
Полная версия
Песня для Корби
– Интересно, что за жмурик, – сказал Комар.
Корби представил, как протягивает руку. Его дрожащие пальцы замерли над затянутым в резину лицом мертвеца.
«Да, интересно, – подумал он, – что это за жмурик? Что там будет, если поднять брезент? Может, там уже нет лица, его соскоблили ножом или вытравили кислотой? А может быть, там тот, кого ты знаешь».
– Его задвигают, – сообщил Паша. – Корби, хочешь посмотреть?
Корби заторможено оглянулся на своих старых друзей. Он видел, как Паша сует ему в руки бинокль. Тот был огромный, тяжелый, с рифленым корпусом из черного металла. С какими-то кнопочками и колесиками на боку.
Корби вспомнил, как четыре года назад чужой человек обругал его за то, что он, мальчишка, смотрел на разбившуюся машину своих родителей. Но даже если тот мужчина был неправ на его счет, он был прав насчет всех остальных, кто пришел туда поглазеть.
Корби повернулся к Паше, взял у него бинокль и вдруг импульсивно швырнул его об пол балкона. Тяжелый прибор с грохотом упал на кафель. Одна из плиток раскололась, а из металлической рампы бинокля выпала стекляшка окуляра.
Корби не хотел таких разрушений. Он сам немного испугался того, что сделал. Он стоял дрожащий, прижавшись спиной к боковой стене лоджии, и смотрел на трех людей, которые когда-то немало для него значили.
– Срань господня, ты разбил его, – сказал Комар.
– Это не цирк, – ответил ему Корби.
Аня села на корточки и подняла стекляшку окуляра.
– Ты сумасшедший, – растерянно произнес Паша.
– Там умер кто-то! – закричал ему в лицо Корби. – А вы пялитесь на носилки с трупом, как на бесплатное шоу!
Ему никто не ответил. В наступившей тишине Комар издал странный смешок. Аня пыталась вставить стекло обратно в бинокль. Ее руки немного дрожали.
– Люди всегда пялятся, – истерично продолжал Корби. – Они смотрят мертвым в глаза, или на крышку гроба, или на разбитую машину. Им не больно. Им это нравится.
– Старый добрый Корби вернулся, – сказал Комар. – Теперь я вижу.
Аня не смогла установить окуляр на прежнее место и просто поднесла бинокль к глазам.
– Одна половина работает, – как-то странно сказала она. – Я обещала Сане, что с этой штукой ничего не случится.
– Может, получится починить? – спросил Паша.
Аня перевела взгляд на Корби.
– Уходи, – потребовала она. – Я верну тебе твою одежду, и вали отсюда.
– Никуда он не пойдет, – сказал Комар.
– Это мой дом, – огрызнулась Аня.
Корби молча открыл балконную дверь и вернулся в комнату. Комар бросился вслед за ним.
– Никуда ты не уйдешь, – повторил он, хватая Корби за руку.
Подростки остановились. В комнате было тепло и сухо. Комар потирал плечи, а Корби просто стоял на пушистом ковре и медленно согревался. Вслед за ними с балкона вернулись Паша и Аня.
– Сними одежду моего отца, – сказала Аня.
Корби посмотрел на нее. Ее лицо было диким, взбудораженным, на щеках горели красные пятна.
– Ты кончаешь на цацки своего бойфренда, – взвился на нее Комар, – а на человека тебе насрать. А он, черт подери, прав. Мы вели себя, как говно. Люди всегда пялятся.
– Зачем ты его защищаешь? – спросила Аня. – Мы его не знаем. Он неизвестно кто. Он не появлялся четыре года. Он жил неизвестно как, неизвестно чем.
Корби медленно начал расстегивать рубашку.
– Пусть он хотя бы поест, – заступился за Корби Паша. – Я готовил на четверых.
