Мой ангел-хранитель

– Так это ты ко мне отправил журналистов? – наконец, выдавил из себя он.

– Да, друг, я хотел вывести тебя на разговор и понять, что происходит. Что происходит, брат, скажи мне?

– Зачем? – не отвечая на вопрос, проговорил Джейкоб.

– А что, ты сам не понимаешь? По-другому я ничего бы не доказал. Я надеялся, что журналистам удастся попасть в типографию и застать тебя врасплох. Но последнего кадра хватило, теперь я знаю правду. Да и после твоего рассказа я ещё больше утвердился в своих догадках. Ты, как тот танцор, тоже обвёл нас вокруг пальца, столько лет писал и отправлял мне свои произведения анонимно.

– О, ну, и молодец же я! Ты хочешь сказать, что я писатель? Что за бред, да я и двух слов связать не смогу! – вышел из себя Мальковский и повысил голос. – Если так, то почему же я раньше не писал? Я бы неплохо зарабатывал, никаких там тебе больше маслин, – саркастически засмеялся он.

Николсон посмотрел на друга долгим проницательным взглядом, а потом, подойдя к письменному столу, сказал:

– Перестань паясничать, Джейкоб. Это ты мне отправил в тот день, – и Марк достал из первого ящика сложенный лист бумаги, который, как только его получил, показал другу, – не узнаёшь свои же слова?

Мальковский взял письмо, чьё содержание ему было хорошо знакомо. Он мельком глянул на текст, в котором чёрным по белому было написано:

«Уважаемый Марк Николсон, я не имею возможности представиться Вам, и Вы, в свою очередь, не ищите возможности узнать моё имя. Рукопись, которую Вы держите в руках, не подачка и не благотворительность. Это попытка помочь Вашей семье, а именно Вашему сыну. Не задавайтесь вопросом: кто я, и откуда знаю о болезни Криса. Лучше задайтесь вопросом, как роман, который Вы держите в руках, поможет спасти Вашего сына.

Я расскажу, как именно. Завтра Вы отнесёте этот роман в издательство. На обложке уже стоит Ваше имя, поэтому единственное, что Вам остаётся – отправиться к редактору и показать ему «Nicholson and son». Если всё сложится, как на то я рассчитываю, Вы получите приличные гонорары с этой книги и потратите их на лечение Криса, а также на помощь другим детям, больных раком. Эту важную благотворительную миссию я поручаю Вам и Вашей жене. Обратного адреса я не оставляю, поэтому у Вас нет возможности вернуть роман. Если вы не опубликуете это произведение, оно просто канет в лету, а ваш сын не получит необходимое лечение. Единственное, что Вам остаётся – поступить так, как я описал выше.

P.S. Как я уже сказал, не ищите способа найти меня, чтобы отблагодарить. Самая большая благодарность для меня – выздоровление Криса. Поэтому займитесь этим как можно скорее».

Подписи не было, как и обратного адреса. Джейкоб сложил лист бумаги и вернул его Марку.

– Ты мне уже это показывал, я тебе говорил, что это не я.

– Тогда ты сказал, что мне обязательно нужно выполнить просьбу благодетеля, тем более что никто не знает, кто он, и я не могу ему вернуть рукопись. Я даже подумать не мог тогда, что это ты, – обречённо вздохнул Николсон. – Я бы ни за что не согласился на это. Ты даже теперь, когда мне всё понятно, не можешь признаться? – он собрал последние силы, чтобы бороться с упрямством друга.

– Мне не в чем признаваться. Это был не я. Я бы тоже хотел такого благодетеля, – спокойно произнёс Мальковский после долгого молчания. Он хорошо понимал, что будет, скажи он правду.

Высокий, но уже прилично похудевший еврей налил себе в кружку горячий кофе, сделал глоток и уже собирался потянуться к подносу, на котором так привлекательно стояла тарелка с профитроли.

