Песня для Корби

– А как делать челку? – спросил он.

– Это буду делать не я, – ответил Комар, – а Аня.

– Она умеет? – удивился Корби.

– Ань! – крикнул Комар.

– Иду, – отозвалась Аня.

– Мне она делает, – сообщил Комар. – Она и косички классно вяжет.

Аня и Паша пришли вместе.

– Тебя не узнать, – сказал Паша Корби.

– Да, – подтвердила Аня, – но челки не хватает.

– Сколько на нее уйдет времени? – тревожно спросил у нее Корби.

– Тебе ведь надо только на один день?

– Да, – подтвердил Корби, – и быстро.

– Будет быстро, – обещала Аня. – Меньше чем за десять минут.

– Сделаешь прямо сейчас? – попросил Корби.

– Да, – ответила Аня. – Паш, принеси табуретку.

Паша послушался. Аня убежала в свою комнату.

– У тебя волосы чуть короче, – крикнула она оттуда, – поэтому и челка будет короче.

– Первый раз увижу это со стороны, – вздохнул Комар.

***

Паша принес табурет. Корби сел перед раковиной. Комар вышел в коридор и смотрел на него оттуда. Аня вернулась с коробкой пастельных мелков.

– Не обещаю, что будет такой же оттенок.

– Неважно, – сказал Корби.

– Ты будешь красить этим? – ужаснулся Комар.

– Зато очень быстро, – ответила Аня.

Она выбрала красный мелок, наклонилась над плечом Корби и стала скручивать в жгут прядь волос над его лбом.

– Закрой глаза, – потребовала она.

Корби закрыл. Он почувствовал запах меловой пыли, услышал, как полилась вода.

– Просто конкурс двойников, – сказал Паша.

– Вот так малолетние преступники становятся эмо-боями, – мрачно прокомментировал Комар.

Аня фыркнула. Корби почувствовал, что улыбается.

– Комар, почему ты носишь эту прядь? – спросил он.

– Мне нравится, – ответил Комар.

– Цвет огня и крови, – сказал Корби. – Позавчера один из моих новых друзей обокрал церковь и вынес оттуда три бутылки вина для причастия.

– Ты серьезно? – спросила Аня. Она закончила красить и уже расчесывала его волосы.

– Если твой друг так крут, я тем более хочу с ним познакомиться, – сказал Комар.

– Он шутит, – предположил Паша.

– Нет, – возразил Корби. – Это была часть того же пари, из-за которого погиб другой мальчик.

– И ты тоже что-то украл? – поинтересовался Комар.

– Автоматический пистолет Стечкина и семьдесят косарей, – ответил Корби.

– Ты и твои новые друзья – чокнутые, – сообщил Паша.

Аня чем-то попшикала. Запахло лаком.

– Похож, – признал Комар.

Несколько раз щелкнули ножницы. Корби понял, что Аня подравняла его стрижку.

– Все, – сказала она.

Подросток открыл глаза и увидел в зеркале чужое лицо. Слева его прикрывала прядь выпрямленных красных волос. Глаза смотрели темно и холодно. Губы не умели улыбаться, но как будто заново учились это делать. Выражение этого лица могло напугать.

– Это я? – тихо спросил Корби.

– А кто бы еще это мог быть? – поинтересовалась Аня.

Корби понял, что ждал другого. Ему казалось, что, когда Аня закончит, он будет выглядеть глупо и нелепо. Но человек в зеркале выглядел как тот, над кем никто никогда не посмеется. Он смотрел на Корби странным и немного пугающим взглядом.

«Он украл мое лицо, – подумал Корби. – Тот парень из зеркала, которого я видел вчера утром. Он украл мое лицо». Корби медленно встал с табуретки и провел пальцами от центра лба к виску. Алая прядь всколыхнулась. «И это не мой жест», – подумал подросток.

Он повернулся и посмотрел на друзей. Комар мрачно разглядывал его. Паша казался удивленным.

