Новогодняя Проза

Вышел в холл. Натянул, не застёгивая свой болоньий и плюхнулся в деревянное кресло, поставив папку на колени. Пустота внутри такая! Проглоти слюну – услышишь, как смачно плюхнется плевок о прокладку между деревяшкой и остальным телом.

Алик выдрал папку неожиданно.

– Иди. Тебя уже заждались.

Павел не двинулся с места.

– Проснись! Твою так! Прикончат ведь сейчас!

Торилин глубоко вздохнул, поднялся и, шаркая, поплёлся на выход.

– Паш, давай сегодня сбежим? – ухватился за локоть Шмаков.

Безучастной походкой, засунув руки в карманы, приблизился к четвёрке нахохлившихся парней.

– Ребят, может в другой раз? – Не поднимая головы, устало попросил Павел, остановившись перед импровизированной стеной.

Те взирали, на него молча, с высоты своего роста. Тот, кого они пришли воспитывать, был совсем не их комплекции и возраста.

– Пошли, – еле выдавил из себя, модно одетый, стоявший с правого края, с разбитыми губами. – Другого раза может и не случится. Вдруг, кто опередит.

– Этого я позавчера приласкал, – отметил, между прочим, про себя отрешённо. – Ну, как хотите, – обреченно произнес вслух.

Медленно, будто на прогулке в парке, подковыривая, носками ботинок мокрые кленовые листья, компания начала передвигаться к полю битвы. Зрители за забором, то же пришли в движение. В этот раз их хватило бы на пол зала в местном клубе.

Выйдя на середину, уже вытоптанной за предыдущие столкновения арены, Торилин обернулся. Воспитателей уже было семеро.

– Троим из них, я уже подпортил репутацию, – с неведомо откуда-то появившейся жалостью подумал Павел. – Моя персона явно становится популярней, – без страха и улыбки пошутил он. – Пацаны, прежде чем начнёте меня колбасить, разрешите попросить прощения у тех, кого прошлый раз обидел, – обвел отрешённым взглядом безучастно злые лица. – Начинайте. Сопротивляться не буду.

– Нам твои извинения и одолжения ни к чему, лошадь педальная, – буркнул ближайший с квадратной рожей.

– Зассал, ублюдок, – подходя с боку и дёргая за рукав, процедил с разбитыми губами.

Болоньевая куртка крякнула, выбрасывая на свет божий своё содержимоё. Лучше бы он этого не делал. Вакуум внутри Пашки взорвался. От недавнего обречённого мазохистского настроения вмиг след простыл.

– Ты это зачем? – Остервенело, с удивлением выпалил, сжимая кулаки. – Мне же больше ходить не в…

Кто-то из-за спин стоящих перед ним ударил прямо в лоб. Тут же сделали подсечку и начали пинать ногами, в сумятице мешая друг другу.

Прикрывая голову руками, завертелся как волчок. Сердце застрочило пулемётной очередью, ударив адреналином по всем мышцам. Мозг вскипел, тормозя реальное время, переводя все движения в рефлекторные.

– Стопой в колено, того кто на одной ноге в замахе! Лёг рядом! Перекат за него. Уже не достают. Удар сзади между ног, этого ближайшего, что не успел обернуться. Прыжком вскочил! Ребром ладони по шее третьего, с квадратной рожей. И бежать! Бежать пока все разом не навалились, – чёткие команды, неизвестно кем диктуемые, заставляли тело повиноваться в микросекунды. А собственное сознание отстранено констатировало второстепенные факты. – Ноги промокли, ботинки порвал. Ещё одна проблема. Растянулись в погоне. Ближайший – в полуметре. Затылком чувствую его горячее дыхание. Спортсмен вроде. Сейчас хватанёт за шиворот! – Резко встал! Присел! Нагнулся! Выпрямил колени! Выше его бросай, чтобы перевернулся на спину. Обе руки резко вдоль ног! Левая нога вверх! Каблуком по челюсти следующего! Разворот! – Говорят, мной участковый последнее время интересуется. Теперь уж наверняка встретимся. Вон сколько зевак и из окон сейчас видно. Обязательно кто-то донесёт. Эх, как он спиной дорбалызнулся!