– Сложный же ты человек, Джейкоб, – выдохнул Николсон, качая головой. – Почему бы просто не признаться, что ты помог другу и его семье? Зачем продолжать скрывать это дальше? Ведь и так понятно было всегда, кто, как не его крёстный, хочет спасти Криса! – вновь повысил голос Марк.

Ветер, ворвавшийся в открытое окно, всколыхнул занавеску и наполнил комнату свежим воздухом. Помедлив с полминуты, Мальковский обессилено откинулся на спинку кресла и тихо произнёс.

– Ладно, нет смысла скрывать. Ты уж обо всём догадался. Но мне нужно тебя попросить кое о чём.

Друзья не говорили ни слова, но каждый чувствовал, что лёд между ними тронулся.

– Марк, я не хочу прекращать писать, – Джейкоб прикрыл глаза рукой, словно стыдясь поднять их на друга.

– И не нужно прекращать, – заявил Николсон, – ты просто, наконец-то, будешь писать под своей фамилией.

– Неужели ты не понимаешь, что я не хочу под своей? Тем более любой филолог найдёт сходство в нашем слоге и обвинит кого-то из нас в плагиате.

– Я готов за всё ответить, – серьёзно проговорил Николсон.

– Да? – не выдержал Мальковский и снова повысил голос. – И подставить себя и семью?

Последний аргумент всё же сработал, и Марк, подумав, задал ожидаемый вопрос.

– Что ты предлагаешь?

– Я согласен получать некоторые проценты, но ты пиши также под моей фамилией.

– Да об этом и речи быть не может, – покачал головой Марк, не понимая мотивов друга, – ты заслужил быть известным автором.

– Да ты не понимаешь, что мне не нужна известность? – воскликнул в сердцах Мальковский. – Раз ты отказываешься пойти мне навстречу, то и твои деньги за оборудование я не приму, – отрезал он.

Опустевшая чашка в руках еврея вновь вернулась на стол, а так и нетронутые пирожные продолжали призывать его положить их в рот. Но он всё же оставил десерт без внимания и вышел из кабинета.

Когда в коридоре раздались громкие шаги, из комнаты на верхнем этаже выбежал Крис и уже было бросился вниз по лестнице, как услышал за спиной ласковый голос мамы.

– Сынок, ты куда-то спешишь?

– Да, там дядя Джейкоб уходит, а я с ним не успел попрощаться.

– Подожди, мой хороший, – сказала Кларинда, беря сына за руку, – есть маленький секрет в семейных отношениях. Хочешь, научу? – шепнула она, словно выдавала какую-то особую тайну.

Мальчик воодушевлённо кивнул, широко распахнул глаза и приготовился слушать.

– Есть моменты, когда остальные члены семьи должны оставить взрослых наедине со своими мыслями. Только погрузившись в себя иногда, можно найти важные ответы на вопросы. Папа с дядей Джейкобом поругались, но они обязательно померятся и сами разберутся.

– В этом и заключается секрет дружбы? – обдумывая слова матери, спросил Крис.

– Да, сынок, в терпении. В терпении и доверии. Терпение приносит лучшие плоды, помни это.

– Значит, мне просто нужно доверять папе и дяде Джейкобу, и всё будет хорошо?

– Да, милый, всё обязательно будет хорошо, – улыбнулась Кларинда и обняла сына, – потому что настоящей дружбе никакие преграды не страшны.

В каждом из нас есть свет

Крис вернулся в свою комнату. Мысли о том, что же такое настоящая дружба, не выходили у него из головы. Какие у неё критерии? Какими главными качествами должны обладать друзья? Крис многое понимал в свои семь, но не понимал одного – почему у взрослых всё так сложно.

