На перепутье миров

Алекс, засмотревшись на этот кошмар, не успела ничего сообразить, так как в мгновение ока оказалась привязанной к освободившемуся месту, и работа возобновилась.

Первые движения по кругу показались ей сном. Она не могла прийти в себя, работала на «автопилоте», потеряв не только чувство ориентации, но и дар речи. Но потом потихоньку начала приходить в себя, и вскоре почувствовала, насколько нечеловечен был труд. Пройдя несколько полных кругов, обнаружила на своих ладонях кровавые мозоли, а босые ноги быстро разбило о камни.

«Вот я лохушка, – мысли заработали, – чего выкладываюсь? Надо просто делать вид, что стараюсь».

И она бросила давить на свою ручку, но в тот же миг почувствовала, как что-то острое впилось в ее ноги. Словно кто-то всадил в них наточенные грабли. Алекс оглянулась, и вдобавок получила еще и удар хлыстом.

«Ага! – подумала пленница, – так эти сволочи продумали, как не дать рабам симулировать? Ну, гады!»

Поскольку халтура не прошла, женщина, потихоньку начала со всей силы давить на ручку.

«Почему я попала не к женщинам? Что за несправедливость?» – едва поспевая за мужчинами, она пыталась что-нибудь понять для себя.

Заодно кидала взгляды на изредка появляющихся возле трубы женщин. Наконец, догадка пришла. Все женщины были одеты в платья, сарафаны или юбки. Алекс же была в пижаме. К тому же, накачанные торс, руки и ноги, вероятно, сыграли не последнюю роль в ее «трудоустройстве».

«Вот, черт! – Алекс, уставала все больше и понимала, что долго ей не протянуть. Прошло около суток, а у нее подкашивались ноги, кружилась голова и дрожали руки, – Как же мне дать понять этим уродам, что я не мужик? Может, они облегчили бы мне жизнь хоть чуть? Блин, какое же тяжелое это проклятое колесо! Как же эти бедняги трудятся здесь, судя по их виду, долгое время? Неужели и меня ждет их участь?»

Слезы капали из глаз женщины. Ей было так жаль себя, что даже сердце щемило:

«Ведь я молода. Почему я должна погибнуть в этом черном мире? Я готова искупать свои грехи, но не таким страшным образом. Неужели нет никакого выхода? Неужели нет возможности спастись? Или убежать? Или хотя бы умереть не мучаясь?»

Резкий звук, похожий на звон колокола, прервал ход ее мыслей. Колесо остановилось, надсмотрщики стали отвязывать людей и сгонять в кучу. И хотя у громил было не шесть рук, как у челоручиков, даже своими двумя они управлялись так быстро, что их действия невозможно было поймать человеческим взором. Отвязав пленников, великаны хлыстами погнали их, словно стадо, за скалы. Туда, откуда появлялись женщины. Впрочем, ни одной из них сейчас там не было. Перед узниками лишь стояли большие каменные корыта, наполненные плохо пахнущей жижей. Прозвучал еще один сигнал, и люди, сбивая друг друга, бросились к кормушкам и стали спешно поедать то, что было внутри. Алекс толпой снесло с ног, но поскольку сил у нее не оставалось, она понимала, что надо хоть немного подкрепиться. Плача и толкаясь локтями, она вместе со всеми стала руками черпать жижу. Вкус и запах еды больше напоминал помои и вызывал тошноту, но женщина, справляясь с брезгливостью, продолжала есть. Конвоиры равнодушно наблюдали за процессом, изредка взмахивая хлыстами, чтобы стукнуть то одного, то другого пленника.

Через несколько минут верзилы погнали всех на рабочие места. Колесо завертелось с новой силой, узники заработали быстрее. Алекс почувствовала непонятный прилив сил, словно наглоталась анаболиков. Скорее всего, в пищу было добавлено что-то, заставляющее рабов лучше работать.

Через некоторое время появились женщины. Они снова стали носить тяжелые сосуды с водой. Алекс обратила внимание на понурые женские лица. Одно из них показалось знакомым. Она развернула голову и напрягла зрение, чтобы рассмотреть получше, но тут же получила сильный удар хлыстом по спине.

