Раб колдуньи

Вице-мэр, лобзая дамам ножки и обувь, слезно молил, чтобы эти фото ни в коем случае не попали бы в сеть. Серафима лишь гадко ухмылялась и на прощание смачно плюнула в лицо чиновника. Её дочь Сафо успела запечатлеть и этот плевок в коротком видео.

Ох, не хотел бы я сейчас оказаться на месте этого несчастного пожилого человека. Так долго идти к мягкому креслу, так скрупулезно выполнять мафиозные законы и обычаи, чтобы вот так глупо проколоться и оказаться в такой конкретной жопе! Да еще и с весьма туманными последствиями…

Привыкнув щупать сладких молоденьких мальчиков, насколько же ему сейчас тошно вылизывать дамские ноги, да еще и сохранять при этом умильное выражение лица! Как ему давеча сказала Арья? «Я хочу, чтобы ты при этом улыбался!».

Он и правда улыбался. Но сколько страдания я видел в уголках этих глаз! Какой горькой выглядела эта улыбка!

Я опять поймал себя на странной мысли, что в последнее время я слишком много стал видеть. Как бы мне не выкололи глазки.

Чтоб я вишнёвое варенье не нашёл, как говорилось в старом советском садистском стишке…

Заторопилась и Вертухайка. Но тут случился первый казус: сапоги этой толстой дамы-надзирательницы я снимал, когда она мучила моего брата, и они там же, в гостиной и остались. Тогда мадам, после того, как я обсосал ей ступни, обулась в легкие домашние шлепанцы, и теперь потребовала, чтобы Цезарь Карлович срочно приволок её сапоги в зубах! Да еще и полз бы в гостиную на второй этаж на четвереньках! Таково, мол, было её прощальное желание!

И ничего не поделаешь – ритуал есть ритуал! Каким бы сложным и идиотским он бы ни был, а надо выполнять!

Цезарь Карлович, отлично понимая, что от него просто так не отстанут, решил всё сделать по возможности быстро и с юмором. Так легче пережить унижение – превратив его в шутку. Он, дробно стуча коленками по деревянным истёртым ступеням лестницы, довольно шустро взобрался наверх, там наверняка вскочил на ноги и так же поспешно вернулся с сапогами в зубах. Догадался, старый приспособленец, встать на корачки и появился перед дамами как послушный пес, принёсший сапоги хозяйке перед прогулкой!

Его встретили издевательскими аплодисментами. Дамы и правда веселились на славу.

Санса и Арья, наблюдавшие за этим перформансом с верхней площадки лестницы, разумеется также воспользовались своими навороченными айфонами, чтобы заснять забавное видео. Она пихали объективы аппаратов практически в лицо Цезарю Карловичу, глумливо при этом комментируя столь фееричное действо. Я заметил, как тоскливо и кажется, окончательно, потух его взгляд. В нем что-то сломалось. Теперь это была безвольная кукла, с которой собравшиеся здесь женщины могли делать всё, что угодно.

Уверен, что сегодня он постарается напиться до обморока. Если только его жена, а теперь еще и новоявленная хозяйка, ему такое позволит.

Эх, братан! Последних двух радостей тебя лишили – ни напиться, ни подрочить со вкусом!

Наизмывавшись над взрослым солидным (еще вчера!) мужчиной, собрались домой и Арья с Сансой. Лесбиянки тоже были в восторге от прошедших выходных. Пока Цезарь Карлович надевал им их резиновые кеды, девушки по очереди плевали ему в лицо, не разрешая вытираться и стараясь попасть в глаза. Несколько раз им это удалось, и вице-мэр жалко строил гримасы, стараясь проморгаться, и морщился, когда плевки девушек затекали ему в полуоткрытый от напряжения рот.

Он уже был не просто жалок, он стал омерзителен! Как вообще можно выдержать подобные унижения?

Я искоса поглядел на леди Стефанию и Евдоху, которые стояли в полумраке, позади лестницы и презрительно наблюдали за ритуалом прощания. Они о чем-то также тихо, как в гостиной, переговаривались. Евдоха даже пальцем не шевельнула, чтобы хоть как-то облегчить страдания своего мужа. Настоящая самка чиновника – предаст при первой же возможности взлететь повыше! Тем более что теперь она не просто жена высокопоставленного чинуши, теперь она – серая кардинальша! И сама может решать вопросы. Муж-подкаблучник при этом всего лишь послушный исполнитель её воли.

Вот так вот.