– Пусть он убирается, – ответила Аня и села на кровать своих родителей. Она все еще сжимала бинокль в руках. К ее лбу прилип локон промокших от дождя волос.
– Ты можешь орать про свой дом, – сказал ей Комар, – но жрачка куплена на общие бабки и приготовлена не тобой. Так что он будет есть.
– Нет, я пойду, – пробормотал Корби. – Она права. Мы чужие.
– На хрена ты разбил бинокль? – спросил у него Паша. – Можно было просто сказать, что мы не правы.
– Так получилось, – ответил Корби. – Я в последние дни все делаю неправильно. Я всех предаю и подвергаю опасности. Я ненормальный.
Его речь звучала глухо и странно. Он медленно стянул рубашку и бросил ее на кровать рядом с Аней.
– Дай мне мои вещи, – попросил он.
– Да вы что, все вконец сдурели? – спросил Комар.
– Одень рубашку, – зло сказала Аня.
Руки Корби замерли на перетянутой резинке спортивных штанов. Он стоял, опустив голову. Бледный свет пасмурного дня свинцовыми бликами ложился на его хрупкие плечи.
– Будет то же самое, – сказал он. – Вы меня возненавидите.
– Я начинаю понимать, как он оказался босым и избитым, – сообщил Комар.
Паша принюхался.
– Картошка горит! – воскликнул он и выскочил из комнаты.
– Ну вот, жрачку испортили, – констатировал Комар.
– Я хочу знать, где ты взял свои темные очки, – неожиданно сказала Аня.
– Зачем? – спросил Корби.
– Не спрашивай, – ответила Аня.
– Мне их дал один человек перед тем, как я прыгнул с парашютом с крыши башни Северо-Запад, – сообщил Корби.
– Чего? – переспросил Комар.
– Это строящийся небоскреб в комплексе Москва-Сити, – объяснил Корби.
– Ты остаешься, – решила Аня. – Надень рубашку и иди есть.
– Ничего не понял, – пробормотал Комар. – Ты прыгал с парашютом?
– Прыгал, – подтвердил Корби. Он поднял с постели рубашку Аниного отца и надел ее обратно.
– Еда готова! – крикнул с кухни Паша.
– Пойдем, – Комар бросил на Аню тревожный взгляд и легонько дернул Корби за рукав, – пока она добрая.
Корби пошел за ним. Ему казалось, что мир вокруг него вот-вот снова обрушится в пустоту чужой смерти, что слезы заволокут глаза, что память о моментах счастья исчезнет. Он боялся, что может снова захотеть убить себя.
Он понял, что запутался. Жизнь и смерть. Они были так близко. Они дышали друг другу в лицо. Веселые, молодые, красивые люди, его бывшие лучшие друзья, только что с азартом смотрели, как из их подъезда выносят чужой труп.
«А разве я вел себя иначе? – спросил себя Корби. – Когда я подумал, что это не мои родители погибли, я все равно решил перейти дорогу, чтобы взглянуть на мертвых. И потом, когда погиб Андрей, все было таким странным. Сначала его смерть вызывала только удивление и дурацкие мысли».
Комар и Корби вошли на кухню. Паша оглянулся на них. Его взгляд на секунду задержался на лице Корби, потом он снова занялся сковородкой.
– Картошка пережарилась, – сообщил он.
– Съедим, – сказал Комар.
***
Молчание. Запах еды. Горка золотистой картошки, вокруг нее – полумесяц красных, сочащихся жиром колбасных долек. Корби не ел уже сутки. Он должен был бы сходить с ума от голода, но вместо этого он сидел и отчужденно смотрел на свою еду.
Он забился в самый угол. Комар достал из холодильника банку пива, взял у Паши свою порцию и устроился рядом с Корби. Аня пришла на кухню только через несколько минут, взяла еду и села напротив них. Паша поставил перед Корби полную тарелку и последним опустился за стол.
