Штрафбат для Ангела-Хранителя. Часть первая

– Разворот влево, 45 градусов! – прозвучала команда, и ведущий штурмовик, припав на крыло, левым виражом стал заходить в хвост колонны. Разворачиваясь за ним, Чудилин отметил, как ловко их комэск вывел восьмёрку в атаку: прикрываясь столбами дыма, как дымовой завесой, он сбивал прицел зенитчикам. И вправду – пока они шли в пологом пике, прикрытые дымом, со стороны колонны не было ни одного выстрела. Зато, как только первые Илы выскочили из клубов дыма, к ним устремились десятки трасс. Но было поздно: растянувшись длинной вереницей, штурмовики уже были на боевом курсе.

Голос комэска в наушниках:

– Вторая пара работает по зениткам!

Снизившись до 300 метров, самолёт ведущего открыл створки крыльевых бомболюков: из под пуза штурмовика как будто сыпануло ворох крупы – две сотни ПТАБов ринулись в свой последний путь к земле. С задержкой в пару секунд Чудилин рванул «сидор» (рычаг ручного сброса бомб), и успел увидеть, как долетели до земли ПТАБы, сброшенные командиром. Вся поверхность земли вспухла от взрывов, накрыв шапками разрывов несколько танков. Боковым зрением Чудилин увидел сноп несущихся к нему трасс, которые шли слева спереди от эрликона47, стоявшего на грузовике, съехавшего на обочину, и остановившегося метрах в трёхстах от дороги. Трасса со звонким гулом стебанула по бронекорпусу, высекая искры, лейтенант на мгновение инстинктивно зажмурился, и не заметил уже, как по грузовику ударил из пушек идущий за ним штурмовик из второй пары. Немецкая зенитка скрылась в облаке разрывов и надолго вышла из строя. А слегка оглушённый Андрей, раскрыв глаза, обнаружил, что переднее бронестекло покрылось трещинами от попадания снаряда. Треть лобового сегмента бронестекла слева стала просто матовой и непрозрачной. Пришлось усиленно крутить головой, ловя перемещения ведущего, ушедшего в левый вираж с набором высоты.

– Стрелок?

– Нормально, держусь.

Сделав полукруг за ведущим, Андрей бросил быстрый взгляд влево на колонну: избиваемая колонна дорого продавала свою жизнь. Тут и там были видны трассы зенитных автоматов. Они ожесточённо огрызались, сосредотачивая свой огонь на очередном штурмовике, заходящем в атаку. Завершив разворот, командир вышел в хвост последнему самолёту их восьмёрки, и замкнул круг.

– Чудилин! Работаем по зениткам! Пока не подавим – работать не дадут, суки!

Снова нырок вниз, как с горки на санках, под углом в 30 градусов, навстречу трассам. На этот раз – в лобовую на ближайшую зенитку. Большой палец правой руки на правой кнопке пуска РСов. Большой палец левой – на гашетке пушек. 800, 700, 600 метров. Огонь! Втопив гашетку до упора, Андрей видит, как устремились трассы его огня к зенитке. Ответный сноп трасс несётся навстречу, мотаясь веером справа налево («понятно – у немецкого наводчика очко тоже не железное, нервничает, гад!» – бьётся где-то в голове злорадная мысль). Фонтанчики разрывов его пушек вспахивают всё вокруг грузовика с зениткой. Не попал! Не прекращая огня, чуть-чуть двигая ручкой, загоняет цель в центр рамки прицела. 400, 300 метров. Пуск! Четыре РСа с рёвом сходят с направляющих, и через 1,5 секунды упираются в грузовик, накрывая его облаком разрывов. Через мгновение после взрыва Андрей вывел самолёт из пикирования, и, проходя в 100 метрах над колонной, причесал её из пушек и пулемётов. Вынырнув вверх, и уйдя вслед за комэском в левый вираж, услышал в наушниках его голос:

– Молодец! Хорошо попал!

Палец давит кнопку СПУ на ручке управления:

– Стрелок! Жив?

