Помраченный Свет

– Совершенно верно. Вот только созданиями Света их уже не будут считать, а то как-то некрасиво получается.

– Считать?! – вспылил епископ, черпая ярость в боли. – Нельзя вот так просто считать или не считать кого-либо созданием Света! В мире есть только Свет и отголоски исчезнувшей Тьмы, а люди однозначно являются светлыми существами!

Эберн пожал плечами и ткнул пальцем туда, где, по его мнению, располагался зал собрания совета Цитадели:

– Там считают иначе.

– Но иначе не может быть!

– О, может. Они даже название им уже придумали, – невесело усмехнулся гатляур: – Создания Помраченного Света! Как тебе? Ни Тьма, ни Свет, а нечто среднее, но с явным оттенком порока. Ну и как таких существ не сделать рабами, м?

– Помраченный Свет… – растерянно повторил Ферот. – Абсурд. Они с ума сошли? Разве можно?.. Ведь доктрина Света…

– Да нет уже давно никакой доктрины, одумайся! – понизив голос, прошипел Эберн. – Большинство населения этой страны – стадо ничего не подозревающих простаков. Цитадель, сердце страны, полнится фанатиками, готовыми выполнить любое поручение, даже самое жестокое и коварное, если оно заканчивается на: «Во имя Света». А еще есть те, которые все контролируют. И прямо сейчас они вновь перекраивают общество Атланской империи… Даже не империи, а всего мира!

– Но…

Ферот не договорил. Возражения излишни. Где-то в глубине души он все это знал и понимал. Причем еще до того, как отправился в погоню за одержимым. Атлан родился в этом неправильном мире с искусственными истинами, на которых зиждется коррумпированное, безнравственное и меркантильное государство, носящее имя некогда великой Атланской империи.

«Я хотел избавиться от сомнений? – епископ еле удержался от истерического смеха. – Что ж, я избавился. Теперь я убежденный еретик».

– Гатляуры будут следующими, – мрачно произнес Эберн. – Это еще одна причина, по которой мы вынуждены уйти.

Вполне логичное заключение. Связь прямоходящих огромных кошек со Светом издавна являлась предметом ожесточенных споров. Они были необходимы, пока защищали правопорядок и развивали торговлю благодаря своим талантам, но в последнее время все чаще в коридорах и залах Цитадели раздавался беспокойный шепот – гатляуры слишком сильны, гатляуры слишком богаты, гатляуры тянут когтистые лапы к управлению страной.

Очевидно, светлая элита недовольна подобным развитием событий. А решение уже есть – поставить точку в споре о сущности гатляуров, объявив их созданиями Помраченного Света, и истребить, так как они очень опасны. Политические аспекты их деятельности перейдут под контроль атланов, а торговля достанется феям. И это станет началом конца Атланской империи, ибо ни один из высших народов не будет полностью удовлетворен, пока не сконцентрирует в своих руках всю власть и экономику страны. Начнется гражданская война, которая похоронит остатки цивилизации на этом жалком обломке мира.

– Грядет время перемен, – сокрушенно покачал головой Ферот.

Эберн фыркнул.

– Но перемены подконтрольны. Лишь бы нашелся тот, кому это под силу.

Епископ посмотрел в хитро прищуренные глаза гатляура. Ему почему-то сразу вспомнился Ирьян, к словам которого приходилось волей-неволей прислушиваться из-за его взгляда умудренного опытом человека. Складывалось ощущение, будто бы они знают, как должен поступать Ферот, но великодушно предоставляют ему возможность догадаться самому. Раньше атлана взбесило бы подобное отношение, но теперь он понял, что его раздутое эго такое же пустое, как и рукотворные идеалы Света.

– Что ты имеешь в виду?

– Высшие светлые расы считают, что сейчас в мире существует лишь одна сила – они сами, – Эберн заложил руки за спину и неторопливо прошелся по кабинету, перешагивая через винные пятна. – Но перемены могут идти и с обратной стороны, которую они не замечают. Вокруг немало несогласных с политикой элиты Света, и, позволь заметить, ты в их числе. Я не приравниваю тебя к порождениям Тьмы, нет, ни в коем случае. Однако когда отвергаешь одно мнение, быть может, пора прислушаться к другому?

Ферот болезненно поморщился.

– Уж не хочешь ли ты сказать, что Ахин…

– Я ничего не говорил про одержимого, – самым невинным тоном промурлыкал гатляур. – Это сказал ты. И пожалуйста, оставь свои мысли при себе. Я не хочу, чтобы ты винил меня в неверном решении.