– Тебе идет даже больше, чем мне, – признал Комар.

– Да, – подтвердила Аня.

– Спасибо, – поблагодарил Корби. Ему захотелось пить.

– Можно стакан воды перед тем, как я уйду? – спросил он.

– Пойдем на кухню, – предложила Аня.

***

Паша налил кипяченую воду в большую старую фаянсовую кружку. Корби пил и чувствовал, что все на него смотрят. Вода была холодной, с легким кисловатым привкусом.

– Ты помнишь, что у нас был целый мир? – спросил Комар. – Помнишь, какие ты придумывал игры?

Корби допил, поставил чашку на стол. Взял нож, который полчаса назад ему подарила Аня – и долго не знал, куда его убрать. Наконец, сунул его в карман, лезвием вверх.

– Мне здорово отшибло память после смерти родителей, – ответил он Комару, – но я продолжаю вспоминать. Я вспомню.

Неожиданно для себя Корби слегка обнял Аню за плечи. Она удивленно вздрогнула. Корби посмотрел на Комара и Пашу.

– Я снова хочу быть вашим другом, – сказал он, – но сейчас мне нужно идти.

– Может, вернешь Комару штаны, – без уверенности ответил Паша.

Корби пожал его руку, потом руку Комара. На этот раз тот не держал между пальцами булавку. Его глаза странно блестели.

Все вчетвером они вышли в прихожую. Комар отдал Корби носки и черно-красные кроссовки, попадающие в цвет его прически.

– Если ты не вернешь мне мои вещи, это будет маленькая катастрофа, – сказал он.

Аня открыла дверь. В последний момент Корби показалось, что сейчас они скажут что-нибудь сочувственное насчет смерти его деда, что-нибудь формальное, как все то, что самые разные люди говорили ему после гибели его родителей. Но он ошибся.

– Я рад, что снова тебя увидел, – признался Паша.

– И я, – сказал Комар. – А еще больше я буду рад, если увижу тебя сегодня вечером.

– Удачи, – закончила Аня.

***

В подъезде было шумно: двумя или тремя этажами выше полицейские продолжали опрашивать жильцов. Корби вызвал лифт. Двери кабины открылись. Подросток зашел внутрь и нажал первый этаж.

У него появилось странное чувство, что он все-таки побывал дома. Он прыгнул в прошлое. Увидел мираж. И теперь он снова уходит отсюда во время, где его родители уже четыре года как мертвы.

На крыльце подъезда Корби встретил Барыбкина. Тот курил, устало прислонившись к стене.

– Без зонтика? – спросил он, скользнув взглядом по подростку.

– Ночевал у друзей, – ответил Корби. – Не знал, что будет ливень.

Не оборачиваясь, он быстро пошел в дождь. Вот забор платной школы. Опять тот же путь. Несколько секунд ему казалось, что сейчас Барыбкин узнает его и бросится вслед, но он заставил себя не оглядываться, и этого так и не произошло.

Корби уходил неузнанным. Его красная прядь мокла под дождем и липла ко лбу. Впереди была встреча с Ником, и он понятия не имел, чем она может закончиться.

Часть четвертая

МЕЛОДИЯ МАСОК

Все собрались?

Все собрались?

Все собрались?

Церемония начинается!

Джим Моррисон

Глава 22

Брат

Корби выскочил на платформу. Табло электронных часов показывало час пятьдесят. Через десять минут Ник уже должен говорить с Крином.

Корби понял, что время вышло, и побежал. Он буквально взлетел вверх по эскалатору, пробежал через пустынный, светящийся окнами киосков коридор подземного перехода и выскочил на улицу. Там бушевала стихия – ветер гнал по асфальту волны дождя. Они хлестали Корби со всех сторон, подхватывали его и несли вперед, как настоящая морская волна. Подросток немного обсох, пока ехал в метро, но теперь снова промок до нитки. Он чувствовал, как отсыревшие джинсы Комара липнут к ногам. Кроссовки шлепали по лужам. Он задыхался влажным воздухом, терпел резкую боль в правом боку, но все равно не сбавлял темп.