–Блин! Да больно же! Вот козлы! – Алекс попыталась отмахнуться головой, но новый удар сбил ее с ног. Это было так унизительно – долгое время ползти на коленях за другими по кругу. Поэтому, преодолевая боль, она с трудом поднялась на ноги и последовала за другими. Желание крутить головой отпало…

–Раз! Два! Три! Раз! Два! Три! – Алекс шла, вслух отсчитывая шаги, тянула нелегкую ношу, не замечая ни времени, ни соплеменников, разделяющих с нею участь, ни верзил-надсмотрщиков, ни всего окружающего ее мира. Проходили часы и дни, ничего не менялось, облегчения не наступало. Однако голова постепенно приучилась работать в этом режиме, и стали появляться последовательные мысли.

–Ра-аз! Два-а! Три-и! – ее негромкий голос сливался с плачем и стонами других, превращая все эти звуки в зловещий нечеловеческий вой.

Впервые за эти дни женщина обратила внимание на идущего перед ней мужчину. Возраст его определить было сложно – худые, изможденные силуэты казались со стороны одинаковыми. А длинные немытые пряди волос, свисающие на спину, при постоянно тусклом освещении могли указывать как на шевелюру молодого обросшего блондина, так и на седые патлы древнего старика.

–Эй! – шепотом позвала Алекс, – Эй! Вы слышите меня? Вы понимаете меня? Мужчина! Я к вам обращаюсь.

Тот не ответил. Но слегка дернулся. И по едва заметному движению женщина поняла, что он услышал. Понял или нет – неизвестно, но услышал – это точно.

В это время колесо обогнуло круг, и Алекс оказалась лицом к трубе. Как раз чаны переполнились, пришла пора их уносить.

–Ну, где же вы? А то снова ничего не увижу, – терпения едва хватало. Алекс должна была увидеть знакомое лицо. И увидела.

–Светлана!!! Вот так да! – так вот почему она не увидела ее в ту злосчастную ночь, вот почему кровать в углу пустовала – светящаяся воронка затянула Пушкину раньше, чем Алекс.

«Значит, я не ошиблась? Значит, она все видела? Значит, поэтому она боялась? Значит, она точно что-то знала?» – множество вопросов мучили женщину, но ответа на них не было.

Одно обстоятельство показалось Алекс странным – хотя в чумазой рабыне и трудно было угадать девушку, которая недавно чуть не довела ее до убийства, но все-таки это была она, только выглядела значительно старше.

…Тем не менее, время шло, не останавливая монотонный ритм ни на минуту. Тяжелая работа двигалась своим ходом, прерываясь раз в сутки на обед. Сна для пленников не предусматривалось, недостаток его восполнялся зельями, добавляемыми в еду. Время суток сменялось незаметно. Воздух был тяжелым, пыльным и густым, что мешало ориентироваться во времени и пространстве, небо всегда темное, а в одинаково тускло светящемся на нем диске разобраться было трудно: солнце это или луна.

Алекс смирилась со своей участью. Выхода назад она не видела. Все попытки наладить отношение с другими пленниками неизменно заканчивались неудачей. Лишь добавляли кровавых ран на теле. Подобраться к Пушкиной не представлялось возможным. Кормили их в разное время, а в процессе работы всякий контакт узников карался побоями. Каждый очередной труп шел на съедение невидимому монстру из глубокой впадины.

–Фашисты! – этот почти беззвучный выплеск эмоций был для Алекс единственным способом сопротивления, – Суки! Гады! Ненавижу!…

Как-то в «обеденный перерыв» Алекс столкнулась нос к носу с впереди идущим узником. Он оказался отнюдь не молодым блондином. Наоборот, он был стар. Так стар, что в изрешеченном морщинами лице почти не угадывались его былые черты. Возможно, он был когда-то прекрасен, как ангел, а, может, уродливей Франкенштейна.

–Я слышал вас, – тихонько шепнул он Алекс на русском языке, – я должен вам что-то сказать. Очень важное…

И в этот момент толпа рванула к корытам, сваливая все на своем пути. Она отбросила старика далеко в сторону от женщины.

–Подождите! Подождите меня! – Алекс ринулась следом. Она стала расталкивать пленников, но прорваться через огромное скопище голодных мужчин было не под силу. Через несколько секунд мужчина исчез из поля зрения…

На счастье, великаны ставили рабов после кормления неизменно на их прежние места. И никогда иначе. В чем был смысл, было не понятно. Возможно, ужасные варвары обладали хорошей памятью. А может были запрограммированы. Как бы там ни было, старик снова оказался впереди.

–Мужчина! – сразу же тихонько зашептала женщина, лишь только вновь завертелось колесо, – мужчина, вы хотели что-то сказать. Эй, мужчина! Я вас слушаю.

