Цунами. История двух волн

Я коснулась узла узкого галстука у его ворота.

– Только ты мог приехать сюда в галстуке.

– Что не так с моим галстуком?

– Все так. Все, наконец-то, именно так как должно быть.

Молча стоять рядом. Наслаждаться полнотой пространства, пустого ранее, пространства, где не было тебя, а теперь воздух звенит, поет, ликует. Или это ликует мое сердце? От того, что ты рядом. Что по-прежнему смотришь на меня так, будто я вишневое пирожное, а ты зверски голоден. Что теперь, после того, как улеглось первое волнение от встречи, я чувствую как вихрь терзаний и сомнений в моей душе утих, и там наступило блаженное затишье.

Я предложила зайти в ближайшее кафе и поговорить за чашкой чего-нибудь горячего.

– Просто решил прилететь на выходные?

– Я должен просить прощения, что сделал это только сейчас.

Мы говорили о нас, о полете, о моем городе, из окна гостиниц, которого видно море. Говорили, перебивая друг друга, захлебываясь, смеясь и жестикулируя. Компания, за соседним столиком перешептываясь с любопытством, прислушивалась к нашему диалогу.

Постепенно знакомое напряжение начало опутывать меня своими нитями. Хиро говорил что-то, а я не могла отвести взгляда от его рта. Он вопросительно наклонил голову, перехватывая мой взгляд, и я почувствовала, как краска заливает мои щеки в ответ на непрошеные мысли. Он сидел напротив меня и томительное, мучительное желание дотронуться до него просто сбивало меня с ног.

– Все в порядке? Ты ведь рада меня видеть?

– Рада? – я уставилась в свой кофе. – Мне все время кажется, что ты мне просто снишься. Я могу откусить кусок чашки, от волнения.

Он положил руку ладонью вверх, и я погладила подушечки его пальцев. Тягучее, сладкое ощущение. Он спрятал мою руку в своих ладонях и не отпустил, когда я попыталась забрать ее. Наши взгляды встретились, и я поняла, что больше не могу говорить ни о чем, мысли просто растворялись в моей голове, словно жемчужины в уксусе.

Не размыкая пальцев на моих запястьях Хиро, вдруг сказал по-японски:

– Не хочешь посмотреть на мой номер? – а потом снова по-английски – я попытаюсь организовать для тебя экскурсию. Я нервно сглотнула и кивнула еще до того, как он успел договорить.

Не касаясь друг друга, мы вошли в гигантский холл. Я мысленно присвистнула, отель действительно выглядел впечатляюще.

В стеклянном лифте я впилась ногтями в ладонь и изо всех сил старалась рассматривать проплывающие отметки этажей. Хиро веселила моя нервозность. Он оперся плечом о стенку лифта в двадцати сантиметрах от моего лица и наклонив голову следил за выражением моего лица с легкой улыбкой.

– Ты знаешь, твое выражение лица, оно очень провоцирующее.

Двери открылись.

– Это холл, – официальным тоном начал он. – Вот здесь ковер, а тут вазы.

– Мне нравится ковер, – мои губы пересохли и с трудом слушались, – он такой красный.

Мы остановились перед дверью его номера.

– Замечательные номера с отделкой под старину, – он отпер дверь и пропустил меня вперед. Очень медленно вошел следом и аккуратно закрыл за собой дверь. Я помню это как-то смазано. Щелчок запирающейся двери. Хрусткий поворот ключа. Звон ключа падающего на пол и через секунду я уже у него в руках, прижата к стене, я больше не могу дышать, его губы впиваются в мои.

Он так и не поставил меня на пол, умудрившись избавиться от всей одежды ни на секунду не оторвавшись от моего рта. Отчего-то ледяная поверхность стенных панелей под моей спиной, упругая гладкость его спины и плеч под моими руками. Это было похоже на ураган. Ноябрьский ураган, унесший остатки моего разума, размазавший мое сознание по холодной гостиничной стене.

– Хочешь, я попрошу, чтобы принесли еще одно одеяло? – я покачала головой. Он закутал меня в одеяло, и держал на коленях, сидя в изголовье гостиничной кровати. Номер был довольно большим, пол покрывал пушистый и мягкий на вид ковролин. Но мы до него так и не дошли.

Я провела пальцем вдоль кровоподтека на его губе.

– Это я? Какой кошмар, – он дотронулся до укуса языком и засмеялся.