Когда серое здание полицейского отделения проступило сквозь пелену дождя, Корби перешел на шаг. Его немного шатало от усталости и от странного пьянящего чувства, которое поднималось у него изнутри, от сердца.

Последние сто шагов. Вот вход в отделение. Мокрый шлагбаум, едва различимый силуэт полицейского за забрызганным дождем стеклом сторожевой будки. Корби подумал, что опоздал, а потом увидел, что ему навстречу идут две фигуры.

Тяжело дыша, он остановился посреди улицы, согнулся и упер руки в колени. Несколько долгих секунд Корби не шевелился, потом поднял лицо и посмотрел на идущих людей.

Отец Ника защищался от стихии хлопающим черным зонтом. Он явно не справлялся с этой задачей и сильно промок. Его походка была рассеянной и шаткой. Корби подумал, что Олег Борисович пьян больше, чем обычно.

Ник был в сером дождевике. Он придерживал руками края прозрачного пластикового капюшона. Его лицо выглядело усталым и больным. Он смотрел себе под ноги и щурился, когда дождь попадал ему в лицо.

Корби стоял посередине тротуара, прямо у Ника на пути. Двое подростков встретились взглядом. Корби кончиками пальцев провел от середины своего лба к виску, стряхнул воду с алой пряди.

Ник снова устремил взгляд себе под ноги и начал обходить Корби, потом тревожно дернул головой и вновь посмотрел на него. Он узнал.

– Ник, – сказал Корби.

Ник остановился.

– Кто это? – спросил Олег Борисович.

– Корби, – сказал Ник.

Корби молча протянул ему руку. Ник взглянул на нее, но в ответ руки не подал. Он выглядел вялым, наполовину спящим. По лицу Корби прошла нервная судорога, и он опустил руку.

– Коля, – опомнился отец Ника, – тебя искала полиция.

Двое подростков не обратили на его слова никакого внимания.

– Откуда ты здесь? – спросил его Ник.

– Ты сам сказал, что тебя вызывает Крин, – напомнил Корби.

– Зря сказал, – пожалел Ник.

Повисла пауза.

– Я не рад, что ты впутал моего сына в эту историю, – заметил Олег Борисович, – но я бы тебе советовал пойти с нами и рассказать им, почему ты убежал, и вообще… все остальное.

– Зачем ты пришел? – поинтересовался Ник. – Я же говорил, что не хочу тебя видеть.

– А я тебя – хочу, – ответил Корби. – Я прошу прощения за все, что сделал не так, и хочу, чтобы ты тоже передо мной извинился.

– И за что мне извиняться? – спросил Ник. – За то, что я отмазывал тебя перед ментами? Или за то, что я еще жив?

– За то, что тоже сказал пустые слова, – ответил Корби.

– Да ладно, – усмехнулся Ник, – и когда же?

– О чем это вы? – не понял его отец.

– Когда сказал, что тебе понравилось думать, что я умер, – пояснил Корби.

– Это была правда, – тихо ответил Ник, – и я не буду извиняться. Пойдем, пап.

Он отвел глаза, втянул голову в плечи, еще сильнее сжал края своего капюшона и попытался обойти Корби. У него не получилось. Корби преградил ему путь, скользнул рукой в карман, вытянул нож и приставил его к своему горлу. Его движение было очень быстрым. Ник вздрогнул, но ничего не успел сделать.

– Если ты этого хотел и тебе нравилось об этом думать, ты можешь это увидеть, – сказал Корби. – Мою смерть.

Он чувствовал, как холодное лезвие прижалось к его коже. Острый кончик колол под самым ухом.

– Я не имел в виду, что тебе надо убивать себя, – сказал Ник.

