Заложница

– Вылезай из-под одеяла и вставай на ноги, покажу, – скомандовал он.

Заинтригованная, я шустро сползла на пол и, одернув футболку, жду, чем же меня облагодетельствуют.

Виктор неспешно подошел, пошарив в кармане, что-то достал, что именно – не разглядела, а потом опустился передо мной на одно колено.

Ой, мама родная, что происходит?!

Глава 17

Ошарашенно таращусь на темную макушку Аблова. Один раз передо мной мужчина вот точно также уже падал на колени, а спустя два месяца я нарядилась в белое платье и отправилась с ним в ЗАГС!

А сейчас, интересно, какого черта тут творится?

Аблов как специально держит интригу и, если не считать того, что он зачем-то лапает мою лодыжку, бездействует.

– А что, собственно, происходит? – осмелилась спросить я, и ровно через мгновение на ноге застегнулось что-то прохладное и плотно облегающее.

– Я надел на тебя браслет слежения, – пояснил Виктор, резко встал и уже с высоты своего роста хитро поинтересовался: – А ты что подумала?

– Ничего я не подумала. Откуда мне знать, какая на этот раз бредовая идея родилась в твоем воспаленном мозгу, – разглядывая черную штучку с мигающими лампочками, отшутилась я – ну не говорить же Виктору правду.

Сама не понимаю, почему минуту назад перед моими глазами летала фата с рюшами, а в голове звучал марш Мендельсона.

– Странное у тебя понятие о награде, – вытянув ногу с браслетом, сказала я. – Ошейник, пусть и на лодыжке, это всего-навсего новое унижение и способ контроля.

– Нет, если ты так расцениваешь возможность свободного передвижения, то я могу браслет снять хоть сейчас. – Аблов вновь присел на корточки и, задрав голову, лукаво, с прищуром, посмотрел.

– Снимать или как?

– Или как, – отскочила я на всякий случай в сторону. – И как далеко я могу с ним ходить?

– До любого угла дома, плюс примерно пятнадцать метров от его стен по участку.

– То есть, даже гулять можно? – уточнила я.

– Да, но есть и правила.

– Кто бы сомневался, – буркнула я. – И какие?

– Видишь, лампочки на браслете горят зеленым светом. Если ты перейдешь черту, за которую нельзя заходить, сначала одна из них поменяет цвет на красный, если не вернешься, красным загорится вторая лампочка и пропищит, далее через десять секунд раздастся сирена. Так вот, если я услышу ее, ты вновь окажешься в подвале без возможности вернуться наверх. Так же ты вернешься в подвал, если попробуешь угнать машину или, например, стащить телефон. Все понятно или для особо умных еще раз повторить?

– Ну, если ты сам свои правила не усвоил, то, конечно же, повтори. А я пойду, погуляю, разомну ноги, – сообщила я и отправилась в гардеробную одолжить у Аблова теплые вещи, потому как в одной футболке в горной местности долго не погуляешь.

– Думаешь, это хорошая идея, с учетом того что ты болеешь? – донесся из комнаты голос Виктора, причем с нотками возмущения.

Выбрав самый дорогой на вид свитер, я надела его через голову и крикнула:

– Свежий воздух еще никому не повредил. А ты что, за меня переживаешь? – выглянула я из гардеробной.

– Чувствую, втридорога заплачу за послабления, – хоть фразу я и расслышала, но предназначалась она явно не для моих ушей, Аблов ее проворчал вполголоса и исключительно для себя. – Да делай ты, что хочешь, главное – правила не нарушай.

– Вот и славно, – игриво пропела я, продефилировав мимо Виктора, но тут же была поймана за шиворот и остановлена.

– Если собралась вниз, то поднос с остатками завтрака прихвати. Чтобы ты разгуливала где вздумается, пришлось отказаться от домашних работников. Так что каждый теперь убирает сам за собой, то же самое касается и готовки. Голодна – либо ешь то, что заказано в ресторане, либо стоишь у плиты.

Прихватив поднос, я на вполне легальной основе спустилась вниз, проинспектировала сначала кухню, а затем и весь дом, только подвал пропустила. Теперь у меня на подобные помещения выработалась стойкая и, боюсь, неизлечимая аллергия.

Если в доме я ни с кем не столкнулась и слышала лишь звенящую тишину, то на улице, напротив, бурлило движение, если так можно сказать. Костян, голый по пояс, играя мускулами, чинил вышибленные мной ворота, а Тимошка бегал вокруг вольера за огромной белой собакой и донимал ее.

