Помраченный Свет

– Послушай, – Ферот остановился и посмотрел привратнику прямо в глаза. – Мне нужно поговорить с одним заключенным. Я войду в казематы, ты немного подождешь и только потом вызовешь охрану. Я получу то, за чем пришел, а ты исполнишь свои обязанности. Договорились?

– Нет. Пожалуйста, уходите.

– А если подумать? – прищурился епископ, положив ладонь на рукоять белого меча.

«И вот я уже опустился до незамысловатых и бесчестных угроз своим же сородичам. Неужели это правда жизни меня так изуродовала?»

– Ну, если подумать… – клирик поежился, заметив выразительный жест Ферота, и отпустил шнурок: – Ничего плохого ведь не случится?

– Разумеется.

Привратник неуверенно отступил в сторону.

– Но охрану я все же вызову. И обо всем доложу коменданту.

– Делай то, что должен, – епископ прошел мимо него и снял со стены факел. – Только не спеши.

Похоже, лишь в казематах Цитадель оставалась собой. Стены из огромных каменных блоков потемнели от времени и влаги. Спертым воздухом невозможно было дышать. На низком потолке медленно собирались капли, свисая надутыми мутными мешочками, и стоило хоть раз обратить на них внимание, как они тут же начинали раздражать своей мелкой дрожью и тем, что все никак не могли упасть, натягивая нервы на ожидание события, которое вот-вот должно произойти. Облегчение наступало лишь тогда, когда капли срывались вниз и со шлепком разбивались о сырой пол, прогоняя по темным коридорам эхо расплескивающего измученную душу звука, сводящего с ума неизменным постоянством. Кап, кап, кап… С каждым разом все громче и отчетливее.

Одно только пребывание в казематах – уже пытка. Но атланы не останавливались на этом. Когда нужно что-то узнать, получить хотя бы устное признание и выявить сообщников – даже если они названы случайным образом, а само преступление представляет собой лишь предположительное развитие событий – клирики прибегали к помощи всевозможных инструментов и механизмов, которые делают правосудие ярче и проще. Главное, чтобы было произнесено то, что желают услышать создания Света. Так в Атланской империи создается истина.

Ферот шел по тесному темному коридору, не обращая внимания ни на сырость, ни на отвратительную вонь. Ему встречались вещи и похуже. Здесь хотя бы грязный пол и влажные стены ни о чем не лгали и оставались собой, в отличие от всей остальной Цитадели.

Тусклый свет факела выхватывал лица заключенных из вечного полумрака подземелья. Сонзера, силгримы, несколько саалей и даже люди. Сложно представить, что должен был сделать человек, чтобы оказаться в казематах среди порождений Тьмы, а не в обычной тюрьме у армейских казарм. Впрочем, здесь все равны. Как-то так выглядит обитель Помраченного Света, мрачное будущее человечества и приговор Атланской империи. Видимо, это неизбежно.

Последняя камера. Дверь не заперта – отсюда уже никто не может сбежать, да и некуда. Ферот прошел внутрь и вставил факел в держатель на стене. Но света здесь и без того хватало – на груди измученного узника ярко сиял оберег, защищающий от темных сил и исцеляющий человеческое тело.

«Совет архиепископов прислушался к моей идее. Свет используется как оковы и орудие пыток для одержимого. Вот так добро побеждает зло, да?.. Бессмысленное насилие в знак праведного возмездия над зачинщиком кровопролития, преследующего благую цель… Я не понимаю. Что не так с этим миром? Повсюду гротеск, извращенные истины, бесформенные понятия морали и права. Неужели все согласны с такой жизнью? Почему никто ничего не замечает? Почему?..»

Ахин висел на стене. Он сильно истощен, но пока еще жив. Стянутые оковы вгрызлись в запястья. Из лишенных ногтей пальцев торчали длинные металлические спицы – притронься к одной, и несчастный испытает боль во всей кисти; раскали ее, и его мучения станут невыносимы. Правая нога была изломана так сильно, что напоминала обвисший чулок из плоти, а на месте левой осталась лишь уродливая культя, сожженная до черной корки, из трещин которой сочилась желтоватая сукровица. Все тело одержимого покрывали едва зарубцевавшиеся шрамы, ссадины, синяки и ожоги. На исхудавшем животе остались следы проколов. С обритой головы, безвольно упавшей на впалую грудь со сломанными ребрами, сняли почти всю кожу.

