На перепутье миров

–А полное обследование?

–Некогда. Пока будем обследовать, женщина умрет…

…Через месяц Алекс смогла подняться на ноги, но ее ждали несколько «сюрпризов»:

«Сань, извини, я полюбил другую. Оставляю тебе квартиру, имущество, но сам ухожу».

«Женщина, вы, конечно, можете подавать на нас в суд, но мы спасали вам жизнь. А то, что один из доноров был болен гепатитом С, мы не могли предположить…»

«Спасти вашего малыша не удалось, он был слишком слаб…» …

… – Ты почему не моешь? – санитарка протиснулась в полуоткрытую дверь туалета, – тебе, что было сказано? Или хочешь, чтобы тебя снова мужики отмутузили? Так мы это быстренько устроим. Ну-ка сейчас же за тряпку, а то Веру Сергеевну позову.

Алекс, встряхнув головой, очнулась от нахлынувших воспоминаний.

–Сейчас буду мыть. Просто руки и ноги трясутся.

–Да ладно, перекури, – почему-то подобрела санитарка, – а то ночь ведь, да еще после таких уколов, какая с тебя работница? Только до утра помой, хорошо?

–Хорошо. Спасибо, – у Алекс даже слезы выступили от такого неожиданного проявления человечности…

–Так, я не поняла, – тут же нарисовалась медсестра, – ты что не работаешь?

–Да вот же! – тут же поменяла тактику санитарка, – Я ее заставляю, а она грубит. Нахалка! Таких в тюрьму надо, а не в больницу. Хамка! Убийца!

–Через полчаса проверю, чтобы все было вылизано, – медсестра поднесла к носу женщины небольшой, но крепко сжатый кулачок, – А то я тебе…

«Эх, попалась бы ты мне на воле!», – зло подумала Алекс.

Она снова взялась за работу. Руки «ходили ходуном», но Алекс отжимала тряпку и терла, терла полы и загаженные больными унитазы…

… – Это хорошо, что ребенок умер, – тогда в роддоме услышать такие слова от медиков было для нее почти смертельно, – какая из нее мать? Шизофреничка!

–Правильно. Ей и рожать было нельзя. Что Бог дает, то все к лучшему.

И этот диалог, и последовавший за ним негромкий смех, разом решили в сознании Алекс судьбу ее бывшего мужа…

–Нет, ты этого не сделаешь, Алекс, – однако Юрий знал характер своей бывшей супруги и не сомневался, что сделает. И сделает очень легко.

–Не бойся, тринадцатый этаж – это невысоко, – обезумевший взгляд женщины не указывал на сострадание.

–Знаешь, зачем я сюда приперся? – мужчине было страшно, и это виделось невооруженным взглядом, – я поверил, что ты хочешь показать мне что-то важное…

Он хотел обойти ее со стороны, но Алекс, предвидя это, заранее отрезала ему путь к отступлению, заведя в самый угол крыши. А сама стояла прямо перед ним, и готова была броситься наперерез в любую секунду. Подергавшись, мужчина остановился и опустил руки.

–А я и покажу. Покажу город, в который ты меня притащил и обещал сделать счастливой. Посмотри. Красивый, правда? Покажу небо. Чистое, светлое, голубое. Именно туда улетит твоя поганая душонка…

–Алекс, ты ведь знаешь, я люблю тебя, – попытался схитрить мужчина, – Давай сойдемся. Будем жить хорошо…

–Трусишь? – Голос Алекс задрожал, – Не бойся, я лишь делаю тебе добро: ты раньше меня встретишься с сыном.

–Нет, Алекс, нет…

–Да, милый, да! Кий я! – больших усилий не потребовалось, чтобы провести отработанный прием, и тело мужчины грузно полетело вниз с тринадцатого этажа.

–А-а-а-а-а-а..........

Алекс с высоты понаблюдала за распластавшимся на земле телом, которое когда-то было ее мужем, и, презрительно плюнув, пошла вниз…

…Через полчаса, на счастье Алекс, медсестра не пришла, а явилась к утру, когда работа была уже закончена.