– Помочь не желаешь? – помахал мне парень рукой, а когда я поморщилась и отрицательно мотнула головой, рассмеялся и принял позу ну очень похожую на ту, что демонстрируют бодибилдеры на конкурсе, когда маслом намажутся и стринги наденут.

Подавив смешок, я подозвала Тимошку и кинула вдаль найденную на земле палку. Щенок с языком на плече и энтузиазмом побежал и принес мне ее обратно. Резвясь с собачонкой, я совершенно точно решила: когда выберусь из передряги, а теперь я была почему-то уверена, что у Аблова нет намерений меня где-нибудь в лесу прикопать, обязательно заведу себе йоркширского терьера, уж очень мне импонирует эта порода.

Когда щенок вымотался и уснул, я вынесла из дома кресло-качалку, укрылась пледом, открыла книгу, которую нашла в гостиной в шкафу, и погрузилась в чтение.

Сколько времени пробыла в мире будущего и агрессивно настроенных к человечеству киборгов, я понятия не имею, но из фантазий в реальность меня вернул скрежет тормозов и крепкий трехъярусный мат. Оторвав взгляд от книги, я оценила окружающую обстановку.

На территорию усадьбы въехал внедорожник, тот самый, который я изувечила. За рулем сидел Глеб, и его глаза обещали мне скорую смерть через мучительные страдания. Костяна же нигде не было видно. Тимошка проснулся и вовсю рычал, но проблема заключалась в том, что потенциальный защитник весил два килограмма.

– Ты что, коза драная, тут делаешь? – вылетев из автомобиля, взревел Глеб и уверенно двинулся в мою сторону.

«Лера, не нервничай, тебе разрешили на улицу выходить. Глеб только пугает, без команды хозяина у него связаны руки».

Я шикнула на Тимошку, чтобы не лаял, уткнулась обратно в книгу и делано безмятежно продолжаю дальше читать.

– Ты совсем оборзела, коза?! Я с кем, твою мать, разговариваю? – нависая, надрывает Глеб связки.

Я зевнула, перевернула страницу, нахмурившись, отогнала несуществующую муху.

Амбал, потеряв дар речи от моей неслыханной наглости, зарычал что-то нечленораздельное и явно ругательное и сжал кулаки так, что было слышно, как костяшки скрепят. Еще чуть-чуть, и взорвется от возмущения. Главное, чтобы не прихлопнул, а то у Глеба ручищи как раз подходящие, один удар по голове – и считай, я на небесах.

– Охренела! – наклонившись, выкрикнул мне в лицо Глеб. – Будешь и дальше делать вид, что меня тут нет, урою!

Вытянув из-под пледа ногу, я подняла взгляд на разъяренного здоровяка и спокойно сказала:

– Виктор надел мне браслет и сказал, что я могу гулять где захочу. Если есть вопросы, иди к Аблову и ори на него.

Глеб посмотрел на браслет, потом на меня и, похоже, его негодование достигло критической точки. Хоть внешне я и не подала виду, но внутри вся сжалась, ожидая увесистого тумака.

– Сучка, – прохрипел Глеб, выхватил у меня книгу и, швырнув ее на газон, собрался в дом.

– А ну подними, – скомандовала я, да так уверенно, что сама удивилась.

– Еще чего, – огрызнулся бугай.

– Я сказала – поднял книгу, отряхнул и вернул.

Глеб усмехнулся, презрительно оглядел меня, словно я таракан, которого, по идее, хорошо бы тапкой прихлопнуть, да возиться просто не хочется, и заявил:

– Да пошла ты… – далее он в матерной форме объяснил, куда именно мне идти, и записал в ряды представительниц древнейшей профессии.

Стиснув зубы, я промолчала, мне нечего противопоставить его физической силе. Чем быстрей Глеб смотается восвояси, тем скорее вздохну с облегчением.

– Коза наглая, – напоследок бросил бугай, дернул ручку двери, но, к великому сожалению, внутрь дома не зашел – Костян, загородив проем, не позволил.

– А если поднять книгу потребует человек одной с тобой весовой категории, что скажешь? Отказать мне – не то же самое, что Лере, последствия будут.

– Интересно, какие? – с вызовом спросил Глеб у Костяна и, шагнув навстречу, толкнул его грудью.

– А ты скажи «нет» и сразу узнаешь, – процедил мой защитник и под стать противнику тоже его протаранил.