В ответ задорно:

– А что мне сделается?

Третий заход. В наушниках голос командира:

– Внимание, истребители противника!

Крутить головой уже некогда – самолёт ведущего снова ныряет в клубы дыма, навстречу сетке трасс. Время нырять за ним, стараясь при этом ещё и держать дистанцию. Глаз отмечает заметно ослабший огонь зениток – осталось всего три, да и отстреливаются как-то вяло, не сосредоточенно, вразнобой. Зато танки, расползлись по полю, как толстые жуки, и почти все дружно развернулись лбами к атакующим штурмовикам, подставляя под удар наиболее толстую лобовую броню. «Умные, суки» – а ну их нафиг! Теперь всё равно не прошибить. Чудилин лёгкими, точными движениями ручки подправляет траекторию полёта и атакует группку из трёх бронетранспортёров. Открыв огонь с 600 метров, и продолжая его до 300, он видит, как снаряды его пушек ВЯ-23 дырявят тонкую броню «Ганомагов»48, делая из них дуршлаг.

Вывод, вираж, и… страшный удар! Прямо перед носом из бронекорпуса выхлестнуло сноп ослепительных искр. Самолёт тряхнуло так, что показалось – вылетят все зубы. В кабине запахло пережжёным железом. От вспышки запрыгали в глазах огненные зайчики. Пытаясь вывести машину в прямолинейный полёт, лейтенант отчаянно работал ручкой, стремясь погасить шараханья машины. Когда выровнял, огляделся – высота метров двести. Колонны не видно. «Наверное, выбросило из строя», подумал на автомате. Оглянулся по сторонам. Дымы от горящей колонны были сзади справа, километрах в трех. В сторону от дымов оттягивалась вереница штурмовиков. «Ничего страшного, – билась мысль,– догоню!»

Дав газ на максимум, заложил вираж, разворачивая самолёт в сторону маячившей вдалеке его эскадрильи.

– Стрелок!

Молчание. Оглянулся – и не увидел головы девушки позади бензобака. Захолонуло сердце.

– Стрелок! Агния! Где ты?

– Я здесь, внизу.

– Почему внизу, что с тобой?

– Потому что я упала. Я сейчас.

Её голова опять появилась сзади.

– Ой, тут, это… немцы!

Поздно! Трасса слитным, огненным пучком прошла у самого крыла, едва его не зацепив. Андрей инстинктивно, по истребительному, бросил самолёт в скольжение в противоположную сторону. Потом резко – ручку от себя. Опять трасса – уже чуть дальше. «Фоккер!!» мелькнула мысль. Только он даёт такую мощную и плотную трассу. Если попадёт, то всё: суши вёсла. Шесть точек – два пулемёта и четыре пушки! Выхватив самолёт на высоте 50 метров, он увидел широколобый немецкий истребитель, выходящий вверх из атаки. «Точно Фоккер!»49.

Скинув газ, заложил крутой правый вираж, и не зря – трасса от второго, ведомого фоккера, ушла стороной.

«загоняют, гады!!»

– Стрелок!

– Я здесь… – как-то невнятно.

– Почему не стреляла? Почему не докладываешь?!

Пауза…

– Никак не смогла…

– Будут делать следующий заход – смоги! Чёрт тебя подери!

Фоккеры, заложив широкую дугу «в полнеба», заходили на него снова. Держа в поле зрения свою эскадрилью, до которой было не менее 2-х км, он дал максимальный газ. Отчаянно пытался выжать максимум скорости, чтобы их догнать на пересекающихся курсах.

– Я седьмой, я седьмой, атакован истребителями! Я слева от вас! – стараясь сохранять спокойствие, щёлкнув тумблером на телефонном щитке, он бросил в эфир короткую фразу.