– Каком решении?

– Не знаю. Но у тебя есть опыт, знания и возможности.

– Чтобы предать свой народ, свою страну?! – воскликнул Ферот, схватившись руками за раскалывающуюся от боли голову.

– Опять-таки я этого не говорил, – бесстрастно возразил Эберн.

– Но нельзя же просто взять и…

– А это и не просто. Но рано или поздно наступает момент принятия решения. Впрочем, ты уже сделал выбор.

– Ты не можешь этого знать, – сквозь стиснутые зубы прошипел Ферот.

– Конечно, – неопределенно повел плечом гатляур. – Я и не знаю. Зато знаешь ты.

– Если ты хотел, чтобы я разозлился…

– Я хотел помочь тебе.

– Как? Подталкивая к предательству?

– А разве ты еще не предал Свет, о котором твердят прочие атланы?

Ферот хотел было ответить решительным: «Нет», – но воздух с хрипом вырвался из его груди, так и не озвучив желанное слово. Конечно, он ведь еретик. Это даже хуже, чем предатель.

«Почему я злюсь? – угрюмо хмыкнул епископ. – Он ведь прав. И свой выбор я действительно уже сделал…»

– Мне очень жаль, но это неизбежно, – продолжил Эберн. – Если не предашь свои былые убеждения и страну, то предашь мир. Если не предашь созданий Света, то предашь порождений Тьмы. Казалось бы, последнее – не такой уж сложный выбор для атлана, да? Конечно, нужно встать на сторону Света, как же иначе! Но так решит только тот атлан, который не видит живых существ за предрассудками и пережитками прошлого. Равных живых существ. Добро уже победило зло? Вздор. И того и другого сейчас в достатке. Но пусть только мысли и поступки определяют, что есть добро, а что есть зло.

Нет, бывший эмиссар гатляуров на самом деле так не думал, он по-прежнему считал все остальные народы отбросами, и одно только упоминание о людях или, например, силгримах вызывало у него отвращение. Но он должен был произнести это, ведь так звучали мысли Ферота, к которым тот упрямо не желал прислушиваться. Эберн считал себя обязанным оказать услугу… другу.

И Ферот услышал.

– Я даже не знаю, с чего начать, – растерянно улыбнулся епископ, внезапно испытав странное облегчение.

– Ты что-нибудь придумаешь, не дурак, – без тени сомнений произнес Эберн и, вновь подойдя к окну, посмотрел на бледное небо, по которому медленно ползли темные облака, чьи рваные края уже окрасились яркими цветами рассвета: – Прости, мне пора идти. Нужно увести общину из Камиена до нападения Ахина.

– Понимаю… Спасибо тебе. За все.

– Не благодари, – бывший эмиссар поморщился, вспомнив ту дождливую ночь, когда им был отпущен плененный одержимый. И вот как оно все обернулось… – Не за что.

Опустив взгляд, он направился к выходу из кабинета. Ферот смотрел ему вслед и думал, что, возможно, больше никогда не увидит гатляуров. Как и былую Атланскую империю.

– Еще кое-что, – Эберн остановился у двери. – Наверное, тебе стоит знать.

– Слушаю.

– Кое-что из наших отчетов о погоне за одержимым и той ночи, когда сонзера напали на квартал фей, вышло за двери совета архиепископов.

– Продолжай, – напрягся Ферот.

– Речь идет о… – гатляур оглянулся на него через плечо, сверкнув глазами: – О сущности Света. По Цитадели поползли слухи, и молодые атланы сильно воодушевились от одного только предположения, что она может иметь материальную форму.

Епископ судорожно сглотнул. В голове роились мысли, порождая этой беспорядочной возней адские спазмы. Залить бы все вином, но… Хватит.

– Самые простодушные, увлеченные и фанатичные клирики начали искать ее едва ли не по всему Камиену, чтобы прикоснуться к священному сосуду и доказать свою веру, – продолжил Эберн. – И вот один из них, не обделенный коммерческим чутьем, пришел к нам в контору, чтобы продать информацию о местонахождении сущности Света. Потребовал он немало, однако…

– Ну? – нетерпеливо перебил его Ферот. – Он сказал, где находится сущность Света?

«Зачем мне это знать?..»

– Где-то в столице. В историческом центре города, как он выразился.