Ой, однако, тучи сгущаются и жареным пахнет. Если эти два петуха подерутся, Аблов наверняка в потасовке меня обвинит, и тогда плакали горючими слезами мои прогулки на воздухе.

Поначалу я не шла поднимать книгу, чтобы не принижать рвение Костяна помочь. Но когда спор разгорелся и грозил из словесного боя перерасти в рукопашный, плюнула на все, схватила из травы книгу и стала маячить ею перед соперниками, показывая, что их стычка потеряла всякий логический смысл, проблема разрешена.

Вот только разгоряченные мужчины уже не обращали на меня абсолютно никакого внимания, они настолько ударились в свои амбиции, увлеклись взаимными оскорблениями и демонстрацией силы, что регулярно приходилось отпрыгивать от них в сторону, чтобы ненароком не затоптали.

– Хватит! – кричу я. – Если не прекратите, Виктору на вас, дураков, нажалуюсь.

Парням вообще до лампочки, что я там лопочу, они обнялись по-борцовски и неуклюже «танцуют» на одном месте.

Я отвернулась от этого безобразия и глупости и замерла в немом ужасе. Непонятно когда и как, но Тимошка успел прорыть в вольер белой здоровой собаки подземный ход и в данный момент шустро протискивался в нору, чтобы стать ужином.

– Тима, стой, на-на-на!.. – воплю я и одновременно, не опасаясь попасть под горячую руку, колочу по мужским спинам, призывая, чтобы они спасли хозяйскую собачонку. – Тима, нет!

Чудовищное положение: два гиганта сцепились и борются, я плачу и кричу, а бедного Тимошку сейчас сожрут, причем вместе со шкурой и косточками.

Чем я думала, когда бросилась спасать Тимошку? Да ничем, просто не могла допустить, чтобы его разорвали на тысячу мелких кусочков. К счастью, рядом с территорией волкодава, как будто специально, стояла, прислоненная к забору, самодельная деревянная лестница. Вот ее-то я и подставила, чтобы перемахнуть через железную сетку в вольер.

Схватив щенка, я выбросила его наружу. Да, он ударился, когда приземлялся, жалобно от боли заскулил, возможно, даже лапку сломал, но зато теперь он останется жив, в отличие от меня. Похоже, я скоро погибну. Собака размером с медведя, склонив голову, медленно наступала, скалилась, обнажая острые желтого цвета клыки, по которым текли слюни. Еще чуть-чуть, и зверь бросится на меня.

Где-то в глубине сознания отмечаю, как у меня за спиной поднялась суета: Костя кричит, Глеб орет, двери поминутно хлопают, раздаются другие какие-то непонятные звуки, которые мне так и не удалось идентифицировать, хотя особо я и не старалась. Все уже неважно, так как через секунду мне перегрызут горло – и прощай, белый свет.

Последнее, что я видела, перед тем как зажмуриться, – собаку в прыжке. Инстинктивно сжалась, обхватила голову руками и присела. Но вместо укусов, ощутила, как сначала оказалась в крепких тисках, потом взмыла вверх, какую-то долю секунды длился полет и в конце концов случилось падение…

Я ударила затылок, копчик, оба локтя, но вывод сделать успела еще до того, как раскрыла глаза. Кто-то забрался в загон, подхватил меня на руки и вышвырнул оттуда, как я недавно Тимошку. Получается, одному из трех мужчин в доме я обязана жизнью, но не это сейчас было важным. Похоже, мой спаситель в данный момент вел бой с волкодавом.

Глава 18

Судя по звукам в загоне, происходило смертоубийство. Хотя я совсем туда смотреть не хочу, но все равно поворачиваю голову, фокусирую взгляд. Однако из-за поднявшегося облака пыли и быстрых передвижений человека с собакой не так-то просто разглядеть, кто именно из мужчин борется с волкодавом.

– Охренеть… – слово само по себе сорвалось с моего языка, когда в загоне мелькнуло напряженное лицо Виктора.

Твою ж за ногу!

Вижу собственными глазами, но при этом не верю, что из передряги меня вытащил Аблов. В моем списке приоритетов на роль спасителя первым стоял Костян. Парень всегда хорошо ко мне относился, он среди всех был самый сочувствующий, добрый и, если судить по комплекции, самый сильный. В общем, отличная была кандидатура. Но нет, собака-убийца в данный момент вгрызалась в руку Аблова, а Костян на пару с Глебом, вооружившись один топором, а другой ломом, открыли калитку и крались на помощь хозяину.

