Однажды в Челябинске. Книга первая

– Отец Бусю не нашел. Когда он вернулся с пустыми руками, маме стало плохо. Давление подскочило, встать с кровати не смогла: все плыло перед глазами, тяжело дышалось. Папа звонит мне, а я в скорую сразу… и сюда. Врачи сказали, что криз, – еле слышимо всхлипнул парень в форме.

– Почаще бы приезжал, сыночек, – вспыхнул старик, с укором взглянув на отпрыска. Тому явно стыдно. – Может, мы хотели бы тебя видеть почаще, а не с собачкой водиться, которую ты нам для отвлечения внимания подарил. Матери стало худо – вот только и повод для тебя примчаться.

– Пап, давай не сейчас, ладно? – вежливо попросил гаишник.

Старик махнул рукой и ушел из кухни, приговаривая:

– Нам скоро на небо, а мы внуков даже не нянчили.

– Прости, – парень схватил конфетку, – со стариками порой тяжко. Но я тоже не могу круглые сутки с ними находиться.

Я кивнул, поразмыслив над этим: выходит, его мать сознательно подвергла себя опасности – видимо, не захотела занятого сынка беспокоить по таким пустякам и в итоге до изнеможения себя довела.

– Так или иначе, я твой должник.

– Это лишнее, – допил чай я.

– Если по моей части что-нибудь понадобится, – он указал на свой жетон, – я всегда помогу.

– Спасибо, – меня немного огорошили таким одолжением. – Неожиданно. Правда, мне еще ра…

Я не успел договорить про возраст, как мой собеседник вскочил с места, увидев в коридоре свою мать. Та одной рукой держала собаку, а другой опиралась на стенку в коридоре. Сын хотел подскочить к ней и взять за руку, но та его остановила, мол, сама справлюсь.

– Мама, зачем ты встала? – трепетно поинтересовался он. – Тебе лежать нужно.

– Все нормально, Игореша, – заверила сына она. – Глядишь, через пару лет належусь вдоволь. Надо же мне поглядеть, кто нашел нашу Бусю, – она протянула мне свою руку, которую я легонечко пожал, привстав с табуретки. – Дай бог тебе здоровья. Без животины и жизнь не та, – сказала она, внезапно осеклась, грозно взглянула на сына и спросила. – А ты-то хоть сказал спасибо?! – такой реплике я удивился, ибо парню навскидку уже почти 30 лет, а мать спрашивала с него как с маленького невоспитанного мальчишки.

Гаишнику стало неловко. От стольких благодарностей неловко и мне.

– Я рад был вам помочь, – я не дал Игорю ответить на претензию старушки. – Спасибо огромное за угощения.

– Тебе спасибо, что не прошел мимо, – изрек гаишник.

«Не знал, что я альтруист, – думалось мне. – Помогаю-то многим, а настоящая и искренняя благодарность поступает от единиц».

– Боюсь, мне пора идти.

– Удачи тебе, милок, – сказала пожилая женщина.

– Она мне пригодится, – почему-то сказал я, обуваясь в тамбуре и немного хмурясь от сдавливающих грудь бинтов и побаливающей раны. Буся обнюхала меня напоследок.

– Надо же, не лает на тебя, – в прихожей появился дед.

– Конечно, не лает. После всего почему бы и за своего не признать, – ответил ему сын.

После возвращения Буси домой у меня заметно прибавилось энергии. Добро, бесспорно, всегда останется самым высокооплачиваемым товаром в мире, даже если после расплаты твои карманы остались пустыми. Сейчас я ощущал нечто более ценное и возвышенное, чем прибавка к карманным расходам. Больше всего меня поразило, как оклемалась хозяйка при одном только виде собачки.

Что бы случилось здесь, если б я пошел искать Брадобреева в противоположную сторону? Ответ очевиден. Нашел бы его и вскрыл возможный заговор в стане хоккеистов. «Хотя можно часик-другой и без этого прожить, верно?» – заключил я, стоя у дверей лифта.

