Кровь огненного бога

– А вот посмотрим, если, конечно, небо будет благосклонно и сведёт их в поединке.

– Да, посмотрим. Налей-ка, дружок, ещё, – пьяный степняк протянул кружку к мальчику, держащему сосуд с божественным напитком. Потом, изрядно хлебнув из наполненной ёмкости, уставил вдаль мутные глаза и запел:

Когда у степняка паршиво на душе –

Он едет в степь, он едет в степь.

Когда ему безрадостно уже –

Он едет в степь, он едет в степь…

Все, кто находился поблизости, подхватили незамысловатую песню:

Здесь для него еда есть и ночлег,

Он едет в степь, он едет в степь.

Здесь проживёт он свой короткий век,

Он едет в степь, он едет в степь…

Хорошо, хорошо мужчинам и женщинам – детям безбрежных просторов: много еды, сколько желаешь выпивки, и ночь обнимает горячими руками. Забурлил пир подобно весенней реке, расцвела музыка в сердцах отважных кумчаков – гуляй не хочу!

––

Хан Аскул сидел за одним из столов и потягивал вино из серебряной чаши. Рядом находились близкие ему люди.

– Скажи, долго ещё, по словам колдуна, мы сможем управлять Лестером при помощи волшебной палки? – спросил Аскул у Мулкуса, устроившегося справа от него.

– Пока он не придёт в себя окончательно и не победит магию, – Мулкус хлебнул любимого кумыса и крякнул от удовольствия. – Загус его заколдовал, но сила волшебства со временем иссякнет. Правда, сам пленник об этом ещё не знает.

– Раз не знает, так и не надо ему об этом говорить, – оживился по другую руку от Аскула худой старик в белом халате. Это был советник хана Скол, давно приехавший в степь из далёкой западной страны Фрикии. – Хотя, рано или поздно он сам поймёт. Я слышал об этих воинах из Гулайских гор. Говорят, они непревзойдённые рубаки. Но все слухи о них настолько противоречивы, что не могут быть правдой.

– Да, колдун говорил о горах и о воинах, каждый из которых способен победить многих, – Мулкус отломил лапу от хорошо прожаренного гуся и впился в неё зубами.

– Не забывай, что мы дали нерушимую клятву – освободить его в случае победы, – Адас, сидящий напротив хана, ел и пил мало. Он вообще был умерен: в вине, в пище, в женщинах. Только в одном он умерен не был – в соблюдении интересов Аскула. Третьей рукой хана называли его: боялись и уважали. Он никогда не страшился высказывать правду повелителю в глаза, не боялся спорить с ним и отстаивать свою точку зрения. Какой мудрый правитель не мечтает о таком верном и честном слуге и друге?..

– Помню, – кивнул Аскул и уперся взором в Мулкуса: – А кто охраняет чужеземца?

– Мальчишка Агас и пять воинов, – чуть не подавился сотник. – Не думаю, что без своего оружия он сбежит.

– Его нужно охранять не от побега, а от завистливых недоброжелателей, – глаза хана жёстко сузились.

Мулкус немедленно бросил на тарелку недоеденную лапу:

– Понял, повелитель. Я сам буду охранять его ночью.

– Да, будешь, – подтвердил Аскул. – И возьми с собой десятка два трезвых воинов.

Мулкус выскочил из-за стола и умчался в сторону родного стойбища.

– А ты не хочешь, великий, познакомиться и поговорить с этим чужеземцем? – спросил Скол.

– Я поговорю с ним, если он победит, – Аскул поднял голову и задумчиво уставился на яркую луну. Луна смотрела на радующихся людей и улыбалась.

************* 3 *************

– Второй день смертельных боёв! – распорядитель после ночного застолья выглядел несвежим, но голос его звучал сильно и громко. – Поединщик Лестер представляет ханство Восточных Ветров!

Публика заклокотала в предвкушении интересного зрелища. Множество разговоров об этом чужеземце велось на весёлом пиру, немало пари было заключено.

Лестер появился на площадке и направил взор поверх толпы. «Долго возиться не будем», – подумал он. Ветер пошевелил чёрные волосы воина и, подслушав его мысли, стих.

– От ханства Диких Скакунов бьётся Сугул!

Сугул вылетел, словно необъезженный конь из его родного края, сделал пробежку под одобрительный рёв соплеменников и захохотал зычно и раскатисто. Он был молод, хорошо сложён и горяч.

– Поединок начинается!