Увы! Старик работал молча. Она не дрогнул, не дернулся, только ссутулился намного сильнее обычного.

«Похоже, он болен, – подумала Алекс, – но ведь он может умереть, не успев сказать ничего».

–Я слушаю вас, – с надеждой зашептала она снова, – скажите хотя бы словечко. Я услышу вас. Или давайте я буду спрашивать, а вы машите головой. Ладно?

Может, Алекс показалось, но мужчина слегка покачал головой. Нет, не показалось. Он еще и еще повторил это движение. Конечно, стоны и вой мешали общению, но женщина старалась шептать так, чтобы на расстоянии трех шагов, разделявших ее с впереди идущим человеком, вопросы ее были услышаны.

–Вы давно здесь?

Едва заметный кивок был убедительным.

–Кто-нибудь пытался убежать?

И снова ответ утвердительный.

–Удалось?

Нет. Алекс не ошиблась. Голова мужчины несколько раз повернулась из стороны в сторону.

–Это невозможно?

Ответа не было. Алекс чуть не заплакала от досады.

«Блин, – вдруг пришла в голову мысль, – я вопрос сформулировала некорректно. Любое движение головой станет положительным ответом на него».

–Отсюда возможно сбежать?

Да! Голова мужчины несколько раз махнула утвердительно. И ошибиться было невозможно.

–Вы знаете как?

И снова – да!

Ура! Наверное, никогда в жизни Алекс не чувствовала такой радости. Она, кажется, обрела крылья. Этот кивок головой был вроде помилования перед четвертованием. Силы прибавилось, открылось второе дыхание. Только мучили мысли: как помочь мужчине не умереть до следующей кормежки, как не умереть самой? Как во время «обеда» оказаться рядом и за несколько минут успеть узнать то, что знает старик?

Теперь Алекс работала, напрягаясь из последних сил. Она старалась не споткнуться, не поскользнуться, не сделать ни одного лишнего движения и не издать ни одного лишнего звука, чтобы не заработать очередную порцию ударов. Теперь она обязана была жить, выжить во что бы то ни стало и выбраться отсюда.

Постепенно фантазия умчала ее так далеко, куда «не ступала нога человека»: вот она резким движением рвет путы, издает призывной клич, раскидывает в стороны черномордых верзил, отвязывает узников, и песнями ведет освобожденных рабов в мир людей…

Раздумья унесли Алекс столь далеко, что она забыла, где находится и что делает. Она просто шла и шла за остальными, не замечая напряжения рук, прикрыв глаза и широко разинув рот в тупой улыбке. И она не сразу заметила то, что произошло. В одно мгновение все вокруг поглотила тьма, скрывая под страшным покрывалом и колесо, и каменную трубу, из которой струилась вода, и рабов, и молчаливых стражников. Не было видно ни скал, ни песчаной равнины, ни-че-го. Все исчезло так быстро, как будто никогда не было.

А затем в темень ворвался луч света. Словно кто-то невидимый включил огромный прожектор. И слух прорезал до боли знакомый не слышимый снаружи, но пронизывающий изнутри, звук. Женщина увидела, как засветилось ее тело. Как будто внутри зажгли фонарик. И прожектор осветил только ее, мужчин не было видно. Смолкли надрывные стоны. Создалась иллюзия полного одиночества.

А через несколько секунд Алекс почувствовала, как ее отрывают от колеса и отводят в сторону. Кто это сделал, она понять не успела, потому что рядом с нею стали появляться другие светящиеся женщины. Они выплывали из темноты. Казалось, их выталкивают по одной из-за скал. То, что светились женщины, было видно потому что одежда на них куда-то исчезла, и обнажились молодые и не очень, и совсем старые тела. Несчастные голые рабыни тщетно пытались прикрыться руками. Алекс тоже машинально схватилась за грудь. Под пальцами она почувствовала мягкий материал, из которого была сшита пижама. Значит, одежда все-таки была.

Женщин согнали в кучу. И начали зачем-то тщательно «сортировать». Крепкие молодые тела плавно уплывали в одну сторону, в их число попала и Алекс, а старые, ссутулившиеся стали исчезать. Тут же раздалось знакомое с присвистом: «Хрм, хрм!» Не надо быть «семь пядей во лбу», чтобы понять, что старух слопал монстр из ямы.