За закрытыми дверями квартиры № 39 я мельком расслышал разговор между отцом и сыном:

– Мне тоже пора, – заявил молодой человек.

– Куда это ты собрался?!

– Пап, у меня вообще-то уже час, как идет дежурство.

– У тебя мать чуть не окочурилась! И ты даже не останешься?!

– Останусь… без работы.

– Ну и вали, неблагодарный!

– Пап…

Двери лифта захлопнулись.

Температура снаружи заметно опустилась. Либо просто за пазухой не было собачьей грелки.

«Да уж, – пустился в обратный путь я, обдумывая увиденное, – не все у них там в порядке в семье. Кстати, моим нужно позвонить, – я решил сделать звонок предкам. – Надеюсь, за время моего отсутствия в общаге ничего серьезного не произошло», – я невольно ускорил шаг.

Эх, знал бы я, что там творится… Волосы бы встали дыбом.

История девятая. «Птички в клетке»

Только я скрылся из виду, Пашка Брадобреев подумал: «Тип вообще не с этой планеты. На кой хуй ему сдалась эта собачонка? Куда он с ней поперся? Чудак-человек!» Он медленно побрел в сторону крыльца общаги-гостиницы – Брадобреев чувствовал, что опасность не миновала, однако ждал ее совсем не с той стороны.

Груженный под завязку хоккеист, державший вдобавок в узких внутренних карманах куртки пивные бутылки, стал аккуратно взбираться по ступенькам ко входу, как оттуда вылетел какой-то мерзкий белобрысый парнишка в маленькой черной шапчонке – явно на взводе и с претензией на крутость. Столкнувшись с Павликом, парень стал извиваться как уж на сковородке, пытаясь предъявить претензии коренастому Брадобрееву, зная, что в поле зрения находится группа поддержки. Пашу же печалило другое: при столкновении с борзым Глебом одна из пивных бутылок выскользнула из куртки и вдребезги раскрошилась об крыльцо. Павел зажмурил глаза, ведь думал, что вместо несуразного хулигана перед ним сию секунду возникнет табло Елизарова и придется объясняться – это станет вершиной айсберга в череде будущих экзекуций и унижений. Благо, что ассистент тренера уже достаточно отдалился и не мог услышать звон раскуроченной бутылки.

– Ха, – усмехнулся Глеб, – тебе и без меня хреново, поц, – злорадно отметил он и отвалил от расстроенного Паши.

Темнело рано. Глебушка сгорал от нетерпения, отчего дергался пуще обычного. Еще бы: забить на учебу (так себе повод, конечно) и на прибыльные делянки, чтобы проторчать здесь полдня, забыть о еде (но никак не о сигаретах), дабы провернуть очередное злодеяние.