Сугул нацелил копье и устремился в атаку, намереваясь сломить противника бешеным напором.

Лестер тоже двинулся вперёд. Его копьё, задрожав от нетерпения, оттолкнуло неприятельское древко в сторону и вонзилось острым наконечником – поверх щита – в глаз Сугула. Степняк, не успев даже охнуть, рухнул срубленным деревом на землю.

Всё это было проделано с невероятной скоростью, и мало кто из зрителей понял, что произошло. Лестер, внимательно посмотрев на павшего соперника, неспешно зашагал прочь.

Кумчаки на трибунах смолкли на некоторое время, а потом завопили от восторга.

––

Огненная колесница солнца уже проехала гораздо больше половины пути, когда завершилось семь боёв. Оставался один воин, которому ещё не нашлась пара. Её определил жребий:

– Вызывается Лестер!

Публика зарычала от избытка чувств.

– Ему противостоит Атрис из ханства Диких Волков! Согласно правилам, последний поединок этого дня и последующие поединки завтрашнего будут проходить без копий!

К Лестеру поспешил высокий широкоплечий человек с ястребиным взором из-под густых светлых бровей, одетый в кожаную безрукавку и шёлковые синие штаны. Его шевелюра напоминала разворошённую копну сена; лицо было выскоблено до невозможности. Он шевелил губами, вознося молитву небу.

– Поединок начинается!

Противники замерли на мгновение и сблизились. Зрители, затаив дыхание, неотрывно наблюдали за происходящим: никто не хотел пропустить ни малейшего движения бойцов. Какая-то женщина на одной из трибун громко заохала, на неё зашикали со всех сторон, она испуганно зажала рот ладонью.

Атрис первым обрушил на Лестера град яростных ударов мечом – все они натыкались на умелую защиту. Наконец Лестер приоткрылся – как вскоре оказалось, это была уловка. Атрис тут же сделал прямой глубокий выпад и… настал его конец. Лестер непостижимо быстро перетёк вправо, заставив вражеский клинок пощупать пустоту, повернул корпус и коротким движением сверху отрубил кисть Атриса. Оружие, сжатое помертвевшими пальцами, ещё не достигло земли, как меч Лестера – слева направо – вернулся к атакующей позиции. Его левая рука, освободившись от ненужного сейчас щита, потянула щит Атриса вниз, и острое лезвие стремительным махом – теперь уже справа налево – срезало голову несчастного с плеч.

Публика была ошеломлена: кто протирал глаза, кто крутил головой по сторонам, кто толкал соседа в бок: ты видел, ты видел?.. Любой воин получает наслаждение от красивого поединка. А здесь находились люди, значительную часть жизни проводившие в сражениях и в походах. И такое мастерство поразило их до глубины души, многие из них прониклись уважением к Лестеру. Три убедительные победы, одержанные за два дня, причём над одними из самых лучших единоборцев степи, заставили кое-кого задуматься.

Кумчаки стали расходиться, громко обсуждая случившееся за день.

––

– Скажи, Агас, почему так много мужчин охраняют меня? Разве им не хочется застольничать вместе с остальными? – Лестер после сытного ужина, приготовленного мальчиком, растянулся на хорошо выделанной шкуре медведя, недавно убитого в Охающих горах.

Со всех сторон от Лестера и Агаса расположились бойцы из племени Восточных Ветров, внимательно следящие за окружающим пространством. Поодаль виднелось огненное цветение факелов. Оттуда накатывали волны звуков. Там ликовал и неистовствовал пир: выпивка лилась рекой, разговоры и песни становились всё громче, танцы увлекали пламенным безумством… Кумчаки веселились, не жалея себя. Когда ещё будет такая радость душе? Одному небу известно.

– Хочется, конечно, но таков приказ, – ответил Агас. Он лежал в двух шагах от Лестера, подложив под голову попону. – Нарушить приказ – тяжкий проступок, караемый смертью. А угощения им подадут в последующие дни – чтобы не было так обидно. Поведай лучше, где ты научился так сражаться? Я прежде никогда такого не видел.

– А что именно не видел? Тот же Торбор разделал своих соперников не хуже меня, да и Сахам тоже…

– Торбор весьма силён, и Сахам опытен, но в твоей манере ведения боя чувствуется какое-то мистическое мастерство. Твои движения необычны и поразительно быстры. Ты непредсказуем. Где ты так набил руку? Откуда ты?

