
Полная версия
Помраченный Свет
– А как же твое новое назначение?
– Оно лишь изменило детали моих обязанностей при несении службы. Но приказ остался прежним – подчиняться вам.
Крайне абсурдная ситуация, порожденная бюрократическим аппаратом Атланской империи. Ирьян, будучи военнослужащим, обязан выполнять приказы руководства армии, но в то же время он находится в непосредственном подчинении Фероту, что было поручено лично Иустином, но до сих пор не отменено. А слово кардинала, подкрепленное официальным документом, значит больше, чем любой закон.
– Как солдат, я обязан следовать вашим указаниям, потому что это мой долг, – подытожил Ирьян и чуть тише добавил: – А как человек, я хочу следовать вашим указаниям, потому что верю в вашу правоту.
Он много наблюдал за Феротом во время погони за Ахином. Пожилой бригадир пытался понять, о чем думал вечно уставший епископ, прислушивался к его словам, обращал внимание на принятые им решения. Ирьяну было интересно, как атлан может проявлять такую широту мышления и… человечность. Конечно, Ферот видит далеко не все, но он хотя бы пытается смотреть во всех направлениях. И если кому-то действительно суждено что-то изменить, это будет именно опальный епископ, омрачивший свою озаренную сущность темным духом. Ибо мир нуждается не в абсолютах, а в равновесии.
– Хорошо, – Ферот прихрамывая подошел к Ирьяну. – Но я не буду тебе ничего приказывать. Только попрошу.
– Позволите считать вашу просьбу приказом?
«Если тебе так проще».
– Как хочешь.
– Я слушаю, – вытянулся бригадир.
– Спуститесь в казематы, – Ферот обернулся, бросив взгляд на темную арку входа в подземелье. Ему показалось, что тени каменного коридора медленно выдавливают страдания заключенных во внутренний дворик. – Освободите порождений Тьмы и людей.
– Но они ведь преступники, – напомнил Ирьян.
– Преступники? – епископ мрачно усмехнулся. – В казематах Цитадели никогда не было преступников.
Бригадир не стал возражать. Те, кто нарушают закон, сидят в тюрьме у казарм под присмотром армейцев. В казематы же попадают те, кто нарушают атланский закон. Невинные, но осужденные. Ибо иных казнили на месте.
– Понял, – коротко кивнул Ирьян. – Мы окажем им первую помощь и сопроводим до Темного квартала.
– У вас не возникнет никаких проблем?
– Просто конвоируем заключенных, – мотнул седой головой бригадир. – В Цитадели сейчас до них никому нет дела, а городская стража не осмелится переходить дорогу армейским. Какие тут могут быть проблемы?
– Хорошо, – Ферот протянул ему руку. – Я в долгу перед тобой.
– А мне почему-то кажется, что это мы в долгу перед вами, – хмыкнул Ирьян, крепко пожав руку епископа. – Хотя я даже не знаю, что именно вы собираетесь сделать.
– Я…
– Не надо объяснений. Только не мне, – нахмурился старый солдат. Он дотронулся кончиками пальцев до усов и замер, остановившись на середине привычного движения. – Сейчас я знаю ровно столько, сколько должен знать. Впрочем, даже немного больше.
Либо Ирьяну уже известно о Помраченном Свете и том, что сулило человечеству официальное утверждение абсурдного понятия, либо бригадир сделал какие-то собственные выводы, основываясь на слухах и обрывках тайн, коими полнится Цитадель, где он с недавнего времени несет службу. Однако факт остается фактом – люди беспомощны перед волей власть имущих.
Лучше ли жить плохо, чем не жить вовсе? Человек ответит утвердительно.
– То, что сейчас происходит со страной, ничем хорошим не закончится, – предрек Ирьян, оставив усы в покое.
– Я этого не допущу.
«Слишком много обещаний для одного дня. Только избавился от груза ответственности – тут же набрал себе новый. Ха… Так вот оно как. Теперь я не могу остановиться. Вынужден двигаться вперед. Знакомо, Ахин?»
– Надеюсь, – бригадир посмотрел на фортификационную громаду Цитадели. – Всем нам нужны перемены. Желательно к лучшему… Что бы вы ни задумали, полагаю, будет непросто. Вы справитесь?
– Я должен.
– Иного шанса не будет. Ни у вас, ни у нас, ни тем более у порождений Тьмы.
– Знаю.
