Раб колдуньи

– А вот с этого момента поподробнее, – заинтересовалась леди Стефа. – Так что он с ними делает?

– Он заставляет их ему на лицо садиться! Причем выбирает самых грязных, вокзальных бомжих… А потом трусы у них выкупает за любые деньги. И себе на лицо их кладет и так дрочит.

Присутствующие дамы переглянулись с изумлением.

– То есть у него стремление погрузиться в самую грязь, окунуться в самую клоачную клоаку, правильно я понимаю? – продолжала допытываться Стефания.

Цезарь Карлович мелко затряс головой, зажмурив глаза от стыда, что смог такое выговорить.

– Это меняет дело, верно, дамы? Губер-то, оказывается, – наш человек! С ним можно работать!

Все захлопали в ладоши, переглядываясь и понимающе кивая. Хотя и не без скабрезных улыбочек и ухмылок.

– Только пожалуйста, умоляю… – опять заныл вице-мэр. – Я никогда и нигде не смогу подтвердить то, что сказал вам. У меня просто нет никаких доказательств. Это будет обычная клевета со всеми вытекающими… А у нас за такое… Сами знаете: ноги в бетон и на дно водохранилища. Пока рыбы не обглодают.

– Не волнуйся, никто тебя не заставляет свидетельствовать в суде. Мы тайная власть и потому умеем хранить чужие секреты, – сказала Стефания, пододвигая себе стул и усаживаясь перед коленопреклонённым мужчиной. – Просто непонятно, как вас – таких извращенцев, пускают в верхние эшелоны?

– Только таких и пускают… – грустно опустил голову чиновник. – На кого надёжный компромат имеется.

– Пожалуй, это правильно. Это они у нас переняли, – задумчиво сказала Стефа, и опять мне показалось, что «у нас» – прозвучало как-то странно.

У кого это «у нас»? У ордена сумасшедших феминисток? Или у кого-то ещё… А может я просто слишком много стал задумываться в последнее время?

– Теперь парочка организационных вопросов, – деловито продолжила леди Стефа. – У тебя там еще несколько молодых сладких мальчиков работает в твоем аппарате – их уволь. Больше ты им пиписьки теребить не будешь, всё, хватит, оттеребился. Твой секретариат теперь возглавит твоя супруга, у неё ты будешь просить прощения каждую ночь самым нежнейшим и сладчайшим способом, который она предпочитает, это ясно? У тебя теперь будут нормальные секретарши и помощницы, которых также подберёт тебе Евдокия Павловна. А мальчиков больше не будет – мы научим тебя женщин любить!

Дамы прокомментировали это одобрительным гулом. Вице-мэр поднял на Стефанию страдальческие глаза.

– А как же моя карьера?.. Ведь всё равно слухи поползут. И Пахом когда проспится, вдруг вспомнит?..

– А у тебя теперь только один выход – вступить в наш клуб! – с самой очаровательной улыбкой сказала леди Стефа, и стало ясно, что как раз к этому она и вела весь столь извилистый диалог. – Мы защищаем только своих, но защищаем безупречно. Вот ты когда-нибудь что-нибудь слышал про наше тайное сестринство?

Вице-мэр покачал головой.

– Потому что здесь все свои. И всё, что происходит в нашем кругу, здесь и остаётся. Как видишь, у нас есть и бывшие мальчики, теперь они служат нам, и никто никогда не посмеет их обидеть. Они под надёжной защитой. И у тебя есть такая уникальная возможность. Предлагаю один раз и времени на размышление не даю. Отвечай сразу: ты готов стать нашим клубным рабом? Раз и навсегда. Готов?

Мужчина коротко вздохнул и тут же ответил:

– Да.

Очевидно, что он предвидел нечто подобное и заранее для себя всё решил. Просчитал все варианты и их возможные последствия и расчетливо предал прежнюю корпорацию педофилов ради новой – феминистской. А может, захотел поиграть в двойного агента, кто ж его знает. Только я бы на его месте даже не думал обманывать нашу хозяйку…

Не по Сеньке шапка…

– Как видишь, у нас у всех здесь имеются творческие псевдонимы, – удовлетворённая его ответом, продолжила Стефания. – Тебе тоже надо придумать твой. А учитывая обстоятельства твоего здесь появления, я предлагаю наречь тебя Пигги. Свинкой по-нашему. Выбирай, как тебе благозвучнее.

Некоторые из присутствующих женщин засмеялись, впрочем, одобрительно.