Лестер приподнялся и с интересом посмотрел на Агаса. Светлые волосы мальчика беспорядочно топорщились, его серые глаза в ночи казались темнее обычного.

– А ты умён и наблюдателен не по годам. Вот уж не ожидал. Я из древнего народа воинов по имени дарсы. Это мастерство у нас в крови, и тренируемся мы немало.

– Дарсы? Никогда не слышал. А где твоя родина?

– В Гулайских горах – далеко. А скажи, обязательно убивать своего противника в поединке? Нельзя оставить его в живых?

– Для него это будет позором: смерть для кумчака лучше.

– А если это чужеземец?

– Ну, говорят, были такие случаи – по просьбе победителя и с согласия побеждённого. Но – если разрешит большинство ханов. Тогда на том, кто останется цел, будет висеть долг жизни: он обязан будет служить победителю, пока не отплатит ему жизнью за жизнь, или победитель не сочтёт, что долг оплачен.

– Благодарю.

– А ты сумеешь одолеть Торбора? – спросил Агас. – Мне будет жаль, если ты погибнешь.

Лестер кинул удивлённый взгляд на мальчика:

– Неужели ты ко мне привязался?

– Не знаю, но мне будет жаль, если ты погибнешь.

– Ладно, давай спать.

Лестер сплёл пальцы на затылке и уставился в звёздное небо. Звёзды здесь не те, что в горах Гулая. Там они, опустившись низко, слышат шёпот любующегося ими человека. Свет их лижет обнажённый клинок из непобедимой стали, секрет изготовления которой ни один из дарсов не раскроет посторонним – как его ни пытай.

Звёзды степи недосягаемы: с ними не побеседуешь о сокровенном; не споёшь им только что написанную песню, навеянную внезапным вдохновением; не прогуляешься, взяв в руку один из их лучей, испытывая детское чувство свободы, не подвластное никакому закону.

Чужая земля – чужие звёзды.

Сон наваливался, как ласковая волна в южном море. Спать, спать.

**************** 4 ****************

В третий день безжалостная потеха началась поздно. Кумчаки долго отлёживались после завершающей, умопомрачительно бурной ночи: непросто было оторвать отяжелевшие головы от подушек, от попон или просто от земли. Собаки всё утро хозяйничали на пустой арене: весело резвились, устраивали грызню, обнюхивали пятна запёкшейся крови…

Только ближе к полудню мужчины и женщины Великой степи заполнили трибуны. Шустроглазые мальчишки, вдыхая запах перегара, понесли по рядам воду и многим помогли утолить бушующую жажду. Ханы заняли свои места. Протрубили четыре больших рога.

В живых остались семь воинов. Уцелеть предназначено было только одному из них.

– Первый бой последнего дня состязаний! – распорядитель сегодня излучал бодрость и свежесть. К своему большому огорчению, он не участвовал в заключительном пиршестве: подвёл расшалившийся желудок. Пришлось принять целебный порошок и лечь спать. Зато сейчас он чувствовал себя превосходно. – Вызывается Лестер от ханства Восточных Ветров!

Дружные восторженные крики зрителей разразились благодаря неподдельному интересу к диковинному бойцу. Всем не терпелось увидеть, что он покажет сегодня.

Лестер появился на краю площадки в тёмно-зелёных штанах и куртке – это цвет ханства, которое он сейчас представлял. Впрочем, ему было всё равно – лишь бы одежда не стесняла движений. В его правой руке вызывающе блестел длинный, слегка изогнутый меч, а в левой замер в ожидании круглый щит.

– От ханства Серых Туманов будет биться Сахам!

Приветствия этому единоборцу прозвучали не менее громко. Победитель прошлых схваток внушал уважение людям, не понаслышке знающим, что такое доблесть и воинское мастерство, приобретённое на тренировках и во множестве сражений. Никто не мог отдать абсолютное предпочтение кому-то из бойцов: оба заслуживали и победы, и славной геройской смерти.

Сахам тоже был в одежде цвета своего племени – тёмно-серого. Вооружение он имел точь-в-точь, как у Лестера.

– Поединок начинается!

Противники сблизились и медленно потекли по кругу, выбрасывая экономные удары, разбивающиеся о защиту. Затем вдруг оба остервенели и пустились в бешеную пляску. Их клинки расплёскивали сверкающие брызги и, встречаясь, звенели; или охали, натыкаясь на щиты. Казалось, схватились два вихря в голой степи, и это будет продолжаться вечно.