– А ты, Стелька, что стоишь тут? Чего ждёшь? – вдруг неожиданно повернулась ко мне леди Стефания, пригвоздив меня холодным взглядом. – Живо во двор, последний сарай слева, там пролётка, приволочешь её к дверям!

И она небрежно кинула мне ключи, которые я едва успел подхватить, мигом ощутив, как взмок от холодного пота мой затылок.

***

Цезаря Карловича запрягали в пролётку мы с братом. Ну а кому же еще доверят столь важное дело?

Оставшись с нами наедине, без присмотра со стороны своих новых повелительниц, он тут же принялся нас расспрашивать.

– Девочки, а вы кто? – спросил он тихим голосом, в котором слышались отзвуки недавних рыданий.

– Мы такие же девочки, как и ты… – мрачно обронил брат, явно не горевший желанием общаться с этим утырком.

А мне, напротив, было интересно поболтать с только что обращенным в рабство и на наших глазах явно сломавшимся мужиком. Как он себя теперь ощущает, о чем думает, на что рассчитывает – всё это вызывало во мне какой-то нездоровый, но в то же время жгучий интерес. И потому я попытался его успокоить:

– Мы личные служанки леди Стефании. Это мой брат Коля… – тут я немного запнулся, понимая, что, скорее всего и Стефа, и Евдоха могут слышать наш разговор, и потому старался говорить так, чтобы никакой крамолы из моих уст не вырвалось бы. – Да, до нашего появления здесь, его звали Коля. А теперь хозяйка дала нам новые имена и новое обличье…

Я слегка развел руками, демонстрируя женский наряд.

– И как вас теперь зовут? – неуверенно спросил Цезарь Карлович.

– Меня Стелька, – просто ответил я.

Брат промолчал, хотя мужчина, на которого мы тем временем деловито надевали конскую сбрую, вопросительно смотрел именно на него. Но тут же понял, что ответа, вероятно, не будет.

– Но выглядите вы как самые настоящие девушки! – восхищенно качая головой, сказал он. – Вы давно тут… – он также запнулся, понимая, что слова надо подбирать очень осторожно – давно тут служите?

– У леди Стефании всего пару дней. А так, до этого, были в рабстве у Акулины – она живет где-то за городом, в лесу. Местная ведьма, или что-то в этом роде, – ответил я.

Коля по-прежнему молчал, насупив брови.

– Акулина… – пробормотал Цезарь Карлович в задумчивости. – Да, кажется, я что-то про неё слышал. Ходят к ней разные странные личности, поговаривали что даже из Москвы к ней приезжают… Но не думал, что она и правда такими вещами занимается. И как вы к ней в рабство попали?

– По собственной глупости, как и ты, дядя, – решил я немного остудить его пыл неофита.

– Не жмёт, не тянет? – спросил брат, потуже затягивая ремни на спине почти уже запряженного в пролетку мужчины.

– Нет, спасибо… – машинально ответил тот и вдруг горестно улыбнулся: – спасибо, вы отлично справились с этой работой!

Николай ещё более мрачно поглядел на него, но ничего не ответил, отвернулся, рассматривая кроны тополей, в которых утопал весь второй этаж дома.

– Да ты не обижайся, мужик, – примирительно сказал я. – Уж поверь, мы хлебнули поболее твоего. Из нас целый месяц выколачивали мужское достоинство.

– И что, сбежать не пробовали? – быстро и тихо спросил вице-мэр, теперь стоявший в упряжи и готовый тащить на себе пролётку.

– Пробовали, конечно. И не раз.

– И как?

Мы оба с братом вздохнули.

– Понял.

– Да ничего ты не понял! – вдруг зло и холодно огрызнулся Николай. – Ни хуя ты братец ещё пока не понял! Думаешь, если тебя всего лишь один раз как следует высекли, потом обоссали, потом вылечили этим ссаньём, и ты уже готов был перед ними ползать как вошь – так ты уже всё постиг в этой жизни? А вот ни-ху-я! Ты даже не представляешь, ЧТО тебе ещё предстоит понять!

И он отвернулся, всем своим видом решительно демонстрируя, что больше ни о чем говорить не намерен. Потом закрыл лицо руками и присел на корточки, прислонившись спиной к колесу пролётки.

А я примирительно похлопал по плечу запряженного чиновника.