–Молодец! – удовлетворенно произнесла медичка, – можешь отдыхать.

Какой там отдых!? Алекс чувствовала себя замарашкой этой ночной работы, и запах от нее исходил такой, что не подойти.

–Фу, как от тебя воняет! – покрутила носом медсестра.

–Не сомневаюсь. Надеюсь, могу теперь сходить в душ?

–Щас! Когда всем открывать будем, тогда и сходишь. Специально для тебя открывать не буду.

–В вас есть хоть что-то человеческое? – Алекс почувствовала комок в горле.

–А в тебе? На твоей совести труп, и ты говоришь о человечности?

–Ну ладно, я, человек конченый, но ведь вы же давали клятву Гиппократа…

–Нет, не давала. Никому я ничего не давала, так что мне не стыдно. Какое ты заслужила к себе отношение, такое и получай. К нормальным больным мы относимся нормально, а ты – убийца, не человек.

У Алекс кровь прилила к лицу, и перед глазами пошли мутные круги.

–Значит, по-вашему, я – не человек?

–Нет. Ты – уродец жизненный. От тебя никакой пользы. Ты – прыщ на теле общества, который надо безжалостно удалить.

–А вы не боитесь такое говорить не человеку, убийце? Ведь мы с вами здесь одни.

–Знаешь, милочка, я здесь работаю тридцать пять лет, и уже никого и ничего не боюсь. Я видела и не таких крутых. На моем веку вас, психов, перебывало тысячи. Если ты меня хоть пальцем тронешь, испытаешь все ужасы жизни в психушке, уж поверь мне.

–А если я свалю раньше, чем обнаружат ваш остывающий труп?

–Ох, дура, дура! Да за последние тридцать пять был лишь один случай побега и то неудачный. Так что, пожалуйста, в добрый путь! Ну, что, начнешь убивать?

Алекс очень хотелось размазать по стенке эту самонадеянную фифу, но она понимала, что наживет себе новые неприятности. Поэтому она лишь пробормотала сквозь зубы:

–Ненавижу! Копилка гребаная.

–А я от тебя любви и не требую, – засмеялась медсестра, – мне она, твоя поганая любовь, ни к чему. Меня есть, кому любить. В отличие от тебя. Ладно, иди в душ, пока никого нет, а то потом не прорвешься…

…Нервы Алекс сдавали со страшной силой. Ей безумно хотелось на ком-нибудь оторваться, и она знала, кем должен стать этот «кто-то».

–Светочка, – обратилась она к Пушкиной, лишь та открыла глаза, – а ты не хотела бы объяснить мне свой не вполне порядочный ночной поступок?

Пушкина, сделав круглые глаза, сжалась в комочек. Ее рот уже начал потихоньку открываться, и Алекс поняла, что сейчас эта дура заорет на все отделение. Выбора не было, и она ухватила Светлану за горло и стала душить.

–И-и-и, – лицо девушки стало сначала красным, потом бардовым, глаза вылезли из орбит.

–Заткнись, шмара, – в шепоте Алекс сквозила ненависть, – вякнешь, и я тебя прикончу, понимаешь?

–Д-д-д-да, – пролепетала Света и в знак подтверждения своих слов, задергала головой. Кажется, она поняла, что это не игра, и замерла. Осторожно Алекс отпустила руки.

–Рассказывай, что знаешь, – приказ был убедительным, – и попробуй только хоть что-нибудь скрыть. Что за свет в окне? Почему ты его боишься? Что здесь происходит, черт побери? …

–Так, – раздался сзади насмешливый мужской голос, – местная знаменитость снова пытается учинить разборки. Ну-ну!

Алекс отпустила Пушкину и обернулась. За ее спиной стоял врач-гинеколог, которого по какой-то причине сторонились больные, и при этом жутко краснели.

–Мы играем, – кокетливо произнесла она.

–Быстро ко мне на осмотр!