– Это может быть где угодно, – епископ зажмурил глаза и помассировал пальцами вновь вспыхнувшие болью виски. – Цитадель, казематы, центральная площадь, квартал фей и даже северные районы торгового квартала. Катакомбы, подземные хранилища, древние арсеналы казарм, старинные архивы, подвалы ростовщических контор, в конце концов… Где именно?

– А за точность надо платить. Он дал нам срок в день, чтобы мы смогли по достоинству оценить столь ценные сведения и собрать нужную сумму.

– И?

– И бесследно исчез.

– Хочешь сказать…

– Что хотел, то я уже сказал, – Эберн открыл дверь и шагнул за порог. – Прощай, Ферот. Быть может, когда-нибудь гатляурская община вернется в ваш мир. Постарайся сделать так, чтобы мы не разочаровались.

Дверь тихо закрылась.

– Прощай.

***

Ахин поднялся на холм и остановился. Лениво извивающаяся дорога ползла вдаль, выпрямляясь в тех местах, где ее зажимали ровные прямоугольники полей, петляя среди построек пригорода и упираясь в юго-западные ворота Камиена. По правую руку догорал алый рассвет, но город все еще спал. Здесь никто никогда никуда не спешил – все сделают другие.

Поразительно, но столица Атланской империи ничуть не изменилась с тех самых пор, как одержимый видел ее в последний раз. После всего пережитого он ожидал обнаружить нечто новое, как-то иначе взглянуть на место заточения, называемого городскими рабами жизнью. Но Камиен остался прежним в глазах Ахина.

«Город ни при чем, – одержимый пристально посмотрел на массивные стены и крыши домов, пытаясь отыскать в них причину своего парализованного гнева. – Как и наш мир. Все дело в тех, кто его населяет. Кто им правит».

Однако среди светлых существ были и невиновные. Многие из них пострадают, и Ахин понимал это – понимал даже лучше, чем того хотелось бы, – но остановиться уже не мог. Он был бы рад просто прокрасться с небольшим отрядом в святилище Света под кварталом фей и обойтись малой кровью, вот только гатляуры сразу же учуют мятежных порождений Тьмы. Итог будет таким же, как и у той ночной вылазки сонзера под командованием Мионая.

Очень жаль, но жертв не избежать. А уж насколько они напрасны – пусть решают потомки, вспоминая события сегодняшнего дня либо с благодарностью, либо с осуждением… либо не вспоминая вовсе.

Тяжелый топот, скрежет металла и мелодичный перестук черепов на поясе. К одержимому подошел Турогруг.

– Это и есть Камиен? – нервно почесываясь, прорычал вождь демонов.

Он, конечно, прежде видел поселения людей и несколько раз штурмовал частоколы, наспех возведенные солдатами атланской армии, но огромные каменные стены столицы и бурлящее море крыш вызвали у него беспокойство. Впрочем, одного первобытного страха перед неизвестностью мало, чтобы Турогруг отступил от своего решения.

– Камиен, – подтвердил Ахин. – Впечатляет?

– Он выглядит слишком тесным для свободы, – вождь раздраженно сплюнул и обвел острием секиры поля пригорода: – А вот там – простор и плодородие. Если бы не холмы, то это выглядело бы как цветущие Пустоши. Как наш дом. Только лучше. Я хочу, чтобы мой народ когда-нибудь стал частью чего-то подобного.

– Сегодня все решится.

– Я сделаю то, что должен, – Турогруг глухо ударил себя кулаком в грудь. Взгляд глубоко посаженных глаз впился в одержимого, обдав того жаром решимости демона: – А ты?

– Попытаюсь.

Вождь кочевников кивнул. Не хотелось бы отдавать жизнь за ничто, но если у его народа появился шанс на лучшее будущее, то он обязан им воспользоваться. Даже если этот шанс ничтожно мал и зависит от сумасшедшего, который удивительным образом совмещает в себе качества выдающегося лидера и кровожадного труса, обиженного на весь мир.

– О, Камиен, – выдохнул запыхавшийся Диолай, поднявшись на холм.

Сонзера по-прежнему таскает с собой слишком много оружия. Честно говоря, Ахин ни разу не видел, чтобы он пользовался хоть чем-то из всего этого набора колюще-режущих предметов, если не считать нарезку мяса. Хотя ухаживал за снаряжением Диолай очень внимательно и со знанием дела, поэтому со стороны могло показаться, что он действительно неплохой фехтовальщик. Но, скорее всего, в банде Сеамира ему попросту не доверяли ничего иного, кроме чистки и заточки клинков.