Его хитроумный план изящен до зловония. Он со своими подручными бандюками в качестве наружного наблюдения патрулировал округу, подстерегая Свету и того мудака, который вчера наглее всех подкатывал яйца к Витиной девчонке. Вскоре вернулись хоккеисты – несколько удрученные, как показалось Глебу. Однако двух закадычных подружек, Светы и Амиры, до сих пор не видно. Это в некоторой степени напрягало и Зеленцова – агентура докладывала Глебу, что хоккеист то и дело проверяет дверь в комнату девчонок. Когда рядом с ней не было Никиты, там был Глеб: как со стороны коридора, так и со стороны окна, разрисованного морозными узорами. Глеб заключил, что настырный хоккеюга готовится к более убедительному подкату – значит, все идет как по маслу. Оставалось подкараулить их вдвоем и сообщить старшему брату об измене Светланки. Главное, чтобы братишка не подкачал со скоростью – ему все равно нечего делать, хоть найдет себе цель на вечер. «А может, отбросить предрассудки и тройничок замутить? – размышлял Глеб. – Думаю, кудрявому не привыкать. Спортсмены ведь все такие, разве нет?» – он надеялся, что у Зеленцова хватит таланта дотащить Свету до постели, а та не станет орать и звать на помощь, как это часто делали с Глебом. Так или иначе, любой компрометирующий Светочку эпизод подогреет в глупом и подсознательно неуверенном в себе Вите ревность вселенского масштаба. Эмоции, конечно же, будут бить через край, а изменница захочет соскочить, обернет ситуацию против Вити, будет стоять на своем. Зная нрав брата, Глеб предполагал, что тот может оскорбить ее и даже ударить. И вот тогда прикрывающий тыл брательник ворвется в комнату и хорошенько отделает Виктора, защитив Свету. В итоге та останется без ума от новоиспеченного защитника и поцелует его (минимум) или переспит с ним (максимум). Что в это время будет делать Зеленцов, Глеба почему-то не интересовало. Кухонный тиран должен быть повержен, а дама должна уйти к Глебу, благородному, но на самом деле расчетливому, гадкому и желчному. А не надерет ли хоккеист задницы двум братьям? А что с него взять: он явно преследует цель удовлетворить низменные потребности и со дня на день свалить из этого города без оглядки на эмоциональное состояние своей однодневной суженой. Глеб мог бы подобрать ее и так, но он привык завоевывать, плести заговоры подобно пауку, в паутину которого постоянно залетают недалекие мухи. К тому же кто, если не он, является идеальным спутником для Светы – не будь та девушкой брата, Глеб не питал бы к ней столько симпатии (если чувства, которые он способен испытывать, можно назвать таким словом).

«Я подберу за другим. Я не брезгливый. Нужно просто быть рядом, ибо часто все получают те, кто вовремя выскакивает из тени», – грел себя мыслями подлый гаденыш, отплясывая канкан на морозе. В грядущих событиях он не видел какой-либо серьезной опасности для брата – сейчас ревнивцу надо лишь угодить в ловушку, а основную суть замысла он и за тысячу лет не разгадает.

К хоккеисту, который разбомбил бутылку у входа, подскочил другой (тот самый) – оба кудрявых встретились. Глеб припал к стеклу. Вряд ли он что-то сможет услышать – только примерзнет до весны.

Дорогу Брадобрееву действительно перегородил Зеленцов, чей разум беспросветно сосредоточился на грядущем совокуплении со Светочкой.

– Ты купил то, что я просил?

– Конечно, – Пашка выудил из пакета солидную коробку конфет. Зеленцов выхватил ее, даже не поблагодарив курьера. – А ты разве не с нами? Я тут столько всего накупил, – Никита не отреагировал. – Ни пуха ни пера тебе, казанова! – бросил Пашка вслед Зеленцову – тот вновь ничего не ответил, улепетывая вверх по лестнице. В том же направлении потащил покупки Брадобреев.

«Вряд ли ты сладкоежка, лось», – думалось Глебу.

– Можно пройти? – внезапно зазвенело около левого уха. От неожиданности Глеб отпрыгнул от дверей и машинально приготовил кулаки. Мимо него прошел темноволосый паренек с изящной стрижкой, надменной миной и с белой коробкой в руках.

«Явно у кого-то ожидается нехилый алкогольный трип», – смекнул Глеб, глядя на Данила Озерова.

Молодой псевдобизнесмен с важным видом проследовал по фойе первого этажа, минуя вахтера. До старичка порой доходило как до пыльного допотопного компьютера.

– Ты куда? – опомнился он.

Озеров остановился и надменно посмотрел на охранника. Серьезное выражение лица пацана чуть не исказилось чихом от разношерстных запахов, летящих из столовки, где для вечерней клиентуры вовсю готовился ужин. Даня вытащил из своей коробки бутылку винишка и молча передал ее вахтеру. Старичок успел трижды подавиться слюной. Сколько же раз он проходил мимо искомой витрины в винно-водочном магазине, но находил силы умерить аппетиты, заглядывая в кошелек, в котором едва хватало на хлеб и колбасу. А тут вот оно! Что радость для архитипичного вахтера, то обыденность для Данила: у него всегда припасен веский аргумент в конфликтах и спорах, пропуск на любые объекты с безвольной охраной, уместная и терпкая взятка – бутылка чего-нибудь недорогого и распространенного.