Корби пришло в голову, что все ненавидят его потому, что он не рассказывает им одну-единственную вещь, которая объясняет все его поступки. Из-за этого он виноват перед своими новыми лучшими друзьями. Из-за этого он может сейчас навсегда потерять своих старых лучших друзей. «Но я не смогу», – подумал Корби. Его лицо дернулось.
Есть начал только Комар. Аня наколола картошку на вилку, но отложила ее и снова стала перебирать на плеере музыкальные треки. Паша, хмурясь, выдавливал майонез на край своей тарелки.
– Четыре года назад… – начал Корби, и оборвал.
– Что? – спросил Комар.
– Я делал уроки, – сказал Корби, – и услышал, как на улице затормозила и разбилась машина. Я подошел к окну. Я видел место аварии, но не понял, что это машина моих родителей.
Паша поднял голову от тарелки и прямо посмотрел в глаза Корби. Что-то изменилось в его лице. Палец Ани замер на экране плеера. Корби почувствовал руку Комара у себя на плече.
– Эй, приятель, – сказал тот, – может, не надо? У тебя страшное лицо.
Корби медленно покачал головой.
– Я должен объяснить, почему разбил бинокль, – ответил он, – и почему не звонил четыре года.
Он нечаянно коснулся столового ножа, лежащего рядом с его тарелкой. Его рука так тряслась, что лезвие выбило из фарфора мелкую звонкую дробь.
– Я сейчас поем, – обещал Корби, – но сначала договорю. Прошло полчаса, а потом эта машина стала казаться мне похожей. Я позвонил родителям на сотовые и на работу. Сотовые молчали, а на работе мне сказали, что они уехали час назад.
– Давай ты все-таки поешь, – странным голосом попросил Паша.
Аня замерла и смотрела в стол.
– Послушай, расслабься, все окей, – говорил Комар.
– Дай мне сказать, – потребовал Корби.
Комар замолчал.
– Я вышел на улицу, – продолжал Корби, – и дошел до дороги.
– Я не люблю душещипательных историй, – сказала Аня, – и события, случившиеся четыре года назад, не повод ломать дорогие мне вещи.
– Ну ты и сука, – тихо произнес Комар.
– Не стоит тебе меня оскорблять, – с тихой яростью ответила Аня.
– Там собралась толпа зевак, – сказал Корби, – и они пялились на три трупа. Один – какого-то парня. И два в машине – моих родителей.
– Хватит, – попросила Аня.
– Насчет бинокля я закончил, – сказал Корби.
Он начал есть. Он жевал и чувствовал, как истерика понемногу оставляет его. Сначала его руки так дрожали, что он боялся вилкой проткнуть губу, но потом тремор прошел. Комар отлил Корби пива в чашку, и подросток сделал пару больших глотков.
– А как ты вообще оказался в наших краях? – осторожно спросил у него Паша.
– Босой и в темных очках, – добавил Комар.
– Я хотел бы об этом забыть, – мрачно сказал Корби.
– Мы знаем, что ты неплохо закончил школу, – сообщил Паша.
– Я узнал об этом позже вас, – заметил Корби.
– Я сказала ему про результаты, – пояснила Аня.
– Какую музыку ты теперь слушаешь? – спросил Комар.
– Разную, – ответил Корби, – но, в общем, рок.
– На концерты ходишь? – поинтересовался Комар.
– Только на бесплатные, – сказал Корби. – Денег нет.
– А живешь с кем? – полюбопытствовал Паша.
– С дедом, – ответил Корби.
– А как личная жизнь? – поинтересовался Комар.
Корби посмотрел на него долгим взглядом.
– А что? – спросил он.
– Просто, – сказал Комар.
– Была, – сообщил Корби.
– Хочешь куда-то поступать? – поинтересовался Паша.
– Не решил еще, – ответил Корби. – Это что, допрос?
– Мы давно тебя не видели, – за всех ответил Комар.
– Лучше расскажите, как у вас дела, – предложил Корби.