«Кошмар!» – произнести это вслух Алекс не рискнула. Да и другие женщины стояли молча и заметно дрожали от страха перед неизвестностью. Потом свечение исчезло, стали заметны лишь силуэты, и стражники, толкая женщин в спину, повели их куда-то.

–Нет! – не сдержалась Алекс. Как же так? Ее уводили от ее единственного спасителя. Как теперь узнать тайну, которая могла бы вывести отсюда?

Дорога в никуда оказалась короткой. Уже через пять-семь минут группу остановили, и сверху на женщин потекла вода, свежая и чистая – это можно было понять по приятному запаху и свежести. Алекс и другие пленницы стали было ее жадно глотать, но черные стражи сорвали с женщин лохмотья (на шее Алекс остался только маленький медальон), и начали драить их жесткими мохнатыми щетками. Больно, до крови. Через полчаса, помытые неизвестно с какой целью, рабыни крепко спали.

…Проснулась Алекс одновременно с другими рабынями от внезапно нахлынувшего чувства тревоги. Было тихо. Видимо, их отвели на приличное расстояние от колеса, где вой и стоны не прослушивались.

Несколько надзирателей, сжав в руках хлысты, с каменными лицами стояли в сторонке и молча смотрели на пробуждение пленниц. Не подгоняли, не подстегивали, просто смотрели. Женщины поднимали головы и робко осматривались. Находились они на большой открытой площадке, окруженной скалами. Но лежали не на земле, а на мягких шкурах каких-то животных. Время суток угадать было невозможно. Было светлее, чем обычно, но это благодаря тому, что по краям импровизированной поляны стояли подобия фонарей, которые блекло сверкали круглыми сияющими «глазницами».

–Меня зовут Александра, – произнесла Алекс и посмотрела вокруг себя, но пленницы испуганно захлопали ресницами и промолчали. Алекс приподнялась, снова поискала глазами Пушкину и не нашла. При таком тусклом освещении рассмотреть каждую из нескольких десятков женщин было трудно.

–Так, и что будет дальше? – Алекс заметила, что научилась разговаривать сама с собой, так ей было спокойнее, – остается надеяться, что после таких очищающих процедур нас вряд ли скормят «зверушке».

Непонятно было, поняли ее или нет, но в глазах рабынь почувствовался интерес к новенькой. Они даже пододвинулись поближе, будто желая найти защиту. И у Алекс появилось желание облегчить жизнь этим страдалицам. Хотя бы заставить их, пусть и грустно, но улыбнуться.

–Ничего, девочки, живы будем – не погибнем. Главное, выдержать то, что нам предстоит. А предстоит нам…

Она развела руки в стороны, огляделась и замолчала. Со всех сторон к ним приближалось множество черномордых верзил. Вид у них был ухоженнее, чем у привычных стражей. Подойдя, гиганты набросились на узниц…

Алекс быстро осознала, что ее насилуют. Грубо, безжалостно. Рядом так же неистово истязали ее подруг по несчастью. На счастье, продолжалось унижение недолго, уже через какое-то время монстры неспешно, с чувством выполненного долга, удалились, а женщины остались лежать на промокших от слез и пота меховых подстилках.

«Фу, какая дикость! – Внутри Алекс все негодовало от омерзения. Хотелось смыть с себя, сбросить эту гадость. Хотелось закрыть глаза и проснуться, – не хочу! Фу! Фу!»

И если другие рабыни лишь беззвучно рвали на себе волосы, то у нее зубы скрипели от злости, руки тряслись в ненависти, хотелось одного: автомат в руки и перестрелять, перебить гадов…

…Беременность проходила на удивление быстро. Плод развивался не по установленным природой законам. Каждый день живот значительно увеличивался в размерах. Ребенок, если его можно было так назвать, внутри нее рос быстро, шумно и навязчиво.

«Здесь детей вынашивают, наверное, как кошки, месяца три,» – горько усмехалась про себя Алекс.

У нее совершенно отсутствовали какие бы то ни были материнские инстинкты. С отвращением трогая живот, она понимала, что там находится не ее «кровиночка», а злобное, безобразное существо.