– Вы только не сильно там… – обмолвился старичок на посту, принявшись завороженно рассматривать бутылку – подарок, свалившийся с небес, да еще и в пятницу.

– Не переживай, отец, – Озеров продолжил свой путь. – Я не употребляю.

Тем временем снаружи Глеб дождался-таки своего: со стороны остановки к общаге шагали Света с Амирой. Не отсвечивая, Глеб и его команда пропустили дамочек внутрь. Все грядущее зависело от действий Светы и Никиты, которые упорно не замечали слежки, порой очень неуклюжей.

***

– Мы в столовку, – объявил Митяеву Коротков.

– А смысл? – не отрываясь от телефона, парировал Арсений. – Сейчас Пахан жратвы притащит.

– А мне… надо, в общем, – слился из номера Зеленцов.

– Мы порубаем и вернемся, – продолжил Дмитрий.

– Нам же больше достанется, – вмешался Степа. – Пусть идут.

– Мы вернемся, и придется делиться.

– Может, с тобой еще бабой поделиться?! – недоброжелательно спросил Митяев.

– Как знаешь, – Коротков не стал провоцировать раздраженного 17-го номера.

– А я бы не отказался, – вставил Соловьев и, увидев злобный взгляд Арсена, решил поскорее уйти в другую комнату.

– Кто успел, тот и съел, ребята. Идите, ну же, – спровадил компанию Степан и молчаливо посмотрел на задумчивого и недовольного товарища.

– Ты чего такой мрачный? Из-за Бречкина? – Степе не ответили. – Или из-за проигрыша?

– Глупый вопрос, – Арсений всегда склонен рефлексировать, особенно после неудавшихся игр, в которых ему в полной мере не удалось блеснуть талантом, посему он винил в проигрыше собственную никчемность, которая по факту существовала только в его воображении.

– Скукота-а-а, – немного погодя протянул Кошкарский.

– Терпение, мой юный падаван, – очнулся Арсен.

Наконец-то в дверях появился Брадобреев.

– Я не понял, а куда направились эти трое?

– Жрать.

– Зачем же я тогда в магазин бегал?

– Так тебя отпустили?! – не поверил Кошкарский.

– Глаза разуй. По мне, что ли, не видно?!

Митяев заметно оживился:

– Вот и наш купец! Ты чертяга. Как тебе удается?! – он налету принял пакеты из рук Брадобреева.

– Эх, брат, знал бы я ответ на этот вопрос, – вздохнул Павлик. – Кстати, есть новость.

– Узнал, что Луна состоит не из сыра? – хихикнул Кошкарский, за что чуть не огреб от Паши, который воинственно схватил клюшку в углу и пригрозил ей шутнику.

– Выкладывай.

– Елизаров скрылся в неизвестном направлении.

Оба мигом отвлеклись от осмотра содержимого пакетов.

– Гонишь?!

– Век воли не видать, – поклялся Брадобреев.

– А не шанс ли это… слинять? – у Кошкарского загорелись зенки.

– Степанчук здесь.

– Он глухой как тетерев.

– Не нужно их недооценивать, – Арсений решил трезво взглянуть на ситуацию. – А если это подстава, отвлекающий маневр? – он с подозрением зыркнул на Пашку.

– С каких пор ты стал таким параноиком, Арс?!

– За кого ты меня принимаешь?! – возмущенно спросил Паша.

– Не подал ли ты мысль тренерскому штабу, чтобы нас в чем-нибудь подозревать? Так они взяли и отпустили тебя… просто так.

– В глаза мне можешь посмотреть. Я всегда на вашей стороне! – твердо заявил Брадобреев и приблизился к Митяеву.

Арсен снял обвинения, но спросил:

– Он шманал тебя?