– Я бы с удовольствием просыпался с подобными метками каждое утро.

– Когда ты рядом разум совсем меня покидает, – я покачала головой. – Наваждение какое-то.

Он убрал прядь моих волос за ухо и ласково коснулся пальцами моей шеи.

– Я каждый раз бегу к тебе, не разбирая дороги. Пару раз я просто катался по городу и неожиданно обнаруживал себя под окнами дома, где ты жила. Я думал, что наша разлука дастся мне легче.

– Не могу сказать, что мне неприятно это слышать, – я задумчиво плотнее запахнула одеяло и отстранилась от него. – Ты мог бы закрыть глаза?

Он послушно опустил веки. Теперь я могла какое-то время беспрепятственно смотреть на его лицо. Пряди темных волос падали немного иначе, чем в нашу первую встречу, оттеняя золотистую кожу. Я приложила свою руку к его щеке – моя кожа была светлее и розовее. Я провела пальцем вдоль его густых бровей, спустилась вдоль носа к ямочке над верхней губой.

– Это безнадежно

– Что безнадежно? – он открыл глаза.

– Ты. Я не могу придумать, что бы можно было в тебе переделать, чтобы ты стал лучше. Раньше, когда я ездила в автобусе на учебу, особенно по утрам, я развлекалась тем, что представляла, как можно исправить окружающих людей, чтобы они стали красивее. Уменьшить нос, очистить кожу, изменить цвет волос, прическу. Заменить огромные торчащие уши на аккуратные небольшие. Но тебя я не могла бы исправить. – Хиро серьезно покачал головой.

– Это потому, что ты любишь меня. Когда любишь человека, то перестаешь измерять его идеальными стандартами. Людям не нужны идеальные прически и ровные носы, чтобы быть красивыми. Самые нелепые на твой взгляд уши могут придавать их владелице такую изюминку, что она не согласилась бы променять их на обычные даже с доплатой.

– Ты перегибаешь палку. Конечно, индивидуальность придает шарм, но быть красивым легче, чем наоборот. Красивых любят, к ним изначально относятся с симпатией, им многое спускают за внешность и обаяние.

– Может быть. Но в итоге, ведь это только мешает?

– Почему мешает?

– Легче ошибиться. Принять симпатию за любовь, а красота не вечна. Когда она уйдет, кто останется рядом?

Я немного нервничала, но все равно спросила.

– А откуда ты знаешь, что то, что между нами настоящее? Вдруг мы тоже ошибаемся? Думаем, что любим, а на деле, просто поглощены тем, насколько увлекательно встречаться с иностранцем?

– Я же жил среди иностранцев несколько лет. Сам факт неяпончества не вызывает у меня особого восторга. Я чувствую это по-другому, чувствую тебя по-другому. Есть остальные люди, и есть ты. Когда тебя нет рядом, это словно в темноте погасили ночник.

– Звучит немного пошло. У тебя бывает такое чувство, открываешь рот, но не можешь подобрать слов, чтобы выразить в реальность свои мысли? Думаешь, что бы я ни сказал, это уже было. Люди точно уже говорили об этом этими же или похожими словами. Уже клялись друг другу в любви и верности, но в результате ничего не получали. То есть слова уже испорчены, осквернены. Будет ли мой рот испорчен, если я произнесу их? Имеют ли они смысл, если все равно не работают?

– Тогда просто молчи. Если нет нужных слов, просто будь рядом со мной, чтобы твое сердце билось вот тут, – он прижал ладонь к груди. – Это честнее и яснее любых слов

Я села на кровать рядом с ним.

– Почему мы разговариваем об этом так просто? Разве это не странно сидеть и обсуждать, такую ерунду?

– Я так давно тебя не видел, что готов говорить о чем угодно лишь бы просто тебя слышать. Но когда ты так сидишь, – только тогда я заметила, что одеяло сползло, – мне трудно сосредоточиться на разговорах.

– У нас всего два дня, – я откинулась назад и позволила одеялу соскользнуть еще больше, словно потянувшись за невидимой нитью, он последовал за мной. Запертые в этих жестких рамках ограничивших наше "вместе" полусотней часов мы наконец потеряли остатки человечности. Даже его голос стал звучать ниже, когда он произнес:

– Тогда не будем терять времени?

Разумеется, на японский я не пошла, мне казалось, что наличие Хиро это вполне компенсирует. Тем не менее, подводить девочек на работе мне не хотелось, да и сам Хиро резко высказался против изменения моих планов. Он сказал, что вполне может поработать у нас в кафе.