– Возражений, думаю, не будет, особенно от тебя! – Стефа как печать на протокол поставила свою ножку на губы и нос вице-мэра и он, сам от себя такого не ожидая, чмокнул её подошву так громко, что на этот раз рассмеялись и захлопали все присутствующие.

***

И тут эту идиллию нарушил Пахом. Откуда он тогда взялся, я так и не понял. Вроде бы должен был быть нейтрализован сладким сном праведника и ничего не помнить из таинственных событий прошлой ночи. Но вот же внезапно очнулся и пошёл на поиски своего шефа. А, обнаружив его в коленопреклоненной позе, у ног целого коллектива мужененавистниц, он воспылал самцовой солидарностью и ворвался в гостиную с диким криком «Цезарь Карлович, как же так! Как так-то!!!».

Случилась неожиданная немая сцена.

Вице-мэр поняв, что его спалили, и теперь у него появился еще один нежелательный свидетель, опустил голову к полу, грязно выругавшись. Пахом, ничего не понимая, стал орать, что он вызовет ментов, спецназ, всех тут раком поставит, но своего начальника вытащит, что бабам вообще много воли стали давать и пора уже в городе создавать мужское движение и, если надо, он тут же готов его создать и даже возглавить. Лично. Он, Пахом Отверткин, собственной персоной.

– Да пошёл бы ты Пахомыч отсюда нахуй! – горестно потирая уставшее лицо, ответствовал на его тираду Цезарь Карлович. – Дождись меня в машине, а еще лучше – уезжай домой. Машину поставь в гараж и можешь быть свободным на сегодня. Я сам со всем этим разберусь…

Пахом еще минуту обводил всю мизансцену мутным взглядом, но, наткнувшись на кинжальный блеск глаз леди Стефании, предпочёл последовать совету своего непосредственного начальника.

– И что мне теперь делать?! – горестно воскликнул Цезарь Карлович, поднимая взгляд на Стефу. – Он же, сука, меня сдаст!

– Зачем ему это делать?! – удивилась та. – Парень давно у тебя работает, понимает, что к чему, ему ведь не хочется завтра же пересесть с начальственной тачки на такси, разве нет?

– Да не в том дело… – махнул рукой мужчина. – Он ко мне как раз губером и приставлен. Это мой персональный соглядатай. Они вместе с губером еще в ГСВГ служили, в конце восьмидесятых. Оба из спецуры, только армейской. В этом сучьем кубле все на всех стучат, а этот Пахомыч, падла, лично на меня губеру. Они на сёстрах двоюродных женаты, так что там прямая дорожка в кабинет проложена.

Леди Стефания просияла одной из своих самых обворожительных улыбок.

– Так это же прекрасно! – воскликнула она. – Это семейное обстоятельство донельзя упрощает нашу задачу!

– В каком смысле?

– А это тебе, грязная свинка Пигги, знать пока рано. Твое дело – выполнять приказания и обо всём докладывать своей дражайшей супруге. А еще запомни: завтра-послезавтра твой Пахомыч попросится у тебя в отгул. Ну, там тещу в Москву отвезти или ещё что придумает. Так ты его отпусти и никак виду не подавай, будто что-то случилось или ты его в чем-то подозреваешь. А сам в ту же минуту – слышишь? – сразу же как только он уйдёт, скинешь СМС-ку Евдокие Павловне. Понял?

Вице-мэр кивнул, пытаясь понять суть закручивающейся интриги. Не понял, но сделал хитрый вид.

– Ну а что же мы не веселимся, дамы! – быстро перевела разговор хозяйка дома и окинула всех присутствующих торжественным взглядом. – Нам пытались помешать закончить наше клубное мероприятие самым беспардонным образом, но у мужланов это никогда не получится! Наш новый раб Пигги нуждается в нашем внимании. Ему предстоит закончить обряд посвящения, а что для этого необходимо?

– Его надо переодеть! – неожиданно подала голос старшая Настоятельница.

Все одобрительно загалдели, предлагая различные варианты нового облачения чиновника.

– Ну платье мы ему так сразу вряд ли найдём, – со смехом продолжила леди Стефа. – Всё-таки свинообразная туша нуждается в особом покрое. А вот подобрать кое-что из нижнего белья – это сейчас в наших силах. Подай-ка, Вонючка, вон из того шкафчика что найдёшь там для этого борова…

Брательник словно ждал этой команды – мигом притащил целый ворох нижнего дамского белья. Надо сказать, весьма странного белья. Здесь были и древние корсеты, и старинные, кажется еще дореволюционные матерчатые чулки, панталоны и какие-то совсем уж немыслимые шёлковые подштанники – всё это раритетное богатство он вывалил на пол и представил потешающейся почтеннейшей публике.