Те, что немного отстали, затормозили по влажной клеёнке листьев, как по ледяной дорожке, разбрызгивая веером отжатую воду. Испугано застыли в ступоре. Чего ещё ждать от этого психа?

– Зашибу! – Рявкнул Пашка и ринулся на оставшихся.

Страх – великая сила. Уцелевшие обогнали свист ветра в собственных ушах, под улюлюканье довольной толпы.

Других, кто не смог ретироваться, недавняя жертва оттащила на спортивную площадку школы. Усадив всех на бревно. Они даже не пытались ему сопротивляться.

Присев перед ними на корточки, Павел вновь почувствовал к ним жалость. Термоядерный огонь в теле затухал, оставляя ноющую вязкость во всех мышцах.

– Парни извините, что так вышло. Честно, если куртку бы не порвали, рукой не шевельнул. Простите. А?

Ребята сидели, молча, временами покачиваясь от боли. Отворачивая глаза, держась за свои раны.

– У меня сейчас настроение – самому повеситься хочется. Нет, правда. Вы кстати были. Но одёжку, зачем рвать? Кто только вас на меня науськивает? – Победитель шмыгнул носом и смахнул слезу. – Просто прибить путью не можете?

– Что, так всё достало? – Спросил тот, что держался за спину.

Русоволосый, нос картошкой, с насмешливым серым переливом в глазах и волевым подбородком.

Пашка утвердительно мотнул головой.

– Ладно. Не переживай. Всё обойдётся. Меня Лёвкой зовут, – он протянул широкую ладонь. – Это Славка, ты ему подбородок рассёк. Зашивать надо. Витьку, коленку выбил. А он у нас вратарь. Из спортшколы мы. Саньку вон придётся в растопырку молот бросать.

Все засмеялись.

– Ты Петруху у нас в прошлый вторник ботинки свои заставил целовать, – не разжимая зубов и держась за кровоточивший подбородок, простонал Славка. – А мы с Лёвкой с ним дзюдо занимаемся. Обидно стало, да и местные на слабо взяли. Пузырь мы им теперь должны.

Лицо у Вячеслава светлое, с еле заметными оспинками. Нос прямой, массивный. Волосы с рыженой, зачёсаны назад. Александр фигурой квадратнее друзей и лицом зрелищней. Мощный лоб, чёрная верёвка бровей, почти сросшихся воедино. Тёмно карие глаза, острый нос, добродушные широкие губы. Виктор в компании самый высокий и худой. С длинными ручищами, резкими скулами на вытянутой шее, копной вьющихся волос до самых бледно-зелёных глаз с хитрым прищуром.

– Тогда понятно, откуда ветер дует, – догадался Торилин.

– Пашк, ты нас тоже извини. Обрисовали тебя – чисто людоед. Повелись. Теперь видим, ошиблись, – Лёвка попытался подняться, но скривив лицо от боли, снова опустился на место. – Нам бы сейчас отмыться всем где-нибудь. А куртку тебе Петька компенсирует. Слово даём.

– Ну, раз даёте, тогда пошли до моих стариков, – Торилин поднялся и подставил Льву плечо. – Тут не далеко.

– Слушай, удобно ли такой грязной толпой? – прокряхтел Славка.

– Да они ещё с дачи никак не выберутся. Дома никого. Отмоемся и обсохнем.

Пока отмывались и сушились, Пашка отварил макарон с тушёнкой, достал из погреба компот. Славке промыли рану и Лёвка, как заправский хирург, наложил под его стоны пару стежков шёлковой нитью. Приложив кусок алоэ, замаскировали всё это дело пластырем. Уселись за стол.

– Настойки достать? Бабка у меня мастерица на этот счёт, – поинтересовался хозяин, немало удивлённый действиями своих гостей.

– Нет. Не употребляем, – улыбнулся Санёк, наворачивая макароны. – А ты тут живёшь?