Помещение, которое выделили женщине, как, наверное, и другим, напоминало убогую келью. Метра три в одну сторону, столько же в другую, ведро, накрытое крышкой – «туалет», и мягкая шкура в углу. Дыра в стене давала немного света и воздуха. Дверь была закрыта еще одной шкурой, выходить за которую у Алекс не было ни сил, ни желания. Кормили, правда, несколько раз в день сытной пищей, напоминающей густую наваристую кашу из смеси разных круп. Ее приносил один из стражников. Молча ставил на пол и уходил. Возвращался через полчаса и забирал пустую посуду, независимо от того, ела женщина или нет. Он же с периодичностью в три дня выносил содержимое «туалета». И раз в неделю затаскивал в келью корытце с водой, чтобы пленница могла ополоснуться.

Алекс сначала отказывалась от еды, но потом стала с аппетитом уплетать все, что приносили. И, похоже, это пошло на пользу. Довольно быстро она поправилась и окрепла. Много спала, пела песни, иногда делала легкую, насколько позволяла фигура, гимнастику для поддержания формы и не готовилась стать мамой, внутренним чутьем чувствуя, что от нее требуется лишь произвести на свет ребенка.

–Интересно, а что будет потом? – иногда задавалась она вопросом, – нас отправят обратно на работу или отдадут на съедение зверю?

То, что женщин могут заставить воспитывать детей, даже не приходило ей в голову. Она – суррогатная мать, не более. Алекс успела заметить, что у великанов черного мира не существовало представительниц женского рода. Во всяком случае, ни разу таковые не мелькнули на ее пути.

«А вдруг я рожу девочку? – Она боялась этого. Хотя и не испытывала материнских чувств к особи, что находилась внутри, но все-таки хотела, чтобы ребенок был живым и здоровым.

…Резкая боль в животе застала врасплох.

–А-а-а! – застонала Алекс. Она знала, что это, но не понимала, что будет дальше. Боль чуть отступила, а через несколько минут нахлынула вновь.

–Как же больно! – не сдержавшись, громко вскрикнула женщина. И тут же в дверях появился надсмотрщик. Он сразу все понял, быстро вошел и стал рядом, сложив руки на груди.

–Ну и что? И что это значит? – корчась от нестерпимых мучений, взглянула на него Алекс, – ты что, будешь просто стоять и брызгать лупетками? Помоги хоть чем-нибудь. А-а-а!

Огромный живот стал колом, и было такое чувство, что внутри кто-то сильный и могучий выпрямился во весь рост и теперь хочет руками разорвать несчастную роженицу пополам.

–Е-мое! – Алекс не знала, что предпринять. Она то садилась, то ложилась, то вскакивала и бегала по угрюмой келье, – Боже, Боже, помоги! Мне больно, очень больно!

Стражник стоял, не шелохнувшись. Его совершенно не трогали ни крики Алекс, ни то, что роды могли оказаться трудными или неудачными. Он ждал только результат. А еще чуть позже затащил в каморку небольшую тачку, что еще раз доказывало, что приплод будет увезен от матери сразу же после рождения.

Боль стала стихать, женщина с облегчением вздохнула.

–Сука! – со злом плюнула она в сторону надзирателя, – сука безжалостная! Вот ты кто!

Тот не реагировал. Он только смотрел на живот Алекс, как загипнотизированный. И вот оно началось.

Острая боль пронзила все тело, по ногам потекла жидкость, много жидкости.

Алекс упала на шкуру в углу и раздвинула ноги. Она поняла, что роды начались. И что эти роды станут самым сложным испытанием в ее жизни. Ведь она не знала, как справиться с этим без помощи медиков, а то, что стражник не собирается даже шевельнуться, было уже понятно.

–А-а-а-я-я-я-яй! – с надрывом орала роженица, – помогите, помогите хоть кто-нибудь! Где акушеры? Где ваши сраные врачи? Мамочка, родная, помоги!

Ей, конечно, никто не помогал и не подсказывал, что и как надо делать. Да это и не нужно было. Ребенок, вернее, как оказалось, дети, а их было несколько, сами стали рывками выплывать из лона матери. Один, второй, третий… Тут же раздался пронзительный детский визг. Несколько писклявых тоненьких голосов уверенно заявляли миру о своем появлении.

–Боже, какой кошмар! Ужас! А-а-а! – Алекс корчилась от боли, кричала, причитала, стонала и заливалась в горьком плаче, – сколько же вас там?