Когда вопросы или сомнения заводят в тупик, можно поискать ответы либо в книгах – как думал мальчик – либо спросить кого-то авторитетного. С самого рождения таким человеком для него был отец. Поэтому Крис уверенными шагами направился в кабинет. Он спустился, остановился у деревянной двери и тихонько постучал. Ответа не последовало, поэтому мальчик открыл дверь и заглянул внутрь. Перед ним сидел не его счастливый отец, каким он привык его видеть, а совсем опечаленный человек: одна рука обессилено лежала на коленях, а другая локтём упиралась в подлокотник кресла, поддерживая, казалось, не в меру тяжёлую голову. Его чёлка закрыла глаза, губы были слегка приоткрыты, плечи ссутулились, отчего весь вид мужчины казался ещё более уставшим и опечаленным.

Крис уже готов был выйти из комнаты, чтобы не потревожить спящего отца, как вдруг мужчина поднял голову и еле заметно улыбнулся.

– Мальчик мой, что-то случилось? – спросил он.

– Пап, – тихо, словно говорил о какой-то тайне, произнёс Крис, – вы с дядей Джейкобом поссорились?

Марк подозвал рукой сына и посадил его на колени.

– Нет, просто иногда взрослые не понимают друг друга.

– Почему? Я ведь ребёнок, но всегда понимаю всё, что вы говорите. Почему взрослые не понимают?

Мужчина задумался и через несколько мгновений произнёс, словно из глубины своего сознания.

– Знаешь, когда мы становимся взрослыми, мы перестаём быть простыми. Не все, – уточнил он, – но многие. Чтобы помириться иной раз не хватит взяться за мизинцы и произнести стишок. Взрослым нужно договориться друг с другом, а вот когда не получается, они, в отличие от детей, часто не уступают, а стоят на своём.

Крис обдумал слова отца и, внимательно глядя ему в глаза, произнёс.

– Папа, расскажи мне правду, пожалуйста, – он чуть не добавил: «Я всё равно её знаю», – но вовремя осекся, чтобы не выдавать разговор с крёстным.

Марк перевёл взгляд на окно. Он понимал, что больше нет смысла скрывать от Криса то, что и так рано или поздно сын всё равно узнает. Поэтому он вновь посмотрел ему в глаза, выпрямился и произнёс уверенным голосом, в котором больше не слышалось ни усталости, ни огорчений.

– То, что дядя Джейкоб продал своё оборудование, чтобы помочь тебя вылечить, ты знаешь, – мальчик кивнул. – Но ты не знаешь, что этой суммы нам всё равно не хватало, и я уже собирался заложить дом, как получил письмо от тайного благодетеля и рукопись, на которой было написано «Николсон и сын”. По его словам я должен был отнести её в издательство, а вырученные деньги потратить на твоё лечение.

Мальчик слушал и внимательно смотрел на отца. Он погладил своей маленькой ручкой по его щеке – Джейкоб пришёл рано, и Марк ещё не успел побриться – и с улыбкой произнёс:

– Папа, не переживай, я всё понимаю.

Слова сына успокоили Николсона, и ему казалось, что он разговаривает не просто с маленьким мальчиком, а уже со взрослым мужчиной, который стойко, без слёз и страха выдержал тяжёлое бремя страшной болезни.

– Я знаю, дорогой, – он крепко обнял сына, – и я тебе очень благодарен за это.

В комнате на мгновение воцарилась тишина. Крис слушал, как бьётся сердце отца. Минуты общения с ним были для него самыми ценными.

– Мы все совершаем ошибки, понимаешь? – продолжил Марк. – Мне тогда нужно было сначала прочесть роман, я бы сразу понял, кто автор. Но у меня не было времени, врач подгонял, говорил, что химиотерапию больше нельзя откладывать, иначе начнутся необратимые последствия. А я, знаешь, тогда даже подумать не мог, что наш Джейкоб может писать. Никогда не замечал у него любви к этому делу. Когда ты заболел, я ведь работал механиком, а по вечерам, когда все спали, тоже пытался что-то написать. Но текст был скудный, ничего путного из него не выходило, – Марк остановился на короткое мгновение, перевёл взгляд на окно, словно пытаясь там найти какую-то помощь, тихо усмехнулся и продолжил. – А тут в почтовом ящике я нахожу целый роман, который может спасти тебе жизнь. Знаешь, если бы мама не поддержала меня тогда, и сказала, что это неправильно, я бы её послушал. Но она поддержала, сказала, что этот неизвестный человек потратил своё время и силы на такой труд, он верит нам и хочет спасти тебя. И мы этого хотели всем сердцем, поэтому я решился, в этот же день отнёс его в издательство, лично встретился с главным редактором, объяснил всю сложность ситуации и попросил его поскорее прочесть роман. Как ты понял, дядя Лукас согласился и через три дня уже выписал мне вексель на аванс, а через неделю мы уже крепко сдружились.