Однако бойцы через некоторое время отскочили друг от друга на расстояние и снова пошли по кругу. Сначала многим зрителям почудилось, что оба абсолютно целы. Но, но… Лестер действительно был невредим. А вот на левом бедре Сахама образовалась рана, из которой обильно потекла кровь. Боец Серых Туманов захромал. Лестер нападать не спешил.

Вскоре Сахам понял, что силы его покидают, надо действовать. Он сделал обманный бросок вперёд и вправо и атаковал в развороте. Лестер поймал этот удар и, ответив молниеносным выпадом, порвал бренную плоть, словно бумагу. Сахам сделал два шага назад и рухнул на землю. Попытался подняться, но не сумел. Его взор наполнился страданием души от горечи поражения и болью тела от смертельной раны.

– Добей, – прошептали вмиг высохшие губы.

Лестер скорей увидел, чем услышал просьбу Сахама. Сделав быстрое движение мечом, он избавил несчастного от мучений. Затем в знак уважения поклонился сражённому врагу и направился к своему месту. Здесь его встретил Агас. Ядовитая желтизна скорби в чёрных глазах насторожила мальчика.

– С тобой всё в порядке? – спросил он.

– Сахам был храбрецом, – процедил сквозь зубы Лестер. – Глупый обычай – убивать друг друга ради забавы.

Лестер уселся в позе лотоса на расстеленный Агасом ковёр и уставился в пустоту. Мальчик не стал приставать к великому воину. Кто знает, где сейчас находится его душа: может быть, она на вершинах далёких Гулайских гор или в других удивительных краях…

За следующими боями этого дня Агас наблюдал без своего «подопечного».

––

– Лестер, очнись, твой выход! – голос Агаса срывался. – Остались только ты и Торбор!

Лестер несколько раз моргнул, пошевелил плечами и вернулся в реальность. Вскочив на ноги, он пару минут разминал мышцы, затем взял оружие и заткнул за пояс моток тонкой, но прочной верёвки, принесённой мальчиком по его просьбе утром. Ещё тогда на немой вопрос со стороны Агаса Лестер только отмахнулся, пробормотав: «Что не запрещено, то разрешено».

– Ну вот, пора, – улыбнулся Лестер и, обратив внимание на озабоченный вид мальчика, спросил: – Ты чего, Агас?

– Я видел, как великан расправился со своими соперниками…

«Давно никто не беспокоился обо мне, – подумал Лестер и потрепал степняка по светлой шевелюре, – надо бы его не подвести».

– Не переживай, малыш, всё будет как будет! А если что – думай обо мне только хорошо.

В этот раз Агас не обиделся на слово «малыш». Он с тревогой смотрел в спину Лестеру, который беспечной походкой направлялся к площадке для поединков.

––

– Первым выходит Лестер от ханства Восточных Ветров! – распорядитель объявлял последний бой состязаний. – Вторым – Торбор от ханства Синих Туч!

Трибуны выжидательно притихли. Все понимали: перед ними два величайших воина из всех, кого они когда-либо видели. Напряжение словно материализовалось и, гуляя по рядам зрителей, то одному, то другому сдавливало горло.

– Поединок начинается!

Бойцы устремились навстречу друг другу.

Длинный прямой меч Торбора, быстро описав дугу, попытался поразить неприятеля сверху. Но Лестер не стал встречать атаку лоб в лоб: вместо этого он, подобно ртути, мгновенно ускользнул вправо, вынуждая клинок провалиться в пустоту.

Железный клык большого северного медведя зарыскал по воздуху, делая выпады и круговые движения. Его одолевала жажда крови. Но добыча не давалась: уклонялась, пряталась за спиной щита… Меч разозлился…

В неподходящем для рыжеволосого гиганта русле поединок протекал больше пятнадцати минут. Лестер принимал мелкие тычки на щит, а мощные удары пропускал мимо или направлял в сторону; если же это были махи сбоку, единым духом отпрыгивал, заставляя оружие норта разъярённо дрожать.

Своей манерой ведения боя Лестер в результате окончательно вывел Торбора из себя. Северянин был опытным воином – в чём убедились степняки, видя, как он расправляется с их соплеменниками, – но с такой скоростью и ловкостью он не встречался никогда. Казалось, сегодня он вступил в битву с богом воды. В неистовстве Торбор зарычал: всё пошло не по плану – не по его плану.

