Новогодняя Проза

***

В воскресение Торилин пошёл навстречу со старыми друзьями. Подходя к дому, в котором раньше жил, заметил их издалека. Они сидели у подъезда на лавочке. Серёга Фитиль – в дебатах между соседями просто Михалыч, худой и длинный, с мосластыми обезьяньими руками. Нечёсаной копной соломы на голове и резкими, как рублеными, чертами лица. Рубаха парень. Серёга Аммонал – он же Григорич, колобок, коротышка с бусинками глаз и серьёзным нравом. Оба оправдывали прозвища своими хобби.

– Привет, алхимики! – Пашка брякнулся рядом, пожимая им руки. – Алька говорил, вы тут для меня расстарались. Новых гранат наизобретали.

– Конструкция старая. Помнишь ту, которой торфянок глушили?

Фитиль достал из кармана целлофановый пакет с тремя чёрными шариками и протянул другу.

– Шмак сказал, колотить тебя начали серьёзно. Ну, мы покумекали немного и состряпали, – Аммонал вытащил один шар из пакета. – Может когда народу много будет – поможет.

– Гляди, запал вот, – Фитиль ткнул пальцем в головку трубки выступающей наружу из чёрного мячика. – На семь спичек. То есть на три секунды. Сверху гудрон, под ним соль, а начинка из магния с марганцовкой.

– Разлёт, метров семь, – продолжил его друг. – Будешь использовать, рассчитывай, – хохотнул Григорич. – А то самому гудрон с солью по морде съездит! Боль жутка и не отмоешься. Чёрные веснушки на всю жизнь останутся.

– Вон и Алик топает, – увидел друга Михалыч. – Поджиг тащит. Давеча хвастался вечером.

– Здорово, бродяги! – Весело поприветствовал Шмаков, приближаясь к товарищам. – Всё готово? Идём на точку проверять?

– Ща пойдём, – кивнул согласно длинный Серёга. – Сеструху из магазина дождёмся, я ей ключи отдам и пойдём.

– Чую, вчера ты напугал наших приблатнённых, – хихикнул Алик, тряся Пашкину руку.

– С чего так решил? – Удивился Торилин.

– Филя сейчас впереди меня шагал, увидел вас и бегом за угол.

Парни посмеялись. Фитиль рассказал новый анекдот на эту тему. Потом просто разговаривали и обсуждали предшествующие события. Увлекшись беседой, сразу и не заметили, как с обоих концов дома появились две группы парней, человек по шесть. В одной впереди Ялов, в другой Филатов. В руках арматура и доски от забора.

– В подъезд! – Вскочил Аммонал.

– Позняк метаться, – гаркнул Егорка, бегом преграждая путь к отступлению.

Алик сунул руку под куртку, нащупывая своё оружие. Серёги, быстро разобрав бомбочки, зашарили по карманам в поисках спичечных коробков. Пашка весь передернулся, входя в боевое состояние.

– Всё братцы. Хана, – прошептал Аммонал.

Окружили плотным кольцом, выставив перед жертвами мужика лет тридцати, похожего на марионетку. В распахнутом пальто и расстегнутой до пупа рубашке. Худой, стриженный под ноль, весь как на шарнирах, постоянно дергающий плечами и головой. Выкинув вперёд руку, он щёлкнул откидным лезвием. И выпятив челюсть, с зажатой в уголке рта беломориной, процедил:

– Ну, щё, которого мочить?

– Эй, аллё! Чё за кипиж мне здесь устроили? – Послышался неожиданный окрик от подъезда.

– Атас! Чита! – Пискнул еле слышно кто-то в толпе.

Несколько человек прыснули врассыпную, остальные разворачиваясь, попятились, роняя атрибуты нападения, открывая обзор на говорившего.

– Можете не смываться. Я всех уже сфотографировал. Лучше присохнуть здесь, а то хуже будет, – донеслось вдогонку убегающим.

– А это ещё, что за хмырь с бугра, тявкнул? – Не оценив произошедшей перемены, выкрикнула марионетка, пытаясь разглядеть говорившего.