– Да, прежде чем уйти. Но пива не нашел.

– Пива?! – услыхав ключевое слово, из коридора в номер завалились Волчин с Абдуллиным.

– Пашка, да ты просто бог! – похвалил друга Митяев.

– С девчонками было, но вот парни… Парни мне такое еще не говорили. Но ты коней-то попридержи. Оно теперь мое. За необоснованное обвинение.

– Это мы еще посмотрим, – пригрозил пальцем Арсений. – Разговор шел про две бутылки: тебе и мне.

– Неужели?! Знаешь что, я не намерен больше терпеть такого обращения, – театрально заявил Павлик.

– И «Оскар» уходит к… – не переставал генерировать реплики Степа.

– Не для того я на улицу просился и не для того я там на Петю наткнулся…

– А он чего там делал?! – Волчин не в теме.

– Хуй его знает! Он поймал меня у входа, когда я возвращался из магазина…

– Тебя отпустили?! – не поверил Абдуллин.

– …Он осмотрел пакеты, – продолжал Паша, – ничего не обнаружил, поплевался слюной и ушел. А с ним еще была собачка… маленькая такая, противная… ну, которые гавкают еще постоянно по поводу и без повода.

– Чего-о?!

– Кончай ломать комедию! Гони мою бутылку, – потребовал Арс.

– Их было две, мне и тебе. Одна разбилась.

– Осел криворукий!

– Ты их в стекле, что ли, купил?

– Я, может, криворукий временно, а ты петух по жизни!

– Понял, – снова влез в разговор Кошкарский, – он эту бутылку не разбил, а по дороге выжрал. Раз ему собаки всякие чудятся.

– Может, Петьке шайба в башку попала, а не в бок? Вот он умом и повернулся, – рассуждал Артем.

– Думаю, он всегда был таким, – ответил ему Волчин.

– Вторая бутылка все равно моя, кто бы там башкой ни тронулся, – Митяев продолжал настаивать на своих правах.

– Не беспокойтесь, здесь всем хватит, – объявил новый голос.

Все обернулись и приветственно зашумели. В дверях стоял Данил Озеров.

***

– Здорова, бандиты! – улыбнулся Озеров и чуть не выронил коробку с выпивкой, ибо практически вся «Магнитка-95» высыпала из своих апартаментов, чтобы поприветствовать его.

– Ладно, парни, тихо. Не надо Дэнчика палить перед нашими надзирателями, – напомнил о конспирации Тоха Малкин. – Лишь бы этот черт из табакерки нас не застукал.

– Ушел он, кстати, – невзначай напомнил Брадобреев.

– Странно все это, – сказал капитан команды.

– Кэп, прекращай маразм – бесит уже, – сказал Гайтанов.

– Куда он ушел?

– Собаку выгуливать, – облизывал обертку купленного йогурта Павлик.

– Узнаю Пашку, – произнес радостный Озеров. – Не изменился нисколько. Накидался еще по пути сюда.

– Нет, мы еще вчера приехали.

– А-а-а, сегодня, получается, была первая игра. И как? – поинтересовался Даня.

– Мы ее проебали в пух и прах, мой маленький бизнесмен, – заявил пришедший на огонек Бречкин.

– Капец вы лохи, – заржал Озеров, не понимая, чего все так напряглись при виде Бречкина. Дабы разрядить обстановку, Данил продолжил. – Но это ладно… кхе-кхе… бывают в жизни огорчения. Но сегодня пятница, ребятки. Не забыли, что у нас планы?

– Нет, не забыли, но… – неуверенно посмотрел на Митяева Серега Смурин.

– Вы чего такие, я не пойму?! – недоумевал Даня. – Я вам тут целую флотилию подогнал. Отказы не принимаются. И вообще: почему вы еще не свалили?!

– Мы типа наказаны за слив игры.

– Вам когда-то это мешало?!

– Никогда, – решительно заявил Митяев.

– Во-во, Арсен в теме, молорик!