– Если бы. Мы с матерью и братом в прошлом году квартиру получили на Ильича. Жили здесь через три дома в коммуналке. Мать должность получила. Вот и выделили трёхкомнатную. Младшего, там в ближайшую школу определили, а я уж тут заканчивать буду. Приходится оттуда мотаться.

– Понятно, – произнес Виктор, отхлёбывая вишнёвый компот. – Слушай, вкусный какой! Мужики, попробуйте, – залпом допив остатки, протянул пустой бокал. – Плесни ещё. А мать у тебя кто? Я имею виду – кем работает?

– Геолог. Была начальником партии. Теперь повысили, всё равно мотается весь сезон. Должна, уж вернутся, но ни телеграммы, ни звонка, ни денег. А я там ремонт никак не закончу и младшего кормить одевать не на что, – Павел тяжело вздохнул и сложил руки перед собой. – Не знаю о чём и думать.

– Ни чё у тебя житуха! – Удивился Виктор. – Ты это всё один тянешь? Отец то где?

– Пять лет назад на Урале пропал. То же геологом был, – мрачно поведал Торилин. – Нет, летом нормально. Андрюха, брательник, у деда с бабкой, а я с матерью в экспедиции выезжаю, или то же у них в грядках швыряюсь.

С осени все дома. А тут так вышло…

Пашка заложил руки за шею и уткнулся носом в тарелку.

– Мужики, надо помочь, – произнёс Лёвка, вставая из-за стола.

– Возьмём в бригаду и Ефимычу покажем, – собирая пустые тарелки со стола, решительно заявил Славик.

– Если согласиться в бригаду возьмём, – Лев стащил Пашкину куртку с батареи и уселся на диван зашивать. – А вот Горынычу показывать не будем. Хоть он и классный тренер, но не для него. У парня свой стиль. Непонятно, правда, откуда.

– Это каратэ? – Спросил Виктор, приканчивая третий бокал, вытрясая ягоду. – Кирпичи рукой ломаешь?

– Я не знаю. Мать с Дальнего Востока книжку привезла. Она с картинками, а текст – иероглифы, – отозвался Пашка. – Так по картинкам в свободное время занимаюсь. Пару красных кирпичей рубить научился.

– Секции каратэ у нас запрещены, – вставил Александр. – И я видел подпольщиков, кто этим занимается. Тут совсем другое.

– В общем так! – Славка вернулся с кухни и выдрал у Виктора из рук бокал. – Нам тренер помог устроиться вагоны разгружать и сыпняк зачищать. Деньги хорошие, а главное мышцы и выносливость тренируем. Работаем с вечера до полуночи и с полуночи до утра в две бригады.

– У нас часто соревнования и сборы, бывает, нужна подмена, – продолжил Лёвка. – Если хочешь подзаработать соглашайся. Заодно нам поможешь заменить отсутствующих. А то там, на железке жёстко, обеспечил простой – выкинут, и назад не жди, не примут.

– Парни, согласен, – обрадовался встрепенувшийся Пашка. – Когда возьмёте?

– Дома телефон есть? – Виктор приложился прямо к банке, набивая вишню за щёки.

– Да.

– Напиши. Мы тебе позвоним. Заодно и за курткой к Петрухе подойдёшь, – Лёвка полюбовался своей работой. – Хорошо тут у тебя, а нам пора. Режим.

Все быстро собрались, и уже прощаясь в дверях, Славка твёрдо заверил:

– Больше драться к тебе никто не придёт.

– А если что, нас найдёшь. Поможем, – добавил Санёк.

– Пока! Приглашай на компот!

***

Проводив новых друзей, Пашка убрался и намыл посуду. С удивлением рассмотрел аккуратный шов на куртке, напялил её и, захлопнув дверь, направился к Шмакову за папкой.

Минуя Ленки Гороховой дом, остолбенел.

Три пацана стояли у подъезда в компании Маргариты и её подруги. У одного кавалера, что повыше, в руках букет цветов.

– Блин! Сегодня же Ритке день рождение, – вдруг вспомнил он. – А дурак, только с извинениями к ней.

Ленка заметила застывшую фигуру и, помахав рукой, крикнула:

– Живой? Мы за тебя изпереживались! Ты как?

– Лучше всех, – буркнул, Торилин резко отвернувшись.

Недавнее приподнятое настроение опять увяло. Сплюнув в лужу, в которой отразилась круглая физиономия с наметившимися усиками, мокрой челкой на правый бок и перекошенными губёшками, поплёлся дальше.

До намеченной цели добрести не удалось. Уже в конце следующего дома его нагнали. Он вяло оглянулся на торопливые шаги и сразу получил удар в переносицу. Каким-то образом среагировав, упал набок, сильно ударившись плечом. Перед глазами всё поплыло, поблёскивая яркими мушками. Его тут же подняли, сунули ещё раз в поддых и затащили в палисадник между домами.

– Смотри-ка на ногах не стоит! А пели – семерых одним ударом! – Били по корпусу со всех сторон, держа за воротник, как боксёрскую грушу. – Тебя предупреждали на глаза нам не попадаться? Говорили близко к Маргарите не подходить? На падла кривая!

Бросили мутузить, когда силенки не стало удерживать скрюченное тело.

Сколько провалялся в мокрой пожухлой траве в полубессознательном состоянии, представить себе не мог. Очнулся в подъезде на лестнице. Не понимая, кто и куда его тащит. Окружающее шаталось, цвета не естественно менялись, тошнило.

Воспринимать бытие начал, когда за окном уже горели фонари. Рядом сидела Маринка Большакова, статная, с не большой полнотой одноклассница. Фамилию свою оправдывала полностью. Выше всех девчонок в классе. Даже Филя с Егоркой боялись с ней заигрывать. Занималась триатлоном и лыжами. Постоять за себя умела.

Накладывая на лоб мокрое полотенце, причитала сквозь слёзы:

– Что ж ты за урод такой? Все тебя стараются побить, поржать над тобой. Вообще ты кому-нибудь кроме меня нравишься? Горе луковое. Давай приходи в себя что ли. А то скорую побегу вызывать.

– Ты как меня сюда затащила? – Еле простонал Пашка.

– Под мышкой. Как же ещё? – Обрадовано махнула хвостом причёски Марина. – Слава богу, очнулся.

– Курносая, белобрысая, даже бровей с ресницами не видно. Веснушки и те не рыжие какие-то, – отметил про себя Павел, будто увидел впервые. – Щёчки яблочки и губки бантиком. Симпатичная. Жаль жениха по росту долго искать будет.

Попытался подняться и чуть не заорал в полный голос.

– Время сколько?

– Восемь доходит, – девчонка натирала ему виски «Звёздочкой».

– Предки где?

– Они во вторую оба, – поджав губы, она стрельнула глазками по его обнаженному торсу, прикрытому одеялом. – Всё в кровище и грязи. Я застирала, – перехватила изумленный взгляд парня. – Отлежишься у меня до завтра. Я родителям объясню. Утром отец тебя проводит, а я ночью за тобой послежу, – надежда проскользнула в её ласковом голосе.

– Ты чё! У меня брат там один. С ума сойдёт! – Первая трезвая мысль помогла сесть. – Анальгин есть?

– Угу.

– Неси! И одежду захвати! – Бросил ей уже в след, после первой фразы.

– Она ещё влажная! – Донеслось из соседней комнаты. – Может, подождёшь до девяти?

– Там трамваев потом не будет. А я не дойду. Далеко, – на выдохе бормотал Торилин.

Она принесла всё сразу, и присев рядом аккуратно подала ему.

– Если бы не вскрикнул, к окошку не подошла. До утра окочурился. Там не разглядишь, что лежит, – произнесла с глубоким вздохом сожаления, помогая одеть рубашку.

– Выйди, пожалуйста, или отвернись, я брюки одену.

– Как будто я чего не видела, – усмехнулась Большакова.

– Ты меня совсем раздевала? Всё разглядела? – Пашка почувствовал себя оскорбленным.

– Вот ещё! – Зарделась Маринка и выпорхнула за дверь.

Вышли на улицу. Окружающие двух и трёх этажки качались в такт каждому шагу. Весь организм ломало от нестерпимой боли. Дышать и то приходилось сквозь сжатые зубы.

– Ты хоть знаешь, кто тебя отделал?

Большакова тащила полусогнутого Пашку, как здоровенную корзину, крепко прижав к себе.

– Нет, – поддерживать разговор не хотелось.

– Зато я знаю. Это ухажёры Ритки и Ленки. Постоянно тут ошиваться стали. Им-то чем насолил? – Ноша промямлила в ответ не членораздельное. – Хотя тебя сейчас все рады, похоже, помутузить. Удасца навтыкать – сразу герои. Толкуют, что началось это всё из-за подарка Петровне? Правда?

– Не помню.

– Вон и трамвай идёт, – с сожалением констатировала Маринка. – Может с тобой до дома доехать?

– Спасибо. Ты и так можно сказать мне жизнь сберегла, – обрадовался Пашка, что не пришлось ждать.

– Тогда должен будешь, – пошутила, не улыбаясь Большакова. – Давай садись, – помогла подняться на ступени в распахнувшуюся дверь. – Вернёшь, как попрошу!

До квартиры дополз по стенке. Сам дверь открыть не смог. Позвонил.

– Ни фига себе, тебя разукрасили, – ужаснулся брат, вздрогнув, открыв обитую чёрным дерматином дверь.

– Ел чего? – с большим усилим, стягивая одежду, поинтересовался старший.

– Нет. Тебя ждал, – дрожащим голоском, суетясь вокруг брата, ответил Андрейка.

– Сам яичницу с колбасой пожаришь? – бухаясь на диван, простонал Пашка.

– Да. На тебя тоже делать?

– Нет. Плед принеси.

– Уроки проверять будешь? – Накрывая брата и не зная, чем ему ещё помочь, волновался младший.

– Сделал. Хорошо. Мне сейчас не до чего. Сам давай справляйся.

***

– Пашка! Чего случилось! – Алик встревожено орал в трубку. – Вчера ждал тебя до самой ночи! Сегодня на занятия не пришёл! Телефон долго не берешь? Я папку твою, замучился по школе таскать.

– Отделали меня. Еле ползаю, – чуть выдохнул Торилин.

– Это те, которых ты угваздал у школы?

– Другие.

– Завтра появишься?

– Вряд ли.

– Сегодня не могу, а завтра заскочу вечером. Поговорим. Чего в школе вещать?

– А Большакова разве…

– Чего Большакова?

– Да ни чего. Заболел.

– Лады. Всё. Жди.

Не успел отойти от телефона, как раздался междугородний звонок. Забыв про боль, судорожно схватил трубку.

– Алло! Слушаю!

– Сын, как вы там? – Возбужденно радостный голос, вперемешку со всхлипами.

– Ма, всё отлично! – Бодро заверил Пашка. – Ты где? Скоро домой?

– Я в Томске, – сказала и замолкла.

– А чего ты там? – Встревожился сын.

– В краевой больнице лежу. Под обвал попала, – зашмыгало на другом конце провода.

– За тобой приехать! Ты в каком состоянии? – Закричал Пашка, задёргав трубкой у уха.

– Вот уже встаю. Руки и рёбра поджили. Нога осталась. Обещают ещё месяц продержать.

– Я за тобой приеду!

– Не дури. Всё в норме. Деньги на тебя переведут завтра. Дед с бабуськой как?

– На даче ещё торчат. Снега ждут.

– А Андрюшка?

– Не болеет. Двоек не носит. Скучает.

– Ну, ладно мой хороший! Время заканчивается. Я всего три минуты заказывала. Теперь звонить буду часто. Обо мне не беспокойтесь, поправляюсь быстро, кормят хорошо, лечат профессионально. Дай бог к новому году приеду. Всё. Целую. Не переживайте. Пока.

Потрясённый Пашка минут пять стоял, ощущая, как бьют в грудь телефонные гудки из прижатой трубки. Губы подёргиваются в неразборчивом шепоте, глаза застилает солёная пелена.

Алик, как и обещал, прилетел вечером, когда братья ужинали.

– Проходи, поешь с нами. Правда у нас только картошка с огурцами и помидора маринованная, – пригласил, оправдываясь друга за стол. – Завтра материны деньги получим, оторвёмся.

– Ни чего себе прожектора! – присвистнул Шмаков. – Сам весь сплошной синяк! Рот не открывается и локаторы перпендикулярно. Кто тебя?

– Риткины ухажёры. Да ты садись, – хозяин придвинул табуретку.

– Есть не хочу, спасибо. А чаю похлебаю. Давай выкладывай, за чё они тебя? – Не терпеливый взгляд пожирал Торилина.

– Помнишь того, со шрамом?

– Ну, да, – потвердел гость. – Батона тоже в этом доме нет? – С надеждой зыркнув по столу Алик.

– И сахара, – подтвердил Андрюшка.

– Хлебай с вареньем, – открыл вазочку Пашка. – Так вот, – продолжил он повествовать дальше, не шевеля губами. – Вся эта компания в секции бокса занимается. Меня тут у ихней школы просветили. А этот, с рассеченной бровью, на Ритку запал. Не понравилось ему видно шибко, что я с ней общался когда-то. Приревновал. Результат на лице.

– И на теле то же, – хмыкнул, младший.

– А ты поел? Вали к телевизору. Не чего ухи греть, когда старшие планы мести разрабатывают, – выпроводил младшего из-за стола.

– Мстить будешь, – утвердительно с одобрением произнес, довольный Алик.

– Буду. Для этого ты мне выследишь, где они живут.

– Как?

– Они у Ленкиного дома постоянно трутся.

– Понятно. Сделаю. И чё?

– Я их поодиночке…

– Да, – спохватился Шмаков. – Тут Серёги, Фитиль и Аммонал, бомбочки смастерили. С солью. Приходи в воскресенье, на болоте опробуем. Тебе отбиваться от всякой сволоты, – увлечённо потёр ладошки, показывая большой палец.

– Ты мне ещё пистолет предложи, – усмехнулся саркастически Павел.

– Поджиг, у меня есть. Можно и его, – потвердел, не замечая насмешки. – Прилажу второй ствол, курки сделаю. Самое оно!

– Посадить меня стараешься?

– А ты ждёшь, когда тебя окончательно прикончат? Серика Кананбаева из себя корчишь? Так тебе до него, как до луны пешком! Только ногами дрыгать научился. А ручонки с кулачками вроде ниточек с погремушками, – Шмаков язвительно помахал перед собой ладошками. – Комаров отгонять! Поймают, навалятся ордой, останется потом с асфальта лопатой соскребать.

– Ты уже об этом вещал. Повторяешься. Биться к школе больше никто не придёт, – вспылил хозяин, прерывая запал друга. – Это Егорка с Филей на мне пузыри зарабатывали, пацанов из спортшколы науськивали. Я с ними перетолковал. Нормальные ребята, сразу врубились, что и как. Обещали вступиться, если чего, – Пашка ненадолго примолк, остужая горячность речи. – С этими блатными, как приду на уроки, перетолкую. Скажу, если кто ещё припрётся драться, в первую очередь буду им башки пробивать и кости ломать, а потом уж с теми разбираться.

– Напугал слона гармошкой! Он забздел, а ты полетал немножко, – съязвил гость. – Других найдут. И на твои угрозы им начхать!

– Посмотрим.

***

В школе объявился через неделю. В субботу. Желтизна под глазами ещё держалась, но была уже не так заметна. Губы приобрели прежнюю форму, уши встали на место. Материнская пудра кончилась. Пришлось маскироваться солнечными очками. Вокруг все шушукались, провожая его заинтересованными взорами. Но никто не подходил.

Зато Пашка сам сразу подкатил к Филе и Егорке на перемене, заметив, как те подались в туалет почадить. Встретили они его ехидными улыбками, пуская дым в лицо.

– Вот, что орлы! – Тихо, без предисловий начал Торилин, остановившись перед ними. – Предупреждаю. Любая следующая компания по махаловке со мной – ваши переломанные кости и пробитые черепушки. Ясно.

Ялов покраснел и схватился за лацканы костюма, уронив сигарету.

– Совсем оборзел! Вообще нюх со страхом потерял! Так сейчас макнём в сортир, сразу всё появится, – массивная челюсть со слюнявыми пузырями на губах, почти упёрлась в лицо неожиданного нахала.

– Ладно. Считай, всё поняли, – Филя рывком оторвал друга от Пашки. – Топай куда шёл! Мы тебя услышали.

– Ты чё! Эту сявку испугался! – Изумлённо вырывался Егорка.

– Остынь. Ему может жить до понедельника осталось. Так пусть повыпендривается. Нам всё какая-то развлекуха.

Все учителя весь день косились на появившегося прогульщика. А перед последним уроком химии, новый классный руководитель затащил Пашку к себе в подсобную лабораторию.

– Значит, побоища у школы устраиваешь? – Обнажила она два ряда металлических зубов, удерживая ученика за рукав.

– С чего вы взяли, Елизавета Викторовна? – Невинно удивился Торилин.

– Все видели, как ты тут парней дубасил. И нечего из себя корчить невинную овечку. Вон на лице всё написано! – Задёргалась химичка, тыча пальцами в глаза. – Да ещё и прогуливаешь занятия. Решил уподобиться Ялову с Филатовым. Или превзойти их уж надумал?

– Никого я не дубасил, – обиженно потупился подопечный. – Кто только слухи такие распускает? И не прогуливал, а болел.

– Ага, болел! Синяками!

– Нет простыл. Надо, справку принесу, – бурчал, выкручиваясь, Пашка. – А синяки… Дома ремонт делаю. Полку не удержал, по переносице стукнула.

– Успеваемость съехала! Учиться не хочешь? Так иди в ПТУ или дворы мести! Чего тут нормальных детей распугиваешь? Не дерётся он! – Распалялась химичка.

– Нет, конечно! – Встрепенулся ученик. – Покажите мне хоть одного человека, которого я избил!

– Надо же, врёт и не краснеет! – Взбеленилась Елизавета Викторовна. – С матерью ко мне в понедельник. Жду до шести!

– Не дождётесь, – с сожалением вздохнул Пашка.

– Ты мне ещё и хамить вздумал! – Линзы очков не вместили округлившиеся зрачки.

– Да ни в коем случае! – Озабочено успокаивающе воскликнул Торилин. – Просто мать в больнице лежит. Как выпишут, придёт обязательно.

– В какой! Я навещу! – Нервы у классной дамы сдали окончательно.

– В Томской краевой, – его ответы звучали уже язвительно.

– Издеваться надо мной! – Взревела химичка, аж мензурки в шкафах задребезжали. – Пошел вон отсюда! Я поставлю вопрос о тебе на педсовете. Вылетишь из школы!

Выйдя из лаборантской изумился любопытству, зависшему в классе. Все с напряжение вслушивались в крики за стенкой.

– Чего Пилорама на тебя орала? – Прошептал Алик, когда Пашка рухнул рядом.

– Кто-то накапал про прошлую драку. Вызвала мать. А когда сказал, что она в больнице, решила её навестить, – усмехнулся Торилин.

– Так она же в Томске, – прыснул Шмаков.

– Я ей так и сказал, – улыбаясь всё шире, подтвердил друг.

– Ну и она чего? – Дергаясь всем телом, еле выдавил Алик.

– У педсовета денег на дорогу решила одолжить.

– Ясно. Ещё проблем нахватал. Что они к тебе последнее время прямо в очередь становятся?

– Полоса видно такая, – тяжело вздохнул Пашка.

Елизавета к началу урока не остыла. И вызвав основного раздражителя к доске, влепила ему двойку. Хотя Пашка ответил всё верно. Класс неодобрительно загудел на такую несправедливость. За что тут же поплатился самостоятельной работой, с вывертами для поступающих в ВУЗы.