Следом подошли ожившие мертвецы во главе с Одноглазым.

– Решетка на входе в город поднята, – заметил командир нежити. – Они так бесстрашны или же тупы?

– Ее опустят, как только заметят нас, – покачал головой Ахин. – А потом стража начнет закрывать тяжелые внутренние ворота. Если ей это удастся, то без осадных орудий мы не сможем войти в Камиен.

– И сколько у нас времени?

– Мало.

– Да уж… – протянул Одноглазый и указал костлявым пальцем за спину: – А они точно справятся?

Он имел в виду стадо комесанов, уведенных из Бирна. Демонические твари затравленно озирались, ревели и принюхивались к воздуху, норовя подобраться поближе к окровавленным мешкам. Они уже несколько поколений жили с усмиренной жаждой крови и плоти светлых существ, но их истинная природа должна пробудиться, как только они отведают человечину.

– Справятся, – заверил Турогруг. – Я чувствую в них великую силу! Недаром предки моего народа сражались с ними бок о бок. Могучие комесаны нас не подведут!

– Как скажешь, – не стал спорить Одноглазый. – Я просто не хочу, чтобы все веселье закончилось, так и не начавшись.

– Веселье? – хмыкнул Диолай. – Раз ты такой веселый, то чего тогда столько времени сидел в Могильнике?

– В одиночку мне бы не удалось расквитаться со светлыми подонками.

– Собрал бы товарищей. Среди вас, как я погляжу, немало недовольных.

– Ты не понимаешь, – мертвец склонил голову набок, уставившись пустой глазницей на сонзера. – Тогда все было иначе. Даже я начал смотреть в окно. А потом пришел Ахин.

– И ты вдохновился?

– Вдохновение – это не про нежить.

– Тогда что же произошло?

– Ты не понимаешь, – повторил Одноглазый. – И не поймешь, потому что никогда не узнаешь разницу между существованием и жизнью.

Диолай, по своему обыкновению не осознавая, что пора бы уже замолчать, открыл рот, чтобы возразить командиру нежити, но Ахин опередил его:

– Хватит. Нет времени на болтовню, – он обвел всех присутствующих тяжелым взглядом: – Вы помните свои задачи?

Сонзера пожал плечами:

– Добраться до квартала фей, проникнуть в тайное святилище и уничтожить сущность Света.

– Краткость, – кивнул Турогруг. – Уважаю.

– Только он начал с конца, – насмешливо оскалился Одноглазый. – Сперва нам нужно войти в Камиен, но, как мы уже выяснили, это не проблема, – он покосился на вождя кочевников: – Комесаны нас не подведут, да?

– Не подведут, – снова кивнул демон.

Остановить обезумевших бестий могли бы разве что великаны. Но могучие создания Света не станут вступать в бой, ибо насилие им претит – по своей натуре они простодушны и трусоваты. Во всяком случае, Ахин на это рассчитывал.

– Сами мы доберемся до городских ворот под завесой дыма, – продолжил оживший мертвец. – Запряжем несколько комесанов в телеги с подожженным влажным сеном и пойдем за ними. Тогда ни один и без того косой стражник не попадет в нас стрелой со стены, а наша реальная численность не будет известна раньше времени, – его оскал растянулся еще шире, собрав тонкую синевато-бледную кожу на щеках во множество мелких складок: – Дым, паника, смерть! Мне нравится!

– Хороший ход, – согласился Турогруг.

Диолай хмыкнул, припомнив тактический прием Сеамира. Похоже, Ахин неплохо усвоил урок главаря бандитов. Правы те, кто утверждают, что бесполезного опыта не бывает.

– Затем пробьемся к феям.

– Наступление прикрываем мы, – выступила вперед Балаболка, одна из оживших мертвецов, ранее подчинявшихся Перевернутому. – Наш отряд пойдет к домам гатляуров, где мы начнем погром. Для них не существует ничего важнее общины, так что гвардия бросится защищать сородичей. Так мы выиграем вам немного времени.

Одержимый не очень хорошо различал нежить, но Балаболку запомнил по характерной черте – у нее отсутствовала нижняя челюсть, и засохший язык свисал из зияющей дыры в горле, что, впрочем, нисколько не мешало ей разговаривать.

– Я уже задавал этот вопрос, но спрошу еще раз, – Ахин повернулся к ней: – Вы ведь понимаете, что окончательно умрете там?