Его видимо услышали, потому что группа штурмовиков стала разворачиваться в его сторону. Крутя головой, как волчком, он ловил движения прицепившейся к нему пары «фоккеров». Зайдя в хвост, с превышением в несколько сотен метров, они ринулись на него сверху. Опять пришлось виражить, уходить под них. «Хитрые, заразы, заходят так, чтобы не попасть под огонь стрелка». «Фоккеры» стрельнули, ушли вверх. Потеряв ориентировку, и суматошно оглядываясь в поисках своих, он их уже не увидел. «Куда же я улетел?» Зато увидел ещё одну пару «фоккеров», явно направлявшихся в его сторону. Плюс к этому ещё четвёрку, на всех парах спешащих куда-то на высоте. Проследив по направлению их полёта, он на пределе видимости увидел свою эскадрилью, вставшую в оборонительный круг, а вокруг него роящиеся маленькие чёрные точки. «Вот они куда спешат. Нашим сейчас не до меня! Бьют наших».

Пока первая пара разворачивалась для атаки, вторая пара уже пошла в атаку, опять же с хвоста.

Отчаянно бросая самолёт то в правый, то в левый вираж, ставя в полубочках самолёт «на нож», он пытался сбить им прицел. «Оторвёшься – сожрут нахрен!» билась в голове сегодняшняя фраза комэска. И ведь сожрут, суки!

– Стрелок, т-твою мать! – хрипя от перегрузок, он кричал по СПУ, – ну где же ты, стреляй!

В ответ – только невнятное мычание. И молчащий пулемёт. В этот момент Чудилин остро пожалел, что вчера не нашёл времени, чтобы толком объяснить девушке, какими конкретно должны быть её действия при атаке истребителей противника. Ничего, мол, будет время, подучу. Понадеялся, дурак, на то, что он не оторвётся от строя, где будет под постоянным прикрытием других воздушных стрелков. И что ничего страшного не случится. А вот, поди ж ты, – случилось! Теперь вертись, как уж на сковородке.

И ангела-хранителя нет! Ни там, на небе, ни здесь, под боком! Нет, здесь-то, он, конечно, есть, всего в полутора метрах за спиной, да вот только ничего для их спасения сделать не может – то ли пулемёт у него заклинило, то ли что-то ещё…

Трах! Самолёт дёрнуло, полетели щепки от киля! Опять ручку от себя – камнем к земле, задница отрывается от сиденья, секундное зависание на ремнях, красный туман в глазах, тошнота покатывает к горлу. Ручка на себя – вывод; в глазах темнеет от перегрузки. Мышцы всего тела ломит от непосильных нагрузок, градом катится пот со лба, заливая глаза, вся спина мокрая, хоть выжимай! Сбоку сверху, в полусотне метров, проскакивает первый Фокке-Вульф-190, за ним через секунду второй. Эх, чуть-чуть бы довернуть, да жахнуть вслед! Но не хватает скорости – вильнув хвостами, пара «Фоккеров» свечой уходит в набор высоты.

Обзор назад у штурмовика совсем никакой – только пара маленьких окошек справа и слева от подголовника, над головой – бронеплита из 6-мм стали с небольшим оконцем. Вертя головой справа налево, Чудилин умудряется не пропустить атаку другой пары. Бросая взгляд в маленькое окошко сбоку от подголовника, он их хорошо видит – вот они внаглую заходят почти прямо по хвосту – заднему стрелку идеальная позиция для стрельбы по ним. Чуть-чуть довернуть в сторону и стреляй! Движением правой педали Андрей подразворачивает хвост ещё на 10 градусов.

– Агния, стреляй!

