Имя собственное

Леонид Петрович, физрук и тренер волейбольной секции, считал её очень перспективной и не уставал об этом говорить. Рая и вправду отличалась необычайной прыгучестью и «колом» вколачивала мяч с обеих рук прямо под сетку соперниц. Очень любила волейбол, смущало лишь то, что на разминках тренер непозволительно тесно подстраховывал её на турнике и чуть ли не в объятья принимал с опорного прыжка.

А наглых и неотступных глаз хмельного дяди Коли Рая просто боялась.

По этой причине, уже подспудно понимая, что мужское внимание может когда-то перейти из простого любования её внешностью в фазу непозволительных притязаний, Рая стала себя тренировать.

Боксёрский мешок, висевший в углу спортзала, начинал, похоже, трястись от ужаса, завидев идущую к нему децу. Её кулаки он ещё сносил, но когда она начинала отрабатывать серию ударов ногами… И правой, и левой, и с разворота пяткой, и в прыжке «ножницами»!

Бедный мешок вскоре перестал противиться такому напору и запросил пощады разошедшимися швами, предъявляя, в качестве вещественного доказательства, своё сыпучее внутреннее содержимое.

Но, если серьёзно, опасаться на самом деле было и чего, и кого. А отдавать себя «за понюх табаку» не хотелось совсем. Следовало быть осмотрительной и резкой.

Бережёного Бог бережёт!

Да ещё эта разница в облике сестёр Оторвиных беспокоила Раису всё больше. Отголоски досужих сплетен, а то и прямые вопросы («Скажи, а вы точно родные?») раздражали и без того взрывную натуру старшей. Обидные кривотолки бросали недвусмысленную тень и на маму. А это было уже за границами приличий, о чём запрещалось даже и думать.

И вот тогда Рая решила: после 9-го класса нужно с отличием завершить учёбу в медучилище, устроиться на работу в хорошую клинику и, заработав определённые деньги, провести негласный ДНК-тест. Чтобы раз и навсегда избавиться от косых взглядов, развеять все сомнения и недомолвки у окружающих, а в первую очередь у себя самой.

И только Наташка Безукладникова, верная подруга детских «игрищ и забав», не держала за пазухой никаких камней. Говорила: «Подумаешь, не похожи! И что дальше?» Но дружеская солидарность продержалась лишь до известной поры, оговоримся суеверно. Помните?

Не заводите вы, девчоночки, подруженьку красавицу,А то цветы весенние все ей одной достанутся…

Забегая вперёд, скажу лишь, что так оно и вышло. Подруги рассорились напрочь на втором курсе медучилища, куда они вместе поступили и в котором некогда преподавала Раина мама.

На летних каникулах Наташа гостевала у родственников в саратовской глубинке и там познакомилась с местным парнем, солдатом срочной службы, приехавшим домой на побывку. Юношеская безоглядность закрутила мимолётное знакомство в любовный торнадо. Девушка вернулась домой вся в растрёпанных «чуйствах», если не сказать в экзальтации.

Весь год, что парню оставалось дослуживать, Наташка с кипой солдатских писем в руках донимала подругу своими фантазиями на тему безумной эпистолярной любви и громадьём планов на будущую, безусловно, счастливую совместную жизнь с избранником.

Демобилизованный и по такому случаю слегка подвыпивший воин, блистая лычками, аксельбантами и значком «Отличник… чего-то там», прибыл к невесте в Москву. В личной собственности имел лишь фибровый чемоданишко, сплошь покрытый наклейками с видами европейских столиц. Невооружённым глазом было заметно, что рекрут по макушку набит самомнением и гордыней.

Наташка простодушно познакомила его с закадычной подругой и лишь спустя короткое время поняла, какую совершила наивную опрометчивость.

А как следствие:

…И незаметны рядом с ней для всех ребят вы станете,Как утренние звёздочки, вы рядом с ней растаете.

Парень, увидев Раису, выпал из окружающей действительности! С него прямо на глазах сполз гренадёрский лоск, и безвольно отвалилась нижняя губа. Кавалер поник всей своей псевдогеройской статью и настойчиво желал следовать за новым объектом обожания, аки молочный телок, неотвязно.

Переметнувшийся в одночасье жених враз перестал представлять для Раисы какой-либо интерес. Но уж больно раззадорил он её честолюбие! И ветреница неожиданно для себя принялась хулиганисто оказывать бедолаге ответные знаки внимания.

