Помраченный Свет

А это приятно. Да, Ахин никогда не чувствовал такого прежде. Он бил ее, наслаждался криками о помощи, просьбами остановиться, купался в отчаянии беспомощной жертвы.

Одержимый тяжело выдохнул. Штаны без ремня давно уже сползли. Хватит прелюдий… Он посмотрел на руки, которыми избивал саалею. Грубая кожа, толстые пальцы. Ахин зачем-то поднес руку ближе к своему лицу. Кажется, пальцы не слушаются его. Да и то, что происходит сейчас в подвале, уже в прошлом. Какие отчетливые воспоминания… Или реальность?

Нет, он определенно помнит, как, вдоволь наигравшись с этой девкой, отправился за братьями. Он поделится с ними, а затем что-нибудь потребует взамен. Жалко только, что кто-то из этих болванов потом проболтается. Одно время в подвале дома знахарки было не протолкнуться из-за мужиков, желающих насладиться юным телом саалеи…

И почему он до сих пор продолжает тянуть руки к своему лицу? Все ближе и ближе. Вот уже пальцы коснулись глаз. Но это лишь половина дела. Надо надавить. Сильнее. Он чувствовал это, когда избивал связанную девушку. Ему хотелось продолжать, не останавливаться, пока наслаждение не выплеснется наружу. Значит, надо давить сильнее. И это больно, очень больно, нестерпимо больно…

Ахин утробно зарычал от удовольствия, сделав последний толчок. Тихий хлюпающий звук. Странное ощущение. Он оторвал от лица руки, чтобы посмотреть, что же это такое. Но ничего не увидел. Из пустых глазниц текла липкая горячая жижица, а недоумевающий одержимый задумчиво перетирал толстыми пальцами студенистые сгустки остатков глаз.

И тут он понял, что сейчас произошло. Боль, казавшаяся чужой, ворвалась в его сущность, разорвав все прочие чувства в клочья. Он должен был испытать шок, потерять сознание, умереть, в конце концов! Но почему эти мучения не заканчиваются, почему они становятся все сильнее, почему время покинуло мир, оставив его наедине с ними?!

Ахин истошно завопил… и рассмеялся.

– Что происходит? – испуганно воскликнул одержимый, глядя на брата, корчащегося на полу.

Надо ему как-то помочь. Но до чего же приятно смотреть, как он страдает. Какое наслаждение… Сердце затрепетало в груди. Ахин возбужденно выдохнул. Он испытывал то же самое, когда издевался над саалеей. Запустить руки в зеленоватые волосы, откинуть очаровательную головку назад, услышать ее тихий стон, лизнуть соленую от пота шейку… и укусить. Дать волю страсти – укусить сильнее!

Зубы впились в плоть. Хлынула кровь. Она текла по подбородку, такая теплая и сладкая. Голова закружилась от восхитительного металлического привкуса. Внутри вскипело похотливое исступление. Ахин уже не мог сдерживаться, он набросился на саалею, кусая ее снова и снова. Экстаз движения, дрожь в конечностях, томное дыхание и волны удовольствия, разливающиеся по телу!

Одержимый открыл глаза и застыл, скованный леденящим ужасом. Это была не саалея. Перед ним лежал брат с перегрызенным горлом и окровавленным лицом. Пустые глазницы смотрели прямо на Ахина. И он услышал голос измученной девушки.

Она снова умоляет отпустить ее. Просит, плачет, кричит. Невыносимо громко, где-то прямо в голове одержимого. Она все повторяет вновь и вновь, воспоминания о ее мольбах наслаиваются друг на друга, крики и плач множатся. То удовольствие, которое он испытывал, выслушивая ее надрывные стенания и напрасные просьбы, внезапно обернулось настоящим кошмаром. Он сам ощутил это.

– Ее чувства, – пояснил Ахин. – И в то же время вы смеялись. Били ее, насиловали, измывались как могли. В пьяном угаре, в животной похоти, в маниакальных приступах…

Он зажимал уши, чтобы не слышать свои слова. Но они все равно заползали в голову сквозь звон тишины, сквозь скрип стиснутых зубов, сквозь бешеный стук сердца. Одержимый слышал их даже сквозь крики саалеи. А они становились все громче и громче.

– Чувствуешь? Да, чувствуешь. Это ее боль… А вот это – твоя.

Ахин поднялся на ноги. Вытянул руки. Напряг мышцы.

Ничего не вышло. Ни у одного человека в здравом уме такое не получится.

