звук выстрела и ощущение липкой руки на своей лодыжке, и встала с кровати. Свет в номере я отказывалась выключать по двум причинам. Во-первых, это притупляло страх того, что кто-то может забраться сюда через окно или выбить дверь, которую я благоразумно заперла со своей стороны. Во-вторых, мне нужно было удостовериться в том, что, воспользовавшись ключом, в номер войдёт именно Реми. Лампочка раздражающе трещала, и за это я была ей благодарна – этот навязчивый звук вкупе с музыкой на первом этаже заглушал мрачные мысли, отвлекал меня от тревожных воспоминаний. Подойдя к маленькой дверце, ведущей в ванную, я вошла внутрь и щёлкнула выключатель. Вторая лампочка затрещала, и я радостно улыбнулась. Да, это действительно помогает.

Но самым, пожалуй, полезным открытием для меня стал маленький будильник, лежащий на дне глубокой полуржавой ванны. Как он оказался здесь? Я забралась в ванну, взяла будильник в руки и, прижав колени к груди, благоговейно прислушалась к размеренному убаюкивающему тиканью. Тик-так. Тик-так. И вот холод и сырость подвала уже казались мне чем-то нереальным, выдуманным, прочитанным в случайной книге. Тик-так, тик-так. Голос Левши сменился на весёлый хохот Шарлотт, кружившейся со мной на маковой поляне за поместьем. Тик-так. И грубые невидимые руки каждого из бестирийских мучителей перестали сжимать мою шею.

Было одиннадцать вечера, когда я поняла, что даже это медитативное занятие не подарит мне долгожданного сна. Реми не появлялся. И если сначала я была даже несколько благодарна ему за то, что он избавил меня от своего угрюмого общества, то теперь я едва сдерживала целую череду самых красноречивых проклятий в его адрес. Музыка по-прежнему доносилась из бара. Он был там, пил виски, если ему хватило на это денег, может быть, даже поужинал, пока я умирала от страха, одиночества и отчаяния. Какой же он сложный человек. Конечно, я не могла жаловаться, ведь там, на трассе, вместо него я могла наткнуться на настоящего подлеца, который в лучшем случае просто воспользовался бы мной, но таких людей, как Реми, тоже стоило опасаться. Он ведь всё время молчал! Его жизнь, настоящая жизнь, была скрыта целым ворохом тайн, может быть, не таких страшных, как я себе напридумывала, но определённо заслуживающих того, чтобы быть раскрытыми. Вне всяких сомнений, Реми стал бы интереснейшим героем моего романа, где строчка за строчкой, точно петля за петлёй, я распутывала бы самые тёмные лабиринты его души…

Внезапно мой взгляд упал на его саквояж. Любопытство кольнуло душу. Я вылезла из ванны и, ведомая каким-то внутренним пожаром, двинулась к одиноко лежащей на полу сумке. В конце концов, как он узнает, что я рылась в ней? Да, это чертовски неприлично, и он возможно убьёт меня, если узнает, что я сунула туда свой нос, но как я ещё разведаю, с кем делю путь? Вдруг Реми – маньяк, а его сумка доверху забита вещами жертв или орудиями убийства? А может быть, он и сам бестириец! Или вор… «Решайся, Эйла», – подтолкнул меня внутренний дьявол. Я бросила взгляд на дверь, закусила губу и дрожащими руками отстегнула заклёпки.

Брови мои сошлись к переносице, стоило мне увидеть лежащий поверх сложенной одежды свёрток и маленькую записку на нём. Кровь зашумела в ушах. Я взяла её в руки и принялась читать:

«Если ты читаешь это, значит, твой любопытный нос всё же решил побывать в моей сумке. Если ты сунешь его чуть глубже, сможешь найти сэндвич.

Р.»

Уголки моих губ дёрнулись в неконтролируемой улыбке. Вот же мерзавец! И когда он успел? Наверное, это Зоэ положила сэндвичи в дорогу,

пока я была в ванной. Ну надо же, какая забота!

Тихо хохотнув, я развернула папиросную бумагу и достала один из двух сэндвичей. Пшеничный хлеб мне не нравился, консервы я ненавидела, но всё равно съела половину порции, довольно улыбнулась и убрала оставшуюся половину и сэндвич для Реми обратно в сумку. Настроение заметно улучшилось, так что рыться в его вещах мне сразу же перехотелось. Застегнув саквояж, я стряхнула с себя крошки, подобрала с пола будильник и забралась на кровать. Быть может, теперь получится уснуть.