В ответ тишина. Быстрый взгляд назад – так и есть: за бензобаком не видно головы девушки. Убили?! Ранена? Неужели?! Потому они и наглеют – видят, что за пулемётом никого нет! Снова рывок, сброс скорости, вираж, и …. Страшный удар сзади в голову! Ба-бах! И тишина…

….Сколько секунд он был в небытие, Андрей так и не понял. Как он не хряпнулся тогда, он тоже не понял. Может, руки работали сами, неизвестно. Но когда он очнулся и снова получил возможность видеть, то обнаружил, что летит, покачивая крыльями, на высоте метров 200, и … один! Фоккеров нигде не было! В разбитую правую форточку врывался поток обжигающе-холодного воздуха. Правый глаз заливали струйки крови. Заложив широкий вираж, он с трудом огляделся, и не увидел вокруг себя ничего: ни атакующих его Фоккеров, ни его вставшей в оборонительный круг эскадрильи, отбивающегося от наседающих истребителей. Только поднимающийся в небо дым от разгромленной немецкой колонны. И то – далеко-далеко, километрах в пятнадцати. И… страшная вибрация всего самолёта, буквально выбивающая зубы. Мозг совершенно отказывался работать – жутко болела голова, буквально разламываясь на куски. Звон в ушах…. «Что-то с винтом – разбалансировка» родилась в голове очевидная мысль. Скинул обороты, трясти стало чуть меньше. Попробовал рассмотреть показания компаса, и определиться с курсом. Не получилось – из-за вибрации показания приборов совершенно не читались, просто тонули в мутном мареве. Оставалось одно – набрать высоту и попытаться сориентироваться визуально. Но для этого надо было прибавить газу и увеличить обороты… Двинул вперёд ручку газа. Вибрация опять усилилась. Набрав метров 800, он наконец-то сообразил, где находится. «Вот река, вот её излучина, она была справа, идя сюда, мы пересекли реку на перпендикулярном курсе…. А сейчас я лечу вдоль реки….» лениво и как будто нехотя ворочались в голове мысли. «надо развернуться вправо, и оставить реку сзади…. А излучина должна остаться слева…». Он заложил правый вираж. Родилось сомнение «….или справа?». Он, немного подумав, переложил ручку на левый борт, разворачивая машину влево.

В шлемофоне неожиданно раздалось:

– Эй, горбатый! Ты когда метаться прекратишь? Давай уже, лети домой!

– Кто это?

– А ты не видишь? Посмотри назад.

Андрей попробовал, но не смог: сильнейшая боль пронзила шею.

– Не могу…. Я, похоже, тово, ранен…

– Лететь можешь?

– Вроде могу.

– Мы тебя доведём. Разворачивайся влево на 90 градусов.

Развернувшись под 90 градусов, и убрав обороты до минимума, потихоньку полетел на восток.

– Вот так и иди.

– Кто вы?

В эфире хохотнули:

– Ангелы-хранители, твою мать…

Андрей чуть довернул голову влево, и боковым зрением на расстоянии 100 метров увидел грязно-белый с красными звёздами Як-7Б50. Лётчик в кабине Яка в ответ махнул ему рукой и для верности качнул ещё и крыльями.

– Это вы Фоккеров отогнали?

– Ага.

– Спасибо.

– На здоровье.

Мотор гудел ровно. На самых малых оборотах вибрация всё равно была очень сильной. Но приходилось терпеть. Немного осталось…

Нажал кнопку СПУ:

– Агния, ответь!

Никакой реакции. Попробовал повернуть назад голову. Нестерпимая боль пронзила шею.

– Агния, что с тобой?

В ответ – долгожданный щелчок и невнятно:

– Я здесь…

– Жива?! – от радости бешено заколотилось сердце в груди.

– Да… Вроде бы….

– Слава Богу! – с облегчением выдохнул лейтенант.

– Что с тобой было? Почему не стреляла?! Заело?!

– Не знаю… Бе-е-е-э-э-а-а-а….. потом, через паузу: – меня тошни-и-и-т… бе-е-э-э-э-а-а-а…

Сглатывая подкатывающую к горлу тошноту, он ничего не ответил. «Понятно, укатали Сивку крутые горки…»

– Слышь, горбатый! Дальше мы тебя сопровождать не можем – у нас топливо ЁК! Сейчас будет наш аэродром. С нами сядешь, или дальше, к себе пойдёшь?

– Пойду к себе, всё нормально, долечу.

– Ну, давай! Мы передадим твоим, чтобы тебя встречали.