Раздвинув мощным корпусом, прижавшихся друг к другу друзей, пред ним предстала скала мускулов, упакованная в клетчатую рубашку и потёртые шаровары. Причём, то и другое было готово лопнуть в любой момент от легкого напряжения хозяина.

– Ты фраерок случайно рамсы не попутал? Ну-ка, быстро ксиву свою покаж, – глубоко посаженные глаза безразлично следили за манипуляциями с ножом.

– На, мусор, смотри, – мужик сунул разрисованный кулак под нос Чите.

– Что ты мне корочками машешь, разворот покажи!

– Да на! – Худой сбросил пальто с рубашкой на согнутые локти и сделал стремительный оборот на месте. – Усёк, падла?

– А теперь зырь сюда, баклан залётный! – рубашка выстрелила всеми пуговицами враз, обнажив наколки на рифлёных холмах.

Мужик моментально сник, упал на колени, выронив нож и папиросу изо рта.

– Прости, – простонал он. – Бес попутал.

Чита обвёл строгим взглядом окружающих.

– Кто знает, где Янтарь живёт?

Двое подняли руки.

– Отведите это к нему. Доложите о всём базаре слово в слово. Пусть разберется с этой перелётной птахой. Мне пакши о него марать в лом, – он присел на скамейку и достал пачку Герцеговины. – А теперь встали все здесь, – рука обвела полукруг. – И поведали, что за совет отряда состоялся у моих окон. И кого мочить собирались?

Выслушав невнятные объяснения сторон, Чита подёргался всем телом, подавляя смех.

– Ладно. Всё ясно, – поманил Павла, указывая на место рядом с собой.

Торилин понуро опустился на лавочку и тут же получил такую затрещину, едва зубы не выскочили.

– Так! Что бы все слышали! Трогать моего братана могу только я! – Рявкнул, Чита так, что все вздрогнули и сделали шаг назад. – Прав он или нет – решать только мне! Кто ещё хоть раз на него бочку покатит, в собственных кишках по битому стеклу ходить будет. Всё. Рассосались все, кроме бомбистов и Ворошиловских стрелков.

Двор моментально стал просторнее и светлее.

– Алик, пистолет, – раскрылась могучая пятерня.

Шмаков обречённо выудил из-за пояса самострел. Потом с жалостью наблюдал, как тот превратился в комок щепок и колечки трубок.

– А вы террористы, чего затылки чешите? Когда прекратите третью мировую? Неделю, как откинулся, – он провел пальцами по густому ёжику своей головы. – Заснуть вечером не могу. Всё жду, когда шарахнет. Потому что, если усну и шарахнет, точно потом идиотом стану. А кому я такой на хрен нужен!

– Чита, да мы уже на болоте бахаем, тут не слышно, – попытался оправдаться Фитиль.

– Не слышно, – утвердительно мотнула головой гора мышц. – Только окна дребезжат! И блин, какой я тебе Чита! Инвалидом сделаю, ещё раз услышу! Всё оставили нас, – он пнул вслед отходящим ребятам оставленный нож. – Это тоже на своё болото захватите. Понятно?

– Да.

Друзья ушли за угол. А Пашка получил ещё один подзатыльник.

– Вась, а сейчас за что? – Обиженно с удивлением Торилин зачесал ушиб.

– Дал бы и третий, но опасаюсь, ты мне ответку пришлёшь, – могучая рука Василия легла на плечи Пашки, и прижала к груди.

– Я что слабоумный, с тобой тягаться? И почему три?

– Слабоумный конечно! Ты зачем местную шпану уродуешь? Бугром хочешь стать? На моё место целишься?

– Нет.

– Поясни.

– Понимаешь, – замялся Пашка, раздумывая всю правду выкладывать или утаить сокровенное. – Да из-за Ритки сорвался. Отшила она меня. Пропала, а потом вдруг объявилась. Вспыхнул я. Не знал, куда себя деть, – выпалил неожиданно для себя самого.