– Конечно, – глаза Балаболки сузились от легкого прищура, язык качнулся из стороны в сторону. Должно быть, она улыбнулась. – Мы готовы к второй смерти. Не буду врать, Могильник мы покинули не ради этого. Но у живых жить получается все же лучше, чем у нас. Если мы можем чем-то помочь вам, то поможем. А наше время истекло уже очень давно.

Когда в отряде Перевернутого узнали о том, что их командир сгнил, вспомнив свою человеческую жизнь, и отправился следом за Трехруким, который не питался плотью светлых существ, они окончательно убедились, что даже после смерти человек должен оставаться человеком. И если припозднившийся вечный покой настигнет их, то так тому и быть. Никакое древнее проклятие не изменит основу их сущности, будь она хоть темной, хоть светлой.

Ахин отвел взгляд. Тьма внутри него жадно поглощала чувство вины, но он все равно испытывал темное отражение отвращения к себе, не осознавая причины, но пожиная горькие плоды. Одержимый совершил слишком много ошибок. И далеко не все из них можно исправить.

– Мы будем пробиваться с боем, – прорычал Турогруг, проведя пальцами по лезвию секиры. – Сомнем стражу. И столкнемся с солдатами атланской армии. Это наша битва!

– А мой отряд сопроводит Ахина в квартал фей, где все и закончится, – подвел итог Одноглазый. Маниакальный оскал так и не сошел с его лица.

Откровенно говоря, одержимый не очень-то доверял жаждущему мести командиру нежити. Но, поразмыслив о природе сверхъестественного зрения и слуха оживших трупов, Ахин пришел к выводу, что очаровывающее пение фей не должно подействовать на мертвецов, если, конечно, крылатые извращенцы вздумают оказать сопротивление.

«И никто не вспомнил о поддержке из Темного квартала, – раньше одержимому пришлось бы прикладывать усилия, чтобы сдержать вздох, подумав о Киаторе, вынужденном бороться с приливами океана отчаяния, захлестнувшего темных рабов Камиена. Раньше, но не сейчас. – Естественно. Нам не стоит ждать помощи. Надежде нет места в упорядоченном плане, иначе он начнет загнивать ложными ожиданиями и последующим разочарованием».

– И сущность Света… Пуф! – Диолай громко хлопнул в ладоши. – Ну что, может, начнем уже?

– Начнем, – взмахнул рукой Ахин, то ли отдавая приказ, то ли отгоняя неуместные мысли. – Поджигайте.

– Поджигай! – громоподобно взревел Турогруг, по своему обыкновению воздев секиру к небу.

Демоны подхватили его воинственный рев и бросились к телегам, груженным прелым сеном. Огонь лениво взялся за дело, и едкий дым принялся медленно заполнять собой пространство, проглатывая фигуры порождений Тьмы. К счастью, поднялся самый подходящий для дымовой завесы ветер – не настолько сильный, чтобы сдувать ее в сторону, и не настолько слабый, чтобы дым беспрепятственно поднимался ввысь.

Нежить доставала куски плоти из мешков и скармливала их комесанам. Демонические твари бесились, истошно завывая и разбрызгивая кровавую слюну. Каждого из них еле удавалось сдерживать вчетвером. Пробудившиеся инстинкты и исступление гнали их туда, где они чуяли больше всего созданий Света – в Камиен.

– Спускайте, – скомандовал Ахин.

Обезумевшие звери сорвались с места, едва не растоптав оказавшихся на пути демонов и нежить. Телеги с жутким скрежетом, грохотом и скрипом помчались вперед, оставляя после себя густой дым, скрывающий приближающуюся погибель Света.

– Выступаем.

***

Утро. Легкий алый атлас рассвета сполз с солнца, теплый свет лился на Камиен, рассеивая ночную прохладу, а роса в многочисленных тенях города сливалась в крохотные капли и мелко подрагивала на сквозняках. По улицам столицы время от времени проносились одинокие звуки – открывались ставни окон, двери поскрипывали несмазанными петлями, стучала посуда, шелестели метлы, под ветром хлопало развешенное на веревках недосушенное белье. Камиен просыпался.

По южной городской стене бродили стражники, зевая, лениво почесываясь и сетуя на ночную смену, в которую из-за необычной в это время года прохлады даже поспать не удалось. Почти каждый из них думал об одном и том же – получить бы суточное жалование и пропить его добрые две трети в каком-нибудь уютном кабаке.

– Холодно, – поежился один из них.