– Я забираю Сергееву. Через десять минут выпустите ее в коридор…, – крикнув это медсестре, он ушел…

– Раздевайся, – доктор закрыл дверь своего кабинета на ключ, – и ложись на кресло.

Алекс всегда стеснялась осмотров гинекологов, особенно тех, у кого была впервые, поэтому замешкалась, запуталась в штанах, но потом кое-как справилась с волнением и залезла на кресло, сжимая ноги неестественным образом.

–Да ладно, дуреха, – засмеялся врач и мягко их раздвинул, – ничего с тобой не случится.

Этот смех ввел Алекс в ступор, потому что в этот же момент она почувствовала, как гинеколог начал мягко массировать самую чувствительную зону ее женского органа.

–О-о-о-о-о… – неожиданно пришел оргазм.

Алекс было страшно неловко оттого, что она оказалась в такой непредвиденно щекотливой ситуации. А доктор, насмешливо улыбаясь, тут же открыл дверь и указал женщине на выход. Пряча глаза, та сползла с кресла и поспешила вернуться в отделение …

Пушкина тем временем затесалась в толпу больных и со страхом поглядывала оттуда. Алекс поняла, что сейчас поговорить с нею уже не удастся.

–Лен, – обратилась она к Лене Кошкиной, – что это происходит ночью за окном?

–Не поняла?! – взгляд был неподдельно удивленным.

–Ну, светящаяся дверь…

–Да, девушка, – засмеялась Кошкина, – тебя натуральные глюки долбят. А динозавры на соседних кроватях не мерещатся?

–Нет, я серьезно, – Алекс было неприятно, что ей не верят, – я видела дверь. И не только я, и Светка Пушкина....

–Так спроси у Пушкиной…

–Да не могу, она от меня прячется.

–Давай заловим. В туалете.

–Нет, давай лучше ночью не спать, и вместе проверим…

…Ночь выдалась ветреной и дождливой. За окном мрачно шелестели деревья, словно возмущаясь непогодой. По стеклам бил дождь, а в отделении было на удивление тихо и спокойно. Лишь в наблюдательной палате иногда негромко и одиноко покрикивала привязанная к кровати старушка. Весь больничный воздух был пронизан умиротворением и покоем.

–Что-то у нас сегодня слишком мирно. Не к добру, – Алекс говорила очень тихо, чтобы не нарушить сон душевнобольных людей.

–Ну почему? – Кошкина зевнула, – так бывает. Полнолуние закончилось, вот и дрыхнут. Одни мы, как дуры, сидим, вылупившись в окно. Все равно, кроме капель на стекле ничего не увидим. А снотворное действует. Может, ляжем все-таки? Спать хочется. Смотри, Пушкина спит.

–Нет. Давай посидим. Очень хочется понять, что здесь происходит?

–Ну, тогда давай разговаривать, а то я сон побороть не в силах.

–Только тихо. В прошлый раз, когда в отделении начался шум, дверь исчезла. Расскажи о себе. Как здесь оказалась? Как смогла вляпаться с наркотиками? Опыта не хватило? Или времени замести следы?

–Да ты что, подумала, что я наркоманка? – Лена тихонько захихикала, – Нет. Я, правда, частенько «закладываю», – она многозначительно пощелкала пальцами по шее, – Ну, жизнь, сама понимаешь, «не сахар», всем нужна разрядка. А мать, как только я появлюсь домой навеселе, тут же вызывает санитаров и отправляет в психушку. С пятнадцати лет здесь отмечаюсь.

–Что за стерва? Дочку, почти здоровую, в дурку…

–Почему почти? У меня с головой порядок. Во всяком случае, отклонений не обнаружено.

–А как же «принудиловка»? На нее психически здоровые люди не попадают.