«Какой интересный у него почерк», – размышляла я, не открывая глаз. Чёткий и угловатый, он говорил о личности Реми больше, чем сам его обладатель. Независимый. Резкий. Упрямый. Чёткие прямые линии и вместе с тем очевидная недосказанность… Силясь вспомнить, каким был мой почерк, когда я писала на французском, я потерпела неудачу. Но внезапно меня осенило: у Реми есть ручка и есть бумага. Что, если я стану записывать всё, что происходит со мной, чтобы затем положить эти события в основу своей будущей книги? Как записывала вымышленные романтические сюжеты в свою записную книжку, веря, что однажды на ум мне придёт что-то действительно стоящее? Мысль об этом окрылила меня, но ровно до тех пор, пока я не почувствовала вкус пропитанной едким веществом тряпки на своих губах, не услышала хриплый голос незнакомца под лестницей, не погрязла во тьме подвала… видение казалось таким реальным, и всё же паника не успела полностью мной завладеть – тусклый свет комнаты отеля замерцал перед глазами, где-то на первом этаже вновь загрохотала музыка. Ну уж нет. Не стану ничего записывать. Не стану снова это проживать. Не стану отпирать замок.

Тиканье будильника вновь притянуло моё внимание. Я поднесла его к глазам и ужаснулась. Уже почти полночь. Негодяй. Где его носит? Неужели он всё ещё в баре? Я прислушалась к музыке и поджала губы. Значит, он там веселится, а я застряла здесь в полном одиночестве?

Ни о каком сне и речи быть не могло.

Я даже не помню, как ещё спустя полчаса нервных размышлений отбросила в сторону будильник вместе с гневно стянутым с плеч жакетом, встала с кровати и направилась прочь из комнаты. Глупо с моей стороны было оставлять номер открытым, но ведь у меня не было ключа, да и кто осмелится войти в этот клоповник? К тому же, я не сомневалась, что, встретившись с Реми лицом к лицу в этом злосчастном баре, вскоре вернусь обратно, мы вернёмся. Я же не позволю ему развлекаться и кутить, когда все висит на волоске…

«Глупая! Его не было четыре часа! Думаешь, он там со стаканом молока о смысле жизни размышлял?» – упрекнула я свою логику и вышла за дверь. Закрыв её, я вдруг услышала щелчок – она захлопнулась. С губ слетел раздраженный вздох. «Что ж, подожду его в баре», – спускаясь по скрипучей лестнице, решила я. Знакомый звук породил очередное воспоминание, но то быстро развеялось в густом дыму, окутавшем бар. Остановившись на последней ступеньке, я бегло оглядела посетителей. Если бы не французская речь, льющаяся отовсюду, я бы ни за что не смогла отличить этот бар от любого паба в Кембридже. Пришлось задушить в себе отчаянную тоску по родине и попытаться отыскать взглядом Реми. Людей заметно поубавилось: пара работяг сидела за барной стойкой, потягивая пиво, немолодая женщина и её спутник танцевали между столов, ни на кого не обращая внимания, кто-то уснул, сидя на стуле в углу… бармен поймал мой обеспокоенный взгляд и помахал мне рукой. Вздохнув, я направилась к нему и уселась на высокий стул.

– Не спится? – спросил Фурнье.

– Где Реми? – я оглянулась.

Тревога захлестнула душу, когда мужчина усмехнулся и пожал плечами.

– Налить чего-нибудь?

– У меня нет денег, – сказав это, я в ужасе округлила глаза.

Безумие! Прежде мне никогда не доводилось говорить ничего подобного! Деньги были у меня всегда, всегда…

Плечи мои поникли, а в глазах защипало.

– Пойдёт в счёт номера. Завтра Реми заплатит, – Фурнье взглянул на меня так, будто видел что-то, что неподвластно увидеть другим. – Правду говорю, друзья? На Реми можно положиться?

– Чистая правда! – в стельку пьяный француз взмыл пивной бокал в воздух и до дна его осушил.

Фурнье развёл руками, а я лишь фыркнула.