– Если вам нужна моя помощь…
– Нет, благодарю, – Ферот улыбнулся и неловко хлопнул пожилого солдата по плечу. Дружеские жесты давались ему с большим трудом. – Цитадель нас все равно разделит. Я пойду своим путем. А ты… – он снова быстро оглянулся на вход в казематы: – Выведи их. Если у меня ничего не получится, то они хотя бы умрут свободными.
– Слушаюсь, епископ, – Ирьян повернулся к подчиненным: – Приказ ясен? Выполнять!
Солдаты, негромко переговариваясь и искоса поглядывая на одержимого атлана, без лишней суеты построились в колонну – в этом не было необходимости, но они уже не могли побороть армейские привычки – и начали спускаться в подземелье. Ферот чувствовал исходящие от них опасения и легкое недовольство, но перечить командиру никто не стал. Ирьян по достоинству заслужил среди них непререкаемый авторитет, да и, откровенно говоря, в последнее время среди людей все глубже пускали корни смутные подозрения – высшие создания Света явно жили в своем надуманном мире, обращаясь с человечеством как с каким-то ресурсом. Атланская империя давно мертва, и все уже устали притворяться, что разложением не пахнет.
– Ирьян, еще кое-что…
– Да?
– Свобода – вещь пьянящая, – понизив тон, произнес Ферот. – Она способна вскружить голову и порождениям Тьмы, и людям. На улицах Камиена могут начаться беспорядки. Пожалуйста, не дай этим искрам разгореться в пожар хаоса, который охватит всю страну. Ахин считал, что таково неизбежное перерождение мира. Но все должно закончиться иначе. Довольно насилия, крови и смертей. У тебя есть верные солдаты и опыт, сила и дисциплина. Я могу положиться только на тебя. Прошу, сохрани порядок, что бы ни произошло.
Ирьян задумчиво прищурился, глядя в его глаза – по-атлански светлый и абсолютно черный. Епископ сильно изменился, и дело даже не в одержимости. Атланское стремление к самосовершенствованию всегда было заключено внутри сферы идеалов Света и интересов империи. Но Ферот вышел за ее границы. Точнее, он был выброшен. Одержимый атлан больше не мыслит в масштабах страны и доктрины. Перед ним открылся весь мир, скрытый от взора и ума его высокородных сородичей.
– Я вас понял, епископ, – кивнул пожилой бригадир. – Будет сделано.
– Спасибо.
– Что-нибудь еще?
– Нет. Это все.
Ирьян снова кивнул и по-армейски вытянулся.
– Тогда позвольте приступить к выполнению ваших приказов… то есть просьб. И приказов.
«Солдат. Он не может перестать мыслить по-своему. Как и всякое разумное существо. С чего же я взял, что все они смогут взглянуть на мир иначе? Хотя… Я ведь смог».
– Конечно. Приступай.
– Слушаюсь, епископ, – Ирьян отсалютовал ему тем же немного небрежным жестом, что и при встрече: – Желаю удачи.
«Да, она мне пригодится, – усмехнулся одержимый атлан, торопливо хромая к высокой арке входа в Цитадель. – Как-никак, удача – основа моего плана».
Глава 19: Конец…
Ферот вошел в зал с четырьмя дверьми на самом верхнем этаже Цитадели, обессилено привалился к стене и медленно сполз по ней на пол.
Епископ никак не мог отдышаться – кажется, одно легкое было так же парализовано, как и вся левая половина тела. Впрочем, атлан стал замечать, что некоторые образы, запечатленные черным глазом, понемногу прояснялись в голове, но воспринимались они все равно как описание картины, услышанное из чужих уст. А потемневшая левая нога со временем даже начала сгибаться в колене, и к ней понемногу возвращалась чувствительность, чего, к сожалению, нельзя было сказать про руку. Однако подъем на вершину крепости дался Фероту очень нелегко.
Цитадель и в самом деле оказалась совершенно пустой для одержимого атлана, тут он не ошибся. Озаренная Светом твердыня вытеснила его, изгнав оскверненное существо из своей светлой души в покинутое всеми материальное тело.
С одной стороны, епископу повезло – его так никто и не остановил. В пыльных каменных коридорах не было ни одной живой души, хотя порой из-за углов слышались приглушенные голоса, разносимые одинокими сквозняками. Редкие залы, встретившиеся на пути Ферота, тоже пустовали и выглядели заброшенными – повсюду висела паутина, древняя мебель рассыпалась в труху, поверхность мрамора без должного ухода стала ноздреватой и покрылась темными пятнами, а выцветшие гобелены истлели так сильно, что уже не годились даже на корм моли.