– Извини, мужик, но правда, мы прошли через каждодневные такие вот «праздники» как этот. После первого побега нас Акулина заставила тащить её на себе через весь город! И мы, по очереди, везли её на своих загривках. А в ней килограммов под сотню наверное… Если бы у нас была такая пролётка – мы бы самыми счастливыми были в тот момент.

В глазах Цезаря Карловича появилось прежнее выражение невыносимой тоски и боли.

– А почему так получается? – наконец решился задать он свой главный вопрос, который сверлил ему мозг со вчерашнего дня. – Как так-то? Почему ни я, ни вы не можете просто съебать отсюда нахер, а? Ну чем они нас держат? Ладно я, – попал в пиздорез конкретно так, но вы-то простые ребята, вам чего бояться?

– Так ты еще и правда ничего не понял, – ответил я тихо. – Ну так поразмысли на досуге. Пока будешь катать свою супругу на этом тарантасе. Ты и правда ничего необычного за последние сутки не заметил? Или предпочёл всё списать на некачественное бухло?

Цезарь Карлович уставился себе под ноги, напряженно о чем-то размышляя. По всей видимости, он старался вытеснить из сознания все невероятные детали своего вчерашнего приключения, и ему это почти удалось. Но теперь нужно было как-то объяснить самому себе то положение, в котором он оказался – старого мерина, запряженного в пролётку, ожидающего, когда на нём его же собственная жена поедет домой по городским улицам! Это была невероятная, запредельная глупость! Возникало очень много вопросов, и все они взрывали его мозг.

– Как получилось, что твой шофер завёз тебя именно в этот дом? – решил я дать ему хоть какие-то подсказки. – Как так вышло, что вы оба с ним не заметили, куда попали? Почему даже внутри этой самой чертовой «бани» вы не распознали спектакль? Почему ты видел там каких-то мифических мальчиков, а не видел стоящих в дверях женщин, которые светили тебе в лицо фонариками?

– Я был бухой в стельку… – растерянно сказал он, и тут же спохватился, скосив взгляд на меня. – Извини…

– Ничего, – усмехнулся я. – Думай, думай… Чего ты такое выпил, что твой мозг напрочь снесло. И почему тебя, в кровь исполосованного просто угостили золотым дождиком и ты наутро воскрес как огурчик?! А главное, – тут я немного понизил голос, – главное, когда потащишь эту хреновину через весь город, обрати внимание – тебя ведь НИКТО не увидит. Люди будут смотреть сквозь тебя, и даже бабу твою не станут замечать. Хотя она, наверняка, будет восседать в гордой позе патрицианки, катающейся на своём собственном рабе. Только никто не оценит! Вот и подумай, как так получается, а?

Слушая меня, он мелко кивал, прищурившись, и шаря глазками по двору. Явно что-то соображая. Ведь не дурак же он был совсем.

– Выходит, эта твоя госпожа Стефания, такая же ведьма, как и… Акулина? Или даже сильнее? Раз у неё такой гарем и баб чокнутых, и… вас, мужиков? – Не пробовали отсюда сбежать?

– Даже мысли такой не появилось, – зло ответил вместо меня Николай, всё так же сидевший у колеса пролётки.

Тут нас прервали. На крыльце, как всегда внезапно и тихо, появились Евдоха и наша несравненная госпожа. На голове у супруги вице-мэра красовалась вычурная шляпка, украшенная разнообразными финтифлюшками и подчеркнутая роскошной тончайшей черно-синей, переливающейся странными крошечными фиолетовыми звездочками, вуалью.

Та самая… подумал я.

Дамы продолжили свой разговор, нас как будто не замечая.

– Никогда, ни за что, и ни при каких обстоятельствах не снимай с него замок верности. Запомни: ключик у тебя, но первый раз ты отомкнёшь замочек только через неделю, здесь, на следующем заседании. Мыться он ему мешать не будет, там лишь клетка и два металлических ободка, всё доступно для воды безо всяких ограничений. И никакой пластики, что важно! Но главное – не дать им дрочить! Я вообще хочу следующее заседание клуба посвятить этой теме – запрету для мужиков заниматься рукоблудием.

– Полному запрету? – деловито переспросила Евдоха.

– Тотальному! – подтвердила леди Стефа. – В этом смысле я категорически поддерживаю инициативу западных феминисток, которые уже давно подняли эту тему. Мужики сексуализируют женское тело даже в своих мыслях. Они дрочат на женщин, тем самым насилуя их ментально. Никакие запреты на сексуализацию женщины не будут эффективны до тех пор, пока в своих фантазиях мужикам разрешается трахать несчастных женщин самым разнузданным образом. С этим надо что-то делать, и я знаю что. И главное – как!