Марк замолчал и посмотрел на сына. Мальчик опустил голову, взгляд его был устремлён в пол.

– Папа, – тихо сказал он, – из-за меня столько хлопот было.

И тут Николсон не выдержал и крепко обнял ребёнка так, чтобы мальчик не смог увидеть его накативших слёз. Они сидели в обнимку несколько минут, и лишь когда Марк взял себя в руки и незаметно вытер глаза, он снова посмотрел на Криса и ласково произнёс:

– Сынок – это не хлопоты, а настоящее счастье, что ты у нас есть. Спасибо тебе, Небесам и Джейкобу за то, что ты вылечился, – шептал он, целуя мальчика в лоб.

– Папа, – заулыбался ребёнок, чувствуя себя в полной безопасности, – и вам с мамой спасибо. Вам было нелегко на это пойти, я всё понимаю.

Марк смотрел на Криса и вновь видел перед собой не мальчика, а юношу.

– Когда ты успел вырасти, сынок? – ласково спросил он.

– Наверное, когда ты сегодня утром пил кофе, – весёлый детский смех прозвучал, как любимая песня, от которой с плеч отца сразу спал тяжёлый груз молчания.

– Папа, – ещё шире заулыбался ребёнок, – а хочешь, теперь я скажу тебе правду?

Марк наклонил голову и внимательно посмотрел на сына.

– Конечно, – кивнул он.

– Я уже давно сам догадался, – резюмировал Крис.

Николсон первые несколько секунд ошарашено глядел на довольного мальчика, а затем неуверенно, словно боясь услышать ответ, спросил:

– И ты не винил меня?

– Как я могу тебя винить, папочка? – Крис уткнутся в отцовскую грудь, – я ведь так тебя люблю.

– Я тебя тоже очень люблю, сынок, – выдохнул Марк и ещё крепче обнял сына.

Несколько минут они сидели так в тишине, на стене мерно тикали часы, с книжных полок на них смотрели улыбающиеся толстые переплёты. Мальчик обвёл глазами всю комнату. «Как же хорошо жить в окружении книг, – думал он, – особенно если их любят и читают. Великие писатели прошлого смотрят на нас с этих пожелтевших страниц и напоминают о том, что если они это смогли, то и мы можем. Крис довольно улыбался, вспоминая авторов, с книгами которых он знаком, и его мысли вновь вернулись к любимому крёстному.

– Папа, – тихо произнёс он.

– Да, мой сынок? – прозвучал ласковый голос отца.

– Я дядю Джейкоба тоже очень люблю и хочу, чтобы вы помирились и больше не ругались.

Марк глубоко вздохнул и серьёзно посмотрел на сына.

– Я тоже этого очень сильно хочу, но пока не знаю, как с ним договориться. Я не хочу печатать его книги под своим именем. Это ведь обман.

Отчаяние в голосе мужчины хорошо считывалось, Крис улыбнулся и провёл рукой по его щеке.

– Папочка, – ласково сказал он, – я, может, ещё маленький, но вот что думаю, – мальчик на мгновение замолчал, а потом устремил на отца такой мудрый, наполненный житейской опытностью взгляд, что сторонний наблюдатель вряд ли поверил бы, что эти глаза принадлежали семилетнему ребёнку. – Взрослые часто думают о том, что хорошо, что плохо, стоит им что-то делать или нет. Мне кажется, вы всегда живёте головой, никогда не пытаетесь слушать своё сердце. А ведь там, внутри нас, уже заложены все ответы, ведь если мы созданы, как Бог, то и мыслить можем также.