– Небось, и на тот свет хотел заглянуть? – Сочувственно спросил Василий.

Пашка утвердительно кивнул.

– Тогда первая по делу, – констатировал Чита.

– А другая…

– Я матери твоей обещал, что по моей тропке ты никогда не пойдешь. А она была единственным человеком в этом доме, кто за меня не раз ручался, переживал и старался частицу своей души подарить. Не говоря уж о простой жратве. Сам помнишь, в каком шалмане я существовал. Только благодаря ней я по мокрому не прошёл, ещё живой и дураком себя не ощущаю, – Василий с надрывом глубоко вздохнул и снова достал папиросы. – Поэтому до сих пор считаю, её свой матерью и за неё глотку порву любому. И тебе не дам по тюрьмам чалить. Надеюсь, понятно разжевал?

– Ага.

– Ты не агакай, а внимай дальше. Участковые на днях заявились. Местный и с твоего участка. Про тебя пытали. Пришлось зуб давать, что ты не при делах и на учёт тебя упросил не ставить. Слово дал! Усёк?

– Мне бы Риткиным ухажерам воздать должное, – умоляюще, попросил Пашка, поднимая голову. – По тихой. Никто не узнает. И потом, завяжу. Клянусь.

– За бабу надо биться. Одобряю. Но если только действительно есть чувство, а не показуха. Смотри третий подзатыльник в запасе. Нарвёшься, любая психушка с распростертыми объятиями примет. Да кстати, – опомнился Василий. – Мать как?

Павел поведал о случившемся.

– Хорошо. Свяжусь с кем надо. Помогут ей там.

***

С друзьями ухажёра Сысоевой разобрался в один вечер. Набуздав почти так же, как они его. И предупредил что, если появятся рядом с Ритой, сразу вспомнят колясочное детство и застиранные пелёнки. Основного оставил напоследок. Но потом передумал. Вдруг поняв: приведя свой план в исполнение, получит мученика в глазах любимой. А самое главное сделает ей больно.

– Нет уж, лучше я буду страдальцем, чем затмевать её счастье. Пусть Васька на меня обижается, оплеухи вешает, считает слабаком. Но причинить ей хоть толику горя больше не смогу.

В школе Егорка с Филей, и те, которые раньше ходили во врагах, начали набиваться в кореша. Всё получили от ворот поворот. Пашку теперь старались обходить стороной или откровенно заискивали перед ним. То и другое раздражало, хотя порой приносило удовлетворение.

Педсовет прошёл не в пользу Пилорамы. Двойки у Торилина появились только по химии. Про драки никто не слышал или сделали вид, что не в курсе. Определили срок контроля и нейтрального куратора на этот период. Таня Сергевна должна была навестить в месячный срок семью Пашки, представить отчёт по успеваемости и поведению за это время.

Новые друзья из спортшколы не обманули. Подарили куртку и начали приглашать на подмены в бригады.

А Маргарита всё чаще стала попадаться ему в трамвае после уроков. Оба постоянно делая вид, что не знакомы, даже не смотрели друг на друга. Оказавшись рядом, старались, протиснутся подальше в разные стороны.

Продолжалось так до первого снега.

Снег выпал ночью, пушистый, рыхлый. Повис на проводах и деревьях, обратив город в сказочное царство. Прикрыв все недостатки людской деятельности.

Пашка встретился с Маргаритой на остановке после уроков. Трамвай уже подходил, когда он заметил боковым зрением её фигуру среди толпы. Не стал сразу лезть в распахнувшиеся двери, проследив в какой вагон она сядет. А она явно целилась в тот, у которого он оказался. Дождавшись пока Рита поднялась на ступеньки, бросился в соседний вагон. Не хотелось портить приподнятого настроения. Ведь такое очарование кругом! Только любуйся!

Выпорхнув на своей остановке, не спеша зашагал по белизне целины, сокращая расстояние до подъезда. Смакуя, как хрустит под ногами свежесть и чистый воздух бодрит обоняние.

– Стой!

Торилин чуть не подпрыгну от неожиданности, втянув шею в плечи. Интонации её голоса, всегда заставляли трепетать каждую жилку организма.

– Столько месяцев игнорировала, близко не подпускала. А тут сама…

– Ты долго будешь трепать мои нервы? И обернись, когда с тобой разговаривают!

Пашка изумленно оглянулся. Сысоева стояла в оставленных им следах. Из снега торчали стройные ножки в колготках. Коротенькое полупальто бежевого цвета, на голове мохеровый берет. Лицо с алым румянцем. В глазах строгая решительность.

– Хочешь устроить киношную сцену прямо на улице? – Беззлобно ухмыльнулся Торилин. – Может лучше дома? Без свидетелей. Заодно уведешь, где обитаем.

Она застыла в нерешительности, оглядываясь по сторонам.

– Пошли. Чаем с лепёшками угощу. Сам пёк вчера. Выслушаю. Приставать и претензии предъявлять не буду. Обещаю.

Рита, молча, сделала шаг в следующую лунку.

Не пророня ни слова поднялись в квартиру. Он принял у неё верхнюю одежду и подал тапочки.

– Проходи в зал, – показал на раскрытую дверь. – Сейчас чайник поставлю и подойду.

Она ушла, осматривая обстановку, а он вдруг обратил внимание на мокрые отпечатки босых ног, оставленных на свежевыкрашенном полу.

– Промокла? – Поинтересовался Пашка, расставляя на столе заварник, бокалы, сахарницу и тарелку с лепёшками. – Сапог что ли нет? В демисезонных ходишь.

– Нет, – отрезала Маргарита.

– Извини. Подумал, форсишь.

– Ты много, чего надумал! А натворил ещё больше! Всё мне назло делаешь! – Вспыхнула она. – Дерёшься! Синяки под глазами не успевают сходить. Друзей моих распугиваешь и казнишь! Вон Марат и тот перестал нас встречать! – Между ресниц блеснули слёзы, голос осел, перехватываемый сдержанным рыданием.

– Значит, его Марат зовут, – меланхолично заметил обидчик. – Что ж он так быстро от тебя отступился?

– Да потому, что ты его друзей отметелил. Неделю из дома не выходили. Он сам опасаться стал к нам с Ленкой приходить, – плотину ресниц прорвало, и слёзы устремились к подбородку. – Гад ты паршивый! Из-за тебя с Гороховой поссорились!

– Тихо. Давай без оскорблений, – попытался успокоить девушку хозяин. – Я сейчас чайник принесу, а ты слезки вытрешь и популярно мне объяснишь, в чём моя вина в вашей размолвке.

Пока бегал за чайником, язвительно подумал: – Достал я вас все-таки голубчики, – и тут же спохватился. – Что же теперь, буду должен сам её в руки этому боксёру отдать? Лишь бы быть уверенным, что это действительно Ритино счастье. Расшибусь! Всё сделаю! Только не видеть бы её слёз!

Она сидела, уткнувшись в ладошки, и вздрагивала всем телом. Бросив чайник на подставку, опустился рядом, нерешительно обняв за плечи. Ожидая очередной пощёчины. Но её не последовало.

– Извини любимая, – не представляя, как дальше поступать, начал Пашка. – Ты появилась. Обезумел от радости. Затем понял, что тебя потерял окончательно. Когда это осознал, жить не захотелось. Потом озлобился на весь мир. Начал искать выход всем чувствам. Тут Ялов и Филатов под горячую руку подвернулись. И закрутилось. Честно, хотел, чтобы прибили сначала. А потом… – Торилин тяжело вздохнул. – Потом докумекал: тебе это доставляет только боль. Но было уже поздно. Засосало. – Он нежно, дрожащей ладонью погладил вздрагивающую спину. – Обещаю всё исправить. Лишь бы ты была счастлива. А парням вашим навешал, из-за того, что не стерпел. Они меня, какой раз уже мутузят безнаказанно. Да так, что…

– Ты меня бросил, – раздалось сквозь всхлипы.

– Я тебя не бросал! – Удивился Пашка.

– Попользовался и бросил!

– Вы же переехали и адреса не оставили!

– Оставили. У соседки. Тёти Дуси, – раздалось прерывисто из рук, прикрывающих лицо.

– Она сказала, не оставляли, – не переставал удивляться Торилин.

– Ты у школы объявился только через два месяца после первого сентября! – Маргарита подняла голову и испытывающее уставилась на парня.

– Вернулись из экспедиции, вас нет. У самих переезд. Подхватил воспаление лёгких. В больнице провалялся полтора месяца, – Пашка отстранился, разведя руки в стороны.

– Правда? – С непонятной надеждой, спросила девушка.

– Правда, – мотнул головой Торилин. – Потом ты сама дала мне понять – всё кончено. И эти обломы не раз подтвердили. Месили так, что сомнений не оставалась. В последний раз хватили через край, – он отвёл взгляд, заговорил спокойнее. – Я вроде даже повода не дал, когда мимо вас прошёл. Взыграло. Отомстил. А потом спохватился. Но ты не переживай. Не трону я твоего Марата. Пусть приходит не боится. Ведь я тебя безумно люблю и обещаю больше не доставлять тебе ни каких переживаний, – Пашка вдруг весь встрепенулся и снова слова его зазвучали в плафонах люстры. – Я за твоё счастье в лепёшку разобьюсь! Пусть даже будешь не со мной.

Она улыбнулась сквозь слёзы, обхватила его и прижалась к груди.

– И никакой он не мой, – радостная улыбка тронула её губы. – Я просто хотела тебя проучить. Попросила один раз тебя попугать. А он вообразил не весь чего. Я, правда, не знала, что они тебя избивали. Ты пропал. Подумала плохое, – ласкаясь, Маргарита вытирала слёзы о его рубашку. – Паш, скажи ещё. Любишь?

– Люблю! Больше всего на свете! – Ошалело выпалил Торилин, крепко прижимая её к себе.

– Поцелуй меня, пожалуйста. Я так по тебе соскучилась.

***

Опьянённый недавней близостью с любимой и таким неожиданным поворотом в жизни, Пашка ласкал её обнажённое тело. Не веря до конца свалившемуся счастью.

– Ущипни меня, – целуя горошины грудей, прошептал, прикрывая веки.

– Зачем? – Весело хохотнула Маргарита, запуская свои пальчики в его шевелюру.

– Хочу удостовериться, что не сплю, – она выполнила просьбу. – Ой! – На глаза попался будильник.

– Что так больно? Я же тихонько, – расстроилась Рита.

– Да нет, Андрюха из школы должен был давно явиться!

– Во, блин! Давай быстрее! Не хватало, чтобы в таком виде застукал, – засуетилась Сысоева. – А мама Катя, когда придёт?

– В Томске она в больнице. Под обвал угадила. Обещала к Новому Году приехать, – торопливо натягивал одежду Пашка.

– Там сзади застегни, – попросила Рита, подставляя спину. – А бабушка с дедом?

– Снег выпал, значит, на днях с дачи прибудут.

– Вы что одни всё это время?

– Ну да. Справляемся, – довольно похвастался хозяин.

– Я заметила, – укоризненно кивнула гостья.

– Мы ещё ремонт в ванной и в спальне не закончили, – оправдывался Пашка.

– Телефон есть? Где? – Рита, облачившись, начала обход квартиры.

– На кухне. Тебе зачем?

– Матери звякну, – она прошла в указанное место.

И пока Павел застилал покрывало на диване, оттуда послышалось бряканье кастрюль и хлопанье дверцы холодильника.

На входной звонок Торилин не успел добежать, Рита уже щёлкнула замком.

– Ура! Маргаритка нашлась! – завопил Андрюха, повиснув у неё на шее.

– Ну, привет, школьник! – Закружила она его по прихожей. – Мокрый весь какой! А вырос то!

– Мы с мальчишками крепость начали строить и снеговика лепили. Там такой снег! – Взбудоражено весело тараторил младший Торилин. – А Толик к нам придёт?

– Да куда же он от нас денется! – Поставила, наконец, мальчишку на пол. – Раздевайся и за стол. Сейчас ужинать будем.

– Не, я только портфель бросить. Меня там пацаны ждут, – возразил Андрюха, направляясь к двери.

– Стоять, – Рита ухватила беглеца за воротник. – Распустились тут совсем с брательником без хозяйки, я чувствую. А ну живо переодеваться, руки мыть и за стол. Подождут твои друзья десять минут.

Андрюха вяло повиновался, уставившись на улыбающегося брата, прислонившегося к двери кладовки.

– Я у вас тут живо порядок наведу, – раздалось шутливо от плиты.

Младший вопросительно кивнул Пашке. Тот безысходно скорчил рожу и подёрнул плечами.

Пока парни стучали ложками, Маргарита воспользовалась телефоном.

– Алло, мам. Ты домой, когда? Поздно. Тогда я Тошку заберу со всем скарбом, и мы к Торилиным перебираемся. Да нашлись. На Ильича. Нам отсюда ближе до школ добираться, и присмотр за мужиками нужен. Да одни. Мама Катя в больнице. Уже поправляется. Выпишут скоро. Чего они наготовят? Пельмени и колбаса в холодильнике только. Бардак у них кругом, чисто мужицкое логово. И ремонт никак не закончат. Мам перестань ерунду выдумывать. Да уже не маленькая. Да не терпится, – Сысоева не давала почти матери вставить слово. Говорила тоном, не терпящим возражений: – Ты лучше подсуетись и Толика в Андрюшкину школу переведи, – обернулась к младшему, задав ему вопрос. – Номер школы и класс?

– Шестнадцатая, второй «Г», – запрыгал на табуретке от такой новости, младший.

– Павла? Сейчас дам трубку.

– Здравствуй, мам Вер, – перехватил трубку хозяин.

– Здравствуйте, пропадущие. Наконец-то нашлись. Мы извились все вас искавши. Мне сейчас некогда длинные разговоры говорить. Так, что слушай и на ус мотай. С Риткой у меня во взрослость не заиграйтесь. Принесёте нам ещё в подоле позора.

– Да ты, что, мам Вер, – перебил Пашка. – Даже не помышляли о таком.

– Знаю я вас оглаедов. Подарите подарочек, пришибём обоих.

– Мы Ритуле отдельную комнату выделим. У нас их три. На счёт этого не беспокойся, – убедительно заверил парень.

– Ладно, деньги на пропитание возьмёте в серванте, Рита знает где. Оставите мне десятку. Посмотри входной замок, барахлит и краны на кухне. Чиркнешь записку с телефоном и адресом. И смотри, построже со всей оравой. Спуску не давай, на шею сядут, не стряхнёшь. А я в субботу загляну. Всё понял?

– Да. Денег не надо. Есть. Я подрабатываю.

– Подрабатываешь? Хорошо. Только всё равно возьмёте. Всё, мне некогда. Встретимся, обо всём перетолкуем. Пока.

– Ну, чё, – Маргарита бросила хитрый взгляд на жениха. – Получил ценные указания? Что делать намерен?

– Для начала поедем в Универмаг, купим тебе сапоги и приличную шапку, – выдохнул озабоченно Павел. – Потом к вам. Замки, краны чинить и Толика забирать.

– Ты хоть представляешь, сколько это стоит? Откуда деньги. У нас с этим переездом только на еду хватает. И у вас не Сбербанк, – попыталась возразить претендентка на хозяйку в этом доме.

– У нас. У вас, – передразнил Пашка. – У нас с тобой денег хватит и ещё останется. Одевайся.

– Он устроился вагоны разгружать. Знаешь, какие деньжищи заколачивает? – Потряс кулачками Андрюха. – Меня с собой возьмёте?

– Ты же крепость не достроил, – улыбнулась Рита.

– Да, я Тошку давно не видел. И тоже помогать хочу, – взмолился младший.

– Воду не мути, – отрезал Павел. – Говори, чего задумал.