Дамы и девицы стали смеясь разглядывать всё это барахло, язвительно комментировать фасоны и расцветки, и не стесняясь прикидывать, как это будет смотреться на Цезаре Карловиче. А он краснел, сопел, сглатывал непроизвольно возникающие спазмы в горле, прятал глаза и, казалось, едва сдерживал рыдания окончательно уязвленной мужской гордости.

Хотя какая там, нахрен, могла остаться гордость.

Его заставили перемерить весь этот музейный гардероб! Полностью! До единой вещицы! И в каждой его фотографировали! После чего выбрали самые нелепые полосатые чулки, расшитые разноцветными лилиями розовые трусы огромных размеров, но едва влезшие на жирую жопу Цезаря Карловича, совсем уж допотопный дамский корсет и забавную шляпку, разукрашенную выцветшими бумажными цветами. Всё это заставили надеть и в таком виде предстать на окончательную фотосессию.

В таком ужасном виде свинка Пигги – новый член клуба торжокских феминисток, и был запечатлён во всех смартфонах наших дам. Под конец фотосессии мужчина уже перестал смущаться и даже пробовал немного кокетничать, приседая в реверансах и принимая наиболее выигрышные, с его точки зрения, позы.

Между тем наша госпожа и повелительница всё это время в общем веселье не принимала никакого участия, она о чем-то сосредоточенно и тихо разговаривала с Евдокией Павловной.

А когда дамское общество окончательно насладилось процедурой феминизации своего всё ещё действующего вице-мэра, леди Стефания снова взяла слово. В руках у неё была небольшая коробочка, из которой она достала странную металлическую конструкцию, размером с мышеловку.

– Этот модный нынче на Западе аксессуар принято называть мужским поясом целомудрия, но мне лично это название не очень нравится. Я называю такие штучки замком верности. Вы только взгляните на это убожество! – леди указала на стоявшего в кругу женщин Цезаря Карловича, – ну какое может быть целомудрие у этого, с позволения сказать, мущщины!

Все засмеялись.

– Это прожжённая и конченная мразь, потерявшая, а вернее продавшая своё целомудрие учителю труда и физкультуры в пятом классе за набор жевательных резинок. С тех пор, он, кстати, и оправдывает своё извращенное распутство этой тяжелой детской травмой.

Эти жестокие слова также вызвали оживление в гостиной.

– В данном случае название «замок верности» тоже весьма условно – никакой верности Пигги никогда никому не хранил, и, подозреваю, вообще не знаком с таким понятием, даже по книгам классиков. Потому как книг он не читает.

Разочарованные вздохи в возгласы представительниц лучшей половины человечества подтвердили и этот печальный вывод.

– Но, милые дамы! – театральным жестом леди Стефа немного приподняла над головой сверкающую никелированной сталью мышеловку для пениса, – сегодня мы впервые в нашем городе заключим в эту маленькую и тесную клетку первый и самый никчёмный член, так сказать, городского совета. Его перещупали и пересосали все развратные мальчики и, возможно, кое-кто из девочек, до этого дня, а теперь он будет надежно заперт в маленькую, но чрезвычайно прочную тюрьму. И ключик от этой тюрьмы будет в руках самой надёжной судьи и надсмотрщицы этого города – пани Евдокии Павловны!

Все зааплодировали. Леди Стефа умела поднять градус общественной воодушевленности.

– А зачем вообще нужны мужские устройства для целомудрия? – полюбопытствовала лесбиянка Арья.

– Хороший вопрос, дамы! – с удовольствием подхватила тему обобщения, хозяйка дома. – А зачем нам вообще заботиться о каких-то там оросительных отростках наших будущих рабов? Достаточно запирать их самих в клетке и выпускать оттуда по мере надобности. А там пусть хоть сами у себя отсасывают…

Кое-кто неопределённо хмыкнул, но большинство дам хранили заинтересованное молчание. Было понятно, что речи своей предводительницы воинствующие мужененавистницы привыкли впитывать и обдумывать серьёзно.