– В здравом уме – нет. Но мы-то безумны.

Он улыбнулся, глядя, как пальцы выгибаются в обратную сторону. По его собственной воле рвутся сухожилия и лопаются суставы. Это немыслимо, невозможно. Человеческое тело не способно на подобное! Но вскоре и локоть вывернулся против сгиба, затем плечо сдвинулось к спине. В тот же момент стопа мягко отделилась от голени, и Ахин упал на пол с диким воем, захлебываясь в истерическом хохоте. Ноги неестественно сложились в коленях, в тазу что-то очень громко щелкнуло, пустив по цепочке позвоночника волну безумных спазмов. Мышцы шеи напряглись, одержимый почувствовал, как голова неторопливо поворачивается в сторону. Все дальше и дальше, медленнее и медленнее… Послышался хруст. Его тело конвульсивно дернулось, боль моментально прошла. Теперь он ничего не чувствует и не может пошевелиться. Но пока еще жив.

– Слышишь ее?

И немая благодарность Свету за то, что его мучения наконец прекратились, бесследно растворилась в воспоминаниях о криках саалеи, о ее болезненных стонах, о тщетных мольбах и плаче. И теперь он обречен слушать их, испытывая чужие страдания, пока милостивая смерть не коснется его изломанного парализованного тела. Но надеяться на скорое избавление от мук бессмысленно, ибо здесь смерть – Ахин.

– Ты умрешь нескоро, – пообещал одержимый, глядя на мычащего в агонии человека, изо рта которого пошла кровавая пена.

Ахин повернулся к третьему брату. Он был скован страхом, но под взглядом черных глаз непроизвольно отступил назад. Споткнулся о бутылку, упал. Полз, пока не уперся спиной в стену. Поднялся, с трудом удерживаясь на трясущихся ногах. В его голове мелькнула мысль о сопротивлении, ведь он был крупнее и сильнее одержимого, но она моментально покрылась инеем сверхъестественного ужаса и затерялась во тьме подвала.

– Теперь ты.

Он дышал очень часто, стараясь вдохнуть как можно больше воздуха. Мощные легкие ритмично раздувались, едва не заставляя ребра трещать. Лицо онемело, руки стали холоднее стены, за которую он цеплялся, будто бы она могла ему чем-то помочь.

– Тебе нравилось душить ее.

В глазах потемнело. Тусклый огонек лампы казался таким далеким и маленьким, неспособным отогнать темноту даже от закопченного стекла. Он затухает, и вместе с ним слабеет дыхание одержимого. На смену глубоким вдохам незаметно пришли короткие судорожные выдохи.

– Именно ты убил ее.

Раздался сиплый хрип. Последний воздух покинул легкие. Сердце глухо ударило, замедляя свой ход. Онемевшее лицо раздулось, распухший язык вывалился изо рта, покрасневшие от лопнувших сосудов глаза закатились.

– Ты убил ее.

Он задыхается. Нет, он уже задохнулся. В одержимом больше нет жизни, ее заменили конвульсии и давящая боль. Но почему же это не прекращается? Почему он не может потерять сознание? Почему он умирает так долго?!

– Убил Аели.

Слабое пламя лампы затрепетало, вторя судорогам Ахина, в последний раз лизнуло стенки стеклянной тюрьмы и окончательно потухло. Обмякшее тело упало на пол.

Он умер, но страдания на том не закончились. Ни его собственные, ни двух других сыновей Орина, ни саалеи, ни одержимого. Их душевная и телесная боль растворилась во тьме, сама стала тьмой. И пока в подвале царит беспросветный мрак, три брата будут испытывать ужасные мучения. Вечно.

– Аели…

Ахин вышел из дома знахарки с мертвой саалеей на руках.

Диолай и демоны, столпившиеся вокруг крыльца, отпрянули от него, физически ощутив исходящую от одержимого силу страданий и страха. Он выглядел изможденным, в черных глазах застыла пустота, бледное лицо не выражало совершенно никаких эмоций. Едва ли Ахин был собой.

Нить здравого смысла внезапно оборвалась. Одержимый оступился. Он падал в бездну безумия, но полет затягивался, не давая ему окончательно сойти с ума. Тьма тянула его на поверхность, она подавляла боль, удерживала в сознании и вела вперед, собирая осколки рассудка Ахина. Но ничто не могло вернуть ему причину. Причину всего, которую он вряд ли осознавал, пока она существовала.

Аели.

– Мы слышали крики, – Трехрукий посмотрел на труп саалеи, отвернулся и сорвал желтый цветок.