Она весело подмигнула своей собеседнице и только тут, наконец, обратила на нас внимание.

– Ты смотри, а наши-то девушки совсем без нас расслабились! Одна хандрит и демонстрирует невосторженный образ мысли, а вторая притихла и что-то льёт в уши твоему мерину. Вот как раз отличная иллюстрация к нашему разговору. Пока они под присмотром – они паиньки. Но стоит оставить на полчаса одних – тут же сложился заговор. А всё почему? А всё потому, что никакого ментального контроля. Железный обруч ты на своего надела, я своих сегодня тоже закую по самый не балуй, а вот головку забубённую кто контролировать будет? О чем они там мечтают, кто их знает?

Евдокия слушала свою наставницу с величайшим вниманием и почтением. Было ясно, что эти мысли она поспешит разнести среди сестер клуба как свои собственные и они до следующего заседания (которое, о ужас, состоится уже через неделю!) прочно осядут в мозгах последовательниц и станут мейнстримом.

Коля моментально вскочил и принял позу глубочайшего раскаянья и покорности. Я сложился в низком поклоне соображая, нужно ли пытаться припасть к ногам госпожи и не помешает ли это её выходу с крыльца.

Решил не рисковать.

И правильно. Как всегда внезапно леди Стефания изменила свое решение спровадить поскорее последнюю гостью, и ей пришла в голову идея продемонстрировать ей как следует дрессировать своих домашних слуг. В данном случае – служанок-сисси. Она приказала нам притащить прямо сюда, во двор, на свежий вечерний воздух чайный столик со всеми принадлежностями для чаепития – заварочным чайником, маленьким походным самоварчиком, парой чашек и вазочкой с сахаром и воздушным безе.

И особо подчеркнула, что сахар я должен принести кусковой, а к нему обязательно кованные щипчики.

Щипчики – это слово она выделила особо, пристально глядя мне в глаза.

А брату Коле велела принести два лёгких кресла из гостиной. Когда дамы уселись в них, разлили по первой чашечке чая – душистого Да-Хун-Пао – самого дорогого чая в мире (говорят, он продаётся лишь на специальных аукционах). Аромат от этого напитка богинь моментально достиг и наших холопских носов, и мне лично показался запредельно будоражащим. Его можно было вдыхать бесконечно, а еще его хотелось есть ложкой или отрезать маленькими кусочками и как можно дольше держать во рту. И это лишь аромат! Каким же должен быть сам вкус чая!

Неудивительно, что дамы минут пять молча наслаждались этим вкусом и запахом прикрыв глаза, и совсем, казалось бы, забыв о нас – смертных, стоящих перед ними в позе чрезвычайной покорности, опустив глаза.

Но видимо чаёк тоже был не простой, и пробуждал в определённые моменты у некоторых женщин весьма странные инстинкты.

Первой о нас вспомнила, конечно же, наша хозяйка. Оглядев нас весьма критически, и я бы даже сказал немного презрительно, она сказала пани Евдокии:

– Ты посмотри на эти два чучела. Как думаешь, это достойно называться образцовыми сисси-девицами?

Евдокия Павловна кокетливо пожала плечиком и снисходительно вздохнула. Она понимала, что вопрос чисто риторический и задан как прелюдия к домашней экзекуции, и потому не торопилась с ответом.

– Как они вообще сегодня выступали, ты видела?

И, переведя строгий взгляд на нас с братом, зло крикнула:

– Как коровы на льду! Самые настоящие коровы! Мууу!!!

Она приложила пальцы ко лбу, изображая коровку, как это делают обычно дети.

Евдоха подобострастно рассмеялась её нелепой шутке. Я сам еле сдержал улыбку, что, впрочем, не осталось незамеченным госпожой.

– Смешно тебе? – угрожающе спросила она.

И что на это ответить? Да, смешно. Смешно, когда взрослая (Боже, даже страшно представить, сколько же ей лет… от Рождества Христова!) мадам ведет себя как маленькая девочка.

Злая, бессердечная, властолюбивая маленькая девочка. Способная тебя убить или искалечить в любую секунду. Просто так, ради жестокого развлечения.

А сказать, что не смешно – тоже глупо. Она же видит меня насквозь, и даже эту подавленную усмешку легко заметила, хотя на меня даже не смотрела в тот момент.

Я изобразил еще более скорбное выражение физиономии, стараясь хоть так избежать персонификации её гнева. Получилось глупо.