Повисла пауза.
– Пусть Аня начнет, – решил Комар.
– С чего это? – спросила Аня.
– Дамы вперед, и хватит дуться, – ответил Комар.
Аня пожала плечами.
– Я закончила десятый класс, – сказала она, – катаюсь агрессив инлайн. И у меня все нормально.
– Катаешься что? – спросил Корби.
– Экстремальные ролики, – объяснила Аня.
– У нее все экстремальное, – прокомментировал Комар, – особенно парень.
– А, вспомнила, – добавила Аня. – Еще я все время слушаю, как он говорит про моего парня.
– А агрессивные ролики, это как? – спросил Корби.
– Каталась на роликах по перилам школьного крыльца и сломала руку. Видишь? – Аня составила вместе свои запястья. Корби заметил, что выступающая косточка на одном из них чуть больше, чем на другом.
– Отец вправил мне мозги, – продолжала она, – и потом я два года училась у ребят в скейтпарке. Теперь без травм катаюсь везде и по всему.
Корби кивнул.
– А вы как закончили? – спросил он у Паши и Комара.
– У меня пять только по физкультуре, – сказал Паша, – но это как раз то, чего я хотел.
Корби вскинул на него глаза.
– Звучит не очень, – отметил он. – Так можно попасть в армию.
– Я хочу поступать в физкультурный, – объяснил Паша.
– Серьезно? – удивился Корби.
Великан кивнул.
– Хочу стать преподавателем системы Пилатеса, – сказал он.
– Сейчас он спросит, системы чего, – предупредил Комар.
– Системы чего? – спросил Корби.
– Кого, – ответил Паша. – Это человек.
– В любом случае я о нем не знаю, – признался Корби.
– Он разработал систему контроля над телом, – объяснил Паша. – Это когда ты не просто делаешь зарядку, а учишься узнавать и настраивать каждую свою мышцу.
Корби поднял брови.
– Он мне показывал видеозапись, – сказала Аня. – Это просто фитнес.
– Пилатес погиб в восемьдесят три года, когда вытаскивал из своей горящей студии шестисоткилограммовые тренажеры, – ответил ей Паша. – После обычной оздоровительной зарядки люди такого не делают.
– Старый спор и старые аргументы, – отметил Комар. – Плевать, что это такое. Если он станет инструктором, то будет зарабатывать три косаря в час.
– Ты уже этим занимаешься, или только хочешь начать? – спросил Корби.
– Я уже различаю по четыре группы мышц с каждой стороны своей спины, – сказал Паша.
– И еще он вкусно готовит, – заметил Корби.
– Спасибо, – улыбнулся Паша.
Корби был среди людей, у которых никто не умер. Не покалеченные, цельные, они не теряли попусту годы своей жизни. Они все уже знали, что будут делать в следующие несколько лет. Корби не завидовал им. Он был рад, что они есть.
– А ты? – спросил Корби у Комара.
– Я играю на электрогитаре, – ответил Комар, – но меня выгоняют из всех групп. Вот так.
– Что играешь? – уточнил Корби.
– Хардкор, – сказал Комар. – Гитары сейчас тоже нет. Я брал ее в кредит. Не заплатил бабки, и ее забрали обратно.
Аня фыркнула.
– Она надо мной смеется, – констатировал Комар, – а в косяке с гитарой виноват не я, а мои гребаные родители.
– Хорошо играешь? – спросил Корби.
Комар пожал плечами.
– Мне говорят, что я неправильно держу руки, – сообщил он, – а я отвечаю, что имел их в гробу. У меня есть несколько песен. Я ищу, с кем их можно исполнять.
– По-моему, он хорошо играет, – вставил Паша.
– А ЕГЭ? – поинтересовался Корби.
– Я сдал на пятерки химию, алгебру и английский, – ответил Комар. – Поступлю куда-нибудь. Буду делать пищевые добавки, чтобы от них все сдохли.