– Едва ли в вашем ассортименте есть то, что я пью.

– Ты же шотландка, верно? – он прищурил один глаз, и я удивлённо кашлянула. – Что? Хочешь сказать, я ошибаюсь?

Недоумение, волной захлестнувшее меня, быстро отступило, как и легкомысленное желание подтвердить его догадку. С большой вероятностью Реми доверял ему, если счёл благоразумным остаться здесь на ночлег, но разбрасываться фактами о себе я просто не могла. Как же это глупо! Сущее самоубийство! Ведь любой в этом баре мог быть связан с бестирийцами. Но я не была идиоткой, я не могла рисковать собой.

– Будьте так любезны, не лезьте не в свое дело и налейте мне чего-то, что поможет уснуть, – лениво протянула я, когда бармен, казалось, уже потерял интерес к моей персоне.

Усмехнувшись, он достал из-за стойки пузатый бокал и потянулся за одной из множества бутылок, выстроившихся в ряд на стеллаже за его спиной. Входная дверь хлопнула, в бар с хохотом ввалилась компания уже явно поддатых молодых людей. Плечи мои напряглись, и я опустила голову, пряча лицо за волосами. «Сделаю пару глотков и вернусь на второй этаж, подожду этого идиота там, если у Фурнье не найдётся запасного ключа», – тихо пообещала я, боясь каждого голоса, каждого брошенного в мою сторону взгляда. Я не должна была привлекать к себе нежелательное внимание.

***

– Никто мне не верит! Это будет великий роман! Мне нужен лишь толчок! Идея! Такая, которая могла бы тронуть… отличная, от клише классиков, новый взгляд… понимаете? Я хочу, чтобы о нём говорили! Чтобы его цитировали! Про любовь, политику, предрассудки… какая разница!?

Внезапно мир вокруг меня закружился, и ощущение свободного полёта прервало мою страстную речь. Истинная феерия, охватившая меня, рассеялась, как и дым этих ужасных сигарет, десятки огней замерцали перед глазами… как это волшебно! Я и правда лечу? Кто-то схватил меня за руку, удержав от падения, а затем один за другим полились голоса:

– Что она, чёрт возьми, говорит? Кто-то здесь знает английский?

– Да снимите вы её со стола!

– Да ладно вам, увлекательное же шоу устроила! Фурнье, придержи её, сейчас же свалится!

Когда пространство перестало вращаться, а голос снова обрёл силу, я удостоверилась в том, что на этот раз не рухну и закричала:

– С-слушайте, я знаю, что я молода! У меня и сборника-то своего нет! Два коротких рассказа! А хотите, я вам его прочту?

От собственной речи дух захватывало, а в горле пересыхало. Я ощущала себя на вершине блаженства, меня наконец слушали, может быть, даже слышали! И как же здорово, как же замечательно, что я решила послушать Фурнье и выпить ещё немного коньяка, прежде чем отправиться спать… Я ведь ещё не все сказала, я только начала, возможно, спустя много лет об этом напишут в газетах…

Задыхаясь от эмоций, я уже открыла рот, чтобы продолжить свой страстный монолог, как вдруг чьи-то руки схватили меня за талию и без усилий стащили со стола. «Бестирийцы!» – вспыхнул ужас в душе, но, обернувшись и столкнувшись взглядом с горящими гневом голубыми глазами, я облегчённо вздохнула.

– Отпусти меня! Я ещё не все сказала! – воскликнула я, пытаясь вырваться из его хватки.

– Шоу окончено! – вдруг рявкнул он, мир резко крутанулся, и я опять оказалась перекинута через его плечо. – Дура!

Лица, наблюдающие за нами, слились в одну усмехающуюся картинку. Они смеялись надо мной? Я хлопнула Реми по спине и грубо рявкнула:

– Живо поставь меня на землю! Я должна прочесть им свой рассказ! Он даже не о любви! И не о войне!

– Ты говоришь на английском, чёрт подери! Я не понимаю! – мимо проплыла рыжая макушка бармена. – Я придушу тебя голыми руками, Фурнье, она и трезвая – катастрофа, на кой чёрт ты позволил ей надраться?