Марк смотрел на сына, но теперь действительно видел перед собой взрослого мужчину. Такого мужчину, который не потерял свою чистую, детскую душу.

– Пап, – словно обращаясь к сердцу отца, нежно произнёс мальчик, – не старайся принять решение, следуя человеческим меркам. Просто подумай о том, как бы на твоём месте поступил Бог. Мне так всегда говорит мама, – улыбнулся Крис. – Ведь в каждом из нас есть этот свет.

Он замолчал и уткнулся лицом в грудь отца. А Марк смотрел на маленькую голову сына, гладил её по коротеньким, отрастающим волосам. Сознание погрузилось в полную тишину. И он, словно впервые, так отчётливо услышал голос своего сердца. Именно в этот момент он нашёл ответы на все вопросы. Отец крепче обнял сына, который, сам того не подозревая, стал его ангелом-хранителем.

Не от мира сего

Летнее солнце светило прямо в глаза. Светило так ярко, нещадно, что жмурься не жмурься – ничего не помогало. Что же оставалось делать – смириться и прикрыть глаза рукой, спасаясь от прямых солнечных лучей. Именно так и поступил Мальковский, выйдя из дома друга. На мгновение пушистые облака скрыли солнце, и он поднял глаза к небу. Джейкоб не знал и не мог понять, отчего, почему тайна, которую он так тщательно скрывал вот уже пару последних лет, вышла наружу. Он не хотел, чтобы Марк догадался, ведь если он откажется печатать и дальше под своей фамилией его книги, то с этим ремеслом придётся завязывать, а он уже готовил черновики для нового романа.

Мальковский размышлял об этом, глядя на бескрайнее небо, любуясь им, пока солнце вновь не вышло из-за облаков и не осветило маленький городок и всё, что в нём находилось. Заблестели крыши невысоких домов, засияли глаза детей, гоняющих футбольный мяч по спортивной площадке, и даже ленивый кот незаметно улыбнулся, подставляя своё пушистое полосатое пузо тёплым солнечным лучам.

Вот только Джейкобу было не до улыбок. Его лицо не выражало совершенно никакой радости. Он на мгновение посмотрел на гигантское жёлтое яблоко, то выглядывающее, то вновь прячущееся за облака. Это зрелище почему-то напомнило ему фруктовый салат, щедро приправленный двойной порцией ванильного мороженого. О, частенько же он баловался этим десертом в былые дни! А сколько он съел этого лакомства на свадьбе Марка и Кларинды – и говорить не стоит. Тогда друзья и не подозревали о несчастье, которое на них обрушится. Джейкоб вспоминал своего друга. Он работал до ночи в мастерской дяди, ремонтируя то двигатели, то коробки передач, то другие части автомобилей, чтобы прокормить семью. Но Мальковский хорошо знал, что промасленные пальцы Марка хотят вовсе не крутить весь день гаечный ключ. Им бы в удовольствие бегать по просторам печатной машинки, рождая на белых листах бумаги новые миры и судьбы. Но сколько бы ни брался Николсон за тот или иной роман, ничего путного у него не выходило. И лишь поддержка Кларинды заставила Марка не вешать нос и дальше пробовать себя на литературном поприще. Мальковский понимал, что друг мечтал стать писателем, мечтал держать в руках свою книгу. И Джейкоб видел, сколько сил Марк прикладывал, чтобы осуществить эту мечту. Но то ли муза творчества не хотела его посещать, то ли литературное мастерство ему не поддавалось, но Николсон никак не мог написать что-нибудь стоящее. Комедийные рассказы, которые выходили из его печатной машинки, не вызывали смех у читателей – коими, разумеется, были жена и друг, а драматические произведения Марка рождали на лицах слушающих лишь лёгкое подобие улыбки вместо слёз или других сильных проявлений эмоций. Поэтому, как Николсон не старался, писателем стать у него не получалось.