Прикрыв рот ладонью и продолжая сидеть на земле, я наблюдаю, как троице, хоть и с трудом, но все же удается справиться с волкодавом и выбраться из вольера. Костян с Глебом практически не пострадали, так, получили по паре царапин, а вот их работодателя потрепало изрядно. Белоснежная рубашка Аблова была теперь практически вся багрового цвета и изодрана, особенно в районе правой руки и плеча. Волосы у него встали дыбом, а на лице красуется кровавая полоса, но скорее всего не от раны, а из-за того, что Виктор неудачно обтер губы.

Переведя дыхание, мужчины зачем-то все дружно, не сговариваясь, бросили взгляд в мою сторону. Причем нехороший такой, осуждающий и с претензией. Холодок пробежал по спине и забрался под кожу, сейчас мне стало еще страшнее, чем недавно с собакой в загоне.

Ой, чувствую, моя попа сейчас получит по полной программе.

– Ты хоть понимаешь, если бы никто не заметил, что ты полезла в вольер, мы бы от тебя в лучшем случае обглоданные кости нашли?! – подходя ко мне, издалека рявкнул Виктор.

– Лера-Лера, мы же с Глебом были тут! Почему ты бросилась в загон, никому ничего не сказав? – укоризненно покачал головой Костян, который шел чуть позади Виктора.

– Ну ты и коза-а-а, – эту реплику, естественно, вставил Глеб.

Возмущение Аблова еще можно понять – он сидел себе в доме, никого, как говорится, не трогал, а тут на тебе, беги выручай из лап чудовища всяких девиц. Ну а Костя-то с Глебом с какого перепугу меня обвиняют? Разве я не прыгала возле них резвым зайчиком, разве не пыталась привлечь их внимание? Они же сами сцепились рогами, как два лося в брачный период, и игнорировали всех и вся вокруг.

– Э-э-э… нет, ребята, этот номер у вас не пройдет, – предупредила я, поднялась на ноги, отряхнулась и, приняв позу сахарницы, потребовала: – Стирайте с лиц праведный гнев! Из всех присутствующих я самая невиноватая, – к концу моей фразы мужчины успели подойти, нас разделяло буквально несколько сантиметров. Получилась стенка на стенку, только их вон сколько, а я одна, очень по-джентельменски. – Тебе, Костя, конечно, спасибо, за то что Глеба осадил и заступился, но помощи у вас я как раз просила, орала на всю округу, что Тимошка в опасности. Вы же с Глебом так увлеклись выяснением отношений, что даже не заметили этого.

Аблов приподнял бровь и вопросительно посмотрел сначала на одного работника, а потом и на другого. Охранники никак не прокомментировали мои слова, а просто опустили головы.

– У тебя правило, что ли, такое, если рядом кто-то ведет себя как идиот, то ты ему обязательно уподобляешься? – опять устремив на меня взгляд, прорычал Виктор. – Ты гуляешь по дому всего ничего, три часа, а столько ущерба, – перед носом нарисовались три пальца измазанных кровью. – Даже страшно представить, что ты учудишь, если тебя заново не запереть. Тебе явно браслет жмет, давай сюда ногу.

Нет, ну разве это не издевательство – дать нюхнуть свободы и тут же ее отобрать? Отступила на шаг. Мы с браслетом уже «сдружились», а я друзей без боя не отдаю.

– То есть не следил за своим щенком ты, не потрудился обезопасить места, по которым он бегает, тоже ты, его чуть не сожрали только из-за тебя, а в четырех стенах под замком чахнуть мне? И где справедливость?

– Босс, если честно, Лера права, – осмелился встать на мою защиту Костян. – Я вас несколько раз предупреждал, что Тима роет подкоп в вольер Беллы. Просил денег на покупку железных листов, а вы все отмахивались – потом да потом.

Ай да Костя! Ай да красавчик, второй раз за день выручает! Готова броситься ему на шею и расцеловать в обе небритые щеки, но телячьи нежности лучше попридержать, а то Аблов и так смотрит на своего работника с раздражением. Надо Костю спасать от начальника, а то тот сгоряча еще уволит его.

– М-да, – деловито разглядывая рваные укусы на руке Виктора, произнесла я и строго спросила: – Аптечка есть?

– Есть. На кухне. А зачем она тебе, ты ранена? – поинтересовался Аблов в ответ.

Я закатила глаза и объяснила:

– Виктор, с тебя кровь ручьем течет. Попробуй сам ответить на вопрос, зачем мне аптечка.