С другой стороны, добираться до верхнего этажа, выискивая лестницы в лабиринтах Цитадели и преодолевая тысячи ступенек со всего лишь одной здоровой ногой, было, мягко говоря, утомительно. Прошел не один час, прежде чем Ферот, изможденный ментально и физически, смог ступить в тот самый зал перед резиденцией кардинала. И теперь он сидит на отполированном до блеска полу и пытается отдышаться, а по огромному пустому пространству разносится эхо его сдавленного стона, вызванного колющей болью в легком и мучительными спазмами ноющих от напряжения мышц.
«Все вокруг… Оно такое же, как раньше», – вдруг понял епископ, глядя по сторонам. Даже для него в этом месте Цитадель была той самой озаренной Светом твердыней атланов. Впрочем, что-то все же изменилось. Или наоборот – не изменилось.
Ферот был изгнан из души Цитадели, потому что она – воплощение мышления атланского народа и убежденности в непогрешимости искусственных идеалов Света. Ему там не место. Но здесь все было иначе. Это совсем другая душа древней крепости, воссозданная истинной верой. И она впустила в себя одержимого епископа. Ибо над ним должен свершиться суд.
«Такова воля светлых духов».
– Вы здесь из-за меня? – спросил Ферот, глядя на призрачные ярко-желтые всполохи.
Они кивнули. Конечно, у них не было ни голов, ни тел, ни их подобия, но по размеренному движению бликов епископ понял, что они кивнули.
«Светлые духи покинули свою обитель, чтобы вынести мне приговор. Большая честь. Наверное».
В принципе, было бы слишком наивно полагать, что величайшая святыня Атланской империи никем не охраняется. То есть «никем», если не брать во внимание весь народ атланов и саму озаренную крепость, изгоняющую зло и инакомыслие.
И вот они, недремлющие стражи светлой сущности, предстали перед Феротом. Те, кого принимали за безучастных, безвольных и апатичных созданий, лишившихся цели существования после поражения Тьмы, оказались не просто символами Света, а его вечными защитниками.
– Значит, это ваша Цитадель? – поинтересовался Ферот. Он заглянул в коридор, по которому прошел в зал. Там по-прежнему было пусто и пыльно. – А войти или выйти можно лишь по вашей воле. Идеальное хранилище… и тюрьма.
Светлые духи с ним не согласились. Это место для всех истинно верующих. И для тех, кто искренне верит, что они являются истинно верующими. Законы Цитадели строги, но обойти их не так уж и сложно.
– Тогда вы ошибаетесь, – угрюмо усмехнулся епископ. – Я еретик.
Призрачное сияние со снисходительной улыбкой мягко отклонилось в сторону. Ошибаются не они, а глупый Ферот.
– Но вы ведь все знаете. Я собираюсь уничтожить сущность Света.
Духи прикрыли глаза и опустили головы. Им действительно известно, зачем пришел одержимый атлан.
– И вы не попытаетесь остановить меня? – Ферот осторожно встал с пола, держась рукой за стену.
Они отступили от него. Епископ не очень хорошо понял их сияние. Но оно продолжалось довольно долго. Видимо, какой-то рассказ. И даже не разбирая слов, в нем чувствовалась боль и великая печаль.
– Мне очень жаль, – произнес Ферот, когда они закончили.
Светлые духи попросили его не сожалеть. Это их судьба. Тьма и Свет имели значение лишь в Вечной войне. Нужно двигаться дальше.
– То есть… Вы считаете, что я должен восстановить баланс изначальных сил? – уточнил епископ.
Снова невнятный ответ. Ферот лишь понял, что истинные идеалы Света ведут к тому, что Свет должен исчезнуть. Звучит абсурдно, но иного выхода нет. Добродетель призывает уничтожить воплощение добродетели, ведь только так можно спасти мир от разрушения.
– Почему же вы сами этого не сделали, раз все осознаете?
Светлые духи сокрушенно покачали единой несуществующей головой. Они не могут. Так же, как не мог и Ферот, пока не стал одержимым. Есть вещи, которые сильнее разума.
– Вы пришли только для того, чтобы рассказать мне все это?