–Просто мы однажды крепко забухали, я неделю не ночевала дома. Мать подняла шум, нашли нас «на хате». Я была «вумат», ничего не помню. Очнулась в ментовке, в кармане – двадцать граммов героина. Как он туда пропал, не знаю. Я спьяну подписала какие-то бумаги, потом цифра неизвестным образом превратилась в семьдесят, мне грозил серьезный срок. А поскольку я постоянный житель «дурки», мать быстренько «подсуетилась», подарила подруге иномарку, кстати, ее подруга – главный врач этой больницы, меня признали невменяемой, дали группу и присудили полгода принудительного лечения…

–А говорят, ты уже почти два года лежишь…

–Задержки в ментовке, а надо все оформить официально, – Лена закурила, – жалко одного: пока я здесь лежу, мать лишила меня родительских прав. Теперь долго восстанавливать. Но в тот момент это было необходимо. Иначе, какая же я невменяемая?

–У тебя есть ребенок? – Алекс удивленно подняла брови, – я думала, тебе лет двадцать… Хотя… дурное дело нехитрое.

–Дочка Настя. Я ее в одиннадцатом классе родила. Сейчас ей двенадцать. Дочь не дура, как я. Круглая отличница, между прочим. В музыкальную школу ходит, на фигурное катание, в художку… – на глазах Кошкиной выступили слезы, но она сразу же смахнула их уголком простыни.

–А она к тебе приезжает?

–Нет. Мать не разрешает. Она хочет, чтобы Настена любила и слушалась только ее. Она даже заставила ее мамой называть, а меня Леной.

–Ничего себе! А кто отец, знаешь?

–Ты что меня шлюхой сочла? – Лена, смеясь, толкнула Алекс в плечо, – конечно, знаю. Один бесчестный бизнесмен, который соблазнил девчонку, обещал жениться, а сам оказался женат и разводиться не собирался. Но Насте он помогает. Да она и похожа на него.

–Да, подруга, – грустно усмехнулась Алекс, – печальная у тебя жизнь.

–Ничего, я привыкла, по-другому не умею. Мне бы только узнать имя стукача. Кто меня подставил?

–А ты до сих пор не поняла? – Алекс чуть не поперхнулась, – тебе так и не дошло? Ты не знаешь, кому ты не нужна на свободе?

–Кому? Я никому ничего плохого не делала, никого не предавала, не подставляла…

–Никакая ты не нормальная. Ты дурочка конченая. И я думаю срок твой закончится очень нескоро. А восстанавливать родительские права тебе вряд ли придется.

–Что ты хочешь этим сказать?

–Да ладно, проехали, – Алекс поняла, что «открыть глаза» Кошкиной ей вряд ли удастся, и постаралась поменять тему разговора, – а я, когда начинает «рвать крышу», зверею. Убить кого-то – это запросто.

–А я думала, ты случайно прикончила того типа…

–Да прям, случайно! В моей жизни случайностей не бывает. В моей жизни все закономерно. К тому же, он был не первым. Просто о других никто не знает. И дождь смыл следы пребывания их на земле… – последние слова Алекс произнесла нараспев с задумчивой улыбкой на лице.

–Ты еще кого-то убила? – Кошкина округлила глаза и даже напряглась от любопытства, – расскажи. Ну, расскажи, пожалуйста.

–Любопытной Варваре на базаре нос оторвали, – Алекс, шутя, щелкнула Лену по носу, – когда-нибудь. В другой раз.

–А у тебя ведь были уже «принудиловки»?

–Да. Первая – за кикимору, которую я в реанимацию уложила. А вторая – за разгром в ресторане. Так, мелочи…

Неожиданно громкий храп с посвистыванием прервал их разговор.

–Ох, как меня задолбала эта толстуха, – Алекс приподнялась на кровати.

–Я знаю, что делать, – Кошкина с лукавой улыбкой стянула со спинки кровати большое махровое полотенце, подошла к храпунье и накрыла ей лицо. Та начала прерывисто дышать, потом задыхаться, потом похрюкала и успокоилась. Но не прошло и минуты, как бабка снова присвистнула и начала издавать ужасающие звуки. Лена попыталась перевернуть ее.

–Помоги, – обратилась она к Алекс за помощью.