– Но не могли сдвинуться с места… от ужаса, – угрюмо пробормотал Диолай, сжимая в руках меч. Его взгляд был прикован к Аели. – Ты убил их?

«Убил?..» – одержимый задумался.

Да, верно. Убил. Но было что-то еще, какое-то незаконченное дело…

– Очевидно, они мертвы, – заключил Турогруг.

«Мертвы. Но…» – Ахин нахмурился, копаясь в четырехкратных воспоминаниях о произошедшем. Ничего.

Неподалеку послышались шаги и тихий металлический скрежет. Демоны напряглись и сбились в кучу, предвкушая скорое кровопролитие, однако, увидев идущую к домику знахарки нежить, они разочарованно заворчали, опустили оружие и разошлись.

Ожившие мертвецы были облачены в дешевую, но вполне крепкую броню, а наконечники их копий и новенькие мечи тускло поблескивали в свете первых звезд. Видимо, староста Орин и в самом деле старательно выполнял свою часть договора с одержимым.

«Орин? Нет, его сыновья. Это сделали они. И теперь они мертвы… Мертвы, но… Проклятье, что я забыл?»

– Я же говорил, что это он, – оскалился Одноглазый. – Кто еще может такого страху нагнать? Сразу понятно… – он увидел труп саалеи на руках одержимого и резко замолчал.

Перевернутый обвел безразличным взглядом толпу демонов, как будто ни секунды не сомневался, что Ахин рано или поздно приведет их сюда. Впрочем, скорее всего, ему просто все равно.

– Что тут произошло? – поинтересовался опрятный мертвец.

– Они убили ее, – мрачно ответил Диолай, по-прежнему глядя на Аели.

«Я вспомнил».

Тьма вспыхнула внутри одержимого, едва не испепелив его естество в черном огне. В глазах клубился беспросветный мрак, человеческое тело больше не скрывало темную сущность, почти целиком поглотившую светлые аспекты двуединой души. Он – воплощенный кошмар. Он – сила, исчезнувшая полтора столетия назад. Он – эхо ужаса Вечной войны.

«Не только сыновья Орина. Другие люди. Они все виноваты. Те, которые убили ее. Те, которые мучили ее. Те, которые все знали. Те, которые догадывались. Те, которые подозревали. Те, которые ничего не делали. Виноваты все».

– Идите в Бирн, – тихо прошептал Ахин, но его слова невозможно было не услышать, ибо они прокатились непреклонной волей по рядам темного воинства: – Убейте всех.

– Смерть им! – взревел Турогруг, воздев секиру к небу. – Сме-е-е-е-рть!

Долина меж утесами и лесом наполнилась воинственными воплями демонов, бросившихся следом за вождем в сторону поселения. Они уже давно рвались в сражение, и сейчас им это необходимо, как никогда раньше, даже если их противники – простые крестьяне. Демоны стремились туда, где все знакомо и понятно, где мир делится на врагов и соратников, где можно выплеснуть застоявшуюся ярость.

– Как же долго я этого ждал, – оскалился Одноглазый и повернулся к своим мертвым подчиненным: – Чего стоим, доходяги? Вперед! Не щадите никого.

Нежить стремительно направилась к домам людей, не издавая лишнего шума. Им не нужно кричать или греметь оружием, чтобы кого-то запугать, ибо неестественная плавность их движений, безжизненные лица и тусклый потусторонний блеск в остекленевших глазах и без того втопчут боевой дух живых в грязь. Ожившие мертвецы уже познали смерть. И теперь готовы поделиться этим знанием.

Диолай наконец отвел взгляд от трупа саалеи и вздохнул:

– Я хотел, чтобы у тебя все было хорошо.

Сонзера угрюмо побрел в Бирн, из которого уже доносились первые крики умирающих, стоны раненых и плач. Наверное, ему стоило бы бежать к самому центру побоища, вопя во все горло и размахивая мечом. Раньше он так бы и поступил. Но сейчас… Это ничего не изменит.

Перевернутый задумчиво хмыкнул и дал отмашку своему отряду нежити:

– Вы слышали Ахина.

– Но нами командуешь ты, – неуверенно возразил кто-то. – Да и вообще…

– Вы отказываетесь атаковать Бирн?

Мертвецы топтались на месте, глядя то на Перевернутого, то на Ахина, который как будто не замечал ничего вокруг и вовсе пребывал в каком-то другом мире, оставив здесь за ненадобностью пустое тело.