– Клюшку, когда обещал? – Насупился брат.

– Хорошо. Поедешь с нами.

Андрюшка с радостными возгласами вприпрыжку убежал в свою комнату одеваться. Маргарита обвила шею любимого и заговорчески спросила.

– Ты мне сейчас предложение, что ли так сделал?

– А что мне ещё остаётся, после того… – он счастливо улыбнулся. – Как в доме появилась хозяйка и заявила на всё свои права.

– Я тебя люблю, – она нежно прикоснулась к его губам.

– И я тебя, – заключил в крепкие объятия любимую. – Слушай, а мать по Тошке, вопрос точно сможет решить? – Вдруг вспомнил Павел.

– Конечно. Она сейчас председатель профкома.

– Тогда ещё один вопрос. Чего с Ленкой не поделили?

– Тебя, – она убрала свою голову под его подбородок, ещё плотнее прижавшись всем телом.

– Это как? – Удивительные новости не прекращались.

– Сначала она на Маратика запала. Он на неё ноль внимания. Поэтому всё время со мной крутилась. Мне это только на руку было, чтобы наедине с ним не оставаться. А когда нас перевели, и ты начал свои представления, прямо с ума сошла. Всё упрашивала с тобой свести поближе. Затем, Маратик с дружками исчез, и я ей объяснила, что с тобой сводить не буду. Самой может, пригодишься. Ну, она начала разглагольствовать, не много ли у меня кадров. Предложила определиться и можно сказать потребовала отдать тебя.

– Ясно, – подытожил Павел. – Ревность обуяла, и ты решилась.

– Угу, – всхлипнула Рита.

– Надо Ленке спасибо сказать и шоколадку подарить.

– Стоят. Обнимаются! – Андрюха с укоризной растолкал влюблённых. – Сейчас жди их, потей. Кода ещё соизволят одеться?

***

Пашку всё чаще стали звать на подмены. Времени на домашние тренировки по самоучителю не оставалось совсем, и он решил заниматься этим на работе. Прыгая в вагонах на зачистке ногами и руками выбирая место и силу удара. Сначала слетал постоянно. Парни замучились выгребать его из куч угля и гравия. Подарили верёвку с крюком.

– Обвязывайся, цепляйся за край вагона и прыгай, сколько хочешь, раз лень инструментом работать. У нас времени отнимать меньше будешь, да и шею себе не свернёшь, – посоветовал Лёвка.

– Мылом её не забудь натереть и вокруг шеи обернуть, тогда точно не свернёшь, – дополнил Славка под общий гогот.

Но вскоре Пашкина затея обернулась для всех выгодой. Наблатыкашись, он отбросил страховку и с такой скоростью обрабатывал вагон, что парни стали у него в подручных, выметая остатки. Свои новшества применил и на разгрузке, увеличив общую выработку, раз в пять. Друзья посоветовались и взяли Торилина в бригаду на постоянку.

В середине декабря показали Ефимычу. Тот пригласил на просмотр друга, мастера рукопашного боя. Попросили исполнить в танце, всё чему смог научиться. Просмотрев показательное выступление, угрюмо посовещались, притащили деревянный брус десять на десять, тоньше не нашлось, стопку кирпичей и два манекена для отработки приёмов. Брус закрепили вертикально. Один манекен подвесили, другой держали руками.

– Работаешь в полную силу, – приказал Горыныч.

Брус треснул с первого удара, ощетинившись щепками. Три кирпича ребром ладони и два локтем. Привязанный спарринг партнёр, разлетелся кусками, осыпав начинкой пол зала. Второго изуродовать тренер не дал.

Подозвали Пашку к себе. Ефимыч щёлкнул по носу и с сожалением пробурчал в пышные усы:

– Что это такое я не знаю. В дзюдо восемь тысяч приёмов. Я знаю хорошо около половины. Отлично использую четыре десятка. Коронных только семь. Обозначения некоторых еле заметил. И то с не естественным продолжением. А ты, что скажешь Валерий Иванович? – Обратился он к рукопашнику.