– Да, с сегодняшнего дня этот боров, – она снова указала пальчиком на поникшего Цезаря Карловича, – будет целиком и полностью под неусыпным контролем своей супруги. Она будет читать его почту и проверять телефоны, пароли от банковских карт, а у негодяя их с десяток только тайных! – он также сам принесет и сложит к ногам дражайшей половины и теперь шаг влево для него будет чреват расстрелом прилюдно из пейнтбольного ружья именно в таком вот виде! В дамском исподнем белье на главной площади города – на Ильинке!

Стефания кивнула, снова обращая внимание женщин на нелепый наряд вице-мэра.

– Казалось бы, зачем еще и секса его лишать?!

– В наказание! – ответила одна из монашек, состоящая при Настоятельнице и до сих пор скромно молчавшая.

– Точно! – подтвердила её слова леди. – Наказание!

Она произнесла это слово с особым наслаждением, смакуя его.

– Распутный хер должен с этого момента и до конца жизни страдать от невозможности и дальше распутствовать и наслаждаться своими пороками. Его хозяйка и госпожа будет отныне контролировать каждый его шаг, все его помыслы и поползновения, и в первую очередь тот самый орган, которым он думает!

Все опять весело рассмеялись.

– Не вредно ли такое воздержание для мужской физиологии? – неожиданно проявила сочувствие Вертухайка.

Вот уж от кого я ничего подобного не ожидал!

– Вредно, – подтвердила наша леди. – И мы будем милостивы в заботе даже о таких зловредных свиньях, как эта… На каждом нашем общем собрании Пигги будет на время служения освобождаться от замка верности, а все желающие дамы и барышни смогут изучить, как влияет мужская предстательная железа на половую функцию – с помощью страпона, разумеется!

– Будем драть его как сидорову козу! – зловредно пообещала Серафима, охочая до подобных упражнений.

– Да, – подтвердила не вступавшая до того в разговор сама супруга потерпевшего – Евдокия Павловна. – Теперь кончать он будет только на страпоне, говорят весьма полезная для простаты процедура. И необходимая разрядка, и анальный массаж… Так что милый… – она подошла к мужу и, потрепав его за щёку, засунула указательный палец ему в рот. – Готовься! Теперь ты будешь вполне официально баловаться под хвостик и получать от этого удовольствие! А сосать будешь исключительно мои пальчики!

Она один за другим запихнула все пальцы своей руки ему в рот и протолкнула в горло так глубоко, что несчастный супруг стал задыхаться и багроветь, выпучив глаза.

– Это и правда работает с любым мужиком, не только с латентными геями? – поинтересовалась Арья.

– Абсолютно с любым, – подтвердила Стефа. – Можешь сама проверить, дорогая! – она протянула девушке синюю толстую резиновую перчатку, которые обычно любят использовать посудомойки и уборщицы клиринговых компаний.

Арья с характерным скрипом натянула перчатку на левую руку, подошла к стоящему на коленях Цезарю Карловичу.

– Можно? – спросила она у его формальной хозяйки-супруги Евдокии.

– Конечно! – зловредно ухмыльнулась та. – Эта скотина теперь к услугам всех сестёр клуба в любое время. Он всегда, сколько я его помню, мечтал о разнообразии в сексе – теперь он его получит сполна. – Встать, сволочь! – приказала она мужу.

Цезарь Карлович послушно поднялся, попытался, было потянуться, расправляя затёкшую спину.

– Куда! – тут же одёрнула его Евдоха. – В позу, сучка! Рано тебе еще стоять на равных с благородными дамами! – она больно ткнула мужчину в пах, и он тут же согнулся пополам.

– Да уж, – прокомментировала столь грубое обращение Евдокии Павловны со своим супругом Вертухайка. – Мы привыкли видеть его таким напыщенным и важным индюком… А теперь вон оно как… Надеюсь, пани Евдокия научит его сгибаться возле своей юбки. Так он явно лучше смотрится.

Тем временем Арья сдернула с Цезаря Карловича розовые античные труселя и деловито шлепнула по рыхлой чиновничьей заднице рукой, затянутой в резиновую перчатку.

– Сейчас мы проверим твою потенцию, дядя, – сказала она, мило улыбаясь, и подмигнула своей любовнице, стоящей тут же, в первых рядах зрительниц этой новой развлекухи.

Цезарь Карлович заметно напрягся, глаза его тревожно забегали по сторонам, словно ища у кого-нибудь сочувствия или защиты, но, увы, везде он встречал лишь равнодушное злорадство, или откровенную жажду очередной расправы над ним. Даже его собственная жена так вероломно предала его, отдав на расправу злобным садисткам.