Наше появление произвело на девочек забавный эффект. Вначале они просто были сражены фактом, что за столиком у окна сидит "тот самый Нинин бойфренд", потом они начали смущаться и отказывались подходить знакомиться ссылаясь на незнание языка, а потом столпились за стойкой вполголоса обсуждая Хиро, ну и меня заодно.

Я не сердилась, во-первых я была слишком счастлива и расслаблена, а во-вторых они были такими милыми, словно дети, увидевшие неведомую зверушку.

– Нина, он действительно симпатичный, – Агата помогала мне с заказом. – Такие ямочки на щеках, когда улыбается, и одет с иголочки, нереально стильный. Я определенно понимаю, что ты в нем нашла.

Хиро устроился в кресле с ноутбуком и записной книжкой. Он действительно работал, я тоже занималась своими делами, но иногда я чувствовала на себе его взгляд и мы встречались глазами. Я могла коснуться его руки, проходя рядом или поговорить, пять минут, когда не было посетителей. С чашкой кофе, удобно закинув ногу на ногу, он выглядел таким уютным, словно каждый день проводил здесь.

Даже больше, он выглядел так, словно все кафе принадлежало ему, и мы суетились вокруг исключительно ради его личного удовольствия.

– Спасибо, что приехал, – он удивленно посмотрел на меня, – ты делаешь меня очень счастливой.

– Дурочка. Ты же уже дважды прилетала ко мне, должно же быть какое-то равновесие.

Я вытирала столы перед закрытием.

– В первый раз я прилетала не к тебе!

– Значит второй раз ко мне? – я молча одарила его долгим взглядом.

После закрытия мы долго-долго гуляли по улицам. Моя рука в его руке, ноябрьский ветер насквозь продувает мою куртку, но мне все равно. В Токио еще тепло, листья только начали осыпаться. Каждое мое утро начиналось с двойного прогноза погоды. Что у тебя за окном, Хиро?

– Тебе сложно учиться? – его голос вывел меня из задумчивости.

Я неопределенно пожала плечами. Я могла бы рассказать ему, что в последнее время мой индикатор активности зашкаливает, но я стеснялась хвалить себя.

– Нет. Не то чтобы сложно. Иногда бывает скучно, потому, что кажется, будто бы нас учат тому, что под руку пришлось. Никакой практической пользы.

– Ты занимаешься тем, что тебе не нравится?

– Не то чтобы не нравится, не вызывает восторга.

– А что вызывает? Кроме меня, разумеется, – он широко ухмыльнулся.

В последнее время я много думала об этом. Поступая в университет беспечной шестнадцатилетней девчонкой, я ткнула пальцем в небо и промазала. Моя профессия не вызывала ни малейшего отклика в душе. Знания оседали мертвым грузом, словно намокшие книги в шкафах разрушенного здания.

Наверное, тем, кто мечтал о профессии с детства, было легче. Но у меня не было такой мечты. Я не читала энциклопедий по астрономии, не проводила археологические раскопки, не устраивала куклам обедов из трех блюд и компота. Цифры не волновали меня, история навевала скуку. Должно быть я просто бесполезный человек единственное удовольствие от жизни, которого – ощущать мир кончиками пальцев.

– Я люблю прикосновения, – вдруг вырвалось у меня.

– Прикосновения? – он выжидательно посмотрел на меня.

Я наклонилась и сорвала с клумбы пучок жесткой засохшей травы. Разровняла его на ладони, разгладила и, взяв пальцы Хиро, провела ими вдоль ребристых волокон.

– Я люблю ощущение разных материалов под моими пальцами. Их упругость, разницу в теплоемкости, структуру поверхности. Вот только за это не платят.

Я горько усмехнулась, но он очень серьезно взял меня за плечи и развернул к себе.

– Нина, я хочу, чтобы ты очень серьезно обдумала это. Если ты любишь что-то, нужно придумать, каким образом можно применять это в своей деятельности. Работа которая делает тебя счастливой всегда будет приносить доход, кроме того она дает энергию.

– Это звучит очень не по-японски – работа приносящая удовольствие. У тебя есть идеи?

– Есть, но я не буду их озвучивать. Ты должна придумать сама, я не хочу тебя подталкивать.

Я смотрела на носки сапог.