Джейкоб воспринимал мечту друга всерьёз, но не знал, как ему помочь. Отдавая все свои силы типографии, на которую он копил несколько тяжёлых лет, он быстро набрал хорошую команду и за год после открытия в разы увеличил количество клиентов. Стоимость его услуг была невысока, поэтому и спрос был немалый. Такой ход дел позволял ему дарить щедрые подарки своему новорождённому крестнику. Ещё в детстве друзья дали обещание сделать друг друга крёстными отцами для своих детей. Поэтому, как только Мальковский впервые взял на руки Криса, он связал себя с ним крепкими узами.

Пять счастливых лет Джейкоб был частым гостем в доме друга и не прекращал задаривать любимого крестника. Марку и Кларинде часто приходилось просить его не баловать сына. Но после того как все узнали о болезни Криса, Мальковский продал всё оборудование и отдал деньги на его лечение, поэтому баловать крестника ему уже не представлялось возможным. Да и мальчик, испытав тяготы и ужасы страшной болезни, больше не тянулся к игрушкам. Теперь он находил успокоение и радость в тихих, мирных вечерах, когда родители и дядя Джейкоб потчевали его разными сказками и рассказами об удивительных приключениях и мирах. Крис заслушивался рассказами об эльфах, гномах и хоббитах, представляя, что он – один из них. А после того, как отец неожиданно стал известным писателем, интерес мальчика к литературному искусству возрос не на шутку. Он часами засиживался в домашней библиотеке, погружаясь в жизни разных сказочных героев. А когда уже к семи годам научился сносно писать, то сам, усевшись на веранде дома с блокнотом в руках, пытался перенести на бумагу всё, что видел вокруг. Так, его первыми персонажами стали пушистые коты, болотные лягушки, зелёные кузнечики, говорящие розы, а ещё гигантские мамонты, о которых Крис читал в энциклопедиях, саблезубые тигры и многие другие живые или уже давно вымершие обитатели нашей планеты.

Сам Джейкоб всегда был заядлым книголюбом, поэтому и решил открыть типографию. А после того как горе постигло семью друга, решил использовать свои познания в литературе уже на практике. Так знакомство с печатной машинкой коренным образом повлияло на него самого, изменило всю его жизнь, придав ей новый смысл.

– Мистер Мальковский!

Окликнувший его голос был знаком Джейкобу, и он в ту же секунду обернулся к мужчине, который еле поспевал за высоким евреем.

– Питер? Что ты здесь делаешь? – не ожидал встречи Мальковский.

– Бегу за вами, сэр, как видите.

– Вижу-то, я вижу, – Джейкоб протянул руку, приветствуя молодого юриста, – а чего бежать-то за мной? – непонимающе уставился он на выпускника Оксфордского университета.

– Мистер Николсон дал мне поручение. Осталось только отдать вам бумаги и получить вашу подпись.

Озадаченный вид не сходил с лица Мальковского, и он нерешительно взял протянутую папку. Прочитав несколько страниц, еврей молча вернул бумаги юристу и спокойно проговорил:

– Передай мистеру Николсону, что я ничего подписывать не буду. Мы договаривались о станках, а не о всей фабрике, – загадочно произнёс он, и отдал бумагу юристу.

Произнесённые Джейкобом слова были настолько неправдоподобны, что молодой человек взглянул на него раскрывшимися от удивления глазами, поправил съехавшие на переносицу очки и, вернув былое самообладание, произнёс:

– Это невозможно, сэр. Второй этаж для вашей типографии уже выкуплен, теперь вы – владелец всего здания. Оборудование тоже уже куплено и ждёт своего часа. Нужна только ваша подпись.