Лестер играл с нортом, предугадывая каждый его шаг и уходя от нападений легко и непринуждённо. Наконец он понял: соперник измотан, одурманен бешенством и сбит с толку – пора. Поймав момент, Лестер броском хищника сократил расстояние настолько, что смог достать острым лезвием до высокого лба. Из длинного разреза кровь хлынула до того обильно, что в считаные секунды залила глаза и лицо Торбора.

Северянин, ослеплённый кровью, а ещё больше – яростью, совсем потерял контроль над собой. Хаотично размахивая мечом, он кружился, точно сказочный заколдованный зверь. Наконец догадался бросить щит и стал вытирать глаза правой рукой. Но Лестер не дал ему опомниться: очутился рядом и сильно ударил сверху по опускающемуся клинку. Металлический зуб выпал из мощной ладони, беспомощно взвыл и прижался к земле.

Затем Лестер резко присел, и его щит обрушился ребром на великанскую ступню. От боли Торбор согнул ноги в коленях и опустился. Лестер воспользовался этим и ткнул навершием меча в скрытую рыжими волосами точку за ухом. Огромное тело свалилось, как срубленный дуб.

Дальше произошло совсем не то, чего ждали все зрители: Лестер уронил оружие и, вытащив из-за пояса верёвку, принялся связывать могучие руки и ноги норта. Сделав дело, он выбросил вверх правую руку, зажатую в кулак, и громко прокричал:

– Прошу долг жизни!

Реакция степняков была различной: кто возмущался, требуя немедленной смерти северянина; кто возражал, вспомнив, что действительно есть такой старинный обычай; кто молчал, не понимая, что происходит…

Лестер несколько минут стоял над не приходящим в себя Торбором. Потом увидел, что от трибун отделяются ханы и приближаются к нему. Повелители сошлись возле бойцов и довольно долго переговаривались между собой и с победителем. Наконец их решение было высказано подбежавшему старшему глашатаю, и над степью прозвучало:

– По воле великих ханов и по древнему обычаю Лестеру предоставляется право на получение долга жизни! Торбор должен будет принести нерушимую клятву в том, что он обязуется служить Лестеру, пока не уплатит свой долг – пока Лестер не решит, что долг уплачен. Клятва будет получена по выздоровлению северянина: он не способен сейчас здраво рассуждать. Если Торбор откажется принести клятву – он будет убит. Ответственность за исполнение этого решения лежит на хане Аскуле!

Давно такого не случалось на большом празднике в честь пресветлого солнца и бескрайнего неба, во всяком случае, никто из присутствующих подобного припомнить не мог. Но что свершилось, то свершилось…

По приказу Аскула подогнали повозку; несколько воинов взвалили на неё Торбора, который очнулся, но от боли и потрясения ничего не понимал. Кони потащили повозку в сторону родного стойбища. Следом за ними пошли Лестер и Агас.

– Сейчас хану Аскулу будет вручена шапка Кучула! – провозгласил распорядитель.

Церемония награждения была довольно скромна по сравнению со зрелищностью боёв и весельем ночных пиров. Да и радоваться, по большому счёту, надо было только людям ханства Восточных Ветров. Они и радовались, провожая шапку на голове своего хана до становища, распевая песни и пританцовывая от избытка чувств.

Ценный приз отправился в большую юрту, и все разошлись на ночлег.

Солнце на следующее утро застало гостей хана Аскула – кумчаков из двадцати девяти племён Великой степи – уже в дороге к родным местам.

Глава 2. Летидар.

Рубин – камень жизни.

Он наполнен кровью огненного бога, которая – если внимательно приглядеться – пульсирует в нём, хочет наружу. Но нет, держит красный камень священную мощь Агны. Воспользоваться ею может только тот, кто обладает тайными знаниями, мудростью… или горячей кровью бога.

Рубин защищает от тёмных сил, зовёт к великим и к удивительным деяниям, поддерживает в борьбе с сомнениями, помогает в достижении цели… прогоняет страх – главную помеху в жизни большинства.

Самый большой рубин в мире – в одном из миров – волшебный Рубер, который Агна вместе с пламенем из своих жил подарил собственным детям – дарсам и драконам. Наделил их многими способностями и ответственностью за созданный творцами крохотный уголок мироздания – Амальгаут.

Живите, оберегайте эту крупинку вселенной – одну из мириад.

Не потеряйте самих себя на этом тяжёлом поприще!