– Мне не нужна помощь, сам разберусь, – отрезал Виктор и двинулся в направлении дома.

– Ага, – рванула я за Абловым вдогонку. – Знаю, как ты сам разберешься. Зайдешь в ванную, снимешь рубашку, посмотришь на укусы и решишь, что ничего страшного, само по себе заживет. А в итоге – заражение, гангрена и ампутация.

Аблов сидел на стуле по пояс раздетый, шипел, матерился и то и дело на меня косился. Поливая рану на плече Виктора перекисью водорода, я в который раз напомнила себе, что я замужем и нечего облизываться на чужого мужчину. Подумаешь, шикарное тело, богатырские плечи, сильный пресс в кубиках, мощная грудь, рельефные крепкие руки. Главное же – внимательность и волевой характер.

Обтерла влажный от пота лоб, сглотнула и сама себе приказала: «Лера, хватит уже реагировать на Виктора, как шопоголик на скидку. Он похититель, он твой враг, а не предмет фантазий эротического содержания».

В который раз я глубоко вздохнула и выдохнула.

Протираю влажным тампоном кисть руки Виктора и невольно любуюсь его длинными, правильной формы пальцами. Помнится мне, как одна институтская знакомая утверждала, что по этим самым пальцам можно практически с точностью до миллиметра угадать, какой у мужчины размер…

Ой, что-то меня опять не в ту степь понесло.

О муже, думай, Лера, о муже.

– У тебя температура не поднялась? – вдруг заговорил Аблов, а я так глубоко ушла в свои размышления, что от неожиданности аж подпрыгнула.

– Нет, я хорошо себя чувствую, – перед тем как ответить, пришлось прокашляться, а то, кроме хрипа, ничего бы не выдала.

– Ну да, – хмыкнул Аблов. – А испарина откуда взялась и нездоровый румянец на щеках? Хорошо она себя чувствует! Почему тогда руки дрожат?

Потому что ты чертовски хорош, а я – живая женщина, привыкшая регулярно пользоваться наличием мужа, а теперь по твоей милости его рядом нет, поэтому всякая ересь в голову и заползает.

– Может и есть небольшая температура. Когда поднимусь в спальню, воткну под мышку градусник, чтобы узнать, – согласилась я с объяснением Аблова своего внешне нездорового состояния.

– И лекарства не забудь выпить.

Ишь ты какой сердобольный, как же такого заботливого под венец никто не утащил? Действительно, а почему Аблов до сих пор ходит в холостяках? С внешностью у него десять из десяти, с финансами и того больше, молодой, далеко не тупой, если хочет, умеет быть очень даже приятным в общении.

Девушки на него буквально вешаются и прохода не дают. Самолично наблюдала в гостинице, как за Виктором весь женский состав персонала украдкой подглядывал, когда он на тренажерах потел.

Я задумалась в поисках причины его безбрачия.

– Виктор, ты гей? – слетело с языка, прежде чем я осознала бестактность вопроса.

Мужчина замер, словно кто-то нажал на кнопку «Стоп-кадр», потом медленно поднял на меня глаза…

О-о-о, один раз в жизни я уже видела такой взгляд, и было это в студенческую пору. Закадычная подруга Мария, узрев в торговом центре норковую шубку кремового цвета с лисьим рыжим воротником, страстно и безумно ее возжелала. С той самой минуты, когда девушка увидела свою мечту, жизнь ее наполнилась одним единственным смыслом – во что бы то ни стало накопить на обновку. Маша экономила буквально на всем: не тратилась на дорогу, до института ходила пешком, благо жила она недалеко, но все же часовая прогулка два раза в день – весомая жертва. Кроме того, девушка в ущерб сну и отдыху подрабатывала в кафе, а также отказалась от обедов вне дома и сократила число вечеринок ровно в три раза. Наконец настал торжественный день, когда была собрана нужная сумма, при этом шубка все еще ждала ее на манекене. В магазин мы с Марией отправились вместе. Подруга не шла, а летела, мурлыкала что-то себе под нос и улыбалась. Утопив тело в струящемся мехе, Машенька самозабвенно кружилась возле зеркала, охала, ахала и обнимала себя. К нам подошла продавщица, которая уже хорошо знала Марию, потому как подружка регулярно навещала их бутик.

– Созрели на покупку? – спросила продавец-консультант.

– Да-а-а-а, – чуть ли не выкрикнула довольная Мария.

– Отлично, пройдемте на кассу, единственное есть нюанс, буквально вчера эта шуба подорожала на двадцать процентов.