– Ни одного нормального поклона за всё время прислуживания гостьям! – Указала она почему-то именно на меня, как будто это я был здесь ответственным за поклоны перед дамами. – А ведь Акулина учила их кланяться!

Леди Стефа повернулась к Евдохе, как бы ища у той сочувствия и поддержки. И та щедро подлила маслица в огонь, поддакнув в том смысле, что, мол, да, их же учили, а они, сучки драные, проигнорировали.

– Ты считаешь, что именно проигнорировали? – не унималась наша повелительница, распаляя свою кровожадность.

– Именно так, – садистически улыбаясь, подтвердила Евдоха. – Проигнорировали самым наглым образом. И аж зажмурилась в предвкушении.

– Ты! – Леди Стефания указала на брата. – Подойди ко мне!

Николаша вжав голову в плечи, и почему-то ожидая удара именно по макитре, подошел к ней.

– Стелька! Подай мне щипчики! – приказала леди, и я тут же подал зловещий инструмент для раскалывания сахара. Я как-то сразу понял, какое двойное назначение имеет этот старинный аксессуар.

Леди поиграла щипчиками, полюбовалась острыми зубцами и даже продемонстрировала их Евдохе. Та, отлично понимая, что это теперь пыточный инструмент, сладострастно кивнула. Леди поманила брата пальчиком, приглашая наклониться к ней, и когда он приблизился достаточно, ухватила его за сосок и внезапно вонзила в него эти чертовы щипчики!

При всей готовности терпеть, брат от неожиданности дёрнулся, и коротко вскрикнул, настолько подло и внезапно пронзила его эта боль.

Он тут же овладел собой, закрыл глаза, шумно задышал, стараясь успокоить каскадом навалившееся страдание, покачнулся на месте, но устоял. Кровь в то же время струйкой побежала по его груди и леди Стефа, хищно ухмыляясь, поймала несколько капель на салфетку.

– Но-но! – сказала она, отталкивая Колю от стола. – Не вздумай мне тут в чай накапать… – Хотя… – она с изумлением во взоре снова обернулась к сидящей рядом Евдохе. – Отличная идея! Ты не хочешь попробовать безе с кровью молодого барашка?

Тут даже Евдоха расхохоталась её идиотской шуточке. Взяла из вазочки воздушную белую розочку, поднесла к груди Николая и тоже поймала на неё несколько капель его крови – алые густые капли эффектно смотрелись на сахарно-белом пирожном.

Смакуя принюхалась и скушала всё, до последней крошки. Даже пальчик попробовала на вкус. Стефания в восхищении приоткрыв рот, наблюдала за ней, а потом последовала её примеру – тоже испачкала легкую розочку безе в крови моего брата и отправила себе в рот.

Я стоял рядом, стараясь не дышать и моля Бога, чтобы обо мне вообще не вспомнили. Но не тут-то было?

– Щипчики, Стелька! – снова последовал тот же приказ.

Оказывается, она уронила эти проклятые инквизиторские (вот – именно инквизиторские – я так сразу и почувствовал, но не мог сформулировать!) щипцы на стол, и теперь ей самой было лень за ними тянуться. И она хотела, чтобы именно я ей их подавал! Зная, что сейчас будет пытать моего брата и чтобы именно я подавал ей инструмент пытки!

Я подал, стараясь смотреть только себе под ноги и ни с кем не встречаться взглядом.

– Он же кровью у тебя истечёт! – весело заступилась за Николая Евдоха. Ей всё это представление казалось невинной шалостью. А ведь за всем этим жутким спектаклем еще и её супруг Цезарь Карлович невольно наблюдал, стоя запряженный в пролётку в десяти шагах отсюда!

– Ничего, кровь я остановлю быстро, а вот сосок я так с первого раза и не откусила – этот черт дернулся не вовремя, с досадой сказала леди Стефа. – А я хочу, чтобы он научился терпеть и не дрожать как страус.

Я никогда не слышал, что страусы как-то по-особенному дрожат. Евдоха, видимо, тоже. Потому мы вдвоём удивленно уставились на Стефанию. Только Коле было не до шуток. Его бил нервный озноб и он с ужасом смотрел как щелкая щипчиками, к нему шагнула хозяйка и, нащупав недооткушенный сосок, снова впилась в него острым тонким инструментом.

Раздался стон.

– Терпеть! – зло, но тихо приказала госпожа.