Тучи сгущались недолго, Наталья всё поняла, надулась и обозвала подругу Оторвой, чего ранее себе не позволяла. Почувствовав, что грань дозволенного перейдена, Рая резко прекратила свои интрижки, прошипев на ухо бойцу полноразмерный «отлуп». Так, как умела только она:

– Губу свою закатай, служивый! И свободен. На все четыре!

Отставной боец, поняв, что теперь ему не светит ни там, ни там, тихо отчалил в сторону города, в котором «огней так много золотых».

После долгих и надоевших уверений в своей невиновности Рая просто послала обиженную подругу «ко всем чертям собачьим» и вздохнула свободно. «Никуда она не денется! Помиримся, когда придёт время».

И про тот грешок, когда она испытывала на бедном солдатике свои чары, то бишь известные девичьи уловки, перемигивания, чувственное интонирование и страстное придыхание, старалась не вспоминать. Нужен он больно, перебежчик вислогубый! А все «ужимки и прыжки» назовём оттачиванием практических навыков женского обаяния. И не более того!

Рая любила себя и этого не стеснялась. Зеркало раз от разу поднимало ей настроение, когда случалось печалиться из-за отношений с отцом. «Ну и пусть! – говорила она себе. – Зато вот вам всем!» И, упрямо мотнув гордой головой, рассыпала по плечам чёрное облако волнистых волос.

Особенно прямо по-детски забавляло, какой эффект производили на окружающих её ноги. Не только же от занятий в волейбольной секции они так идеально выправились и пошли в рост! Виновата природа, хотя винить её за это – желания никакого нет.

Добираясь до школы на автобусе, всегда искала одиночное сиденье. А если уж попадала на сдвоенное и не хотела, чтобы к ней подсаживались, закидывала ногу на ногу. Колени, высоко очерченные короткой юбчонкой, по диагонали перекрывали свободное пространство меж кресел. Парни, проходя мимо, пугались этого видения, как оголённого высоковольтного провода, и поспешно пробегали мимо. Она же, покачивая остреньким каблучком, безучастным взглядом провожала пролетающие заоконные пейзажи.

Как тут верить писателю Довлатову, утверждавшему, что красивую женщину в общественном транспорте не встретишь? Согласиться отчасти можно, но с оговоркой – нет правил без исключений!

Долго ли, коротко, семью Оторвиных настигла всё-таки неотступно надвигавшаяся и неумолимая беда – от рака скончалась мама. И от тех горестных дней жизнь, что называется, покатилась под откос. Отец с поминок так и не просыхал. Каким-то чудом ещё поднимался на работу, а вечером пьяный валился одетым в кровать.

Совмещать эти две противоположные сферы деятельности у него получалось плохо. Что-то одно надо было бросать. А хотелось и рыбку съесть, и косточкой не подавиться! На производстве со временем сообразили, что такой «передовик» скоро потянет на альтернативную «Доску почёта» с названием «Они позорят наш коллектив», и поспешили с ним расстаться.

Воистину, «…Сколь верёвочка ни вейся, а совьёшься ты в петлю».

Теперь хозяин сутками валялся дома и постоянно названивал Николаю. Тот поначалу приходил «подлечить» друга, напивался вместе с ним и бесстыже пялился на Раины ноги, мимоходом изрекая в её сторону скабрезные «комплименты».

Но скоро и он прекратил тратить свои невеликие доходы на партнёра, от которого было бесполезно ждать какой-либо отдачи. Сам после развода с женой тянулся на пенсию матери да подхалтуривал извозом на своём старом «жигулёнке», когда бывал трезв.

Затем, как и следовало ожидать, из квартиры стали пропадать вещи: книги, хрусталь, мамина одежда…

Скоро в доме стало нечего есть и не было денег на проезд. Соседи давать взаймы отказывались, зная, что возвращать долг девчонкам будет нечем, и предлагали красной от стыда Рае вчерашний хлеб, кусок заветренной колбасы и так, кое-что из одежды. Не отказывалась лишь исключительно из-за Веры.

Ни благие увещевания, ни слёзные обращения к отцу положительного эффекта не возымели. И тогда Рая решилась обратиться к правоохранителям. Хозяин повестку участкового, понятно, проигнорировал, а поданное дочерью заявление в полицию обернулось для Раисы безобразным скандалом.

Однажды у Верунчика пропал импортный пуховичок. По всему было понятно, что родитель, чуя приближение тепла, счёл зимнюю одежонку дочери уже невостребованной и извлёк из этого свою гнусную выгоду.

Завидев плачущую сестрёнку и выведав причину, Раиса похолодела. Видимо, всякому терпению приходит конец! В груди её полыхнул неведомый ранее безотчётный гнев, смешанный с безрассудностью.

Она схватила отца за грудки и сбросила с кровати. Орала на него самыми последними словами, какими пьяницы изъясняются промеж собой. В бешенстве с размаху пнула сильной ногой его неподвижную тушу и отвернулась к стене, заливаясь слезами.

По логике вещей (ведь отец же) подойди, обними за плечики, попроси прощения… Ну хоть что-нибудь…

Внезапный мощный удар в голову опрокинул девушку на пол. Ухо мгновенно заложило, противным звоном наполнился воздух. Утвердившись на коленях, она секунду соображала, что произошло. Тряхнув головой и подняв глаза, разглядела сквозь редеющий туман стоящую над ней враскорячку фигуру. Ожидать второго удара времени не было. Оттолкнувшись от пола, как от родной волейбольной площадки, в стремительном прыжке вбила правую ногу фигуре в промежность.

Когда отец согнулся от невыносимой боли, её сильные, натренированные на ударах по мячу руки взлетели почти под потолок и одновременно хлёстко сплющили кудлатую голову, казалось, в блин!

Фигура с грохотом завалилась на спину. Компрессия от сдвоенного удара вышибла на рубаху кровяной сгусток. Громко зашлась плачем Вера, от страха вжавшись в угол. Трясущаяся от ударившего шока Рая подхватила сестрёнку и стремглав выскочила из квартиры.

Они бежали, сцепив руки и рыдая, к Наташкиному дому. Раздетые и простоволосые, прямо по проезжей части, сквозь завесу ледяного встречного дождя. Прохожие недоумённо оборачивались им вослед.

А дальше… Дальше за дело взялись супруги Безукладниковы, Наташины родители. Приютив на первое время девочек, бескорыстно взвалили на себя весь груз хлопот по преодолению барьеров в полиции, суде, органах опеки и соцзащиты. Но всё это состоялось уже гораздо позже.

Они никуда не подевались, эти, до изжоги знакомые, бюрократические проволочки!

А в тот памятный день наряд полиции, прибывший по заявлению соседей, услышал из-за двери лишь отборный мат. Пьяный хозяин, забаррикадировавшись изнутри, орал, что у него малолетняя заложница и он порежет её не задумываясь, если двери начнут взламывать.

Оперативникам пришлось обращаться за силовой поддержкой. Омоновцы, изучив обстановку, рекомендовали полицейским уйти. Капитан, что вёл переговоры с бузотёром, достал из папки повестку и, черканув в ней дату и подпись, сунул под дверь. Напоследок прокричал в скважину:

– Одумайся, Оторвин! Ради всего святого, не тронь ребёнка! Мы уходим, можешь проследить в окно. Успокойся и явись завтра с повинной в отдел, не ломай себе жизнь!

Полицейский уазик, рассекая лужи, скрылся за углом. А пару часов спустя силовики, отследив дальнобойной оптикой из противоположного дома обстановку в квартире, пошли на штурм. Словно с небес, затянутых дождевыми тучами, со звоном разбитого стекла, вынесенной фрамугой балконной двери и грохотом светошумовой гранаты один за другим ввалились в злосчастную квартиру три вооружённых ангела возмездия.

Наличие заложницы оказалось блефом, но печальнее всего то, что при задержании возмутитель спокойствия оказал сопротивление и каким-то образом ухитрился царапнуть одного бойца по шее ножом, спрятанным в рукаве. О чём, вероятно, горько пожалел, с невыносимым трудом ворочая на нарах КПЗ своё изломанное дубинками тело.

Рана на шее бойца особой опасности не представляла, это обстоятельство лишь добавляло пьяному безумцу ещё одну статью.

* * *

За вагонным стеклом постепенно сгущался вечерний полумрак, плавно переходящий в южную ночь. Женщины, как давние подружки, без опасения откровенничали друг с другом, не замечая времени. Рая больше интриговала попутчицу любовными историями, не особо вдаваясь в свои биографические частности. Из её рассказов становилось понятно, что она всего лишь медсестра в клинике преуспевающего мужа, пластического хирурга. Тамаре же Петровне этой информации оказалось вполне достаточно, если не сказать «за глаза». Всем известна сентенция – «Чего не может решить директор, иногда во власти уборщицы».

Встреча с Раисой казалась ей приятным бонусом, подаренным судьбой. Перспектива корректировки своего, прямо скажем, запущенного облика рисовалась радужной и почти состоявшейся.

– Раечка, ты представить себе не можешь, как я соскучилась по жизни. Да, да! По обычной жизни, где любящий супруг, дети, праздники с друзьями, работа по душе… Театры, книги, вернисажи… Ведь я ещё, по сути, не старуха, а всего этого была лишена последние десять лет. – Она пересела к Рае на диванчик и взяла её ладони в свои. – Эти годы словно один кошмарный круговорот: больницы, операции, лекарства, сиделки… Беличье колесо: работа – магазин – аптека – дом – работа! На пятом году совместной жизни мой муж, Павел, угодил в страшную аварию у себя на стройке, упали плохо закреплённые леса. И с этого момента он стал, как говорят, маломобильным инвалидом-колясочником. А кто мог помочь бедной женщине?

Друзья растаяли, как и не было, детей завести не получилось, родни никакой. Он детдомовец, у меня лишь мама, в чьей квартире мы и остались жить после её смерти.

– С кем же ты его оставила, Тамарочка? Бедная моя…

– Нет, – всхлипнула Тамара Петровна, поникнув головой, – нет его больше. Схоронила я его, милочка. Скончался, отмучился Павлуша мой. Вот фото, посмотри, какой он был видный мужчина! До того самого случая.

Представляешь, каково мне было одной столкнуться с этим валом проблем? И так переворачивались «из куля в рогожу», все деньги уходили на лечение, а тут похороны. Взяла кредит. И, как водится, затянула с отдачей. Тут же появились серьёзные ребята и чуть не с кулаками на меня. Мало того, подожгли дверь у квартиры. Хорошо, соседи спохватились.

Что оставалось? Пошла в милицию с заявлением. Там и слушать сперва не хотели. Я сидела в коридоре, плакала. Но, вот есть же Бог на свете, подошёл один следователь, капитан: «Что случилось, гражданочка? А ну-ка пройдёмте ко мне в кабинет».

И ты знаешь, Раечка, я выложила ему всё как на духу! Что после похорон мужа мне нечего делать в Москве, что его смерть, в некотором смысле, развязала мне руки и я могу уехать к тётке, старенькой маминой сестре, в Анапу. Купить там квартиру или домик у моря. Говорила, что боюсь без чьей-либо помощи продавать квартиру, так как она сейчас стоит немалых денег.

Благородный человек Андрей Николаевич! Ерёмин фамилия. Век буду ему благодарна. Провёл меня через все эти бумажные завалы и нотариальные дебри, – тут она перешла на шёпот, – помог с продажей и получением денег. Ты не поверишь, даже билет на поезд мне купил сам. Я, понятно, отблагодарила его. Вот бывают же люди, Рая, с бескорыстной натурой и доброй душой.

– Я так рада за тебя, Тамарочка. Тебе просто повезло! В наше время очень легко нарваться на лихих людей и остаться буквально ни с чем.

А ну-ка, что тут у нас? – Рая встряхнула графинчик. – На донышке? Бери лимончик. Давай, дорогая моя, за успех твоих начинаний. За удачное приземление на Черноморское побережье. Мы тесно сдружились, и, если спишемся, буду летом навещать тебя. А по поводу лечения – вот мой домашний телефон, вечером я всегда дома. Как надумаешь приехать, звони. За это время я всё обговорю с Кириллом. Он, похоже, и вправду меня любит. Шутка!

Женщины выпили, накрыли посуду бязевой салфеткой и принялись разбирать постели. Тамара Петровна вдруг присела на край кровати и сжала виски ладонями:

– Что-то мне немного не по себе, Раечка. Голова идёт кругом. Последняя порция была, вероятно, лишней.

– Может, под душ, Тамарочка? Пока сполоснёшься, я найду таблетку от головы. Без аптечки не выхожу из дома. Мало ли что может приключиться.

Проводив подругу до душевой кабины, попросила проводницу Ларису настроить комфортную температуру воды и вернулась в купе. Тамара появилась через полчаса порозовевшая, расслабленная и с тюрбаном из полотенца на голове:

– И вправду стало полегче, может, и не нужна таблетка? Боль стихает.

– Хуже не будет, Тамара. Кирилл всегда говорит: «Головную боль пережидать нельзя. Могут возникнуть непредсказуемые последствия». Так что не возражай доктору, вот водичка, запей. И тут же укладывайся. – Она затянула потуже пояс оранжевого китайского халата. – А я пойду с Ларисой поболтаю. Свет притушить?

Тамара накрылась с головой и не ответила.

* * *

После известных событий с дракой и поножовщиной в квартире судьба, в лице органов соцзащиты и полиции, не быстро, но расставила свои точки над чем требовалось.

Старшего Оторвина осудили на четыре года с отбыванием в колонии строгого режима. Он был этапирован в Пермский край, где экономическая составляющая тамошних колоний завязана в основе своей на лесозаготовках. Тот самый, воспетый в песнях, лесоповал. Но минул лишь год с небольшим, как из мест заключения пришло известие:

«…сообщает, что Оторвин Михаил Васильевич, осуждённый по статьям… погиб в результате несчастного случая. Причина смерти – бытовая травма».

Извещение было адресовано Хромову Николаю Ивановичу, давнему армейскому другу и собутыльнику отца девочек, так как именно он был обозначен в волеизъявлении заключённого.

Дочери были ещё несовершеннолетними, у дяди Коли же не было ни денег, ни желания связываться с похоронами. А поэтому труп остался невостребованным и по истечении стандартных семи дней был захоронен в специально отведённом месте под фанерной табличкой с порядковым номером могилы.

Верочку определили в дом-интернат для детей, оставшихся без попечения родителей. Слава Богу, в Отрадном. Не так далеко ездить, навещать её. Малышке только-только исполнилось девять лет.

Шестнадцати летняя Рая осталась жить в квартире одна, но под социальным патронатом. Наташины родители, супруги Безукладниковы, заключили договор попечительства сроком на два года, то есть будут опекунами до достижении девушкой совершеннолетия.

Окончив 9-й класс, подруги Рая и Наташа поступили в медицинский колледж вместе. Не хотелось расставаться даже в учёбе. Не разлей вода с самого детства. И даже ссора из-за жениха не была их дружбе особой помехой. Но Наташа выдержала лишь год и перевелась в другую, как она её называла, «шарагу». По специальности «Поварское и кондитерское дело». Оно и неудивительно, кулинарные способности замечали за девочкой смолоду.

Рая же, потрясённая безвременным уходом мамы и её неведомой болезнью, твёрдо решила посвятить себя медицине. И вдобавок занозою в сердце всё ещё саднело и не заживало сомнение в кровном родстве Вероники с родом Оторвиных. Эта неопределённость нет-нет да подтачивала сознание старшей сестры.

Хотя моментами закрадывалась мысль насовсем отбросить думки об этой казённой процедуре, словно бы о мистической ворожбе. Пыталась сама разобраться, «что оно такое и с чем его едят», но одни только термины: дезоксирибонуклеиновая кислота, двойная спираль, суперскрученность и т. д. и т. п. приводили сознание в оторопь.

Но ведь недаром Оторва! Упрямство натуры во всём: от взгляда чёрных пронзительных глаз до стремительной походки, резких телодвижений и острого, как бритва, языка. Разве что нет надписи на лбу: «Прочь с дороги!» Доводить любое дело до логического конца – природная закваска, а поступаться принципами не в характере совершенно.

Однако в отчаянную голову никогда не приходило, что случись, паче чаяния, нулевой результат теста ДНК и сестра оказалась бы чужой крови, она стала бы любить Верочку меньше. После кончины мамы младшенькая осталась единственной родной душой, которой жизненно важна помощь и забота близкого человека.

А чтобы заказать процедуру на подтверждение родства, нужны деньги. Пусть и не такие большие, но ведь не было вообще никаких. Всего и богатства лишь карманная мелочь да единый проездной. Вот уж закончить колледж, устроиться на работу… Может быть, тогда…

* * *

Быстро пролетели студенческие годы. Всё осталось позади: белые халаты, конспекты, экзамены, практика в поликлинике и стационаре, танцевальные вечера с подшефными курсантами пограничного училища. Первое увлечение… Оно также позади и не заслуживает того, чтобы о нём горевать.

С работой получилось очень удачно – уже полгода, как она трудилась процедурной сестрой в одной из больниц военного клинического госпиталя им. Бурденко. А закадычная подруга Наташа служила кондитером в частной московской ресторации и уже собиралась замуж. За сына хозяина.

Когда Рая всё же добилась своего и получила на руки подробное заключение о проведении процедуры ДНК, к первой пошла, конечно же, к ней, к Наталье. Протянув подруге бумагу, подписанную важным экспертом, кандидатом медицинских наук, сказала тихо:

– Читай, – и закрыла лицо ладонями.

Та пробежала глазами казённый текст и спешно прихлопнула ладонью рвущийся из груди вскрик удивления. Документ бесстрастно сообщал, что степень родства между сёстрами Оторвиными составляет – ноль процентов!

Рая была сражена этой вестью. Она не плакала, лишь обострившиеся скулы да тени под глазами выдавали её глубокую опустошённость. Наташа обняла вздрагивающие плечи подруги:

– Ну что уж так переживать, дорогая моя. Ты оказалась права в своих сомнениях, только и всего. Сама же говорила, что, каким бы ни был результат, Верочка до конца дней будет тебе родной сестрой.

Я считаю, что во всём этом есть и положительный момент – мама твоя не станет переживать оттого, что ты теперь это знаешь. Такое известие лишь усугубило бы её страдания.

– Ты считаешь, не стоит дальше развивать эту тему? – вопрошала Раиса.

– Что ты имеешь в виду под словом «дальше»?

– Если произошла подмена в роддоме, пусть и случайная, это значит, что у Веры где-то есть биологические родители. И они, сами того не ведая, воспитывают мою сестрёнку, Оторвину! Надо предпринимать какие-то действия. «Ведь так не бывает на свете, чтоб были потеряны дети».

Если у Верочки другие мама и папа, имеет ли она право это знать? Имеет. А в пользу ли будет весть об их существовании, ведь она выросла в другой семье? Большой вопрос. Но стоит утаить этот факт сейчас, где взять уверенности, что тайна не вскроется позже? Простит ли Вера нам с тобой этот конспиративный сговор?

– Даже не знаю, что ответить, дорогая моя. Может, всё же…

Не дожидаясь окончания фразы, Рая порывисто поднялась с места, взяла медицинский вердикт и сунула бумагу под закипающий чайник. Факел зловещим сполохом осветил её осунувшееся лицо и, догорая, чёрной пепельной завитушкой упал на плиточный пол. Рая взяла Наташины ладони и встала на колени, потянув подругу за собой.

– Вот так, стоя на коленях и глядя прямо в глаза, мы с тобой, Наташа, должны поклясться, что ни при каких условиях, никогда, ни словом, ни даже намёком не посмеем оскорбить Верочку этим известием! Я клянусь!

– И… я-а… к-клянусь, – сквозь хлынувшие слёзы проговорила Наташа.

Они ещё долго стояли на коленях, обнявшись и наперебой успокаивая друг друга. В воздухе витало ощущение горькой, непонятной, но очень болезненной утраты.

* * *

За подрагивающими красными шторками на вагонных окнах спускалась глубокая ночь.

Бесцельно прогуливаясь по ковровой дорожке от тамбура к тамбуру, Рая иногда останавливалась у двери своего купе и, оттянув дверь, вглядывалась в полумрак. Тамара Петровна лежала в той же позе, и одеяло на её фигуре ритмично вздымалось.

– Что вы не отдыхаете, Рая? – улыбаясь, спрашивала Лариса, попутно протирая влажной салфеткой деревянные фрамуги окон.

– Да вот, немного голова побаливает. Жду, когда таблетка начнёт действовать. В купе чуточку душновато. Да и соседка спит, не надо бы беспокоить. А хочется свежего воздуха.

– Ну, это поправимо. Через полчаса Ростов-Главный. Стоим пятнадцать минут. Можно будет погулять, чудесная тёплая погода.

– Пожалуй, так я и сделаю. Спасибо, Лариса. У вас очаровательная улыбка, вам не говорили? Да, впрочем, вы сами наверняка знаете…

Рая зашла в купе и присела на свой диван. Чувствовала, как учащённо бьётся сердце. Долго всматривалась в темноту за окном. Потрогала за плечо спящую женщину, та никак не отреагировала.

Вскоре показались окраинные огни большого города, поезд заметно сократил скорость и наконец плавно подошёл к перрону. Мягко лязгнули сцепки. Рая поднялась, поправила постель и остановилась перед дверным зеркалом. В тусклом освещении она плохо узнавала своё лицо. Гримаса какой-то болезненности, испуга и настороженности искажала всегда благообразный лик.