– Ты имел в виду, что хочешь знать обо мне, как о мертвом, – напомнил Корби, – но чтобы быть мертвым, надо умереть.

Он не заметил, как порезался, просто увидел, что вниз по его руке вместе с дождевой водой сбегают размытые струйки крови. Он поранил подушечки пальцев, когда вытаскивал из кармана повернутый лезвием кверху нож. Ник тоже увидел кровь, но не понял, где рана. Ему показалось, что Корби режет себе шею. Он перестал придерживать капюшон своего дождевика, тот заполоскался на ветру и слетел. Лицо Ника было бледным, взгляд – немигающим.

– Прекрати, – хриплым, срывающимся голосом попросил он.

– Значит, это были пустые слова? – спросил Корби.

– Да, – прошептал Ник. – Если хочешь, это были пустые слова. Ты добился своего.

Его взгляд не отрывался от струйки крови, стекающей вниз по руке Корби.

– Ты не хочешь, чтобы я умер? – спросил Корби.

– Не хочу, – сказал Ник. – Я вообще не хочу, чтобы умирали люди.

Корби медленно опустил руку с ножом.

– Никогда не говори, что хочешь чьей-то смерти, – попросил он, – и никогда не отвергай друзей. Андрей умер за то, чтобы быть нашим другом. Я этого не забуду. Я буду таким, как он. Если надо, я умру.

Ник с лихорадочным блеском в глазах смотрел на него. Вся его вялость вдруг исчезла. Его затрясло.

– Ублюдок! – закричал он. Корби увидел его взметнувшуюся руку, но не успел защититься. Она мелькнула в воздухе и врезалась ему в подбородок. Он выронил нож и навзничь упал на мокрый асфальт. Ник наклонился к поверженному другу и схватил его за ворот майки.

– Вздумал меня шантажировать? – спросил он.

– Нет, – сказал Корби, – вправить тебе мозги.

Он вцепился в руки Ника и сделал подсечку ногами. Они вместе выкатились на край проезжей части. Мимо с истерическим гудком вильнула легковая машина. Корби оказался в завихрениях стремящейся к водостоку дождевой воды. Он попытался ударить Ника, но тот схватил его за руки и, навалившись всем своим весом, положил на лопатки.

– Это ты здесь неадекват, – процедил он. – Все из-за тебя.

– Мы друзья! – крикнул ему в лицо Корби.

Олег Борисович бросил зонтик, схватил сына за плечи и начал оттаскивать от Корби.

– Хватит, – потребовал он.

Хватка Ника ослабла. Корби воспользовался ситуацией, вывернулся из-под друга и подобрал Анин нож.

– Пусти! – закричал на отца Ник.

Корби увидел, что от отделения к ним бежит постовой, и вновь приставил лезвие к своему горлу.

– Я убью себя, – предупредил он.

Он стоял на коленях и смотрел на полицейского. Его руки были перепачканы кровью и придорожной грязью, глаза безумно сверкали. Полицейский в нерешительности остановился.

– Чрезвычайная ситуация, – сообщил он в рацию.

Ник зло оттолкнул своего отца и поднялся на ноги. Пуговицы его дождевика лопнули. Корби тоже поднялся.

– Либо ты со мной – либо я умру, – сказал он.

– Хватит, Коля, – задыхаясь, попросил отец Ника. – Мир не делится на черное и белое. Умирать не обязательно.

От отделения бежали еще люди. Корби медленно вдавил лезвие в свою кожу. «Сейчас будет больно, – подумал он, – даже больнее, чем когда я резал руки». Корби почувствовал под пальцами пульс. Он почувствовал, как близко его жизнь и как близко его смерть. Сейчас он сделает то, что не получилось у Комара и что получилось у Андрея. Он вскроет сонную артерию, и его не спасет даже толпа полицейских. А Ник будет кричать и зажимать руками бьющий фонтаном алый поток.