Нет. Чтобы помочь. И уже помогли – епископ никогда бы не смог попасть сюда самостоятельно. Здесь ведь могло бы и не быть этого зала. Одно дело – находиться в месте для истинно верующих, совсем другое – найти к нему путь. Такова уж Цитадель.
– Спасибо, – пробормотал Ферот, глядя на четвертую дверь. Он шагнул к ней. Остановился. Повернулся к светлым духам: – Вы погибнете?
Они ответили утвердительно.
– Простите меня.
Не нужно просить прощения. Их время прошло.
– Вы не заслужили такой участи.
Духи улыбнулись. Они давно уже получили заслуженное. И по сей день могли лишь наблюдать за фатальными последствиями дисбаланса и ждать, когда найдется тот, кто поймет их. Ведь высшие создания Света не слышали то, что отказывались слышать.
– И вот пришел одержимый атлан, – хмыкнул Ферот. – Верный истинному Свету, но оскверненный Тьмой. Я пытаюсь добиться всеобщего блага в будущем, уничтожая сущность абсолютного блага в настоящем… Поистине, абсурдным проблемам – абсурдное решение.
Делая правильный выбор, порой приходится чем-то жертвовать. Ему прекрасно это известно.
– Но не велика ли жертва?
Нет. Так оно и должно быть. Великая жертва ради великой цели.
– Понимаю.
Яркое желтое сияние с благодарностью поклонилось ему легким переливом бликов, и удалилось в свою обитель, где им суждено встретить конец Света.
– Прощайте.
Хромая на левую ногу, епископ приблизился к двери. Он толкнул ее, и она отворилась без единого звука. Одержимый атлан вышел в длинный коридор, не похожий ни на материальное тело крепости, ни на светлую душу озаренной Цитадели. Здесь не было никаких гобеленов, фресок, лепнины, мебели, ваз и даже окон. Абсолютно пустой проход и высокая арка. Но Ферот никогда не встречал места чище и светлее. В этой пустоте ощущалась некая величественность. Не нужно ни украшений, ни удобств – тут все совершенно.
Внезапно епископ остановился, скованный цепями собственных намерений. Решимость улетучилась, захотелось выйти и закрыть за собой дверь. Светлые духи правы – есть вещи, которые сильнее разума. Атлан не мог пройти дальше.
Зато одержимый мог. По парализованной половине тела пробежала судорога, а от левого глаза разлились волны обжигающей боли, вздымая в оскверненной сущности атлана осадок памяти, мыслей и чувств Ахина. Он сделал шаг.
«Я должен!»
– Ты прав, – скорчился Ферот. – Да, ты прав.
Он похромал к высокой арке, держась рукой за стену. В сознании атлана все вновь смешалось, однако так оно и должно быть. Епископ перешагнул через свое происхождение, но не через себя. Ему нужна помощь Ахина. Он где-то здесь, рядом. Так близко, что слышен шепот одержимого. Тихий и без слов. Это их шепот.
Ферот шел по коридору, пробираясь через собственные мысли. Он обходил воспоминания, которые могли вывести его из равновесия. Качаясь из стороны в сторону, епископ балансировал на грани слившихся сущностей. То он был атланом, то одержимым человеком. То свободным, то рабом. То гнался за собой, то убегал от себя. То сдавался, то побеждал. То выживал, то умирал. Но все равно шел вперед.
И пришел.
Зал. Просторный и светлый. Вдоль стен стояли гигантские статуи, держащие на плечах огромный купол. Как и в коридоре, здесь не было ни одного окна, однако яркий, но мягкий свет лился буквально со всех сторон, стирая малейшие намеки на тень. Святое непорочное сияние брало начало из самого себя, оно исходило от центра зала и вновь сходилось на нем. На нем – на высоком мраморном троне посреди ослепительной пустоты.
Ферот замер, не в силах пошевелиться. Епископ видел то, что видел, и все понимал. Но не мог поверить.
На троне сидел атлан. Его древнее тело иссохло почти до скелета, длинные костлявые пальцы мертвенной хваткой вцепились в подлокотники, седые волосы ниспадали по плечам, доходя до пояса, впавшие глаза слепо смотрели в никуда, а лицо напоминало облепленный бледной кожей череп. Но внешняя дряхлость и немощность были обманчивы, в атлане до сих пор чувствовались истинные благородство, сила, власть и величие. Он источал столь мощную светлую ауру, что считать его созданием Света было бы кощунством. Ибо он и есть Свет.
– Повелитель… – выдохнул Ферот.