– Это не то, ради чего мы пошли за одержимым, командир.

Перевернутый понимающе кивнул.

– Тогда отправляйтесь в дозор. Следите за дорогами, ведущими к Бирну. Возможно, на дым сбегутся местные патрули. Заметите кого-нибудь – немедленно доложите. Где, кто и сколько. Все ясно? Выполняйте.

Нежить ушла. Одержимый не обращал на них внимания, пока не почувствовал их особенные эмоции. Мертвецы не хотели принимать участие в бессмысленном акте мести – они знали, что в Бирне есть невинные. И Ахин тоже это знал. Тот, другой Ахин.

«Что я делаю?..»

Он пошатнулся. На пропитанную горем землю опустилась ночь. Одержимый ссутулился, почувствовав ее тяжесть на плечах. В какой-то момент – он даже не заметил – к нему подошел Перевернутый и забрал из его рук тело Аели.

– Скажи, – пробормотал Ахин, устало сев на крыльцо. – А улитки со специями правда вкусные?

Опрятный мертвец посмотрел на разгорающееся зарево пожара в Бирне – второй закат одного дня.

– Очень.

– Я так и думал, – печально улыбнулся одержимый. – Прости меня.

Ахин завалился набок, ощутив, как последние остатки темных сил выкипают в смешанной сущности – их обители, тюрьме и склепе. У него болела каждая мышца, ныла каждая кость, зудела каждая клетка кожи, а разорванные в клочья нервы медленно соединялись воедино, чтобы одержимый ненароком не пропустил ни единой капли страданий. Он едва дышал. Откровенно говоря, Ахин даже не понимал, зачем он до сих пор удерживает в этом изможденном человеческом теле жизнь.

Сознание померкло.

«Надеюсь, я уже не очнусь…»

***

В ту ночь Бирн был уничтожен.

Толпа демонов пронеслась по широким улицам, унося с собой жизни неосторожных людей, вышедших из своих домов на шум. Одни крестьяне вопили от ужаса, разбегались, запирали двери, пытались спрятать жен и детей. Иные же замирали на месте, глядя на приближающихся порождений Тьмы так, словно смерть представлялась им чем-то, что могло произойти лишь с другими, ведь они должны тихо и безболезненно скончаться в глубокой старости, когда родственники соберутся у смертного одра, чтобы проститься и проводить любимого и уважаемого человека в последний путь.

Люди хотели вернуться к семьям. Они убегали и падали, тут же пытались подняться, но поскальзывались в бурой грязи. Трупы крестьян лежали в переулках и садах. Конечности тех, у кого они остались, сплелись в предсмертных корчах. И раненые могли лишь завидовать мертвым соседям, ибо им еще только предстоит встретиться с милостивой смертью, проведя последние мгновения жизни в ожидании, наполненном отчаянием и страданиями. Они зажимали распоротые животы, удерживая лезущие наружу внутренности, старательно дышали, надувая кровавые пузыри, смотрели стекленеющими глазами на липкие пальцы и пытались пошевелить отнявшимися ногами, в полубреду мечтая о бегстве.

Послышался треск падающих оград, грохот слетающих с петель дверей, звон разбитых стекол. Спрятавшиеся в домах люди загнали себя в ловушку. И если увлеченные резней демоны еще могли пробежать мимо, благодаря чему у зажавшихся в углах и под лавками детей и женщин оставались шансы выжить, то нежить, методично прочесывающая дом за домом, лишала их последней надежды на спасение.

Ходячие мертвецы неторопливо блуждали по разоренному Бирну добивая раненых, разделывая и пожирая трупы, поджигая дома и охотясь на убегающих. Без лишнего шума, медленно и неизбежно. Они чуяли жизнь, их невероятный слух улавливал малейшие шорохи и испуганное дыхание, взгляды мутных глаз и пустых глазниц пронзали темноту и дым, выискивая новую жертву. От смерти не скрыться.

Приказ Ахина выполнен. И пусть победа над жалкими крестьянами, людишками, слабейшими светлыми существами была поистине ничтожна, порождения Тьмы торжествовали. В ту ночь Бирн наполнился безумным ужасом и жестокой эйфорией.

Что же случилось со старостой Орином, его женой и оставшимися в живых сыновьями? Они могли спастись – под их огромным домом есть винный погреб, где им удалось бы запереться и переждать нападение. Увы, сокровища, которые старосте авансом вручил Ахин, лежали в кабинете на втором этаже. Конечно, Орин сразу понял, что означает шум снаружи, и тотчас же побежал собирать драгоценности. Пусть окончательный расчет ему уже не суждено получить, но доживать свой век в нищете староста Бирна не собирался.