Грянул гром, и за секунду мир Машеньки рухнул, потому как двадцать процентов от стоимости шубы для студента – целое состояние, которое придется копить еще не один месяц. Когда до подруги дошло, что завтра она вновь пойдет в институт в старом пуховике, она с полным отсутствием понимания и нежеланием принимать происходящее уставилась на продавщицу.

Вот точно так же теперь на меня смотрит Виктор!

Кто и зачем тянул меня за язык?! Довела успешного и уверенного в себе мужчину своим вопросом практически до состояния шока.

– Не обращай внимания, – я махнула рукой, – не отвечай. Глупость сморозила, – пошла я на попятную.

– Что значит «не отвечай»? – Виктор обрел дар речи. – Мне что, этот вопрос просто мимо ушей пропустить? Ты вообще с чего решила, что я могу быть геем?

Стою и хлопаю ресницами. Понятия не имею, что сказать, поэтому молчу, словно воды в рот набрала.

У Аблова тем временем вздулась вена на лбу – я заметила, что так всегда происходило, когда он терял терпение.

– Еще раз спрашиваю, с какого перепугу ты решила, что я гей? Если не ответишь, ей-богу, придушу.

Виктор поднялся со стула и горой навис надо мной, я еще никогда не чувствовала себя настолько маленькой, хрупкой и беззащитной.

– Потому что ты не женат, – вжав голову в плечи, пискнула я.

– Да уйма мужиков не женится к тридцати! Они что, тоже все геи?

– Ты не все, ты богатый и в меру красивый. За тобой толпа девушек бегает, а у тебя, как я поняла, даже подружки нет. И потом, какой бы идиот отказался от романа с доктором Леной? Она же – более светлая и молодая версия сногсшибательной Моники Беллуччи, – объясняю я причину, по которой причислила Аблова к меньшинству, а сама вижу, что, похоже, все глубже и глубже рою себе могилу.

После комплиментов Аблов немного смягчился, но до конца, конечно же, не остыл и до сих пор смотрит на меня волком.

– По-твоему, выходит, если мужчина разборчив, с ним обязательно что-то не так.

– То есть ты не гей?

– Нет, Лера, не гей!

– Ну вот и отлично, – выдавила я улыбку. – Славненько, даже очень. Ну, я пошла. Мне температуру надо измерить, таблеточки проглотить, и вообще я чувствую себя отвратительно. Думаю, до ночи в комнате просижу. До свидания, до завтра, – что-то несвязное бормочу я и, поджав хвост, обруливаю Аблова, чтобы быстрее убежать.

– Ты мне не веришь, да? – подозрительно прищурился Виктор и, шагнув в сторону, перегородил путь к двери.

– Что ты, как можно, конечно же верю, – сказала я и прикрыла глаза.

Почему так – чем сильнее ты стараешься вложить как можно больше убедительных ноток в свой голос, тем фальшивей звучит фраза.

– Тебе что, сейчас доказать, что я исключительно женщинами интересуюсь?! – рыкнул Виктор и, если мне не показалось, эта идея ему пришлась по душе. Он вызывающе ухмыльнулся и придвинулся ближе.

Сглотнув, шарю глазами по комнате, ищу что-нибудь увесистое, чтобы положить рядом. В случае чего, остужу Аблова, треснув его по голове.

Нет, вступать в рукопашную с ним никак нельзя, он в два счета скрутит в бараний рог и на правах победителя возьмет, что захочет.

– Виктор, еще раз повторюсь, у меня с языка слетела несусветная глупость. Уверяю, я не думаю, что ты гей. Прости, если задела. Обещаю, больше такого не повторится.

Постепенно со лба Виктора исчезла вертикальная складка, он немного расслабился, и поза перестала быть угрожающей. Похоже, мне повезло – порывистый шквальный ветер затих, на море опять тишь да гладь.

– В следующий раз, прежде чем что-нибудь ляпнуть, подумай сначала о последствиях, – строгим учительским тоном прочитал нотацию Аблов и отступил в сторону, открывая дорогу к двери. – Иди уже, а то глаза, как у перепуганного олененка.

Уф! Я выдохнула с облегчением и на негнущихся ногах потопала прочь, но далеко уйти не удалось.

Все произошло после фразы, которую сказал Аблов у меня за спиной:

– Хотя, если подумать, зря я тебя отпустил.

После этого заявления Виктор схватил мою руку, дернул к себе, я крутанулась в его направлении и, по инерции и законам природы, врезалась в мужскую грудь.