Коля напрягся, лицо его исказилось, глаза зажмурились, из глаз сами собой покатились слезы. "Господи, да когда же это кончится" – мысленно взмолился я, и леди метнула в меня один из своих самых жестоких взглядов. Я вдруг понял, что она специально будет теперь мучить брата мне назло и тоже зажмурился от отчаянья.

Но не тут-то было! Или я забыл, с кем имею дело? Решил спрятаться от её издевательств, просто закрыв глазки? Может, еще попробую голову под подушку засунуть? Это даже не Акулина – что я давно уже понял. Эта мадам покруче любой здешней ведьмы будет. Она даже не стала приказывать мне смотреть в оба, хотя могла бы. И никуда бы я ни делся – смотрел бы как миленький! Могла еще заставить помогать ей – например, оттягивать Колин сосок, пока она будет его щипчиками откусывать. Да, могла бы, всё в её власти.

Но не стала. Смилостивилась. Всего лишь послала мне в мозги яркое видение. Как она сама, своими холёными ручками, мажа пальчики кровью брата, берет его за кровоточащую плоть, запуская свои когти-ногти в рану, и щипчиками сдавливает оставшиеся тонкие узелки нервов и кровеносных сосудов.

При этом она улыбается. Смотрит в изможденное страданием лицо Коли, и улыбается. А он, зажмурившись, вздрагивает от пульсирующей в мозгу боли и еле терпит, стараясь лишь не потерять сознание. Потому что она его предупредила: упадёшь в обморок – откушу второй сосок.

Эти секунды, казалось, длились бесконечно. Но вот Коля в очередной раз взвыл и снова задышал, как паровоз. Сквозь плотно закрытые веки я «увидел», как пробился тонкий кровавый ручеёк между пальцев Стефании. А потом раздался металлический стук бросаемых на стол щипчиков, и я открыл глаза.

Что толку было их закрывать – эта леди может заставить, кого угодно, что угодно увидеть, и также легко потерять на время зрение и у себя под носом не заметить крокодила!

Потому что она может всё. Ну, или почти всё… Вот бы узнать, кто она вообще такая?..

– Слизняк! – плюнула мне в лицо леди Стефания, и удовлетворенно уселась в кресло. – Не сметь вытираться до отбоя.

А Коле приказала:

– Налей-ка мне еще чаю!

Хотя я стоял ближе к ней. Но ей было важно, чтобы именно он теперь прислуживал ей, истекая кровью. Она с интересом разглядывала его, отмечая бледность и капельки пота на висках, внимательно следила за каждым движением. Как дрожат его руки, разливающие чай, как он старается сдержать прерывистое дыхание, как пытается проглотить комок в горле…

Она явно наслаждалась этими признаками истощения и, возможно, приближающегося болевого шока. Словно впитывала в себя его силы, которые брат терял с каждой минутой, с каждой упавшей на землю капелькой крови.

А ведь могла бы вылечить его в одну минуту – с её-то фантастическими возможностями!

Могла, но не торопилась это сделать. Откровенно упивалась своим могуществом.

***

Этот внезапный кровавый вечерний чай продлился почти до темноты. Евдоха смотрела на всё происходящее с восхищением, с диким восторгом! Как на самый настоящий спектакль. Пьеса казалась ей списанной из нравов раннего средневековья, и она была почти уверена, что мы тут всегда так живем, что это вообще нормальное явление в доме госпожи Стефы, когда рабу пускают кровь, чтобы поразвлечься и угостить подружку экзотическим пирожным – с человеческой кровью.

Еще час дамы обсуждали этот жуткий экспромт, смакуя все подробности и свои ощущения, а также возможную реакцию уже уехавших подруг, когда они им обязательно всё расскажут.

Пришли к выводу, что подобные экзерсисы обязательно надо включить в специальную программу посвящения в рабы новых пленников или просто мужчин, желающих в него вступить.

Слушая эту белиберду, я невольно подумал, что вряд ли кто из мужиков в здравом уме захочет вступить в ТАКОЙ клуб! Ну разве что принимать будут после приключений, подобных тем, что пережил вчера и сегодня Цезарь Карлович…

Мило поболтав о подобной ерунде, дамы всё же решили, что пора прощаться. Они проследовали к запряженному и смотрящему скорбным взглядом вдаль Цезарю Карловичу. Там Евдоха с превеликим удовольствием взгромоздилась в пролётку, а наша госпожа протянула ей дорожный тонкий, длинный и гибкий стек.