Однако он не успел.

Турогруг ворвался в его дом, руководствуясь простой логикой – если хочешь найти вражеского вождя, то ищи в самом крупном шатре. Навстречу демону выбежали два огромных человека, очень похожих друг на друга. Они держали в руках длинные охотничьи ножи и мясницкие тесаки. Смехотворное оружие, но в тесном коридоре оно значительно эффективнее огромной секиры Турогруга – для полноценного замаха не хватает свободного пространства. У братьев имелось преимущество. Во всяком случае, так они думали.

Яростно взревев, военный вождь бросился вперед и врезался плечом в широкую грудь одного из людей. Тот изумленно выдохнул, выпучив глаза, и отлетел к дальней стене. Продолжая единое движение, Турогруг ткнул второго изогнутым острием секиры в живот. Резкий рывок в сторону и вверх. Человечьи потроха подлетели к низкому потолку и бесформенной кучей шлепнулись на пол.

– О-о-о? – изумленно выдохнул бугай, воочию узрев свой внутренний мир, и с грохотом завалился на спину.

Первый брат успел лишь приподняться, опираясь на стену и насильно втискивая воздух в легкие, когда багровая тень метнулась к нему. Он выставил перед собой нож. Турогруг перехватил его руку. Человек попытался отмахнуться тесаком, но неожиданно порезался о лезвие собственного ножа, подставленного демоном под удар. Сын старосты заорал от боли, мясницкий тесак упал на пол. Вождь кочевников деловито отсек ему руку по локоть. Затем, не обращая внимания на хриплые вопли, отрубил вторую. И оставил резко побледневшего человека умирать, барахтающимся в луже собственной крови.

Отправившись в ту сторону, откуда на него выбежали два брата, Турогруг обнаружил лестницу на второй этаж. На ней он встретил третьего человека, очень похожего на тех, кто остался в коридоре.

Вождь демонов присел, над его рогами пролетела увесистая кочерга. А затем резко встал, одновременно шагнув вверх по ступенькам и схватив человека за ногу. Тот, промахнувшись, находился в крайне неустойчивом положении, и Турогругу не составило особого труда перекинуть через себя эту тушу. Сын Орина плашмя упал спиной на лестницу. На сей раз вождь решил не изощряться и просто рубанул секирой промеж глаз ошеломленного здоровяка. Сталь чавкнула мозгами в раскроенном черепе. Ноги человека судорожно задергались, отбивая короткую дробь агонии.

Турогруг поднялся на второй этаж и раздраженно сплюнул, снова оказавшись в тесном коридоре. Мимо, из одной комнаты в другую, пробежала какая-то толстуха. Демон поймал ее за волосы и впечатал лицом в окосячку, оборвав пронзительный визг. Женщина тяжело осела на пол, заливая подбородок кровавыми соплями из расплющенного носа.

Разочарованно фыркнув, Турогруг пошел дальше. Никто из убитых даже отдаленно не походил на вождя. И в очередной раз свернув за угол, демон заметил в конце коридора дверь, у которой стояла сухонькая старушка. Она стучалась и что-то бормотала слабым голосом.

– Ты, – прорычал Турогруг, подойдя к ней. – Где ваш вождь?

Пожилая иссохшая женщина не сразу поняла диалект кочевника.

– Там мой муж, староста Орин, – промямлила она, зачем-то продолжая стучаться в запертую дверь. – У него есть деньги. Вам нужны деньги? Он заплатит, только…

– Староста? – поморщился демон. – Это как старейшина? Лидер?

– Сколько вам нужно? Золото, оружие, еда, люди… Просто поговорите с ним. Поговорите… – она слабо вздохнула, опустив руки: – Вы от одержимого, да? Ох, мои сыночки… Просила же не трогать ту девку. Но не уследила я за ними. Не уследила…

Турогруг непонимающе мотнул головой, подошел ближе, мимоходом сломав тощую шею старушки, и за два удара выломал дверь в кабинет старосты.

Орин стоял у распахнутого окна, так и не решившись выпрыгнуть. То ли он боялся высоты второго этажа, то ли просто не мог сдвинуться с места, остолбенев под порывами горячего ветра пожара, несущего с собой застрявшие в едком дыму крики людей и воинственные вопли демонов.

Жалобно звякнув, мешок с драгоценностями упал на пол.