– Вы её не получите, – в голосе Джейкоба были слышны стальные нотки. Он развернулся и зашагал по пустой в этот ранний час улице быстрым шагом.

Такого решительного отказа от еврея Питер не ожидал. Найдя в себе частички утраченного самообладания, он вновь подбежал к высокому мужчине и затараторил:

– Но сэр, мне поручено передать имущество в ваши руки.

Мальковский резко остановился и пристальным, немигающим взглядом уставился на юриста.

– Питер, должно быть, ты меня не понял? Я не поставлю никакой подписи, ясно? – прогремел Мальковский. – Вот тебе новое поручение от меня: верни эти бумаги владельцу, а ко мне больше не приставай.

Этих слов было достаточно, чтобы осадить пыл молодого юриста. Убедившись в том, что за ним никто не последовал, Джейкоб пересёк дорогу и оказался на другой стороне улицы.

А Питер так и остался стоять, абсолютно обескураженный поведением еврея. На своей практике он повидал уже многое: бывших партнёров, которые грызутся из-за делёжки бизнеса; конкурентов, пытающихся обманным путём завладеть имуществом друг друга; разведённых супругов, тратящих свои нервы и деньги в спорах из-за жилплощади и ещё много чего непристойного. Но вот чтобы друг дарил своему другу целый бизнес, огромное состояние, а тот отказывался его принять – такое было в карьере юриста впервые.

Поэтому Питер продолжал стоять и провожать удивлёнными глазами еврея, спрашивая себя о том, кто этот странный, «не от мира сего» человек. Ведь за всю свою жизнь он ещё ни разу не повстречал того, кто бы ни поддался магии денег. И, быть может, никто не поверит, его рассказам об этом удивительном человеке и его поступке. Главное – он сам был свидетелем этого невиданного чуда.

Всё будет хорошо

Кларинда Николсон любила ранние утра. Приведя себя в порядок, она спускалась в свою просторную кухню и начинала готовить вкусный завтрак. Всегда сама, несмотря на возможную помощь мисс Крауберг. Что может быть лучше приготовленной руками любящей женщины овсяной каши с мёдом и фруктами, поджаренных до румяной корочки блинов с домашним клубничным вареньем и только что сваренного ароматного кофе?

Убедившись, что все сыты и довольны, Кларинда выходила в сад с чашечкой зелёного чая, устраивалась поудобнее в беседке, окружённой фиолетовыми петуниями, белыми и алыми розами, жёлтыми лилиями и пышными розовыми пионами. Здесь, в окружении первозданной природы она чувствовала себя по-настоящему живой. Ей нравилось проводить осмотр цветов: поливать кусты, аккуратно подрезать засохшие бутоны и складывать осыпавшиеся лепестки в корзину. Кларинда никогда их не выкидывала, а распределяла тонким слоем на подоконнике, чтобы те подсохли. После чего она отправляла разноцветные лепестки в красивые банки, добавляя другие сухоцветы, и ставила их на видное место. Так в доме всегда чувствовалась атмосфера лета и тепла.

Это увлечение передалось Кларинде от матери. Её звали Сяо Мэй, и была она весьма красивой женщиной. Поэтому американский подполковник не смог справиться с воздействием пленительных чар китаянки и женился на ней. Так на свет появилась Кларинда. Красавица-метиска после смерти матери была вынуждена переехать с отцом в штаты, хоть и покидать любимую родину ей было тяжело. Но жизнь обрела новый смысл после женитьбы и рождения ребенка. Миндалевидные глаза сына говорили о его происхождении, поэтому со сверстниками, которые надсмехались над «полукровкой», общение у Криса не ладилось. Зато сразу наладилось с дядей Джейкобом, который на горьком опыте знал, что такое – быть не в своей тарелке и не прижиться ни в родительском доме, ни в школе, ни в собственной семье, которая распалась после ухода жены. Именно поэтому Крис и Джейкоб так сдружились и обожали часы напролёт проводить за разговорами.