Бармен что-то ответил ему, Реми выругался, а я расхохоталась. Но тут всё моё тело затряслось, и ступеньки заскрипели под ногами сильного, угрюмого, препротивного человека, что прервал мой неначавшийся рассказ… подавив зевок, я пробормотала:

– Я не могла уснуть… всё время видела их лица. Слышала их… голоса, – глаза закрывались, но я упорно ему противостояла: – Эти люди… они делали со мной ужасные вещи… мой отец не был таким, он не мог их знать… я не знаю, кто такая Фиона.

Кажется, всё остановилось, замерло на мгновение, наверное, это был Реми, но я уже не могла узнать этого, тьма обволокла меня, я погрузилась в сон, неглубокий и тревожный. Вспышки замерцали перед закрытыми веками, но я не подняла их и тогда, когда кто-то опустил меня на кровать. Тело тотчас расслабилось, дыхание выровнялось, но знакомое безопасное тепло вдруг решило меня оставить, и сон рассеялся, заставив меня приоткрыть глаза и посмотреть на склонившегося надо мной Реми.

– Меня зовут Эйла, – прошептала я, разглядывая его подбородок. – Бабушка называла меня Эйлин, потому что моё имя казалось ей слишком простым… она не понимала, глупая, что не имя определяет человека, а человек – имя…

Как завороженная, я следила за его рукой. Она потянулась ко мне, и длинные грубые пальцы убрали несколько прядей, упавших на моё лицо. Прикосновение ощущалось нежным, парящим… Я вздохнула, улыбаясь ему, и тоже потянулась к его лицу. Реми дёрнулся, отвернувшись, но мне до этого не было никакого дела.

– Реми, – тихо пробормотала я, пытаясь выцепить из туманного варева мыслей хоть что-то разумное. Он медленно повернул голову ко мне, и когда кончики моих пальцев коснулись его скулы, глубоко нахмурился. Я вздохнула, с усилием озвучив то, что волновало меня больше всего на свете: – Какой ужас… завтра я снова увижу твоё лицо…

И долгожданный крепкий сон наконец спрятал меня в своих объятиях.

***

Где-то шумела вода. Она проникала в неясные отрывистые сны, делая их почти реальными: живописный фонтан у поместья, маленький весенний ручей, держащий свой путь к реке у холмов, могучее и холодное Северное море… Вода была повсюду, эти серебристые блики и волнующая глубина преследовали меня, обращаясь то безбрежным океаном, то крохотной навязчивой каплей. Но откуда она взялась? Должно быть, где-то рядом прибилась та самая лодка «Фиона»?

Вопрос этот бесцеремонно вырвал меня из тревожного сна. Глубоко вздохнув и распахнув глаза, будто я и впрямь всю ночь пробыла под водой, я резко села и испуганно огляделась по сторонам. Голова закружилась, в висках загрохотала боль. Где я, чёрт подери? Паника подкатила к горлу стремительно вместе с тошнотой, и я рванула с кровати, несясь в сторону ванной комнаты. Но стоило мне схватиться за ручку и потянуть её на себя, чтобы влететь внутрь, как я с силой вписалась носом во что-то мокрое и твёрдое. Сердце ухнуло в пятки. Я моргнула, подняла голову и столкнулась с недоуменным взглядом стоящего передо мной мужчины. Тошнота уступила место глубочайшему ужасу. Я пошатнулась, шагнула назад и закричала:

– Ты какого чёрта без рубашки?!

Реми выглядел абсолютно сбитым с толку. С позволения совести и здравого смысла я пялилась на него не больше пары секунд, но этого было достаточно, чтобы заметить загорелую матовую кожу, рельефные мышцы, сильные руки… и всё это проклятое совершенство не было скрыто ни единым клочком ткани! Вопиющее неуважение! Вероятно, он только что закончил свои водные процедуры – волосы ещё были влажными, на ключицах блестели капли воды, а некоторые из них, самые смелые, скатывались по широкой груди прямо вдоль V-образной линии… щёки мои вспыхнули и, зажмурившись, я отвернулась.

– Ты мужика без рубашки первый раз видишь? – фыркнул он, проходя мимо меня.

Я открыла один глаз и увидела, как он склонился над своей сумкой, ища – Боже, я надеюсь! – рубашку. Кажется, у меня задёргался нерв под глазом. Атмосфера в номере накалялась с каждой молчаливой секундой.