Арья еще немного потянула время, упиваясь волнением и стыдом несчастного, затравленного мужчины, пожмякала его прыщавый зад, а потом медленно сунула ему два пальца аккурат в задний проход.

– Опа! – сказала какая-то дама из задних рядов, но кто именно, я не рассмотрел. – Глядите, подруги, да у него встаёт!

И правда, спрятавшийся было от стыда и позора маленький членик Цезаря Карловича стал на глазах набухать, воспрял духом и быстро превратился из пиписьки-заморыша в некое подобие полового органа.

– Нет, всё-таки педик! – удовлетворённо констатировала Серафима. – У них, у сегодняшних извращенцев, как правило, весь букет присутствует. Сначала они по мальчикам идут гулять, потом и сами не прочь очко своё дырявое подставить кому ни лень, а дальше там уж сам черт ногу сломит в их шпили-вили ориентациях.

– Вполне вероятно… – задумчиво глядя на чиновничий зад, сказала леди Стефания. – Разнузданность нравов, к примеру в Древнем Риме, очень часто служила проявлению во многих представителях тогдашней знати самых невероятных и грязных наклонностей. Которые в иной обстановке, может быть, никогда бы и не проявились. Сейчас похожая ситуация. Власть имущие оскотинились донельзя, и из них попёрло такое говно…

Арья вытащила пальцы из жопы Цезаря Карловича и всадила их снова, на этот раз более грубо и явно поглубже. Мужчина хрюкнул, скривил физиономию, зажмурился и замотал головой.

– Не больно? – с издёвкой спросила его Арья и повторила упражнение.

Она вытащила руку и показала всем три пальца, сложенные вместе. И опять вонзила их в анал жертвы.

Цезарь Карлович на этот раз не стерпел – вскрикнул, но тут же прикусил губу, стараясь молчать. И только когда Арья засадила ему промеж булок всю ладонь, он тихонько заскулил и, кажется даже, заплакал. Во всяком случает слезы я у него видел отчетливо.

Но член его упорно продолжал при этом стоять!

– Прошу! – леди Стефа торжественно передала Евдокии Павловне замок верности. – Сейчас самое время его надеть!

Стоя не очень близко по вполне понятным причинам (честно говоря, боясь попасть под горячую руку или ещё что не менее горячее), я не мог во всех подробностях рассмотреть это устройство. Но пани Евдокия довольно быстро и ловко с ним справилась. Она затолкнула в металлическую клетку пенис своего супруга, и довольно грубо сжав его мошонку, обхватила небольшим обручем его яйца. А крошечный замочек помещался где-то внизу, соединяя обе половинки этой пыточной мышеловки воедино.

Леди Стефа так же многозначительно отдала даме маленькие ключики на крошечном колечке.

– Улыбайся, сука! – почти ласково проговорила продолжавшая тем временем насиловать мужика рукой в жопу, Арья. – Я хочу, чтобы ты при этом улыбался!

***

И опять мы с братом сбились с ног, сервируя стол для завершающего этот день ужина. Подавались холодные закуски и белое вино. Дамы изрядно захмелели (и я опять смутно подозреваю, что вино тут было не главной причиной), раскрепостились окончательно, и обсуждали, нужно ли прямо сейчас хором отстрапонить напоследок Цезаря Карловича или всё-таки стоит отложить это волнительное мероприятие на следующее заседание клуба.

– Да ладно вам, девчонки! – успокаивала всех наиболее бухая Вертухайка. – Опустить – опустили! Выпороли на славу! Ещё и обоссали по кругу! Практически утопили в золотом фонтане, чего вам еще не хватает?!

– Я бы ещё и отлизать дала, – неопределенно помахала рукой Серафимушка. – Кончить охота. Я на взводе, но не уверена, что смогу вот так кончить сейчас…

– Да, отлизать бы я тоже ему дала, – согласилась с ней Вертухайка. – Но страпонить наспех, перед отъездом домой? Никакого же удовольствия! Это ж процесс! Надо на свежую голову, лучше прямо с утра, чтобы никуда не спешить. Да и заснять опять же надо, для Инстаграма. А у меня уже зарядка упала…

Самого виновника торжества (если совсем уж цинично выражаться) поставили посреди комнаты, разодетого во всё дамское, правда неглиже, без платья, и, издеваясь, бросали ему кусочки хлеба, наполовину прожёванное мясо, еще какую-то снедь. И заставляли всё это ловить ртом, как собачку. А если он не успевал – что чаще всего и случалось, – то поднимать с пола (разумеется, также без помощи рук) и съедать.