Тут раздался звонок в дверь.
***Корби вздрогнул. Все посмотрели на него.
– Что? – спросил он. – Просто звук такой же, как в моей старой квартире.
– Естественно, – рассудил Паша, – у вас же с Аней одинаковые квартиры. Только этаж разный.
Аня встала.
– Не знаю, кто это, – сказала она и вышла с кухни.
Комар совсем заглушил колонки. В наступившей тишине Корби услышал, как Аня разговаривает с кем-то через дверь.
– Кто там? – спросила она.
Ей глухо ответили несколько голосов.
– Хорошо, – наконец, согласилась девушка.
Щелкнул замок.
– Значит, вы наш участковый? – уточнила Аня.
– Да, – ответил густой мужской голос.
Корби встретился глазами с Комаром. «Все-таки они пришли за тобой», – было написано у того на лице.
– Мы бы хотели поговорить со всеми жильцами квартиры, – заметил другой полицейский. – Вы одна?
– Родители уехали в отпуск, – уклончиво ответила девушка. – А что случилось?
– Мы делаем поквартирный обход, – объяснил участковый.
– Зарезали пожилого мужчину, – добавила какая-то женщина.
Корби закрыл глаза. В темноте остались только голоса из прихожей и аритмичные удары усталого сердца. «Пожилого, – подумал он, – она сказала, пожилого. Это ерунда. Есть очень много пожилых людей».
– Местного? – уточнила Аня.
«Сейчас он скажет что-то, – подумал Корби, – наверняка не то, что я думаю. Любую вещь».
– Владельца пятьдесят седьмой квартиры, – ответил участковый. – Он здесь не проживал, только приезжал раз в месяц. Вы его знали?
– Нет, – как-то медленно ответила Аня.
Корби провел трясущей рукой по своему лбу и почувствовал холодный пот. Он по-прежнему сидел с закрытыми глазами. Ему некуда было падать, но все равно казалось, что он теряет равновесие. Его будто подняло на странной волне и бросило в невесомость. Земля уходила из-под ног.
– Вы видели что-нибудь? – спросил второй мужской голос.
– Нет, – снова ответила девушка.
– А сегодня утром из дома выходили?
– Нет, – опять сказала Аня. – У меня друзья закончили школу. Мы вчера гуляли. Я поздно встала.
– Вам еще нет восемнадцати? – уточнил участковый.
– Мне семнадцать, – сообщила ему Аня. – Я закончила десятый класс.
– А зовут Вас?
– Анна Ивановна Собелик.
– Вы здесь прописаны?
– Здесь.
– А ваших родителей зовут?
Аня назвала имена матери и отца. Корби сидел с закрытыми глазами и смотрел, как в темноте под веками вспыхивают искорки.
– Может быть, вы что-то слышали? – поинтересовался полицейский.
– Вроде бы нет, – ответила Аня. – Не знаю. Ну, то есть, что-то я всегда слышу. Это панельный дом. Стены тонкие.
– Крик, беготню, звуки борьбы, – предположил участковый, – падение каких-нибудь вещей.
– Нет, – сказал Аня. – А когда было убийство, сегодня или вчера?
– Часов в девять утра, – сообщил полицейский. – А почему Вы спрашиваете?
– Нипочему, – возразила девушка. – Просто в это время я еще даже не проснулась.
– Спасибо, – сказал мужчина. – Простите за беспокойство.
– Все нормально, – ответила Аня.
– Вот Вам моя визитка, – предложил участковый. – Если что-то вспомните…
– Конечно, – сказала девушка. – До свидания.
Она закрыла дверь. Корби медленно открыл глаза.
– Подождите-ка, – сказал Комар. – Пятьдесят седьмая квартира… Что-то знакомое.
– Да, точно! – подтвердил Паша. Он хлопнул себя рукой по лбу. – Это же прежняя квартира Корби.