– А если у меня не получится? Ты будешь меня презирать?

– Не мели чушь! Если у тебя не получится, я помогу тебе. И буду помогать, пока не выйдет.

Мы расстались в такси около двенадцати. Я сказала таксисту, куда его отвезти и перед тем как уйти в подъезд открыла дверцу.

– Просто чтобы ты знал. Я научилась жить без тебя, я могу это делать. Но это не значит, что мне это нравится.

Он кивнул, и его глаза сверкнули, как будто он сдерживал смех.

Папа уже лег, а мама смотрела фильм на кухне.

– Ты что-то поздно сегодня, все в порядке? – я кивнула.

Сколько бы мне не было лет, она всегда ложится спать, только когда я вернусь. Я с нежностью коснулась губами маминых волос. Включила чайник и ушла в ванную. Я знала, что мама заварит мне чай и правда, когда я через двадцать минут вышла чистая с влажными волосами на столе меня ждала кружка с чаем остывшим как раз до оптимальной температуры.

– Хиро прилетел.

Она подняла на меня изумленный взгляд.

– Сюда? Где он?

Я назвала отель, и она неодобрительно покачала головой.

– Жутко дорого же. Почему не зашли к нам?

– Завтра он обязательно зайдет, не хотели беспокоить вас посреди ночи.

На мамином лице появилось мечтательное выражение.

– Ты, наверное, с ума сходишь от счастья? Ты знала, что он приезжает или это был сюрприз?

– Сюрприз. Он всего на два дня, – в моем голосе незаметно смешались гордость и сожаление. Гордость потому, что впервые ради меня кто-то преодолевает такое расстояние просто ради выходных вместе. Сожаление, потому что выходные вместе это все, что мы могли себе позволить.

– Пусть обязательно заходит к нам завтра. Что же мне приготовить? Господи, я же не готовлю ничего из традиционно русской кухни, Нина, тебе должно быть стыдно за свою мать. Нужно было предупредить меня, мы бы купили что-то, может завтра успеем съездить в магазин с утра.

– Ты тараторишь совсем как я, – я со смехом помотала головой. – Не нужно ничего придумывать, ты же собиралась сырники делать, вот и отличный завтрак будет. Я уверена, он ничего подобного не пробовал.

Мама ушла спать, но по ее лицу я видела, что обдумывание меню продолжается. Завтра будет весело.

Я осталась сидеть у кухонного окна. Положив голову на сложенные руки, я смотрела на покачивающиеся ветви и по привычке скучала. Мне было мало, всегда мало, мне недоставало его, даже тогда когда мы были максимально близко, когда границы между нами практически не существовало. Даже тогда я скучала по нему. Мое сознание мерило шагами городские улицы, устремляясь к огоньку в окне его номера, я уверена, он еще не спал.

В час ночи мама появилась в дверном проеме и неодобрительно покачала головой.

– Возьми такси.

– Что? – я конечно не в семье квакеров росла, но мамины слова меня изрядно поразили.

– На тебя невозможно смотреть, вызывай такси и уезжай с глаз моих долой, – я подпрыгнула и повисла у нее на шее.

Меня не нужно было уговаривать. Уже через полчаса я стучала в его дверь.

– Отвратительный сервис, меня даже не спросили к кому я.

Хиро в халате стоял в дверях, словно раздумывая пускать ли меня внутрь. Я внезапно почувствовала смущение. Он ведь даже не звал меня, чтобы я вот так приезжала среди ночи.

– Я зашла пожелать спокойной ночи, ладно, я пойду, наверное, – я развернулась но прежде чем успела сделать шаг он втащил меня внутрь и запер дверь.

– Ты с ума сошла, куда собралась! Думаешь, я тебя отпущу?

– Ты не выглядишь довольным, может быть, я тебе помешала.

Он нахмурился.

– Я просто не уверен, что это понравится твоим родителям.

– Хватит переживать за меня, я большая девочка! Родители в курсе, они не против.

Складка на его лбу разгладилась, и губы обнажили ровный край зубов в довольной улыбке. Я вдруг поняла, что стою около той самой стены и почувствовала, как румянец заливает мои щеки. Он проследил за моим взглядом, и его улыбка стала еще шире.

– Ты краснеешь! Мне нравится, когда ты смущаешься.

– Почему ты еще не спишь? Уже почти завтра.

– Заканчивал кое-что по работе, – я неодобрительно покачала головой, он взъерошил рукой мои волосы, – но ты как раз вовремя.