– И это все? – презрительно скривился вождь. – Твои шатры горят. Твои собратья умирают. Твоя женщина погибла за запертой тобой дверью. А ты все это время трусливо прятался тут, держась за этот мусор?

Орин медленно повернулся, выпрямился и расправил плечи.

– Ты здесь по приказу одержимого?

– Я здесь по своей воле! – взревел Турогруг и чуть более спокойно добавил: – Но благодаря Ахину.

– Мои сыновья уже мертвы?

– Не знаю. Но если они еще не мертвы, то скоро станут таковыми.

– Послушай, мне известно, что они сделали, но я был против, – Орин поднял руки, демонстрируя пустые ладони. Как будто одного примирительного жеста достаточно, чтобы остановить смерть.

– Зачем ты со мной разговариваешь? – демон поудобнее перехватил секиру. – У тебя был шанс сразиться, как подобает мужчине, отцу и вождю. Но ты избрал иную участь и теперь умрешь трусом.

– Не все жители Бирна должны нести ответственность за безрассудство моих сыновей. Многие ни в чем не виноваты. Я ни в чем не виноват! – староста сорвался на крик. Он нервно пожевывал губу, не замечая, что уже не раз прокусил ее до крови. – Это несправедливо! Я честно выполнял условия нашего договора с одержимым. Видишь, чем он отплатил мне?

– Я ничего не знаю о ваших договорах. Мне все равно. Просто Ахин захотел, чтобы мы убили вас, – Турогруг хищно оскалился: – И у нас нет причин не делать этого.

– Постой!

– Что?

– Постой, – дрожащим голосом повторил Орин, не веря, что он до сих пор жив. Это дарило призрачную надежду. – У всего есть цена. Вряд ли тебе нужны деньги, но я могу достать все, что ты только пожелаешь. Ну, заключим сделку?

– Не понимаю тебя, – нахмурился вождь. – Зачем?

– Я хочу, чтобы ты сохранил мне жизнь. Я буду полезен тебе.

– Но ты ведь потерпел поражение, – в рыке демона послышалось искреннее недоумение. – Почему ты не хочешь умереть?

– Это вовсе не обязательно! – воскликнул староста. – Есть же иной выход! Только скажи, что я могу для тебя сделать?

– Умри, – пожал плечами Турогруг, шагнув к нему. – Вы, люди, очень странные. Почему вам нужно объяснять такие простые вещи?.. И перестань говорить со мной. Я пришел убить тебя, а не отвечать на вопросы. Все честно.

Орин попятился, споткнулся и едва не выпал из окна, ухватившись руками за раму. Затащив себя обратно в кабинет, староста вжался в стену и, не до конца осознавая свои действия, пошел вдоль нее к углу, тщетно пытаясь отдалиться от свирепого демона.

– Честно? – пробормотал он. – Это не честно, а глупо! Зачем убивать проигравшего, если он может стать твоим союзником?

– Союзник без чести хуже врага.

– Да в каком диком мире ты живешь, чудовище?!

Турогруг подошел вплотную к человеку. Староста Бирна почувствовал на лице его горячее дыхание.

– Мы с тобой живем в одном мире, – прорычал вождь, испепеляя побледневшего человека яростным взглядом. – В вашем мире. Мире созданий Света.

– Но мы простые люди, мы не…

– Хватит разговаривать со мной! – брызжа слюной, проревел Турогруг. – Отыщи в себе остатки чести и умри достойно!

– Но…

По зубам Орина омерзительно скрипнуло лезвие секиры, на язык легла холодная сталь с солоноватым привкусом, из надрезанных уголков губ засочилась кровь. Староста в ужасе выпучил глаза на уродливую морду демона, нависшего над ним, и застыл, чтобы ненароком не раскроить себе щеки.

– Ы ео оие ахаа… – Орин попытался что-то произнести, но вряд ли его слова прозвучали убедительно.

– Хватит. Разговаривать. Со мной.

Турогруг перехватил рукоять и всем телом навалился на нее. Орин мучительно замычал, почувствовав, как острие неумолимо вгрызается в лицо. Он ухватился за руки вождя демонов, попытался удержать его, оттолкнуть, как-то вывернуться… Бесполезно. Это лишь продлило предсмертные муки.

Секира уперлась в начало нижней челюсти и с негромким щелчком отделила ее. Староста судорожно задергался, крики с бульканьем вырывались из его горла до тех пор, пока лезвие не погрузилось в шею достаточно глубоко, соприкоснувшись с шейными позвонками у основания черепа. Орин наконец затих.