– Нет! – закричал Ник. – Я с тобой.

– Тогда бежим, – ответил Корби и бросился в сторону метро.

***

Он бежал и слышал за собой топот ног. Это был не только Ник. За ними гнались еще несколько полицейских. Корби охватил сумасшедший восторг. Ник был рядом. Пластиковый дождевик мешал ему, он сорвал его и бросил на капот припаркованной у тротуара машины.

Двое подростков вместе бежали сквозь дождь. Впереди был подземный переход.

– Вниз, – на выдохе произнес Корби.

Сбегая по лестнице, он чуть замешкался, чтобы сунуть нож Ани обратно в карман. Он увидел, что первый из преследователей отстает всего на двадцать шагов. Он бежал ритмично, ровно, плавно. Корби узнал его. Это был Белкин, тот самый человек, который так досаждал Крину вчерашним утром.

Корби прибавил ходу. Его сердце яростно стучало. Перепрыгивая ступеньки, он слетел вниз, на кафельный пол перехода, поскользнулся, упал, вскочил и побежал ко входу в метро. Ник следовал за ним.

К Корби вернулась боль в боку. Он чувствовал, что теряет скорость. А звук шагов за спиной был ровным и четким. Тренированные взрослые люди догоняли их.

Корби рванулся через прозрачные двери метрополитена, мимо касс, через турникет. Они с Ником прыгнули одновременно. У них за спиной раздался грохот и оглушительный свист дежурной по эскалатору.

Двое подростков бросились вниз.

«Они прямо у нас за спиной, – подумал Корби. – Если нас сейчас поймают, будет многочасовой допрос, а потом меня отправят в обезьянник или даже в психушку. Я не должен этого допустить. Я должен договорить с Ником».

У нижней точки эскалатора Корби остановился и обернулся. Из-за кромки льющихся сверху вниз ступеней показался Белкин. Корби встретил его холодный и странный взгляд, и ему вдруг снова стало не по себе, как при их первой встрече.

– Хватит убегать, – задыхаясь, прошептал Ник. – Ради нашей же безопасности мы должны сдаться и все им рассказать. Особенно ты.

Корби шагнул вперед и рванул черную ручку контроля эскалатора. Движение переключилось. Ступени замерли, дернулись и потекли обратно. Белкин качнулся, его ноги повело, он попытался сохранить равновесие и лицом вперед упал на ступени. Эскалатор понес его вверх.

– Зачем ты это сделал? – спросил Ник.

Корби услышал гул подходящего поезда.

– Бежим! – крикнул он.

Он рванул Ника за руку и бросился к платформе. Люди мелькали мимо. Поезд окатил их теплой, ревущей волной воздуха, нагнал и обогнал. Несколько секунд они бежали вдоль него. Потом открылись двери, и двое подростков запрыгнули внутрь.

Корби, задыхаясь, остановился, согнулся и несколько секунд отдыхал, уперев руки в колени. В середине летнего дня вагон был полупустым. Поезд тронулся. Через окно Корби увидел Белкина, выскакивающего на край платформы. Он уже опоздал.

***

Ника трясло. Он в изнеможении опустился на сиденье в углу вагона. Его шея шла красными пятнами. Корби снова протянул ему руку.

– Пожми ее, – сказал он, – вспомни, что мы друзья.

– Иначе что? – спросил Ник. – Опять попытаешься себя зарезать?

Корби с протянутой рукой стоял перед ним.

– Иначе ты забудешь все, что было хорошего в твоей жизни, – сказал он, – и останется только то, что с нами случилось после смерти Андрея.

– Потому что ты себя убьешь? – спросил Ник.

– Потому что ты меня пошлешь, как я послал его, – сказал Корби. – Пошлешь просто потому, что тебе показалось, что я сделал не все, что мог.

– Это не лучше, чем посылать человека за то, что он не любит рок, – заметил Ник.