Он размотал мой шарф и расстегнул куртку, заботливо оберегая мой подбородок от молнии, повесил одежду в стенной шкаф. Потом присел и стянул с меня сапоги.

– Хорошим мальчикам после полуночи привозят подарки!

Я переоделась в захваченную из дома футболку и могла нырнуть под одеяло. Хиро погасил лампу и мы, наконец, остались в том идеальном "нигде", о котором я так долго мечтала. Он по-звериному долго и сладко потянулся, так, что я, кажется, даже слышала пощелкивание суставов во всем его гибком сильном теле. Нежное и бережное звено его рук оплело меня, на секунду я даже потеряла способность двигаться. Моя рука привычно скользнула на основание его шеи, пересекая линию роста волос, другая легла на левую ключицу. Теперь его сердце билось прямо под моей ладонью. И тогда я заплакала. Счастье и облегчение, охватившие меня были невыносимыми. Я так не плакала уже давно, я не плакала так сильно с момента нашей первой встречи. Я плакала и прижималась к нему все крепче, мои пальцы должно быть снова оставили на его коже красные отметины. Я плакала от счастья, от предвкушения новой разлуки, от эмоций переполнявших меня. Он просто гладил меня по волосам и спине и шептал "шшш" в мое ухо, давая мне выплакать свинцовый слиток, накопившийся за два месяца на дне моего желудка. Когда я успокоилась, и дрожь оставила мое тело его поглаживания стали настойчивее, губы нашли в темноте мой рот, заплаканные щеки, и я рванулась к нему, словно стремясь стереть любовью свой страх.

Просыпаться в этой постели, полной нашим теплом, когда мои руки, привычно хватая пустоту, вдруг касались его кожи. Окунуться в вечность, нарисованную твоими пальцами. Раскрошенную между нашими телами, рассыпанную невесомой пудрой по дороге домой.

Мы могли позавтракать в отеле, но час был уже не ранний, и я настояла, чтобы мы приняли мамино приглашение на завтрак.

– Из-за того, что мы попираем все нормы приличия, я нервничаю, – я окинула его насмешливым взглядом.

– На тебе серый свитер.

– И?

– Почему в сером свитере ты все равно выглядишь как кинозвезда? Я же видела, ты даже не смотришь, что надеваешь!

– Может быть, я всю ночь думал, что надеть! Хотя нет, – он подмигнул мне, – ночью мне было не до этого.

Мама открыла перед нами дверь, прервав поток моих неразборчивых возмущений. Я снова представила их друг другу, уже в реале, папа обменялся с Хиро теплым рукопожатием. Мы прошли в зал, Хиро с любопытством изучал нашу квартиру. Ему еще повезло, что он не застал старого варианта дизайна "стенка напротив дивана". Когда обмен приветствиями закончился, он расстегнул рюкзак.

– Это от меня и моих родителей, – я понимала, что его родители ни сном, ни духом о происходящем, но все равно была тронута, что он упоминает о них.

Первая коробка ушла к Ромке, который примостившись напротив Хиро сверлил его любопытными глазами.

– Иксбокс! Иксбокс, папа! – мы с отцом синхронно устремили на Хиро укоризненный взгляд.

– Это слишком дорогой подарок для десятилетнего ребенка, – зашипела я.

– Это был мой единственный вариант, я понятия не имею, что дарить детям! – Ромка почувствовал, что заветная коробка может уплыть от него и под шумок скрылся с ней в комнате.

Маме досталась подвеска с жемчугом, а отцу набор каких-то странных инструментов, при взгляде на которые, его лицо приняло совершенно такое же выражение, что было у Ромки парой минут ранее.

Мама принялась накрывать на стол, по такому поводу мы завтракали не на кухне, а в гостиной. При виде блюд на столе у меня округлились глаза. Селедка под шубой, жаркое, холодец, борщ, драники.

– Мам, ты перестаралась. Так недолго и несварение желудка получить! Какой холодец в десять утра!

– О, это я уже ел! – Хиро наблюдал за прибывающими тарелками с детским энтузиазмом.

– Ты пробовал борщ?

– Нина готовила.

– И ты выжил? Катя, оказывается, Нина умеет готовить! – я швырнула в него диванной подушкой.

Про то, как Хиро ел, можно было снимать фильм. Он пробовал каждое блюдо серьезно, как профессиональный дегустатор. Я видела, что наиболее противоречивые эмоции у него вызвала селедка под шубой.