В его голосе прозвучала идиотская радость догадки, но уже секундой спустя он изменился в лице и испуганно уставился на Корби.
– Срань господня, – тихо сказал Комар.
Аня вошла, комкая в руке белый квадратик визитки.
– Корби, – окликнула она.
– Я все слышал, – глухо ответил Корби. – Это мой дед.
Глава 20
Друзья
Корби сидел на кожаном диванчике, смотрел в одну точку и чуть покачивался всем телом взад-вперед. Аня, Комар и Паша смотрели на него.
– Не знаю, что сказать, – сказал Паша.
– Тогда помолчи, – предложил Комар.
Аня медленно села на стул напротив Корби.
– Я им про тебя не рассказала. Я все правильно сделала? – испуганно и как-то по-детски спросила она.
– Да, спасибо, – ответил Корби.
– Но ведь это не обязательно его дед, – предположил Паша. – Владелец квартиры может быть уже другой, или номером ошиблись.
– По крайней мере, мы знаем, что не Корби его зарезал, – отметил Комар. – В девять утра он крепко спал.
– Заткнитесь вы оба! – крикнула на них Аня.
В наступившей тишине Корби издал сухой смешок. Он вдруг понял, что меньше всего ждал того, что сейчас произошло. Даже весь последний час, когда мысль о смерти деда уже подкрадывалась к нему, он все еще воспринимал ее как нечто совершенно невероятное.
«Теперь я последний Рябин», – опустошенно подумал он.
– Тебе что-нибудь сделать? – спросила Аня.
Корби перевел на нее невидящий взгляд.
– Еще осталось мартини, – пояснила она.
– И банка пива в холодильнике, – добавил Комар.
– Не надо, – сказал Корби.
– Твой дед был ничего? – спросил Комар.
– Он говорил, что убил семнадцать человек, пока работал в КГБ, – ответил Корби. – Он был жадным, грубым уродом, пресмыкался перед властью и ненавидел все современное.
– Тогда, может, неплохо, что он откинулся? – поинтересовался Комар.
– Дурак, – обругал его Паша.
– Он поносил моих родителей, не давал мне денег, пытался заставить меня учиться на военного. Позавчера он разбил мне нос, – закончил Корби. – Включите музыку.
Аня покрутила громкость на колонках. Снова зазвучала музыка.
– Просто не обращайте на меня внимания, – попросил Корби. – Мне надо подумать.
– Ладно, – тихо согласился Паша.
Корби отодвинул полупустую тарелку, по-ученически сложил руки на краю стола и уткнулся в них лбом. Деда зарезали. Еще один труп. Корби представил дряблую шею старика, красноватую кожу, покрытую растительностью грудь. Теперь там раны.
Это было не так, как с родителями, и одновременно очень похоже. Поверить в их смерть Корби не мог, потому что они составляли весь его мир. И поверить в смерть деда он не мог по той же причине. Это был столп.
Все эти четыре года Корби боролся с этим человеком. Он ненавидел его голос и его взгляды. Он терпел его мелкие пакости. Он ругался с ним. Он притворялся перед ним. Он клянчил у него деньги. Он собирался от него убежать.
И вот все это закончилось. После стрельбы в школе ему казалось, что звонок деду обесценивает его побег. Теперь он понял, что ошибался. Это сейчас, а не тогда, был утрачен смысл всего, что связывало их. Кто-то одним движением снял с доски фигуру, с которой и против которой Корби играл четыре года. Подросток начал осознавать, что это означает. Он увидел себя посреди кладбища ничтожных планов, мимолетных побед и опустошающих поражений. Пугающие мысли приходили к нему одна за другой.
Чего теперь стоит вся история с пистолетом? Дед был ложным свидетелем перестрелки в школе. На нем держалось все вранье, которое они рассказали полиции. Но сейчас дед мертв. А значит, правда выплывет наружу.