Раздухарившись окончательно, потребовали, чтобы мы принесли помидоров помягче, и стали кидаться уже ими. В результате всё раритетное нижнее бельё Цезаря Карловича заляпали красными пятнами, особенно в области паха и задницы, и ржали над этим обстоятельством как лошади.

В общем, шальные императрицы Фемдома.

Наша хозяйка тем временем деловито давала Евдокие Павловне практические советы по содержанию мужа-раба в домашних условиях. Я стоял сзади госпожи-повелительницы и потому всё слышал.

– На колени на горох надолго не ставь, – вполголоса вещала леди Стефа. – Это максимум на два часа, да и то пытка несусветная. Это для молоденьких хорошо, которые еще необъезженные. Их ломать надо, там жестокость лишней не бывает. А твой уже в возрасте. Ему суставы беречь надо. Мы его ещё сегодня в пролётку запряжём – покатаешься!

Евдоха аж развернулась всем корпусом к Стефании от неожиданной радости.

– Да ладно?! Прямо здесь, в городе? А если кто увидит?

– Никто не увидит, – успокоила её хозяйка. – Я тебе одну шляпку с вуалькой дам – никто ничего не увидит. Ни тебя под ней, ни твоего мерина под тобой!

Они обе пьяно расхохотались.

– Поедешь домой как королева! Как японская императрица на собственной рикше!

– Класс! – обняла и поцеловала Евдоха нашу госпожу. – Я скучаю по нашим покатушкам, как в прошлом году, помнишь?

– Ещё бы! А я, думаешь, для чего новых мальчиков набираю сейчас, а?

И леди Стефания неожиданно повернувшись назад, подмигнула мне.

– Вот на этих будем зажигать! Как только объезжу – так и запряжём, как миленьких! Голыми, по первому снегу! Да с бубенцами!

– Бубенцы-то у них не отмёрзнут?! – в восторге хохотнула пани Евдокия.

– А мы как раз на них им колокольчики и подвесим! – поделилась свежей идеей хозяйка и опять на меня через плечо, смеясь, посмотрела.

Я сделал каменное лицо хорошо вышколенного истукана. Перспективы открывались неожиданные и ужасающие.

– Но это потом. Когда третьего поросёнка поймаем. А пока ты своего держи в черном теле. Бей, чтоб выл. Жрать давай поменьше, распух он у тебя без меры. Работать заставляй побольше. Свои туфельки ему на рабочий стол поставь, там за пресс-папье есть укромное место, со стороны посетителей не видно. А ему – чтобы под носом были твои туфельки. Прикажи, чтобы каждое утро их целовал. Это такой полезный талисман. Если хочешь – я их заворожу на полное подчинение тебе. Потом покажу, как из туфельки делать отличный намордник, – но это исключительно для домашнего употребления. Штука прикольная, но не для всех – публика не поймёт!

И они обе опять весело рассмеялись.

После ужина гостьи потихоньку стали разъезжаться.

По этикету клуба новоиспеченный раб должен был на прощание обувать каждую гостью и отдельно выполнять любое, пусть даже самое сумасбродное её желание. При этом он должен был, как на обряде пострижения в монахи, лежать на полу в прихожей, лицом в пол, раскинув руки крестом. И каждой уезжающей даме был обязан надеть её сапожки, после чего она символически, а на самом деле вполне по-настоящему, вытирала об него подошвы. Тем самым, как бы втаптывая в его в грязь. И превращая в коврик под дамскими ножками. Такой вот символический ритуал.

Ну и исполнение желания.

Первыми заторопились монашки, держа под руки мать-Настоятельницу, бухую до положения риз. Она многозначительно и долго грозила пальцем Цезарю Карловичу. А так как монашки не разувались, то и процедура прощания с ними была короткой. Просто потыкали острыми зонтиками-тростями распростертого перед ними мужчину и поспешили удалиться.

Серафима с дочерьми тоже особо не церемонилась. Все втроем они пожелали сфотографироваться стоя над поверженным вице-мэром, поставив ножки ему на голову. Попросили сделать несколько снимков каждой на её смартфон, и с нескольких ракурсов. Наша госпожа, как радушная хозяйка, во всем потакавшая желаниям гостей, терпеливо ловила фокусы и следила, чтобы лица смотрелись в кадре в наилучшем виде.