– Очень странно, – шепнул он мне, когда мама вышла на кухню.

– Это мне говорит человек, который любит сырую конину?

– Ты тоже полюбишь!

– Я не буду это пробовать, даже не думай!

Маринованные грибы были бесспорным фаворитом. Потом мы пили чай, смотрели мой детский альбом, где было слишком много компрометирующих фото. Зачем снимать маленького ребенка в неловких ситуациях? Конечно, чтобы показать жениху! Но даже это не могло испортить мне настроения. Хиро был своим в нашем доме, мои родные приняли его, словно он был частью нашей семьи. Он больше не был инопланетянином, моя мама клала добавку на его тарелку, папа расспрашивал о последних новостях в области связи, Ромка звал поиграть с ним в новообретенный иксбокс.

И он как всегда естественно ел, болтал, шутил, играл, растянувшись на старом ковре Ромкиной комнаты. Его длинные ноги почти упирались в дверь, я увидела эту картину, выйдя из кухни с посудным полотенцем и вдруг поняла, что он вписался в мою реальность гораздо лучше, чем русские мальчики, которых я не торопилась звать домой. Стены между нашими мирами поддавались легкому нажатию его руки.

Я видела, что мама очень довольна. Она напевала, что было редкостью, и вообще расслабилась. Я понимала, что до сих пор она сомневалась, что мой парень существует, но вот он лежит на полу Ромкиной спальни и он пришелся ей по душе.

Позже он уютно развалился в подушках на моей кровати, разглядывая мою комнату, которую до этого видел миллион раз во время разговоров по скайпу.

– Интересная стена, – он провел пальцами по выкрашенной в бледно-лиловый цвет поверхности. Я тоже дотронулась до нее.

– Это сенсорная стена.

– Сенсорная? – я кивнула.

– Я сделала ее сама. Вот здесь песок, тут рваная бумага, здесь я наносила краску губкой в несколько слоев. Краска везде одна и та же, но из-за разницы в обработке поверхность получается разной на ощупь и по-разному отражает свет.

Я отвела его к окну, чтобы он увидел разбегающиеся от центра линии.

– Это интересно, – он снова сел на кровать и закрыв глаза провел вдоль линии рукой. Я взяла телефон и сфотографировала его вот так, сидящим на моей кровати, словно мальчик из соседнего подъезда, задумчиво прикусывающим воротник своего свитера.

– Мама говорит, что в прошлой жизни я, наверное, была слепой, при моей маниакальной страсти к ощупыванию!

– Тебе определенно стоит подумать в эту сторону.

– В сторону слепоты?

– В сторону взаимодействия с материалами, ты меня фотографируешь? – я спрятала телефон за спину. В это время раздался звонок и я услышала Ритин голос в прихожей. В том, что она зашла не было ничего удивительного, но она зашла без звонка. Потому что хотела получить возможность взглянуть на моего парня, а если бы она позвонила, я могла бы попросить зайти в другой раз. Я улыбнулась своим мыслям.

Рита впорхнула в комнату, вся в упругих блестящих кудряшках, благоухая малиной и зеленым чаем, с румянцем на щеках.

– Холодина какая, Нина прости, я не знала, что у вас гости.

– Знала. Ты разговаривала с Агатой, – она смутилась и виновато улыбнулась.

– Хиро – это Рита, моя подруга. Ужасно хочет с тобой познакомиться. Рита, ну ты в курсе.

Он приветственно помахал рукой и подтянул колени к груди.

– Ээ, при-приятно познакомиться, – она опустилась на стул и одарила его нежной улыбкой. Ритина гимназия была одной из лучших в городе и знания английского, полученные из школы, насколько я помнила, были вполне приличными.

Я видела, что она шокирована. Мне трудно было судить насколько Хиро привлекателен для других, я была слишком восприимчива к его обаянию и не отделяла его внешность от того колкого электричества, которое вспыхивало во мне, когда мы были рядом.

Судя по тому, как Рита выпрямилась, как кокетливо поправила волосы и бросала взгляды из под длинных ресниц для нее Хиро выглядел вполне приемлемо. Я внезапно разозлилась, она только вошла, но уже принялась флиртовать. Я помнила, что это поведение включается у нее автоматически, как реакция на любую половозрелую мужскую особь, но в этом случае я не собиралась молча наблюдать.