–Ты думаешь, я мамонт? – засмеялась та, – ну, ладно, давай.

Толстая баба никак не хотела переворачиваться. Минут десять ушло на то, чтобы перевалить ее на бок. Но она сразу же перестала храпеть и зачмокала губами. Этот звук терпеть было можно.

–Кстати, – Кошкина хитро прищурилась, – я видела, тебя сегодня забирал дурдомовский Обольститель…

–Ты о гинекологе? Он больной?

–Не-ет, он не больной! Он – молодой муж самой большой начальницы, той самой маминой подруги.

–Заведующей клиникой? – У Алекс открылся рот от удивления, – ничего не понимаю…

–А что тут понимать? Ты видела заведующую клиникой?

–Нет.

–Толстая, уродливая, злая бабища. Старше мужа лет на четырнадцать. А он – все при всем.

–То есть, ты хочешь сказать…

–Не привлекает она его, вот он и балуется с больными. А что? Дурочки все равно никому не скажут. А если и скажут, им никто не поверит. Выбирает, гад, самых симпатичных.

–Неплохо пристроился. А почему он не разведется с женой?

–Да ты что?! Чтобы все потерять? Ты знаешь, какими бабками через эту психушку ворочают?

Ветер завыл в окне так сильно, что женщины вздрогнули от неожиданности.

–Какой у тебя необычный медальон, – вдруг произнесла Лена, – что это за металл? Черный. Я такого никогда не видела.

Алекс замерла. Ей не хотелось об этом говорить. Но Лена уже потеряла интерес к украшению и повернулась к окну.

–Легко с тобой, – улыбнулась Алекс, – я никогда ни с кем так не общалась. У меня нет подруг и родственников, вообще никого. Я на этом свете живу, как волчица, игнорируя весь мир, а он не спешит принимать меня в свои объятья. Все меня боятся, обходят стороной, никому в голову не приходит, что я могу быть обычной бабой, чертовски неуверенной в себе. Люблю читать книжки, вяжу коврики и плачу над мультиками. И мечтаю о счастье. Впрочем, я не пыталась завести подруг. Сплетни не люблю. А дружить – значит, садиться с подругами на диван и сплетничать…

–Я тоже не люблю «кости перемывать». Мой покойный отец говорил: «Не суди, дочка, и не судима будешь. Вот смотрит Бог на людей, которые кого-то осуждают и говорит: «Люди, что ж вы делаете? Вы же мою работу выполняете. Ведь я его судить должен на небе, а вы его уже осудили на земле. Теперь у него грехов не осталось, и мне здесь с ним делать нечего» Так что пусть, дочь, лучше тебя судят. Они с тебя грехи смывают, а себе набирают».

–Тебя послушать, так мне дорога в рай обеспечена, – засмеялась Алекс и тут же заметила в окне знакомое мерцание. А медальон на шее стал вдруг не теплым, как обычно, а терпимо горячим.

– Лен, Лен, – громко зашептала она, но Кошкина молчала. Она, оказывается, уснула.

–Лена, – затрясла ее Алекс за плечо, – проснись! Да, проснись же ты! Вот он, свет. Смотри!

Кошкина продолжала спать, мирно улыбаясь во сне, и даже начала причмокивать губами, словно ей приснился торт, и она уже начала его откусывать.

–Лена, Лена, – отчаянно взывала Алекс, чувствуя непонятную тревогу. Внутренне чутье подсказывало ей, что сейчас произойдет что-то страшное.

Свет незаметно перерос в звук, слышимый Алекс, казалось, изнутри. Снаружи стояла мертвая тишина. И в отделении было тихо, как никогда. Никто не храпел, не подсвистывал, даже в наблюдательной палате все словно вымерли. Алекс повернулась к Пушкиной, но ее кровать была пуста.

Звук быстро нарастал, он был уже пронзительный и тяжелый. И вдруг в окно больничной палаты резко ворвался луч яркого света, заполонив собой все вокруг: и стены, и открытые двери, и больных женщин, мирно спящих на своих кроватях, да и вообще саму палату.