– Напоминаю, – вмешался Пирогов, – тренер сказал: тем, кто уйдет – прогул и исключение из команды.

Арсений Митяев не хотел останавливать свой лидерский порыв:

– Напоминаю, что я сказал ранее: у кого очко играет, вправе остаться здесь. Нам больше достанется, – подмигнул он Кошкарскому.

– Согласен, – соскочил с койки Богдан Чибриков. – Вот сейчас самое время окончательно решить, кто с нами, пацаны. Я в деле.

– Чик-чирик герой. Уважуха тебе, – оценил Озеров. – Решайтесь, мужики – вряд ли у тренера поднимется рука всех игроков из списка вычеркнуть. За такое ему самому попадет. Да и это не в его компетенции. Ну же!

Хоккеисты одобряюще закивали.

– А я чего-то не вижу Глыбы, Короткова, Фили и Зеленки? – насторожился Даня.

– Жрут, – произнес Брадобреев, уплетая булочку с помадкой.

– Так пусть поднимаются пить.

– Могут не торопиться – у нас все равно единогласно, – констатировал Патрушев.

– Что скажет капитан? – Данил обратился к Волчину.

– Лучше помолчи с умным лицом, – посоветовал Андрею Митяев.

– Только заикнись про чуйку – я тебе рот зашью, – пригрозил Волчину Бречкин, но капитан команды был в тысячу раз сообразительнее бугая Лехи.

– Я за безопасность, – высказался Волчин. – Думаю, надо линять, когда будет меньше препятствий и свидетелей и когда мы будем точно знать, что тренер и его шавка видят сны.

– После отбоя? Когда закрыты все двери? – уточнил Смурин.

– Так даже интереснее, – Митяев дождался, пока Пашка откроет пиво, отобрал у него бутылку и отпил из нее.

– А что делать до отбоя? – спросил Богатырев.

– Как «что»?! – изумился Озеров, указав на ящик с алкоголем. – Пить! Давайте же, смелее!

– Братка, мы так рады тебя видеть, – Митяев добродушно пожал руку Данилу, обнял его и шепнул на ухо, что до клуба должны добраться от силы десять человек.

– Не учи меня спаивать, – так же тихо ответил ему Озеров. А потом продолжил уже громче. – Расскажите-ка мне, что есть у вас?!

– Мы тоже кое-что притащили догнаться, – сказал Арсен.

– Ты про пиво?

– После тяжелого рабочего дня самое то, – ответил Митяев.

– После таких слов и становятся алкашами, – предостерег его Даня.

– Сказал торговец алкоголем, ха-ха-ха, – отметил Артем Абдуллин.

– А я с такими пропащими кадрами не работаю, – деловито отбился Озеров.

– Знаешь, что я скажу, – подошел к нему с бутылкой Митяев. – Надо уметь вовремя остановиться. И это не только к бухлу относится.

– Поверь, я знаю, когда остановиться, – с болью в душе ответил Данил.

– Да завтра все на тренировке выйдет… с потом, – сказал Мухин.

Даня, глянув на алкогольную заначку магнитогорцев, взялся за голову:

– Вот вы варвары, а! Я оторвал от сердца лучшее, что смог стащить. И это чистое золото вы хотели смешивать с самопальным дерьмом из лужи?! Да в вас сердца нет, как и чувства прекрасного.

– Я тоже самое говорил, – отметил Кошкарский.

– Будь ты невзъебенным эстетом, – обиделся Толик Костицын, – пошел бы не в хоккей, а в фигурное катание.

– Кто его знает, может, он сейчас туда ходит и бросил хоккей из-за этого, – предположил Соловьев.

– А будь ты, Данил, – продолжил Шабашкин, – ценителем чистоты – записался бы в керлинг.

– Я вот не помню, чтобы ты хоть раз бухал, Озеров, – отметил важную деталь Волчин. – А в твоем ящичке прям многовато.

Данил желал поведать парням про пари, но решил повременить.

– Ты чего, это ж только на первое время.