– Лучше уж тут, чем стращать грязных тварей в Темном квартале, – пожал плечами другой. – Там сейчас ужасно воняет.

– Там всегда воняло. Особенно ближе к восточной стене. Мне как-то довелось побывать там, выполняя указ коменданта. Даже не помню, что мы там делали… То ли расплодившихся бесов вырезали, то ли сонзера отлавливали…

– Поверь, сейчас там воняет сильнее. Я туда на той неделе с патрулем ходил. Трупы порождений Тьмы гниют прям в канавах. Мерзость.

– Да вот, наши светлейшие устроили тоже, – стражник недовольно покачал головой. – У меня племянник работает подмастерьем у столяра одного… как его там… Тевол, что ли… Есть такой? На западной окраине рабочего квартала, там над воротами еще конь висит деревянный.

– Ага, знаю. Но его точно не Теволом звать. Может, Тимол? Нет… Тамол?

– Тавол?

– Кажется, Тамол.

– А точно не Тевол?

– Или Тевол, да.

– В общем, Тевол.

– Наверное. И что?

– Что? А… Так вот, мой племянник у него работает. И пару недель назад в мастерскую не пришло сразу трое рабов!

– Да ну? Сбежали?

– Не-а, их казнили.

– А что они натворили?

– Да, вроде, ничего. Просто казнили согласно предписанию коменданта Темного квартала.

– Дела… И что там Тамол?

– Тевол.

– Ну да, он.

– А что он? У него были заказы, планы. Пришлось нанимать людей.

– Прям за деньги?

– А ты бы стал за еду работать как темный раб?

– Нет.

– Вот то-то и оно. Племяш говорит, что мастер Тевол еле концы с концами сводит. Работников не уволить – расплатиться-то с ними нечем, а товар простаивает, да и заказов новых не появляется. Все экономят. Без рабов тяжко выкручиваться.

– Ага, есть такое. Я слышал, что кое-где в мастерских их даже ночевать оставляют. А то ведь если пойдут к себе в квартал, то утром могут и не вернуться.

– И правильно. Давно бы уже расселили рабов по подсобкам, а эту помойку под названием Темный квартал снесли бы.

– Держать порождений Тьмы рядом с собой?

– А чего тут такого?

– Ну, не знаю. Они вроде как отродья зла.

– Ой, да ладно тебе. У моей сестры недавно две новых рубахи украли. Сначала грешили на силгримов, а оказалось, что это сосед посреди ночи снял тряпье с веревок, на которых оно сушилось.

– Человек?

– Да свинья он, а не человек.

– Дела… И к чему ты это?

– А к тому, что все это зло-добро и светлость-темность – чушь полная.

– Тихо ты!

– Брось, так многие люди думают. Никогда не знаешь, кто тебе подлянку подкинет. Помяни мое слово – однажды к тебе придет атлан и заберет твой дом, твою жену и твоих детей. Вот тебе и светлейшие, вот тебе и добро!

– Угомонись. Не дай Свет тебя кто-нибудь услышит. Донесут же.

– Об этом я и говорю. Создание Света доносит на создание Света. Поймают, осудят, накажут! Добро? Куда уж… добрее… Э-э-э… Что это там?

– Где?

– Да вон!

Стражники подошли к краю стены, внимательно всматриваясь в пригород.

– Комесаны, что ли, бегут? Телеги… горят?.. Что происходит?

– А там… не пойму.

Он прищурился, силясь распознать в дыму смутные тени и силуэты.

– Люди?

– Беженцы из Бирна? А телеги-то почему горят? Точно люди?

– Не вижу… Ну, у них есть ноги, руки… рога.

– Рога?

– Рога!

– Демоны! – завопил стражник, едва не выронив копье. – Тревога!

– Решетка! Решетку на воротах опускайте!

Раздался звон сигнальных колоколов. Стража забегала по стене, толкаясь в дверях башни над воротами. Отовсюду звучали одни и те же вопросы. Кто-то споткнулся и покатился по лестнице, лишь чудом не упав на улицы города. Лучники кряхтели и ругались, таща бочки со стрелами. А некоторые стражники и вовсе прижимались к мерлонам и растерянно озирались, ожидая хоть какого-нибудь приказа от бригадира.

Как же так получилось, что они в один момент почувствовали себя столь беспомощными? Ведь на их стороне очевидное преимущество. Не ради этого ли проводились многочисленные учения? К которым, правда, все относились крайне пренебрежительно…