«Иди! – прозвучал в голове Алекс невидимый зловещий голос, – иди!»

И что-то потянуло ее на свет, в яркую сверкающую неизвестность.

Осторожно спустив ноги с кровати, Алекс медленно ступила на освещенный пол, и сейчас же ее закрутило, завертело и с молниеносной скоростью понесло в непонятную темную бездну

«Все, – успела мелькнуть в голове мысль, – вот мне и кранты пришли!» …

… – Буль-ль, пух-х-х, буль-ль, буль-ль, пух-х-х…

Алекс лежала на прогревшейся от солнца земле, было жарко и хотелось пить, но она никак не могла разодрать глаза, чтобы посмотреть – что там булькает и клокочет радом с нею. Первое, что сделала женщина – пощупала, на месте ли медальон, а потом, послюнив пальцы, потерла веки, поморгала несколько раз и постепенно начала различать смутные очертания деревьев почему-то с синевато-коричневой листвой и заросли высокой травы, простор непривычно темно-серого неба и что самое поразительное – яркий круг кроваво-красного солнца.

«Что это? Где я? – в недоумении она начала озираться вокруг, – вроде бы опушка леса? Или просто посадка? Почему такие странные цвета? Как я здесь оказалась? Сколько прошло времени с той минуты, как я «испарилась» из больницы? Была ночь, теперь, судя по тому, что солнце – день. Значит прошло несколько часов? Или несколько дней? А может, несколько месяцев? Как хочется пить! Кажется, не пила сто лет. Ужасная жажда! А что издает такие неприятные звуки? Ага, болото. Или река? Грязная вонючая река. Я сплю. Конечно, я сплю. И сейчас я проснусь».

Алекс потрясла головой, поморгала глазами, покрутила руками, ногами, чтобы проснуться и оказаться в привычной для нее больничной палате. Но все усилия прошли даром: ничего не поменялось, и непонятное видение не исчезло.

««Надо себя ущипнуть, – догадалась Алекс, – Если не больно – значит, сплю, а если больно…»

–А-а-а! – тут же заорала она. Не рассчитав, Алекс ущипнула себя за руку с такой силой, что на ней мгновенно появилось ярко-красное пятно.

«Неужели не сон? А может, галлюцинация?» – Алекс начала судорожно вспоминать: был откровенный и долгий разговор с Кошкиной, потом свет в окне, пронизывающий насквозь звук, призывный шепот: «Иди!» и, наконец, полет в пустоту.

«Так, понятно, – Алекс поднялась и подошла к реке, – я опять вляпалась в какую-то шнягу, и меня куда-то занесло. Может это рай?»

–Точно! – во весь голос крикнула она, – Я умерла, и это рай!

Но тут же с сомнением осмотрела округу:

– А может, ад? Эй! Есть здесь кто-нибудь?

– Буль-ль, буль-ль, пух-х-х, – услышала она в ответ знакомый звук.

Алекс подошла к воде и заглянула в грязную неприятно пахнущую поверхность. И вдруг, на мутной глади она заметила отражение больничного корпуса, в котором недавно находилась. Женщина огляделась, но кроме деревьев не увидела ничего, ни одного здания, и даже признака какого-нибудь поселения или дома, которое могло бы отразиться в реке. Снова заглянула в воду. Да, точно, это была психушка. Вон, позади, стоят корпуса. И возле них двигаются небольшие тени – наверное, люди. Но эти очертания вдруг стали исчезать с мутной поверхности. Сначала медленно, потом быстрее и быстрее.

–Нет! Нет! – в ужасе воскликнула Алекс, – Нет, не пропадай! А как же я? А куда же я?

Она всхлипнула. Но это не помогло, на воде оставалось лишь темное пятно, слегка напоминающее недавнее видение.

–Стой! – Алекс попыталась в воде схватить рукой исчезающую картинку, но, вдруг отпрянула в сторону. На пальцах вскочили волдыри, как от ожога.