Глава 16. Болото.

За двадцать минут до этого шесть штурмовиков сели на свой аэродром. Из шести самолётов не было ни одного целого. Два были буквально изрешечены, один из них пришлось впоследствии списать. Самолёты по одному садились, заруливали на свои стоянки, и лишь один, самый последний, старшего лейтенанта Горидзе, наиболее повреждённый, у которого не выходила одна из стоек шасси, до последнего держался в небе и пошёл на посадку в самом конце, чтобы не перегораживать повреждённым самолётом посадочную полосу. Так оно и вышло – сев на брюхо, самолёт раскорячился чётко на середине ВПП. Хмурые лётчики с докладами подходили к командиру эскадрильи. Приняв доклады, капитан Миронов пошёл на КП.

– Товарищ командир! При выполнении задания зенитным огнём с земли был сбит самолёт младшего лейтенанта Марченко. На отходе от цели были атакованы истребителями противника. Зенитным огнём также был подбит самолёт лейтенанта Чудилина. Он вывалился из строя и на него насели два Фоккера. Больше мы его не видели.

– Колонна?

– Уничтожили.

– Раненые в экипажах есть?

– Из лётчиков – один легко. Стрелков – трое, – капитан помолчал и добавил: – один – тяжёлый.

***

Не увидев своей «семёрки» среди идущих на посадку, промаявшись, и подождав ещё несколько минут, Шурка не выдержала, и со всех ног побежала к четвёрке пилотов. Они только что доложились комэску, и стояли, хмуро смотря под ноги, нервно курили и сплёвывали в сторону. Одного легко раненного пилота вели под руки к машине, в которую уже грузили троих раненых стрелков.

– Мои где? Мои?! Где Андрей?! Агния?! – ещё подбегая, она кричала во весь голос. Лётчики и стрелки молча отворачивались, сосредоточенно затягиваясь. У многих дрожали пальцы рук.

– Что с ними? – Шурка кусала губы, стараясь заглянуть каждому в глаза.

Все виновато отводили глаза в сторону.

– Сбили твоих…

– Вы видели?!

– Видели, что подбили, а потом его фоккеры атаковали. Как упал, не видели – сами в тот момент отбивались. Пойди к Миронову, может, он больше нашего знает.

Кусая кулаки, и уже не сдерживая душившие её слёзы, Александра побрела на КП. Ревя в голос, как корова, она уже почти дошла до КП, как оттуда бомбой вылетел комэск Миронов, и побежал к стоящему недалеко командирскому виллису.

– Товарищ капитан, товарищ капитан! – Шурка в последней надежде бросилась к нему, – вы видели, как они упали, или нет?

– Кто?

– Так лейтенант Чудилин же!

– Вытри сопли! Летит твой Чудилин! Истребители передали. Сейчас садиться будет!

И точно: над кромкой леса, вдалеке, показался медленно летящий самолёт. Было слышно, что мотор его работает на самых малых оборотах. Самолёт шёл, покачивая крыльями и не выпуская шасси и посадочные щитки. Шурка не верила навалившемуся на неё счастью. Всё ещё всхлипывая, и улыбаясь сквозь слёзы, она со всех ног поспешила в сторону стоянок.

Всё на аэродроме пришло в движение. Люди поднимали головы вверх, вглядывались в небо, прикладывали ко лбу ладонь козырьком.

Один из техников сказал:

– Мотор не тянет.

Кто-то рядом авторитетно подтвердил:

– Да, на соплях идёт…

Движок у самолёта обрубил резко, на высоте метров 50, когда он уже почти перемахнул кромку деревьев на дальнем краю поля.

Все наблюдавшие замерли, но самолёт не упал камнем, а плавно клюнул носом – видно было, что пилот грамотно отдал ручку от себя, пытаясь сохранить скорость, и самолёт, чиркнув плоскостями по верхушкам 30-метровых сосен, планируя, перелетел прямо над головами зенитчиков, чуть не задев задранный в небо ствол их 37-миллиметровки. Пролетел, гася скорость, метров 250, выровнялся, и в последний момент перед касанием задрал нос, мягко спарашютировал, и с шумом плюхнулся в болото в километре от стоянки, подняв вверх фонтаны из снега и болотной жижи.