Корби все еще протягивал ему руку. На порезанных пальцах начинала запекаться кровь.

– А я и не говорю, что я лучше тебя, – ответил он. – Я говорю, что так нельзя делать. Никому. Никогда.

– Я не знаю, – измождено сказал Ник. – Меня все это достало. У тебя рука в крови.

– Плевать, – ответил Корби. – Я хочу, чтобы мы помирились.

– Хорошо, – решил Ник. – Только если ты не станешь больше шантажировать меня своей смертью.

– Только если ты не станешь желать мне смерти, – сказал Корби.

– Я не желаю тебе смерти, – ответил Ник.

Его лицо дрогнуло.

– Я хочу, чтобы ты вырос в хорошего человека, – добавил он.

– Я не стану просто так шантажировать тебя своей смертью, – ответил Корби.

Ник протянул ему руку, пожал ее и накололся на булавку. Это была одна из тех булавок, которые Комар вкалывал в свои штаны.

– Какого черта? – морщась от боли, спросил он.

Корби сжимал его руку, пока булавка не вошла глубоко и пока ладонь Ника не перепачкалась в крови его порезанных пальцев. Наконец, он отпустил. Ник вытащил булавку из своей руки. На месте прокола выступили капельки крови.

– Я объясню, – обещал ему Корби. – Помнишь историю, которую вы с Арой мне рассказали?

– Какую? – переспросил Ник.

Корби сел рядом. Люди сначала нервно оглядывались на них, а потом старались совсем не смотреть. За окнами проносилась грохочущая черная пустота тоннеля. Вагон был старый, с желтыми круглыми лампами, со стенами из пластика, покрытого древесным узором, и сиденьями из залатанного кожзаменителя.

– Как Ара стал черным братом, – ответил Корби. – Вы рассказали мне это, когда мы еще только познакомились.

– Да, – подтвердил Ник.

Это произошло задолго до их знакомства с Корби, в третьем классе, после чтения Купера, когда они порезали, а затем скрестили свои ладони. Их кровь смешалась. Они немного перестарались, и им пришлось идти к матери Ары, чтобы она помогла остановить ее. Сначала они хотели назвать Ару красным братом. Но его мать, заливая их руки перекисью, сказала, что индейской крови в ее мальчике нет, только негритянская. В результате Ара стал черным братом, а Ник – красным братом. Вот только к Аре его кличка прижилась, а к Нику – нет.

– Будь моим братом, – сказал Корби. – Наша кровь теперь тоже смешалась.

Ник посмотрел на свою перемазанную в крови руку и как-то странно улыбнулся.

– Буду, – согласился он. – Но, Корби, все, что ты делаешь, какое-то странное. Сумасшедшее. Чрезмерное.

Он посмотрел на Корби. Корби улыбнулся ему в ответ.

– Ты – белый брат, – сказал он. – А я – красный.

Он тронул прядь над своим лбом.

– Да, действительно, – согласился Ник. – Нам тогда не хватало настоящего красного брата.

– Я индеец Джо, – добавил Корби.

Ник покачал головой.

– Ты псих, – сказал он. – Мы убежали из отделения полиции. Из единственного места, где нам могли помочь. Андрея убили. Твоего деда убили. А мы просто едем в метро. Мы можем не дожить не то что до суда, но даже до поимки преступников.

– Ты боишься? – спросил Корби.

– Как любой нормальный человек, – ответил Ник. – Но дело не в этом. Дело в том, что все, что ты сделал за последние дни, неразумно. Я хочу, чтобы ты это понял.

«Ты помнишь, что у нас был целый мир? Помнишь, какие ты придумывал игры?»

– Перестань, – сказал Корби. – Давай поиграем.

– Давай вернемся, – предложил Ник, – и ты все расскажешь Крину.