Кто убил старика? Корби видел здесь два варианта, один не лучше другого: либо это сделали убийцы Андрея, либо его сумасшедший отец. Скорее даже последнее, потому что убийцы не стали бы охотиться на ложного свидетеля.
Если это правда, значит, отец Андрея перешел черту, и ему больше ничто не мешает проливать кровь. Может, он не собирался убивать деда, но тот оказал сопротивление его громилам. Корби вполне мог такое представить.
«Он выходил из подъезда, нагруженный двадцатью пятью тысячами рублей, – попытался переубедить себя Корби. – На него могли напасть из-за денег. А еще он старый кагэбешник, и его смерть может быть расплатой за давние делишки».
«Ты хоть сам-то себе веришь? – спросил у Корби его внутренний голос. – Ты всерьез думаешь, что это совпадение? Совпадение, что старика зарезали через тридцать шесть часов после смерти Андрея? Совпадение, что это произошло в двухстах метрах от того места, где ты мирно спал?»
«Не верю», – ответил Корби. Ему стало совершенно не по себе. Гибель деда показывала, что все свидетели убийства Андрея находятся в смертельной опасности.
«Или уже мертвы, – подумалось ему. – Кто сказал, что мои друзья дожили до этого часа? Может, я – последний? Может, я жив только потому, что убежал и отсиживаюсь там, где меня никто не будет искать?»
У него внутри все похолодело. «Я же ничего не знаю, – понял он, – я уже сутки отрезан от мира. Могло случиться все что угодно». Он медленно поднял голову. В колонках играли Smashing Pumpkins. Паша мыл тарелки, а Аня куда-то ушла. Только Комар по-прежнему сидел в углу и допивал свое пиво.
– Ты как? – спросил он у Корби.
Корби посмотрел на него диким взглядом.
– Мне нужен телефон, – сказал он.
– Городской или сотовый? – уточнил Комар.
– Все равно, – ответил Корби.
Комар протянул ему свой мобильный.
– Разблокировка звездочкой, – предупредил он.
– Спасибо, – ответил Корби.
Он взял телефон и вышел с кухни. По дроге он услышал, что Аня в своей комнате тоже с кем-то разговаривает по телефону. Она договаривалась о встрече.
– Сегодня вечером, – долетело до Корби. – Да, я принесу.
Он повернул в комнату Аниных родителей. Здесь было тихо и сумеречно. Разбитый бинокль все так же лежал на кровати. Корби сел на покрывало рядом с ним.
Ему было страшно. Он не знал, кому позвонит, не знал, чей голос услышит. Что, если Ара и Ник мертвы? Корби показалось, что он снова стоит в своей квартире, у телефона на кухне. Сначала будут холостые гудки, а потом трубку снимет чужой человек.
А если его друзья живы, будут ли они рады его звонку? Станут ли они говорить? У Корби задрожали руки. Он положил телефон Комара на покрывало рядом с собой, поднял тяжелый бинокль и сжал его в обеих руках, как талисман.
Он мог позвонить Аре. Черный брат не станет кричать, не станет обвинять его. Не потому, что не сердится, а потому, что он почти никогда так не делает. Он не Ник. Корби почувствовал себя отвратительным трусом. Они могли умереть, а он сидит здесь, в относительной безопасности, и прикидывает, как все обставить так, чтобы ему, после всего, что он сделал, не сказали недоброго слова. Ему стало тошно от самого себя.
Бездумно он поднял бинокль к глазам. В единственном работающем окуляре плавала надпись: «to close». Корби перевел бинокль на окно, и из-за пелены дождя на него прыгнуло размытое изображение дальнего дома. Поплыли значения дальномера: «2300 m > 2400 m > 2500 m». Корби увидел чей-то балкон, кактус за окном и кирпичную стену. Он опустил бинокль. Ему стало только хуже. «Я сломал хорошую дорогую вещь незнакомого человека», – подумал он.