Виллис сорвался с места, и помчался к месту падения самолёта. Все, кто был в тот момент не при деле, помчались туда же.

***

Увидев, наконец, свой аэродром, Андрей стал строить заход на посадку, садиться решил с ходу, тем более, что движок стал сбоить, чихать. Попытка посмотреть на приборы ничего не дала – весь самолёт трясло, и показания приборов было просто невозможно рассмотреть: вместо приборной доски было сплошное марево.

Щелкнул кнопкой СПУ:

– Агния, слышишь меня?

– Да….

– Садиться придётся аварийно. Держись крепче! А как только сядем – сразу выскакивай, самолёт может загореться. Поняла?

– Да…

Когда оставалось метров двести до кромки леса, движок встал. Сразу пропала зубодробительная вибрация, одна из лопастей винта чёрным, широким веслом замерла перед глазами… Самолёт, теряя скорость, слегка клюнул носом. Андрей инстинктивно отдал ручку от себя, не давая самолёту потерять скорость окончательно. Шар-р-рах! Верхние ветки деревьев шумно шоркнули по крыльям, «хорошо, что не выпустил шасси с щитками, иначе бы прям щас гробанулся…» мелькнула мысль. Непривычно бесшумно самолёт пропланировал ещё метров 250, проскочил над самым стволом зенитки, и плюхнулся в поросшее низким кустарником болото. Перед самым касанием Андрей заученно подтянул ручку на себя до упора, выровнял самолёт, и не дал ему зарыться носом в воду.

Удар! Самолёт, спарашютировав, и окончательно потеряв скорость, грузно плюхнулся, подняв вверх фонтаны грязной болотной воды вперемешку со снегом, проехался на пузе метров тридцать, и остановился, паря мотором. Столб грязи, воды и снега, поднятый вверх падением самолёта, пару секунд спустя тяжёлым дождём обрушился на него сверху. Если бы Андрей не упёрся (как учили) ногами в приборную доску перед самым падением, то наверняка бы разбил себе голову. Очнувшись от удара, отщёлкнул вниз все тумблеры, дёрнул сдвижную часть фонаря назад. Фонарь открылся, но не до конца. Образовавшейся щели едва-едва хватало, чтобы вылезти из кабины. Он отстегнулся, приподнялся, встал ногами на сиденье, и кое-как пролез в образовавшуюся щель. Обернувшись назад, увидел, как откинулся вбок фонарь стрелка с разбитым остеклением, и перевалившись через борт, Агния маленьким, бесформенным комочком свалилась на центроплан, и тут же соскользнула по мокрому металлу в чёрную болотную жижу.

Чертыхаясь и матерясь, лейтенант выпростался из своей кабины, ступил на наклонный мокрый металл центроплана, тоже не удержался, и поскользнувшись, проехался вниз, и съехал туда же, в болотную грязь. Было неглубоко, чуть больше метра. Подхватив девушку подмышки, он рывком вытащил её наверх, вторым рывком забросил её на крыло, вылез сам.

– Жива?

– Что мне сделается? – она замученно и криво улыбнулась.

– Давай, поднимайся!

Он поставил её на ноги, сам с трудом выпрямился. Посмотрел сквозь жиденький кустарник в сторону аэродрома. Оттуда на полной скорости гнал виллис. За ним угадывалась бежавшая толпа из нескольких десятков человек.

Виллис на краю болота резко затормозил, из него выскочил комэск:

– Чудилин, чертяка! Жив! Давай, греби сюда! И девку сюда свою тащи!