Владыка озаренного мира не смог ни высвободить сущность Света, ни поместить ее в какой-либо иной материальный сосуд. Он до сих пор хранит ее внутри себя, поддерживая жизнь в теле с помощью нескольких оберегов. Сияющие круги священных символов не давали ему умереть, черпая в нем же бесконечную светлую силу. Он не способен пошевелиться и уже даже не дышит, но все равно живет и будет жить вечно. Впрочем, в этом бессмертии было не больше жизни, чем смерти.
Агония Повелителя никогда не кончится. Даже если весь мир будет уничтожен дисбалансом, светлый владыка все равно продолжит свое существование в нигде и никогда, каждое мгновение безвременной бесконечности находясь меж бесчисленными мучительными смертями и не менее мучительными возрождениями, ниспосланными заключенной внутри него сущностью Света.
– Вы обрекли себя на вечные страдания ради нас, – Ферот упал перед ним на колени и низко поклонился, коснувшись лбом пола. – Нам нет прощения. Мы вас подвели. Мы допустили упадок Атланской империи. Мы исказили доктрину. Мы предали истинные идеалы Света. Мы не достойны вашей жертвы!.. А что теперь? Я должен убить вас! Должен! Убить! Вас!
Епископ закричал. Он кричал от боли, разрывающей его душу в клочья. Кулак был сжат с такой силой, что ногти до крови впились в ладонь. Из светлого глаза текли слезы. Одержимый атлан ненавидел себя, ненавидел свой народ, ненавидел весь мир. Это слишком жестоко и несправедливо.
– Неужели вы не знали, что дисбаланс изначальных сил приведет к дальнейшим разрушениям? Не знали, что одним лишь Катаклизмом все не закончится? Не знали?! – сквозь стиснутые зубы простонал Ферот.
Он снова закричал. Когда стихло последнее эхо, епископ обессиленно выдохнул и медленно поднялся, опираясь на здоровую ногу. Поправил перевязь с белым мечом. Шагнул к трону.
– Да. Конечно. Вы не знали. Тогда этого никто не знал. Тогда все верили, что добро победило зло. Что Вечная война окончена. Что наступила эпоха торжества Света…
Ферот подошел к Повелителю. Слышал ли его светлейший владыка, понимал ли, или же это иссохшее тело уже давно лишилось личности в бесконечных мучениях – неизвестно. Но епископ продолжал разговаривать с ним, потому что в противном случае он услышит собственные мысли. И тогда, будь Ферот хоть трижды одержимым, проклятым и убежденным в своей правоте, ничто не заставит его совершить самый ужасный грех, какой только возможен в озаренном мире.
– Теперь вы понимаете, к чему привело ваше самопожертвование. Уверен, вы бы не допустили этого, если бы могли. Пусть доброта ваших намерений неизмерима, пусть благородство вашего поступка неоспоримо, но последствия…
Увидев светлые обереги вблизи, епископ резко замолчал. Круги священных символов медленно вращались вокруг тела Повелителя, завиваясь в идеально ровные спирали, то наслаиваясь, то расходясь, а также дополняя друг друга знаками и определяя строгую геометрию единой системы поддержания вечной жизни. Сейчас ни у кого из атланов не хватило бы сил и знаний создать нечто подобное. Но Ферота поразило не это.
Поверх оберегов Повелителя были наложены другие обереги. Епископ не очень хорошо разбирался в начертании мистических символов, но сразу определил, что они постоянно обновлялись на протяжении не одного десятка лет. А характер их написания, разница в свечении и общем смысле говорили только об одном.
– Они вынуждают вас жить, – изумленно пробормотал Ферот. – Кардинал, архиепископы и прочие высшие атланы заставляют вас страдать, чтобы сохранить сущность Света и собственное природное превосходство над прочими расами… Лживые властолюбивые ублюдки!
Суть безмолвного рассказа светлых духов прояснилась. Он все правильно понял.
Ферот посмотрел в запавшие глаза восседающего на троне атлана. Взгляд Повелителя был пуст и совершенно безразличен к внешнему миру. Все же ни один разум не способен выдержать сотню лет непрекращающейся агонии.
– Вы собирались… – епископ прерывисто выдохнул и с трудом разжал кулак. – Вы собирались умереть, да? Когда поняли, что дисбаланс разрушает мир, вы хотели рассеять обереги и погибнуть вместе со светлой сущностью? А они все узнали. И не позволили вам… заставили вас…
Болезненно поморщившись, Ферот покачал головой. Он устал разочаровываться в своем народе. Атланская империя оказалась жалкой загнивающей страной, у которой не осталось ничего общего с великим государством прошлого, кроме названия. Доктрина Света – набор постоянно изменяющихся положений, зачастую противоречащих самим понятиям морали и справедливости. Достойнейшие, праведнейшие и мудрейшие правители озаренного мира – горстка палачей, упивающихся властью. А сам мир – ничтожный обломок, которому суждено умереть под эгидой искусственных идеалов.
Но все еще можно изменить.
Ферот направил раскрытую ладонь на обереги. В тот же миг парализованная половина его тела вспыхнула невыносимой болью. За черным глазом завертелся темный водоворот отголосков сознания Ахина, уносящий пылающие муки вглубь головы. Чувства и мысли внутри него рассыпались прахом, оставив от епископа обугленную половину слившейся сущности. Но атлан все равно продолжал взывать к светлым силам и вскоре почувствовал знакомое покалывание в пальцах, сопровождаемое жутким жжением в левой руке, как будто с костей живьем сползала оплавленная плоть.
Священные символы из верхнего слоя оберегов ярко вспыхнули. Некоторые из них прогорали за считанные мгновения, иные осыпались на пол незатухающими искрами или разлетались по залу сияющей пылью, но основная часть осталась на своих местах, постепенно растрачивая упорядоченность единой системы и смешиваясь в неразборчивые всполохи света.
На большее Фероту не хватило ни сил, ни знаний. Поколения искуснейших и умнейших атланов создавали эту защиту, обрекая светлого владыку на вечные страдания. Но одержимый епископ все же смог на некоторое время вывести обереги из строя. Этого было недостаточно, чтобы Повелитель встретился со своей чрезмерно отсроченной естественной смертью. Однако теперь его можно убить.
Необходимо убить.
– Я избавлю вас от мучений. Я спасу мир. Я… уничтожу Свет.
Ферот дрожащей рукой взялся за рукоять белого меча. Клинок с тихим шелестом выскользнул из ножен.
Епископ замахнулся.
«Нет, подожди».
Он опустил руку. Постоял. Тишина. Снова замахнулся.
«Остановись».
Но Ферот не послушал себя. На третий раз он уже не решится. Сейчас или никогда. Епископ должен нанести один удар, всего лишь один удар. Обереги в нынешнем состоянии не смогут защитить Повелителя Света. И все закончится.
Один удар. Сейчас.
Липкая рукоять скрипнула в крепкой хватке. Белая сталь сверкнула, оставив мимолетный след в светлой пустоте. Воздух с тихим свистом разделился надвое. Лезвие клинка неумолимо приближалось к точке пересечения жизни и смерти. И вот…
Меч врезался в спинку трона, выбив из нее мраморную крошку.
Ферот не попал. Он не мог промахнуться, но все же промахнулся. Причем специально, хоть и не хотел этого.
– Стой! – выкрикнул епископ. – Ты не слышишь его?
Меч с лязгом упал на пол.
– Ахин? – шепотом спросил одержимый атлан. – Это ты?
– Я слышу, как он зовет нас.
– Мы должны убить его!
– Да.
– И зачем ты остановил меня?
– Не знаю.
– Не знаешь? – переспросил Ферот, стиснув зубы. – Не знаешь?! Ты хоть понимаешь, каково мне сейчас?!
– Понимаю.
– Так не смей меня останавливать! Дай мне закончить начатое! Я больше не вынесу этой пытки!
– Подожди. Я что-то чувствую. Это важно.
– Хватит!
Епископ хотел подобрать меч, но тело его не слушалось.
– Что ты творишь?
– Постарайся услышать.
Подняв парализованную темную руку, Ферот коснулся лба Повелителя Света. По левой половине тела епископа прокатилась волна обжигающей боли, словно мышцы и кости поочередно рвались на небольшие кусочки и вновь собирались воедино. Из носа хлынула кровь. Сознание померкло. Он почувствовал, что падает.
– Слушай.
Там было слишком светло, но яркий вездесущий свет совершенно не слепил глаза. Он озарял тело и душу, развеивая тени боли, грусти, сожалений, злости и сомнений. Ферот уже забыл, каково это – ощущать спокойствие.
– Странное чувство, – хмыкнул Ахин.
– Неуместное, – поправил его епископ.