Надзиратель вдруг посчитал нужным вмешаться в процесс. Он быстрым движением стал перерезать пуповины и складывать детей в тачку. Сколько отпрысков она произвела на свет, Алекс даже не успела заметить. Может, пять, может, шесть. Не успела рассмотреть и пол ребятишек. Только заметила, что они были чернокожими. А потом ушла в забытье…

Первое, что почувствовала женщина, когда пришла в себя – чувство облегчения. Она лежала в той же келье на меховой подстилке, рядом валялось тонкое меховое покрывало, которое она сразу же приспособила в качестве одежды. Больше ее не мучила тошнота, ушла боль, живот стал плоским. Между ног, тем не менее, чувствовался дискомфорт. Алекс осторожно дотронулась туда пальцами и нащупала несколько швов. Рана, судя по запаху, была обработана спиртовой настойкой. Это было не понятно. В забытом Богом дремучем мире такие внимание и чудеса врачевания были не ожидаемы и не объяснимы. Кто позаботился о несчастной жалкой пленнице? С какой целью?

–Похоже, убивать меня пока никто не собираются, – напрашивался вывод.

Алекс чувствовала смертельную усталость, и хотелось пить. Словно услышав ее мысли, в дверь протиснулся надсмотрщик, и занес бочонок с жидкостью белого цвета. И еду. Не кашу, которая за несколько месяцев надоела женщине, а кусочки чего-то пахнущего мясом, фрукты и овощи. Заинтересовала не еда, а пахнущая свежестью жидкость.

–Молоко?

Это было не молоко, но напиток вкусный и сытный. Алекс сделала несколько больших глотков и …о, ужас! Ее грудь и так за время беременности увеличилась размера на три, а теперь ее расперло до невероятных размеров. Надсмотрщик подал женщине пустой горшочек.

–Вот, блин, я дура! – Алекс осенило, – вот откуда забота! Вам нужно молоко! То есть, я должна выкормить детей? Видеть нельзя, а кормить – будь добра. Несправедливо!

И все же взяла горшочек и стала сцеживаться. Не для того, чтобы дети, которых ей не показали, имели здоровую пищу, а затем, чтобы избавить себя от неприятных ощущений. Ведь перспектива заработать мастит ей не казалась радужной.

Когда грудь перестало распирать, Алекс передала молоко надсмотрщику. Тот взял и немедленно удалился. А женщина стала усердно наполнять желудок. Пища была вкусной, хорошо приготовленной. Очень быстро наступило ощущение сытости. А еще голова значительно «просветлела». Уставшие больные мозги словно получили долю исцеления.

И вновь подумалось о том, что, скорее всего, в пище есть особенное свойство, которое помогает справляться с нечеловеческой усталостью и положительно действует на мозги. Ну, во всяком случае, на ее мозги, это точно…

Время проходило размеренно и не торопясь. Изо дня в день Алекс сцеживала молоко, отдавала сторожу, а в остальное время находила себе занятия. С утра выполняла комплекс восстановительных упражнений. Потом принимала завтрак и рисовала на черных стенах каморки найденным на полу кусочком минерала, похожего на мел, картинки и сочиняла надписи к ним.

«Бесконечная дорога, пышно хвойные леса, куст ракиты у порога – моей жизни полоса», – и тут же возникала иллюстрация к скромному творению.

Стены от пола до потолка были уже изрисованы ее придумками, а фантазия «бурлила» и «бурлила», заполняя досуг женщины и спасая от деградации. В картинах были отражены моменты из ее прежней жизни и нынешней. Надсмотрщик реагировал на новое занятие пленницы без эмоций, но иногда в его глазах пробегала светящаяся искорка. Будто срабатывала фотовспышка.

Однажды Алекс поймала себя на мысли, что начала понимать стражника, а он стал понимать ее. Случилось это неожиданно.

«В поле волки, в бору елки, в небе вороны кружат. За окном грозы осколки летний дождик сторожат …» – Вот и новые стихи, а картинку закончить не удалось, стерся последний мелок.

«Чем же я теперь буду малевать?» – с досадой подумала она.

В то же мгновение в дверь протиснулся «телохранитель» и протянул несколько небольших кусочков минерала.

«Спасибо», – мысленно поблагодарила его женщина.

«Рисуй,» – прочитала она во взгляде.

С каждым днем Алекс чувствовала, как она хорошеет, свежеет и становится мудрее, что ли? Ее жизнь начала обретать неведомый прежде смысл. Часто она думала, анализировала, стараясь дать адекватную оценку своим прежним действиям и поступкам.

Алекс не обращала внимания на то, что в помещении мало воздуха и света. Зрение ее обострилось, легкие стали работать лучше. Она стала жить в своих рисунках, а окружающее превратилось в придуманный и уже не напрягающий фон.