Наклонившись, епископ заглянул в лицо Ахина. Он едва узнал одержимого. Впавшие щеки, разбитые губы, смещенная челюсть, сломанный нос. Один черный глаз заплыл, второй был выдавлен. Из кривого открытого рта, в котором практически не осталось целых зубов, с хрипом вырывалось слабое дыхание.

«Какая абсурдная жестокость… И это – справедливый суд над преступником?»

Ферот понимал, чего добивались создания Света. Они желали узнать, каким образом Ахин смог пробудить в себе темные силы. Ведь даже если он в самом деле является последним одержимым, а порождения Тьмы в скором будущем будут истреблены, люди по-прежнему останутся наиболее слабыми и податливыми темному влиянию существами. И чтобы подобный инцидент не повторился вновь, необходимо понять природу возникновения этого феномена и принять соответствующие меры.

«Но он ведь и сам ничего не знает, очевидно же. А теперь даже ответить не может! К чему все это? Зачем его продолжают пытать?»

Жизнь держалась в изувеченном узнике лишь благодаря светлому оберегу. И в этом же заключалась самая изощренная пытка – исцеляя человеческое тело одержимого, сила Света обжигала темный аспект слившихся воедино сущностей. Но сияющий круг священных символов не давал Ахину умереть, продлевая и приумножая его страдания. Бесконечно и непрерывно.

– Доволен? – отчего-то разозлился Ферот. – Этого ты добивался?!

Одержимый дернулся. Он с трудом приоткрыл глаз и посмотрел на атлана. Из груди вырвался слабый клокочущий выдох.

– Ты попытался пронести на своих плечах судьбу мира! – выкрикнул епископ, сжав кулаки до хруста суставов. – А в итоге не смог справиться даже с весом собственной жизни!

Ахин обессилено повис на оковах. Слишком поздно. Ответов не будет. Сейчас одержимый мог лишь мучительно ждать, когда же смерть смилостивится над ним.

– Все из-за тебя! Мой мир вывернулся наизнанку из-за тебя!

По коридорам казематов пронесся тревожный перезвон сигнального колокольчика. Скоро прибудет охрана.

– Или… – Ферот устало вздохнул. Злость исчезла так же внезапно, как и появилась. Осталось только сожаление.

Епископ направил руку на оберег. Кончики пальцев слегка защипало, по телу разлилось приятное тепло. Сияющие символы мелко задрожали, вспыхнули в последний раз и осыпались на грязный пол медленно затухающими искрами.

– Спа… с… бо… – изо рта Ахина хлынула кровь.

Одержимый умер. Просто умер.

– Это неправильно, – прошептал Ферот, глядя на него немигающим светлым взглядом. – Мы должны жить в мире, где никто не будет благодарить за смерть.

Подойдя к мертвому человеку, висящему на стене, епископ закрыл ему единственный темно-карий глаз, в котором уже не осталось прежней всепоглощающей черноты. Для него все наконец-то закончилось.

Оставив последние мысли в тюремной камере, Ферот неопределенно дернул плечом, повернулся и пошел к открытой двери. Сейчас его возьмут под стражу. Возможно, на суде он даже будет услышан. Но вряд ли его мнение теперь что-то значит. Как и он сам.

Ферот шагнул в коридор.

Ферот шагнул в коридор.

Те же темные стены, тот же грязный пол, те же капли, свисающие с потолка. Но это точно не казематы Цитадели. Коридор слишком пуст и тих, если не считать едва слышное гудение мелко вибрирующего воздуха. Он не имел ни начала, ни конца, хотя все вокруг насквозь пропиталось ощущением скованности и ограниченности.

Епископ стоял в центре меж стенами, полом и потолком. Ему видны все стороны во всех направлениях, атлан смотрел снаружи и одновременно изнутри, он находился повсюду, но только здесь. Его шаги передвигали мир, подконтрольные чувства застыли в невообразимых фигурах, ожидая своего часа, а мысли просачивались сквозь плотную каменную кладку и соединялись с бесконечностью, сотканной из абсолютных сознаний всех разумных существ, живущих, некогда живших, тех, кто еще только будет жить, и тех, кому никогда не суждено стать частью реальности.

– Время – суть осознание времени. Как и все сущее.

– Ты… – Ферот внимательно присмотрелся к размытой фигуре в белом атланском камзоле. Возможно, это был он сам. – Я помню… Такое же ощущение, как тогда… в Бирне… Что ты такое?

– Подожди.

Епископ вышел в коридор и закрыл за собой дверь, которая местами была изрублена и подпалена.

– Я сошел с ума?

Легко считать себя сумасшедшим, пока не столкнешься с настоящим безумием. Это страшно. Очень страшно.

– Даже не знаю. А как ты сам считаешь?

– Со мной что-то не так.

– Возможно. Это все, что ты хотел спросить у меня?

– У тебя я ничего не хотел спрашивать.

– Зачем тогда пришел?

– Зачем… – Ферот осекся, изумленно уставившись на странного атлана, которого до этого момента считал собой: – Ахин?

– Скорее да, чем нет, – пожал плечами одержимый.

Теперь он выглядел так же, как в тот день, когда была разгромлена банда Сеамира. Епископ запомнил его таким. И это лишний раз подтверждало, что сейчас все происходит в сознании Ферота. Точнее, по пути к нему, где-то в промежутке между действительностью и восприятием действительности.

– Почему ты жив? – подозрительно поинтересовался атлан. Версия с собственным сумасшествием казалась ему чуть более правдоподобной, нежели… вот это все.

– Я? Нет, я уже мертв, – небрежно отмахнулся одержимый. – Ты ведь видел мой труп. Вон он висит… Ладно, отсюда не разглядеть.

– Но ты все же Ахин?

– Я нечто большее, чем Ахин. Но при этом я всего лишь его часть.

– То есть ты тот темный дух, который овладел его человеческим телом? Я правильно понимаю?

– Теперь уже сложно сказать, – одержимый снова пожал плечами. – Не надо пытаться как-то выделять темного духа или человека. Мы… Я – Ахин. Ну, в основном.

Ферот почему-то никак не мог поверить, что стоящее перед ним – условно перед ним – существо в самом деле являлось тем печально известным порождением Тьмы, которое подняло восстание рабов, заручилось помощью кочевых демонов, уничтожило Бирн и обагрило кровью созданий Света столицу Атланской империи. Этот Ахин определенно не был тем Ахином. Он ничего не делал. Только наблюдал за собой. И быть может, поэтому до сих пор сохранил рассудок и жизнь. То есть подобие рассудка и жизни.

– Что с тобой произошло?

– Ты про смерть?

– Да.

– Ну, я умер. Светящиеся буквы на моей груди исчезли, тело почти сразу погибло, а накопившиеся сожаления, боль и отчаяние вытолкнули меня сюда. Что-то вроде инстинкта выживания, наверное.

– И теперь ты свободен?

– По-своему, – после короткой паузы ответил Ахин. – Но я не темный дух и никогда им уже не стану. Мне суждено навсегда остаться двуединой сущностью одержимого. Так что это место для меня не может быть волей. Скорее тюрьма, из которой выхода нет и быть не может. Зато отсюда открывается чудесный вид.

Епископ сквозь стены посмотрел на хитросплетение времен и мыслей. Находясь посреди него, можно быть везде и всегда, но нигде и никогда, кроме как здесь и сейчас. И хуже всего то, что эта бессмысленная чепуха показалась Фероту вполне разумным умозаключением. Чем быстрее он уйдет отсюда, тем будет проще сохранить здравый рассудок. Правда, зачем?..

– Почему я оказался здесь? – спросил атлан.

– Ты хотел поговорить со мной, – напомнил Ахин. – Я ощутил это и еще что-то, что помогло мне попасть в коридор к твоему сознанию. Ведь я мертв, а ты – высшее создание Света. Должно быть, конкретно это место принадлежит тебе, а не мне. Я лишь гость в том мире, который видишь ты, но без меня этот мир не может существовать.

– Как?..

– Понятия не имею, – покачал головой одержимый. – Я вижу больше Ахина, но понимаю ровно столько, сколько способен понять Ахин.

– Как? – растерянно повторил Ферот. – Как все это возможно? Сущность Тьмы уничтожена, откуда у тебя такие силы?

– Ты даже не представляешь, сколько раз я слышал подобные вопросы в казематах, – печально усмехнулся Ахин. Он вытянул руки и посмотрел на дрожащие пальцы. Целые и без металлических спиц. – И сколько раз я отвечал: «Не знаю»… Не знаю. Не могу знать.

– Но после Катаклизма ни одно порождение Тьмы…

– Ты здесь не для этого, – перебил епископа одержимый. – Мое прошлое во власти неизвестности. Я – этот я – всегда был и буду Ахином. Все то, что было раньше, для меня такая же загадка, как и для… меня. Того меня, что уже мертв.

– Тебя довольно сложно понять, – признался Ферот.

– Моя личность многогранна, – слегка принужденно засмеялся Ахин. – Грань оттуда, грань отсюда. Я собрал немало чужих мыслей, воспоминаний и чувств… – он посерьезнел, улыбка сползла с одного из его лиц: – Еще вопросы? Спрашивай и уходи. Иначе станешь таким, как я.

Ферот задумчиво хмыкнул. Им следовало бы ненавидеть друг друга, а они мирно разговаривают. Чем-то атлан и одержимый действительно очень похожи. И итоги их историй вряд ли будут сильно отличаться.

– Зачем ты поднял восстание порождений Тьмы?

В принципе, епископу уже не нужны ответы. Ничего не изменить – весь мир против перемен. Раньше он хотел, чтобы его поняли. Теперь пытался понять сам. В конце концов, это безумие – не самая худшая альтернатива существованию в жестокой реальности.

– Если припомнить результаты… – Ахин тяжело опустился на грязный пол, не побоявшись запачкать белые атланские одеяния, и долго смотрел в пустоту бесконечного коридора. Время шло, а он молчал. Молчал примерно так: – Если припомнить результаты, то я все делал ради одной-единственной цели – убить всех, кого я знал. И у меня это получилось.

– Ты знаешь и меня в какой-то мере. А я еще жив.

– Надолго ли?

– Ну… – Ферот неопределенно повел плечом. Безумец, еретик и предатель. Пожалуй, теперь его ничто не спасет. – И все-таки… Зачем?

– Хотел помочь, – тихо ответил одержимый. – Помочь всему миру. Сделать что-то хорошее, достойное, великое. Как герой, понимаешь? Но это было лишь желание, мечта. Я быстро забыл о ней, когда погряз в бесконечном бегстве. Тогда я захотел выжить. И просто жить.

– Почему же ты не остановился?

– Не смог. Испугался, наверное. За себя, за близких. Мы бы не прожили долго. Только не в этом мире. Я был обязан двигаться вперед.

– Пролилось слишком много крови.

– Я этого не хотел. Мне пришлось.

– Теперь создания Света собираются истребить всех порождений Тьмы. Ты дал им повод.

– Вот видишь, – щека Ахина дернулась, обозначив нервную полуулыбку. – Как я и говорил – умрет каждый, кого я знал. И еще больше тех, кого я не знал. Получается, все было сделано только ради этого.

Ферот стоял в полной тишине, наблюдая за течением времени. Тут есть о чем подумать. Хотя для мыслей в коридоре почти не осталось места, приходилось складывать их в прошлое и будущее.

– Я тоже хотел помочь, – наконец произнес епископ. – Но мирно, без обманов и убийств.

– Не получилось? – скорее подтвердил, нежели спросил одержимый.

– Меня никто не услышал.

– Поэтому ты сдался?

– Те, кто могут услышать меня, либо не согласятся, либо ничего не поймут.

– И поэтому ты сдался? – повторил Ахин.

– Да.

– Значит, не так уж сильно ты хотел всем помочь.

– А я должен был выхватить меч и начать без разбора вырезать созданий Света? – разозлился Ферот. – Ты ведь поступил бы именно так, да? Не пытайся оправдываться необходимостью, ты просто кровожадный кретин!

– Разве у меня был выбор?

– Насилие – всегда неверный выбор!

– Тогда скажи мне, – одержимый встал с пола и подошел к епископу. – Кто стал бы меня слушать, если бы я попытался добиться своего словами?

Ферот опустил взгляд. Мнение порождения Тьмы в Атланской империи – пустой звук. Высказать его светлому созданию мог лишь тот раб, который совершенно не боялся побоев или намеревался как можно скорее оказаться в Могильнике, сделав короткую остановку в казематах Цитадели. А уж если завести речь об уничтожении сущности Света…

– Никто.

– У меня не осталось иного выбора, – Ахин резко взмахнул рукой. – Ни у кого из порождений Тьмы не осталось иного выбора! Даже если это был неверный выбор.

Под ногами епископа зашелестел пустыми камнями сводчатый верх. Единственный путь крутился вокруг себя, оборачивая равными сторонами шершавый цвет возвращения вперед. Звуки окунали слух в безмолвный шум прибоя голосов под толщей невыносимой бездны громкой тишины. Здесь можно найти себя до потери и потерять вновь, никогда не находя ранее. Непересекающиеся грани здравого смысла вели к их бесконечным пересечениям, рождающимся из самих себя в одной и той же стороне углов идеального шара, который был поделен на неровный крест коридора, ведущего из одного начала в другое через конец…

Ферот зажмурился, жадно хватая ртом воздух. Когда он открыл глаза, все встало на свои места. Но надолго ли? Пора приходить в себя. Ему не хотелось вновь оказаться в том безумном кошмаре и остаться в нем навечно. Он ошибся – смерть в реальности куда приятнее.

– Ты действительно собирался уничтожить сущность Света? – спросил Ферот, цепляясь за зыбкую ирреальную действительность преддверия своего сознания.

– Да, – ответил Ахин. Задумчиво хмыкнув, он посмотрел в светлые глаза епископа: – И ты прекрасно понимаешь, почему я хотел это сделать. Иначе я не смог бы оказаться здесь с тобой. Ты тоже осознаешь, в чем кроется корень большинства наших проблем. Дисбаланс вселенских сил порождает природное неравенство одних над другими. Общественный строй, политическая система, взаимоотношения рас и народов – все неправильно. Мир сошел с изначального пути, исчезновение сущности Тьмы столкнуло его. Рано или поздно он сорвется с края, на котором пока еще продолжает балансировать, раскачиваясь все сильнее и сильнее. Но вернуть его на место можно – надо лишь подтолкнуть с другой стороны, – одержимый развел руками, отвернулся и невозмутимо, как будто речь шла о чем-то обыденном и общеизвестном, подвел итог: – Миру необходимо уничтожение сущности Света.

– Да, я понимаю. Но можно ведь просто высвободить ее, – возразил Ферот. – Нельзя уничтожать сущность Света. Это же… Это же сущность Света!

– А с чего ты решил, что она не высвобождена? – усмехнулся Ахин. – Киатор ошибся, хотя он все просчитывал годами, выверяя малейшие детали своей теории. Ваши легенды правдивы. Светлый Повелитель смог вернуть ее на место за гранью материального мира, когда надобность в великом могуществе отпала. Он не хотел, чтобы созданий Света постигла та же участь, что и подданных темного владыки, подавившегося виноградиной. Так что теперь в нашем мире нет какого-либо воплощения сущности Света.

– Есть, – заявил епископ. – Вы не там искали.

– Даже если и есть. Неважно, – отмахнулся одержимый. Ему действительно было уже все равно. – Киатор, умнейший из порождений Тьмы, не смог вычислить ее местонахождение. Она спрятана слишком хорошо, ее невозможно найти.

– Невозможно.

За словами Ферота, застрявшими в вибрирующем воздухе, осталось слишком много свободного места. Он еще не все сказал.

– Но? – покосился на него Ахин.

– Но только если нет доступа к Цитадели.

После разговора с Эберном епископ почти двое суток провел в библиотеке крепости, перечитывая исторические источники времен окончания Вечной войны и исчезновения светлого Повелителя. И там не говорилось ни слова о высвобождении сущности Света. Первые подобные сведения появились годами позже, постепенно превращаясь в легенду и неотъемлемую часть доктрины.

А бесследно пропавший клирик, о котором упоминал гатляур, оказался привратником резиденции кардинала Иустина. По долгу службы молодой атлан находился там, где концентрировались все тайны, и произошедшее с ним после того, как он изъявил желание продать информацию о величайшей святыне озаренного мира, было бы слишком наивно считать случайным стечением обстоятельств.

Может, рассудок Ферота и помутился, но епископ был далеко не глуп. То, что было известно всегда, то, что раскрылось совсем недавно, то, о чем многие даже не пытались думать, довольствуясь общепринятой истиной, и то, что объединяло все это, внезапно подтолкнуло епископа к очень простому выводу. Никто ничего не замечал, потому что это никому не было нужно. А лежащий на поверхности факт поражал своей очевидностью.

Четвертая дверь в зале на самом верху Цитадели ведет в хранилище сущности Света.

– Я понимаю, почему Киатор решил, будто бы она находится под кварталом фей, – продолжил Ферот. – Древние катакомбы исторического центра столицы действительно планировалось перестроить. Естественно, никаких свидетельств о том не сохранилось, не считая несколько туманных упоминаний и пару копий схем без каких-либо пояснений. Но все указывает на то…

– Киатор ошибся, – хмуро перебил его Ахин. – Там никогда не было святилища.

– Верно. Потому что примерно в то же время феи начали жаловаться на запах из сточных канав. Они выдвинули требование о создании полноценной канализационной системы. И в целях экономии было решено использовать старые катакомбы.

Таким образом, нечистоты и прижимистость властей спасли сущность Света. Порой взаимосвязь причин и последствий действительно весьма причудлива.

– Но Киатор все же ошибся, – повторил одержимый. – И его ошибка обошлась всем нам очень дорого.

– Однако кое в чем он оказался прав – сущность Света действительно существует в материальном мире. Прямо в Цитадели.

– Тогда почему бы тебе просто не уничтожить ее? – внезапно спросил Ахин. – Ты ведь знаешь, что это необходимо.

– Ее нельзя уничтожать, – вздохнул Ферот. Кажется, это они уже обсуждали. – Я собирался выступить перед советом архиепископов и кардиналом с инициативой высвобождения сущности Света…

Епископ резко замолчал. Он только сейчас осознал всю глупость и безнадежность своей затеи. Даже если бы его услышали, даже если бы поняли… Ничего не получится. Таковы уж Атланская империя, озаренный Светом мир и их хозяева.

– Если светлая сущность не высвобождена, то это значит, что ее невозможно высвободить, – покачал головой Ахин. – Иначе это уже давно было бы сделано вами же ради ее сохранности. Ты ведь видел, что происходит, когда о ней становится известно кому-то вроде меня. Или тебя.

– Я не буду уничтожать сущность Света, – произнес Ферот, чувствуя, что совершает ошибку. Но он все же атлан и не мог думать не по-атлански. Даже если это на самом деле необходимо.

– Как хочешь, – безразлично пожал плечами одержимый. Раньше Ахин попытался бы убедить его. Вот только тот Ахин уже мертв.

– Из меня вышел слишком плохой еретик и предатель, чтобы спасти свою страну, – епископ выдавил из себя вялый смешок.

– Страна – мелочь. Твое бездействие погубит мир.

– Да… – Ферот нахмурился, осознав, что все это время его внимание обтекало нечто очень важное: – Мир?

– Да. Обломок, на котором мы живем. Или жили, как в моем случае.

– Мир в опасности? – опешил епископ. – Но почему?

– Из-за дисбаланса изначальных сил, – одержимый выразительно посмотрел на него: – Разве ты ничего не заметил, когда гонялся за мной вдоль Шрама?

Если подумать, то размеры огромного разлома в земной коре действительно вышли за все разумные пределы. Его трещины пролегали совсем не там, где были отмечены на картах. Именно поэтому Ферот, вынужденный обходить расползшиеся по северо-востоку Атланской империи ветвистые провалы в бездну, не смог догнать Ахина, уже добравшегося до Могильника. А позже, когда карательная экспедиция собиралась перехватить одержимого до его встречи с кочевыми демонами, Ирьян, прекрасно знакомый с приграничными территориями Пустошей, неверно рассчитал маршрут от начала Шрама, из-за чего епископ со своими солдатами прибыл на заброшенную стоянку слишком поздно. И ведь опытный бригадир ни в чем не ошибся, он просто не обратил внимания, что за несколько лет, пока его здесь не было, разлом значительно увеличился.