Андрей спрыгнул с крыла вниз, и подхватив Агнию, как собачку, сбоку рукой, побрёл по пояс в тягучей и холодной болотной жиже к краю болота. Пройдя метров 30, до едва ощутимого берега, и схватившись за поданную капитаном руку, выбрался, наконец, на сухое место. Поставил Агнию на ноги, бросил правую руку к виску и доложил:

– Товарищ командир, при выполнении боевого задания был атакован истребителями противника, потерял ориентировку. Выручили свои истребители – отогнали фрицев, довели почти до дома. Движок встал, плюхнулся.

– Да видели мы, как ты плюхнулся! Долго жить будешь! Мы тебя уже похоронили. Да с аэродрома истребителей позвонили. Сообщили, что ты жив и летишь домой. Ждите, мол, сейчас прилетит! А тут и ты появляешься! Цирк! – он радостно хлопал лейтенанта по спине.

– Ага… Цирк. Как в воду глядели, товарищ командир, – стряхивая с комбеза особо крупные шматки заледеневшей и вонючей болотной растительности, досадливо произнёс Андрей.

– Ты о чём?

– Да я про мокрые штаны.

– А-а-а! – командир эскадрильи, вспомнив свою фразу перед боем, ещё раз радостно хлопнул его по спине, – это я про другое! Главное, чтобы они в бою мокрыми не стали! А всё остальное – чепуха!

А у Андрея мутилось в голове и всё плыло перед глазами.

– Андрей, Андрей! – стала дёргать его за рукав Агния.

– Лейтенант, да ты ранен?! – комэск махнул рукой водителю:

– Петренко, сюда! – вдвоём они потащили его к виллису.

Глава 17. Баня.

Дотащить не успели – подбежала задыхающаяся от быстрого бега Александра, и оттолкнув водителя, подлезла под правое плечо Андрея.

– Товарищ командир, вы ранены?

– Да ерунда! – храбрился Чудилин, – где я там ранен-то? Царапина! Пустите, я сам пойду!

Насчёт того, что «сам пойду», Андрей, конечно же, дал маху: как только на пару секунд ослабла поддержка со стороны сопровождавших, он тут же стал оседать на землю. Задубевших от ледяной болотной воды ног он просто не чувствовал, дико болела голова и ломило спину.

– Товарищ командир, да вам в бане согреться срочно надо! – затараторила отдышавшаяся немного Шурка, – вы ж всё себе отморозите! Да и отмыться вам надо – посмотрите на себя! Агния, а ты что стоишь, – она дёрнула за рукав стоящую с виноватым видом девушку, – и тебе в баню надо!

Насильно усадили Андрея в виллис. Командир эскадрильи бухнулся рядом с водителем, Александра подсадила с трудом двигавшую ногами Агнию на заднее сиденье.

– В санчасть! – приказал капитан водителю.

– Товарищ капитан, да вы посмотрите на них, – запричитала Шурка, – да если их прямо сейчас, срочно в бане не отогреть, они на пару недель с воспалением лёгких слягут! На лбу у него царапина! Я их сейчас в баню, я же с утра натопила, а потом сразу же я их в санчасть и отведу! Ну товарищ капитан!!

– Ладно, – уступил напору Шурки капитан, и к водителю:

– Довезёшь их до дома, где они квартируются, и обратно сюда!

Подъехала еще одна машина, ЗИС-5. Из неё вылез старший инженер полка. Шурка метнулась к нему, что-то там быстро доложила, он махнул рукой, иди, мол, и она запрыгнула на ходу в тронувшийся виллис:

– Сергей Никанорыч разрешил! Говорит, пока будем этого бегемота из болота тащить, в тебе, говорит, пока надобности никакой!

В прыгающем по ухабам виллисе Агнию опять замутило, и когда подъехали к дому, она вылезла из машины с бледно-зелёным лицом. Присела на корточки, наклонилась к земле.

– Что с тобой, милая? – Шурка участливо тронула её за плечо.

– Уйди, уйди, уйди…. – простонала девушка

– Замотало её, тошнит, – пояснил лейтенант, – и в полёте тошнило. Я как от немцев уворачиваться стал, так у неё и началось.