– Боевой настрой у парня, – позавидовал Малкин.

– А я думал, что бутылка пива у Арса – это для затравочки, – недоумевал Волчин.

– Затравочка, кстати, все, – сообщил Митяев, с улыбкой предложив пустую бутылку Брадобрееву и пристально взглянув на Озерова.

– Начнем здесь, а потом рванем…

– Вот вы где! А я-то думал, куда все испарились? – отворил дверь Антон Филиппов.

– Я тоже тебя потерял, Филя, – поздоровался с ним Озеров. – Что с твоей рукой?

Антон злобно взглянул на самодовольного Бречкина (тот ведет себя так, словно ничего не случилось) и почувствовал, как жарко в комнатушке, в которую набилась вся команда.

Неловкое молчание прервал Митяев:

– Да ничего такого, Дань. Тоха просто пытался сделать интимный массаж токарному станку в школе.

– Выходит, ценный он игрок, раз его покалеченного на выезд взяли, – хохотнул Озеров.

– Как ты вообще сюда пробрался? – Филиппов не желал лишний раз судачить о травме.

– Использовал неоспоримые аргументы, – Озеров щелкнул пальцем себе по шее. – А бабка на этаже тупо отвернулась.

– Какой был жучара, такой и остался, – с улыбкой произнес Филиппов.

– Ага, но жучара желает знать, чего у вас нового, басмачи?!

– Садись, расскажем.

– Да вы открывайте уже бутылки – только что-нибудь попроще для начала. А чего, родаки с вами уже не ездят?

– Уже нет. Во-первых, нам до херища лет. Во-вторых, хватит им уже бухать.

– Будь здесь наши родаки, твой ящик, Даня, уже давно бы выжрали… причем не мы.

Данил Озеров уселся на тумбочку и следующие пару десятков минут с интересом слушал. Хоккеисты весело разговаривали, обменивались байками: про хоккей, про баб, про школу. Постепенно принесенные алкогольные запасы стали таять, однако некоторые персоны пили немного, поскольку рассчитывали весело провести не только вечер, но и ночь. Некоторые этого не предусмотрели, поэтому рисковали завалиться дрыхнуть еще до отбоя. Чем дальше, тем истории шли развязнее и пошлее:

– …И после всего того, что я натворил, я подхожу к бате и говорю: «у нас в школе завтра сокращенное родительское собрание». Отец спрашивает: «что это за нововведение такое?» А я ему отвечаю, что «это ты, я… и директор…»

– …Когда пришла моя очередь ее пялить, этот педик захотел нас заснять на память! А там темнота жуткая. Только он камеру врубил, как у него на телефоне автоматически фонарик врубился. А та шалава как заорет, мол, нечего меня снимать. Засранец – да-да, я про тебя говорю – был бухой, у него там стояк, а он не нашелся сказать ничего умнее, чем «да пошла ты, я в игрушку играю»! Он, говнюк, в игрушки там играет, а у нее внутри так все сжалось, что у меня на конце до сих пор синяк…

– Весело живете, – отреагировал Озеров. – Но меня мучает другой вопрос: как вы допустили то, что это неадекват все еще с вами? Стареете, парни.

Истории, связанные с помощником Степанчука, хоккеисты рассказывали не с таким рвением. Зато их завороженно слушал Данил, крепко схватившись за подбородок, как зритель в кинотеатре цепляется в ручки кресла, когда смотрит ужастик. Ему пересказали самые сочные моменты моих похождений в хоккейной школе: кровавое приветствие, учет каждого слова и каждого шага, сбор компромата на игроков, запрет девушкам хоккеистов посещать тренировки, сумасшедший кросс, происшествие с Вольским. А как их насильно угоняли с тренировок молодежной команды, в которую все так стремятся попасть, вообще сказка. Всего и не упомнишь.

И в самый разгар негодования игроков «Магнитки-95» по поводу меня Абдуллин выудил из ящика бутылку виски «Jack Daniel’s»: