Помраченный Свет

– Допустим, – эмиссар покосился на трупы старых демонов: – А с этими что не так?

– Чаще всего среди местных мертвецов встречаются именно старики и беглые рабы, – лоб человека рассекли глубокие морщины задумчивости. – Должно быть, они отказались присоединиться к Ахину. И одержимый натравил одних демонов на других, чтобы… М-да… – бригадир отмахнулся от своей догадки, как от назойливой мухи: – Понятия не имею. Да и нет смысла гадать на ровном месте. Факт в том, что два-три дня назад две сотни кочевников ушли отсюда на запад. И сейчас они уже находятся у границы Атланской империи.

– А еще шесть десятков нежити и предполагаемое подкрепление из Пустошей, – прошипел Эберн. Нервно дернув ушами, он прошелся по палатке, еще раз пнул отрубленную голову, подошел вплотную к Фероту и посмотрел прямо в его светлые глаза: – Нам надо срочно возвращаться в Камиен.

Епископ стоял, ссутулившись и беспомощно опустив руки. Боль давно покинула атлана, забрав с собой все мысли. Не сразу сообразив, что за гатляур стоит перед ним и о чем он говорит, Ферот медленно кивнул:

– Надо возвращаться в Камиен.

Он услышал свой голос, понял слова, но они как будто прозвучали иначе, смешавшись в густой пустоте его сознания.

«Признаю поражение», – сказал тогда Ферот.

«Я подвел кардинала Иустина», – еще раз сказал Ферот.

«Все было напрасно», – снова сказал Ферот.

– Но как так вышло? – прохрипел епископ.

– Моя вина, – склонил седую голову Ирьян. – Я выбрал неверный маршрут. Мои расчеты оказались ошибочны.

– Не принимай близко к сердцу, – фыркнул Эберн, одарив усатого бригадира уничижительным взглядом. – Мы сами виноваты, что доверились какому-то человеку. У нас было бы больше шансов перехватить одержимого, если бы мы просто пошли наугад, не слушая твои советы.

– Вы совершенно правы, эмиссар.

– Вот именно. Я прав, – высокомерно ухмыльнулся гатляур. Однако после короткой паузы он недовольно поморщился и сдавленно прорычал: – Хочешь сказать, что это мы виноваты, червь?

– Так сказали вы, эмиссар.

– Слушай ты, ничтожество…

– Хватит! – внезапно рявкнул Ферот. – Довольно.

Эберн зашипел и отвернулся от человека, обдав того волной самого искреннего презрения. Но Ирьян лишь едва заметно усмехнулся, не поднимая склоненной головы.

– Мы вернемся в Камиен и доложим обо всем кардиналу и совету архиепископов, – продолжил атлан, привычным движением поправив перевязь с мечом.

Он собран и спокоен. Какая-то его часть как будто отделилась от него и скрылась в тени. Ферот знал, что она никуда не исчезла. Ни страх, ни разочарование, ни сомнения, ни безнадежная усталость меркнущей души – ничто из этого не исчезло. От них невозможно убежать, спрятаться или избавиться. Они – это он. И атлан принял их, принял эту часть себя, услышав щелчок треснувшего рассудка.

«Вот так тихо, спокойно, без лишней суеты я сошел с ума, – уголки тонких губ Ферота дернулись в неуверенной попытке улыбнуться. – Долго же я к этому шел… Ну, осталось лишь закончить начатое и можно будет насладиться умиротворяющим безумием».

Ирьян выпрямился.

– Епископ, если мы хотим предупредить Камиен об угрозе, то нам следует немедленно выдвигаться в путь.

– Двести жалких багровокожих уродов, – пренебрежительно фыркнул Эберн. – Нашел угрозу… Что там Ахин планирует? Захватить столицу и свергнуть правительство? П-ф-ф… У него нет ни единого шанса.

– У него с самого начала не было ни единого шанса, – Ферот резко вскинул руку, указав пальцем на запад: – Однако он продолжает двигаться к своей абсурдной цели, а мы даже не можем самостоятельно противостоять ему.

– Теперь им займется армия, – эмиссар покосился на Ирьяна. – Задавят числом. Уж на это-то людишки способны.

– Согласен, – бригадир неторопливо пригладил седые усы. – Но не думаю, что Ахин поставил перед собой цель захватить Камиен. Он не дурак, в чем…

– Конечно, не дурак, – перебил его Эберн. – Он безумец!

– …в чем мы неоднократно имели неудовольствие удостовериться. Сомневаюсь, что наш одержимый всерьез рассчитывает на продолжительную войну с Атланской империей, имея под своим началом всего три сотни порождений Тьмы.

– Ахин пытается стать символом борьбы против Света, – развел руками Ферот. – Самоубийственная атака на Камиен – что может быть символичнее?

– Всего лишь стать символом? – хмыкнул Ирьян.

– Подавить сопротивление легко, а искоренить мысль о нем практически невозможно. Не недооценивай силу идеи.

– А насколько сильна идея, которой некому следовать?

– В каком смысле?

– Полагаю, вы знаете это лучше меня.

Ферот нахмурился. У него начали раздражающе зудеть пальцы. Пальцы, в которых он когда-то держал перо, подписывая указы об ужесточении мер наказания для провинившихся рабов, о расширении полномочий их хозяев и о прочих притеснениях порождений Тьмы. Причем происходило это тогда, когда они еще ничего не сделали. А после нелепой ночной вылазки сонзера в квартал фей много ни в чем не повинных невольников было живьем сожжено на площади перед Цитаделью. Позже режим ужесточился еще сильнее, и наверняка с тех пор страдания обитателей Темного квартала множатся с каждым новым днем, пока Ахин пребывает на свободе.

И что же произойдет, если одержимый осмелится напасть на Камиен или хотя бы на пригород? Все верно – зло будет наказано. Жестокая кара обрушится на всех порождений Тьмы без исключения. Вполне вероятно, что после акта атланского правосудия не останется никого, кто смог бы следовать идее борьбы, начатой Киатором, Мионаем и Ахином.

– То есть он не собирается нападать на Камиен? – пробормотал Ферот, массируя виски, в которых гулко стучала кровь, вызывая ветвистую пульсацию в голове. Боль вернулась.

– Ахин много где был, пока собирал войско по всей Атланской империи, – Ирьян задумчиво пригладил топорщащийся седой ус. Не помогло. Пригладил еще раз. И еще. – Если бы его цель находилась где-то вне Камиена, то он бы ее уже достиг. И мы бы об этом знали. Но нет… Одержимый определенно нападет на столицу.

– Зачем? Он же должен осознавать последствия!

– Значит, Ахин полагает, что последствия будут иными.

– Какими же? Если даже символ борьбы ни к чему не приведет…

– А почему вы не можете просто принять тот факт, что он спятил? – снова встрял Эберн.

Но его комментарий остался незамеченным.

– Дело не в создании символа или идеи, – бригадир оставил в покое непокорный ус и, слегка наклонив голову, с прищуром посмотрел в глаза епископа: – Действие. Он собирается что-то сделать. И рассчитывает при этом на такой итог, который мы даже не рассматриваем.

– Но что…

Ферот осекся. В памяти всплывали отдельные образы и обрывки фраз, но воспринять их единой картиной почти не представлялось возможным. Онкан, смывающий кровь с рук, и распятый на стене силгрим Фип. Донесения свидетелей, доклады городской стражи, жалобы фей и отчеты о допросах сонзера. Досье старика Киатора и его бешеного сынка Мионая. Разговор с кардиналом Иустином…

Сущность Света.

«Но это не может быть правдой», – нервно усмехнулся Ферот, зачем-то схватившись за рукоять белого меча. Светлый полубезумный взгляд атлана метался из стороны в сторону, как будто здесь, в грязной палатке с трупами демонов, можно найти ответы, разумное объяснение или хотя бы намек. Но как отыскать решение проблемы, существование которой попросту невозможно?

«Невозможно ведь?..»

Эберн почувствовал, как волосы на загривке встают дыбом. О чем бы епископ сейчас ни думал, что бы ни пытался отрицать, – гатляур чуял лишь самообман. Отчаянный самообман смертника на виселице, отказывающегося признавать скорую гибель, хотя петля затягивается все сильнее, грубая веревка впивается в шею, язык распухает, глаза лезут наружу, покрасневшее лицо вот-вот лопнет от ужасного давления. Но он продолжает отрицать свою смерть, не обращая внимания на разочарование в том, что шея не сломалась.

– Ты что-то понял, – эмиссар сложил руки на груди. – Выкладывай.

Нет времени деликатничать. Если Камиен действительно станет центром… чего-то, то гатляурам следует держаться от него подальше. Эберн уведет сородичей из столицы, даже если они будут не согласны с ним. Благополучие общины превыше всего.

– Меня посетила бредовая мысль, – вяло отмахнулся Ферот. – Я бы не стал всерьез рассматривать вариант…

Атлан замолчал.

– Это важно, – прошипел гатляур, покосившись на Ирьяна. – Как там сказал наш погонщик людей – действие с абсурдным итогом, так? Может, это оно и есть?

– Нет, не настолько же…

– Говори уже!

– Ахин может попытаться уничтожить сущность Света, – выдохнул епископ.

Вот он и сказал это вслух. Не будь его догадка настолько безумна, он бы назвал ее ересью. Но этот бред сумасшедшего едва претендовал на хоть сколько-то осмысленное предложение. И как у него только язык повернулся произнести такое? С тем же успехом можно приписать одержимому попытки погасить солнце, столкнуть небо с землей или сдуть весь воздух.

Нервно дернув головой, Ферот улыбнулся одним уголком рта и пожал плечами, как бы говоря: «Пошутили – и хватит». Но Эберн явно отнесся к его словам очень серьезно. Гатляур нахмурился, задумчиво запустив когти в подбородок, как это всегда делал Вилбер.

– Повелитель Света высвободил поглощенную светлую сущность, когда почувствовал приближение смерти, – принялся пояснять Ферот, хотя данный факт и без того прекрасно известен всем вокруг. – Вечная война окончилась абсолютной победой добра, наш Повелитель больше не нуждался в могуществе, дарованном сущностью Света. Он остановил Катаклизм, возродил жизнь и установил новый порядок во всем мире, основанный на идеалах добра и справедливости. Озаренная бесконечным сиянием Света Атланская империя бережно хранит его великое наследие и следует единственной истине и первооснове всего сущего. А презренным отродьям Тьмы высшей милостью великодушного Повелителя дарована возможность влачить жалкое существование и трудиться, дабы искупить грехи…

– И высвобожденный Свет всегда готов покарать зло руками своих возлюбленных детей, – закончил за него Эберн. – Я слышал это тысячу раз. Но вот что я тебе скажу, – гатляур ткнул епископа когтем в грудь: – Ложь, повторенная тысячу раз, остается ложью.

– Как ты смеешь?! – воскликнул Ферот, с такой силой сжав рукоять меча, что в бледных пальцах захрустели суставы. – Ересь!

Ирьян осторожно отступил назад.

– Ой, да брось, – раздраженно поморщился эмиссар, отмахнувшись от разъяренного епископа. – Взгляни на мир трезво. Я же вижу, что ты можешь.

Ферот промолчал в ответ. Он знал, что должен разразиться гневной тирадой, но почему-то не мог найти в этом смысл.

– Так-то лучше, – кивнул Эберн. – Не пойми меня неправильно… Впрочем, ты уже понял меня неправильно, но ладно. В общем, я никого ни в чем не упрекаю. Ваши атланские сказки… Прости. Ваши атланские доктрины меня не особо волнуют. Что в них правда, а что ложь – решайте сами. Главное, не перепутать.

Ферот хотел возразить. Все его светлое естество требовало опровергнуть завуалированные обвинения гатляура и пресечь еретические суждения на корню… Но он не мог.

– Ты епископ и комендант Темного квартала, – продолжил эмиссар. – Довольно высоко забрался, да? Неплохо, неплохо… Но даже тебе не известны все тайны Атланской империи.

– На что ты намекаешь? – хмуро спросил Ферот.

– Намек? Ты видишь намек? – Эберн улыбнулся, состроив самую невинную мордочку: – Понятия не имею, о чем ты.

– Ты пытаешься сказать мне, что атланское учение умалчивает существование физического воплощения сущности Света! – выпалил епископ, рубанув воздух ладонью. – Ты пытаешься сказать, что кардинал и совет архиепископов нам врут! Ты пытаешься сказать, что истина рукотворна, а не ниспослана нам свыше! Ты пытаешься сказать…

– Но это сказал ты, – беззаботно пожал плечами гатляур.

– Довольно!

Резко одернув перевязь с мечом, Ферот быстрым шагом подошел к выходу из палатки и откинул полог. Солнечные лучи ворвались внутрь и врезались в грязные белые одеяния, расплескавшись по телу атлана приятным теплом, которое очень скоро превратится в изнуряющий зной.

«Ну и что я делаю? – угрюмо усмехнулся епископ. – Какое ребячество…»

Отпустив полог, Ферот медленно повернулся.

– Привал окончен. Снимай дозоры и поднимай солдат, – приказал он Ирьяну. – Теперь мы не способны справиться с Ахином своими силами, даже если успеем каким-то чудом набрать подкрепление в трех-четырех гарнизонах. Задача поменялась – возвращаемся в Камиен, чтобы предупредить правительство Атланской империи о… Неважно. В общем, возвращаемся в Камиен.

Машинально пригладив усы, бригадир коротко поклонился и покинул палатку, оставив атлана наедине с гатляуром. Вдоль стен, конечно, по-прежнему сидели мертвые демоны, но вряд ли они смогут принять участие в беседе.

– Итак, допустим, что ты прав… – произнес Ферот, задумчиво переступая с одной пыльной циновки на другую.

– Я ничего такого не говорил, – помотал головой Эберн. – Допустим, что ты прав. Ты.

– Хорошо, – поморщился епископ, стараясь не думать о том, что прямо сейчас он сходит с дороги праведного создания Света на тропинку еретических сомнений. Впрочем, уже сделано столько поворотов, пройдено столько развилок и пересечено столько перекрестков, что о том самом единственном истинном пути можно только мечтать. А не он ли совсем недавно признал себя сумасшедшим? Если и сходить с ума, то тогда уж полностью. Как будто Ферот сможет вернуться к прежней жизни после всего этого…

– Допустим, что ты прав, – повторил гатляур. – И?

– Если я прав, то угроза куда существеннее, чем убеждал меня Иустин, отправляя в погоню за одержимым, – епископ остановился на одной из циновок и потер вспотевшую шею. – К слову, стал бы он посылать столь малые силы, осознавая всю опасность?

– Стал бы, – уверенно кивнул Эберн. – Кардинал недооценил Ахина, хотя и так снарядил за каким-то беглым рабом целую карательную экспедицию. На тот момент это было явным излишеством. К тому же он не собирался придавать этому делу слишком большое значение, потому что желал продемонстрировать пренебрежение светлых созданий к потугам ничтожных отродий зла. Очевидно же.

– И теперь сущность Света может быть уничтожена, – подвел итог Ферот, отметив, что произносить столь кощунственные вещи не так уж и сложно.

– Вряд ли. Если бы у одержимого имелись хоть какие-то шансы, то Иустин послал бы за ним всю атланскую армию, гатляурскую гвардию, стражу и полштата епископов с клириками в придачу. Так что, по мнению светлейшего, сущность Света в безопасности. Либо потому, что она действительно нематериальна и вездесуща. Либо потому, что она тщательно спрятана и очень хорошо охраняется.

– Но если Ахин знает, как до нее добраться… – лицо епископа еще сильнее посерело, став едва ли не темнее его грязных одеяний. – Один точный удар в самое сердце Света.

– Не нужны ни армии, ни пути снабжения, ни стратегия, – кивнул Эберн. – Необходим только боеспособный отряд, преисполненный решимости погибнуть ради победы.

– Но это невозможно, – губы Ферота нервно дернулись, растягиваясь в неуместной улыбке. – Поражение Света невозможно! Добро должно одолеть зло!

– Ага, как обычно, – хмыкнул гатляур. – И на чьей ты стороне?

Атлан опешил, уставившись на него недоуменным взглядом.

– Что?

– Ну, ты на стороне добра? Зла? – Эберн прищурился, глядя в светлые глаза епископа: – Или на стороне победителей?

– Что ты…

– Ладно, забудь, – отмахнулся гатляур, повернувшись к выходу из палатки. – Мои бойцы уже должны были вернуться с разведки. Скажу им, что мы возвращаемся в Камиен.

Он ушел, оставив Ферота в компании трупов престарелых демонов. Уже хорошо – не в одиночестве.

– Добро всегда побеждает зло. Добро – суть победитель. Или же победитель – суть добро?..

***

Ферот вернулся в Камиен, полностью провалив возложенную на него миссию.

Обратная дорога в столицу показалась епископу удивительно короткой – в памяти отпечатались лишь иссохшие леса на границе Пустошей, огромные деревья охотничьих угодий, проселочная дорога через поля, аккуратные домики пригорода и восточные ворота Камиена. Велико ли было расстояние, мало ли – он шел как во сне, машинально переставляя ноги и не думая ни о чем. Где-то на задворках сознания мелькали малопонятные мысли, но они не осмеливались показаться на свет. Там, в тени умиротворяющего сумасшествия, им было самое место. А наполовину опустошенный Ферот пусть и дальше следует заведомо известному сценарию – куда идти, что говорить, как поступать и когда закончить исполнять свою роль.

Тем ранним утром окутанный сонной негой Камиен казался пустым. У городских ворот стояли тяжело опирающиеся на копья стражники, недовольно морщащиеся от ярких лучей рассветного солнца. Из сторожки неподалеку доносился раскатистый храп. В трущобах слышались тихие стоны нищих, дрожащих от остатков ночной прохлады в темных подворотнях, и скрип ржавых петель. В рабочем квартале пахло едкими смесями для выделки кожи, опилками, дымом и скромной домашней едой. Иногда встречались зевающие и потягивающиеся люди, которые шли работать в мастерские, прихватив с собой котомку с обедом.

Проходя мимо квартала фей, Ферот обратил внимание, что на воротах отсутствовала прочная металлическая решетка – на ее месте блестела позолотой ажурная калитка, а на стенах были разбиты клумбы с пышными розовыми кустами. Видимо, после той ночной вылазки сонзера, феи решили, что защитные укрепления их района больше вредят, нежели приносят пользу. А ведь именно с них началась вся эта история с одержимым…

Но сейчас в Камиене царит покой, как будто Ахина и вовсе никогда не существовало. Идя по улицам города, Ферот с недоверием косился по сторонам, оборачивался на каждый шорох и хватался за меч, услышав шаги за углом очередного здания. Не спрятались ли в темном переулке ожившие мертвецы? Не пробрались ли в столицу кочевые демоны Пустошей? Не взбунтовались ли городские темные рабы?

Епископ знал, что одержимый уже близко. И лучше не недооценивать его изощренный ум, чудовищную решимость и поистине пугающую удачу.

А встреченные Феротом создания Света казались невероятно беспечными. Они смотрели на грязного, осунувшегося, нервно дергающегося атлана так, словно испытывали жалость к душевнобольному, попутавшему страшную сказку с реальностью.

«И лучше бы, чтобы так оно и было…»

Дойдя до торгового квартала, Эберн пожал епископу руку, то ли скрыв неприязнь, то ли действительного ее не испытывая, и свернул на ровную улочку с аккуратными одинаковыми домами гатляуров. Его бойцы последовали за ним. Проходя мимо, они с уважением кивали атлану.

Чуть позже Ирьян, пригладив пышные седые усы и что-то сказав на прощание, немного небрежно отсалютовал Фероту и направился к центральным казармам столицы. Уставшие солдаты колонной пошли следом за бригадиром, по привычке шагая в ногу. Они негромко переговаривались между собой, обсуждая предстоящую встречу с семьей, получку и заслуженные отгулы.

Ферот вышел на площадь перед Цитаделью в полном одиночестве. Он медленно брел к высоким воротам обители атланов, глядя на идеально подогнанные камни под ногами. Ему почему-то хотелось увидеть темное пятно, оставшееся после массового сожжения порождений Тьмы. Но, кажется, они канули в забвение, забрав с собой все мрачные свидетельства и своего жалкого существования, и незаслуженной смерти.

Незаслуженной? Да, Ферот подумал именно так. И теперь он уверен, что прав. Не по-атлански прав.

Все по-прежнему происходило как во сне. Епископ не раз пытался проснуться. Он чувствовал, как к нему возвращается ощущение жизни, как сознание воссоединяется с телом, как вот-вот наступит долгожданное пробуждение… Но затем начинался новый сон. Они сменялись, накладывались друг на друга, возвращались назад и забегали вперед. Где-то между ними, в неровных швах, мелькала реальность, но Ферот едва осознавал ее.

Вот он отчитывает клириков, которые перегородили ему путь на входе в Цитадель. Почетная атланская стража не узнала в грязном, раздраженном, изнуренном бродяге коменданта Темного квартала. Впрочем, неудивительно.

Вот он идет по длинным однообразным коридорам. Епископ прекрасно помнил дорогу, но Цитадель постоянно подсовывала ему неверные повороты и выгоняла в висячие сады. Эта фортификационная громада всегда обладала каким-то внутренним разумом. Тем, кого она считает достойными, достаточно пройти лишь один-два коридора, чтобы добраться до пункта назначения, а остальным приходится тратить немало времени, плутая по бесчисленным переходам и пустым залам. Цитадель пыталась избавиться от присутствия Ферота, но он упрямо шел вперед, игнорируя выход на площадь, который встречался чуть ли не за каждым углом.

А вот он уже отчитывается перед советом архиепископов и кардиналом Иустином. Подробный доклад изливался из его онемевших уст связным, но выражающим пугающую отрешенность потоком слов, огибающим тему гибели Вилбера и Консалии. Ферот все-таки обещал.

Вот он смиренно кивает, выслушивая замечания, критику, оправдательные и обвинительные реплики. Отвечает на вопросы. Повторяет сказанное. Новые вопросы. Еще раз повторяет. Становится очевидным тот факт, что совет архиепископов и без доклада Ферота был обо всем прекрасно осведомлен.

Вот он излагает догадку о том, как блокировать силы одержимого светлым оберегом. Началось оживленное обсуждение. О провале Ферота, кажется, на время забыли. Можно немного расслабиться, если удастся вспомнить, как это делается.

И вот он стоит за дверью зала, дожидаясь окончания заседания. Наверное, происходило что-то еще, но епископ больше ничего не запомнил. Не заметил, не обратил внимания, не попытался понять. Сны постепенно растворялись в реальности, но сама реальность пока еще не настигла Ферота.

– Я просто устал, – пробормотал епископ, борясь с искушением сесть на пол.

Массивная дверь распахнулась без единого звука. Из зала совета вышла вереница архиепископов, которые, негромко переговариваясь, прошли мимо Ферота по коридору и свернули за угол. Епископ пошел следом за ними, однако никакого поворота не обнаружил. Он дотронулся рукой до холодного камня стены. Ничего.

«Сейчас за мной пришлют клириков… – Ферот опасливо оглянулся. Тишина и пустота. – К слову, что происходит с атланами, которые подвели кардинала? Я не помню, чтобы их как-то наказывали. Откровенно говоря, я и их не могу вспомнить. Были ли такие до меня?.. Либо я стану первым, либо меня ожидает полное забвение. Да, скорее всего, второе. Потому-то об атланах, впавших в немилость, никто и не помнит».

– Епископ, как вы себя чувствуете?

Ферот, усердно продирающийся сквозь мысли и мрачные сны реальности, ощутил, как сознание столкнулось с телом. Мышцы свела судорога, рука метнулась к рукояти меча. Прежде чем епископ осознал, что перед ним стоит сам Иустин, белый клинок был уже наполовину вынут из ножен.

– Вы ужасно выглядите, – мягко продолжил кардинал, положив ладонь на плечо Ферота. – Полагаю, вам пришлось нелегко.

– Я подвел вас, – пробормотал епископ, с трудом разжимая онемевшие пальцы. Меч с тихим шелестом скользнул обратно в ножны.

– Безусловно, вы виноваты, – в глазах Иустина блеснула ледяная властность, но спустя мгновение его вальяжный взгляд вновь бесцельно блуждал по стенам и окнам коридора, изредка размазывая внимание кардинала по осунувшемуся лицу Ферота. – Но не только вы. Я тоже не учел некоторые нюансы дела. К сожалению, расплачиваться за мою оплошность пришлось вам.

– Вы очень великодушны, но не нужно умалять мою вину, – епископ смиренно склонил голову. – Я не смог остановить одержимого Ахина. Из-за моих ошибок он продолжает творить бесчинства в Атланской империи. Я постоянно упускал его. Ничтожное отродье зла уходило от меня так легко, словно я…

– Не волнуйтесь, – улыбнулся Иустин, расслабленно взмахнув рукой, как будто собирался расплескать светлые краски по трагичной картине. – Ничего страшного не произошло. У нас просто не получилось управиться малыми силами без лишней огласки. Такое случается. И теперь мы будем действовать иначе, – его улыбка стала еще шире. – Не стоит беспокоиться по пустякам. В конце концов, мы ведь ничего не потеряли.

«Убитые солдаты, разграбленные деревни и фермы, съеденные люди, взбунтовавшиеся порождения Тьмы, – Ферот помрачнел, глядя на блаженную физиономию кардинала. – Это не пустяки!»

– Это не…

– Вижу, нам есть о чем поговорить, – перебил его Иустин, вышагнув из дымки беззаботной неги. Твердый голос, жесткий взгляд, решительные движения. – Пройдемте.

Кардинал уверенно пошел в сторону стены, норовя врезаться в великолепную каменную кладку. Фероту не осталось ничего иного, кроме как направиться следом за ним. Но столкновения не произошло.

«Лучше не думать о причудах Цитадели», – вздохнул он, оказавшись посреди просторного светлого коридора, причем на несколько этажей выше зала совета.