–Черт, черт! Да что же это такое? – Алекс громко закричала, потом упала в высокую траву и начала беззвучно, но горько и отчаянно рыдать.

Так прошло около получаса.

–Нет, – наконец, попыталась успокоиться Алекс, – сколько не плачь, а слезы в горе не помощники. Надо подумать. Надо хорошенько все обдумать и взвесить, – женщина говорила вслух, это немного успокаивало и подавляло страх, – Где я могу быть? В какой-то другой стране? Или в другом мире?

Она старательно вспоминала знакомые ей фантастические книги и фильмы.

–Вариантов немного. Я могла угодить в прошлое или будущее – это раз! На другую планету? Вряд ли. Хотя… Тот свет… Может, это были инопланетяне? А в окно падал свет иллюминаторов НЛО? Ладно, возьмем и это за вариант. Еще? Параллельный мир? … Бред какой-то …

Рядом в реке что-то громко хрустнуло и зажурчало. Алекс даже подскочила от неожиданности и увидела совсем уж убивающую картину: вместо грязного, дурно пахнущего болота, выровняв неширокое русло, текла кристально чистая река. Алекс посмотрела на пальцы. От волдырей не осталось и следа.

«Ого! – подумала она, – а, может, здесь не так уж и стремно?»

Она жадно прильнула к реке и начала, захлебываясь, глотать прохладную воду. Утолив жажду, заметила, что голова начала соображать намного лучше.

–Итак, это точно не необитаемый остров. Для того чтобы на него попасть, надо как минимум лететь на самолете или плыть на корабле. Прекрасно, значит, есть надежда, что я здесь не одна. Прошлое? Нет. В прошлом деревья были зеленее, и небо голубей. Во всяком случае, так рассказывали в школе. На другой планете исключен подобный нашему климат, – она наклонилась к земле и заметила, как в небольшой лужице копошится червяк, – Червячок? Такие штучки есть только на Земле, значит, я на своей планете. Здесь все то же самое, только цвета другие…

Алекс медленно побрела вдоль реки.

–Ах, речка, куда ты меня приведешь? – бормотала она под нос, – приведи к мостику какому-нибудь или к домику с живыми человечками.

Река не меняла направления, но потихоньку расширялась. И вот уже противоположный берег был так далеко, что преодолеть речку вплавь стало невозможным. Впрочем, Алекс и не осмелилась бы на это. Рассчитывать на то, что в реке не водятся какие-нибудь кровожадные монстры, было нельзя. Там мог жить кто угодно, и этот кто угодно мог ее ненароком сожрать. Тем временем, деревьев становилось меньше. Лес заканчивался. Взору женщины открылось огромное поле густой травы. Дикой, неухоженной. Ни одного человеческого следа. Ни одного признака присутствия в этих краях живых людей

«Есть хочется», – подумала Алекс и начала всматриваться в траву. Она немного разбиралась в лекарственных и ядовитых травах, но иные цвета растений не давали ей угадать ни те, ни другие. Можно было выкопать и скушать червяка, (Алекс знала, что они – источники белка), но мешала природная брезгливость. И, проглотив слюну, она отправилась дальше. На счастье, не хотелось курить. Впрочем, в необходимых случаях она легко обходилась без сигарет. Теперь было понятно, что какое-то время придется обходиться и без еды. Хорошо, что вода была рядом, и всегда можно было сделать несколько глотков.

–А голод полезен, – улыбнулась она своим мыслям, – поголодаю, похудею, стану стройнее.

Алекс шла медленно, а время двигалось своим чередом, день подходил к закату. И вот уже солнце опустилось к самому горизонту, а женщина так ничего полезного и не нашла, и не придумала. Она устала, начинало темнеть, нужно было думать о ночлеге.

–Что прикажете делать? Уснуть на берегу реки? А вдруг хищники? Или ядовитые змеи? Не велика перспектива – стать кормом для гадов, – Алекс уселась на землю и начала задумчиво жевать сорванную травинку по виду напоминающую лук.