**************** 1 ****************

Всё лил и лил бесконечный, как пытка, и неумолимый, точно время, дождь. Мир потерял резкость очертаний и яркость красок. Деревья по сторонам слились в сырую серо-зелёную массу, в которой чудились разбухшие от влаги бледные призраки.

Дорога, вымощенная много лет назад крупным булыжником, ещё утром представлявшаяся ровной и надёжной, теперь же скрытая от глаз водой, подсовывала под копыта скакуну то камни, то выбоины, заставляя его спотыкаться и испуганно вздрагивать.

Всадник промок до самых костей. Его одежда и оружие стали тяжёлыми, словно чужая ноша. Но коню приходилось труднее. Он прядал ушами и безнадёжно похрапывал, всё неуверенней переступая уставшими ногами.

Казалось, что сегодня их ждёт гибель в этом продрогшем лесу, на проклятой дороге под беспощадным дождём.

Но неожиданно просека расширилась, и открылся вид на несуразное трёхэтажное строение, защищённое высоким забором. С надеждой путник и его четвероногий товарищ направились к двустворчатым воротам.

– Постоялый двор, – прочитал путник вслух слабо разборчивую надпись, стараясь подбодрить и жеребца тоже; потом потрепал мокрую до невозможности гриву и воскликнул: – Спасибо всем местным богам!

Схватив верёвку увесистого колокольчика, подвешенного к столбу ворот, он настойчиво зазвонил в нетерпении оказаться в сухом и тёплом помещении.

Довольно долго никто не появлялся. Путник уже хотел проверить крепость створ, даже высвободил ногу из стремени; но тут из маленького флигелька, пристроенного с той стороны забора, вышел, негромко ворча, что принесла нелёгкая кого-то в такую погоду, низкорослый старик – не иначе слуга. Он был в плаще с накинутым на седую голову капюшоном, на его ногах болтались размера на два больше положенного сапоги.

Скрежетнул засов, ворота нехотя открылись.

– Что угодно, господин?

– Просушить себя, одежду и коня. Ужин мне и моему скакуну, а также ночлег, – голос путника в предчувствии избавления от слёз небесных был удивительно весел и бодр.

– Ну, насчёт себя не сомневайся: хозяин всё сделает как надо. А вот насчёт коня… – бледно-голубые глаза старика алчно заблестели, ноздри крючковатого носа затрепетали. – Слишком много гостей, и все на лошадях, так что…

– Ничего не знаю, всё самое лучшее моему товарищу. Он сегодня изрядно намаялся, – путник слетел на землю и вложил в маленькую ладонь слуги вознаграждение.

Старик засветился от щедрости незнакомца: в его руке удобно улеглась мелкая серебряная монета, не медь!

– Не изволь беспокоиться, всё справлю: определю его в доброе место, сам протру насухо, дам отборного овса, – слуга стал до неприличия мягок и учтив, чем вызвал у путника брезгливость.

– Хорошо, всё сделай, я проверю.

Сняв с коня две дорожные сумки, захватив прямой меч, притороченный к седлу – второй, изогнутый, висел на поясе, – путник направился к дому внутри двора – навстречу обогреву и ужину.

За скрипучей дверью его взору открылось весьма просторное помещение, где царили дразнящие запахи пищи. Почти все широко расставленные столы, освещённые свечами, занимала разношёрстная публика.

Ближе всех, за самым длинным столом, расположились вооружённые мечами солдаты, набранные – судя по необременённым многими мыслями лицам – из неотёсанных мужланов. Их форма из бордового сукна, с серебряными изображениями медведя на рукавах, вид имела не свежий. Они не ограничивали себя ни в еде, ни в выпивке, ни в похабном слове.

Дальше разместились купцы, ремесленники, крестьяне и ещё непонятно кто – кого могло только занести в это заведение, затерявшееся в лесной глуши.

– Здравствуй! Чего желаешь? Я хозяин.

Голос говорившего человека был по-женски высок. Да и сам он рыхлой упитанной фигурой напоминал раздобревшую и запустившую себя мелкопоместную барыню, давно плюнувшую на свою судьбу ради повзрослевших дочерей. Его куртка с претензией на роскошь бахвалилась плохо сделанными, висящими спереди побрякушками. Берет, из красного бархата, кто-то безвкусно вышил жёлтыми, под золото, нитками. Широкое лицо обладало обвислыми щеками и невыразительным подбородком, но карие глаза смотрели с озорным огоньком и неожиданной добротой.