– Я видела, но… – начала я, не желая больше тянуть эту неловкую резину. – Но ты меня ошарашил! Спасибо хоть, что брюки надел!

Он даже не посмотрел на меня. Достал рубашку и, повернувшись ко мне спиной, принялся надевать её на свое загорелое тело. Сглотнув, я отвернулась.

– Ты мне ничего не скажешь? – голос предательски задрожал. Несмотря на количество выпитого алкоголя, я помнила почти все, что случилось вчера, и с этим надо было покончить прямо сейчас. Реми был зол, я ощущала это каждой клеткой своего напряжённого тела, и если он продолжит злиться молча, добром это не кончится. – Хм-м, может, тогда мне бы стоило для начала объя…

– У тебя пять минут на то, чтобы привести себя в порядок. Через пять минут мы должны покинуть это место, – отчеканил он голосом, от которого по всей коже расползлись мурашки.

– Но…

– Я не собираюсь тебя ждать, – отрезал Реми.

– Тебя этому где-то учили? – оскорбившись, я сощурилась и вздёрнула подбородок. – Я имею в виду твою грубость. Это совершенно бестактно с твоей стороны. Я могу объясниться.

– У тебя четыре минуты, – и взгляд, вспыхнувший с трудом сдерживаемой злобой вдруг заставил меня нервно сглотнуть и, попятившись назад, скрыться за дверью.

Инстинкт самосохранения подсказал мне не нарываться. Ещё успею ему напомнить о том, какая он сволочь, а пока нужно хотя бы умыться.

Ночь выдалась безумной. Кажется, я устроила целое представление в баре. Склонившись над умывальником и сполоснув лицо, я с облегчением заметила набор одноразовых зубных щёток и тюбик с пастой. Замечательно. О чём я им говорила? Я выдавила немного пасты на щётку и поморщилась. Боже, а если я раскрыла своё имя? Если среди них были бестирийцы? Тогда у Реми есть основания злиться. Он ведь и без этой выходки был невыносимым мерзавцем, что же меня ждёт теперь? Закончив со всеми процедурами, я замерла перед зеркалом и уставилась на своё отражение. Под глазами – глубокие тени. На щеке – след от подушки. Губы искусаны, волосы спутаны… великолепное зрелище. Ещё несколько дней назад я смотрела в зеркало на привлекательную, изящную, способную всем вскружить голову девушку, а теперь я – её жалкая тень. Изношенная, обессиленная, слабая… слезы защипали в глазах, но я крепко стиснула зубы и прислушалась к треску лампочки. Никаких лишних мыслей. Душа на замок.

– Ещё секунда, и я ухожу без тебя! – прогремел вдруг за дверью суровый голос Реми.

Я вздохнула, пригладила волосы и вышла из ванной, упорно пытаясь наладить с ним зрительный контакт. Но Реми и не думал смотреть в мою сторону. Он нагнулся, поднял с пола сумку и направился к двери, когда та вдруг затряслась от неистовых ударов.

Голос, раздавшийся в коридоре, показался мне знакомым.

Глава 14. Странники у моря

«Что же я наделала?»

Первый и единственный вопрос прервался оглушающим ударом и слетевшей с петель дверью. В номер ворвались люди, а дальше – щелк! – и события замелькали перед глазами, как кадры из кинофильма, сменяя друг друга быстро и неразборчиво. Я двинулась к стене, уставившись широко распахнутыми глазами на фигуры по меньшей мере троих мужчин. Вероятно, решив, что я не представляю угрозы, все они набросились на Реми, но пока лишь в попытке его скрутить. Всё заволокло туманом, горло туго сдавил страх, я не отдавала отчёта своим действиям – мной управлял инстинкт. Я шагнула в сторону и оказалась зажата в маленьком пространстве между стеной и кроватью, когда небольшой мерцающий предмет привлек моё внимание. Руки сами потянулись к нему, но в этот момент передо мной будто из ниоткуда материализовалась огромная тёмная тень, и я подняла глаза, узнавая перед собой перекошенное лицо человека, которого я оставила умирать в водонапорной башне. Сердце галопом пустилось в груди, в ногах разлилась слабость. Левша подлетел ко мне, схватил меня за шею и поднял над землёй.