– Ник, – вздохнул Корби, – все, что я делаю, разумно, потому что я достиг за последние два дня большего, чем ты. Вчера утром я хотел себя убить. А потом стал вспоминать свое детство, время до гибели родителей. И я, кажется, что-то понял.

Он перевел дыхание и заговорил снова.

– Если мы сделаем то, о чем ты говоришь, смерть Андрея снова настигнет нас и на этот раз убьет. Она раздавит тебя и меня, сведет с ума. Мы снова увидим, как умирали наши родители, и никогда не выберемся из этого покалеченного мира.

Ник долго молчал.

– Ты Джек, – сказал Корби, – бедный фермер из Томстауна. Перекупщики земли оставили тебя без гроша. Я – индеец Джо, сбежавший из резервации. Ара – негр Джим, обокравший своих хозяев.

Корби вдруг почувствовал, как настроение изменилось. Ник слушал его. По-настоящему слушал.

– Мы вместе потому, что на нашей стороне больше никого нет, – добавил Корби. – Мы банда. Мы ужас каньонов и гроза поездов. За наши головы дают по десять тысяч баксов.

– Но каждая охота оказывается неудачной, – вдруг ответил Ник. – Мы появляемся ночью и уходим на рассвете, оставляя за собой темные города. Шерифы бросают оружие, когда встречают нас в пустыне.

– Мы пахнем порохом и виски. И на наших руках кровь, – сжимая в кулак окровавленную ладонь, сказал Корби. – Женщины специально ищут нас, чтобы завести смелых детей.

– Днем и ночью мы мчимся под небом на наших вороных скакунах, – продолжал Ник. – Дым наших костров стелется по карнизам ущелий. Дым наших костров столбом поднимается в дикой степи. Мы везде и нигде. Никто не поймает нас, никто не остановит.

Поезд прошел мимо станции. Подростки спрятали окровавленные руки, и люди перестали обращать на них чрезмерное внимание.

– Но каждый знает, – закончил Корби, – грохот твоих револьверов, бесшумный блеск моих стрел и страшные всполохи пламени, вырывающиеся из винтовки черного Джима.

Друзья замолчали. Ник низко опустил голову. Через некоторое время он заговорил снова, но каким-то другим, подавленным и осипшим, голосом.

– Я действительно почти забыл, что ты мой друг, – сказал он. – Тогда, когда вы уже были в школе, я подошел к Андрею. Тогда что-то произошло.

Он дико и встревожено посмотрел на Корби.

– Мне кажется, – продолжал он, – что я чего-то не могу вспомнить. Мне кажется, что Андрей был живой. Но ведь так не может быть?

– Наверное, не может, – удивленно ответил Корби. – Он же упал с третьего этажа.

Ник кивнул.

– Я слышал про то, что иногда люди выживают, – сказал он. – Была история, когда с десятого этажа выбросился мужчина с ребенком. Мужчина умер на месте. А ребенок вообще не пострадал.

Корби вздохнул.

– Я забыл все свое детство после смерти родителей, – сообщил он. – Так что ты мог забыть.

– Я стоял над ним и так и не вызвал скорую, – пробормотал Ник. – Это сводит меня с ума. Я не помню, как я повернул за вами. Меня сводит с ума, что он мог умирать там те полчаса, что мы были в школе.

«Вот в чем причина», – подумал Корби.

– Ник, – спросил Корби, – Ара сейчас один или со своей матерью?

– Она на работе, – ответил Ник, – а он сидит дома. Но он поклялся ей, что никуда не уйдет.

– Тогда мы пойдем к нему, – решил Корби.

– Ты собираешь банду? – спросил Ник.

– Да, – подтвердил Корби.

Он наконец-то чувствовал, что они делают что-то правильное. Он наконец-то чувствовал, что стал цельным человеком. С ним было его детство. Он снова мог придумывать те удивительные игры, о которых ему напомнил Комар.

Он вернулся к Нику и вернул Ника.

Их поезд мчался вперед.