Шкатулка королевы

– Слушаюсь, мадам!

– Антуан, какого дьявола вы устроили это вавилонское столпотворение? – приоткрыв правый глаз, спросил Данжюс, а, заметив на себе изучающий взгляд хозяйки, отвернулся к стене.

Та и не подумала о том, чтобы предоставить благородным господам из Парижа свободу самим управляться со столь хлопотным делом.

– Узнаете обо всём по дороге, Леон, – будто скороговорку повторял маркиз и указал на кадку здоровяку, который стоял с ведром, полным горячей воды:

– Для начала её нужно опустошить. Воду из кадки вылей!

Без долгих раздумий над тем, как исполнить это приказание, здоровяк опустил ведро на пол и поднял тяжёлую деревянную кадку, до краёв полную мыльной воды. Повертев головой и осмотревшись вокруг себя, он подтащил кадку к распахнутому настежь окну.

– Поберегись! – гаркнул зычным басом здоровяк и, прежде чем хозяйка успела предотвратить вопиющее безобразие, вылил всё содержимое кадки за окно.

С улицы раздались крики возмущённых прохожих, которым не посчастливилось оказаться в самое неудачное время в самом неподходящем месте.

– Олух! Тетерев безголовый! Что ж ты делаешь-то! – кричала, забыв о приличиях, хозяйка. – Это же окно не во двор, а на улицу! На Королевскую улицу, дубина ты неотёсанная! Ты что же, людям на головы воду льёшь-то!? А если там кто-нибудь из постояльцев стоит? А если магистрат увидит? Это же штраф за злонамеренный проступок! Да ты за всю твою никчёмную жизнь не расплатишься за дурость такую! А если там благородные господа гуляют? Те, которые из Парижа прибыли?

– Мадам, тише! Я прошу вас! – взмолился Данжюс, у которого истошные крики женщины вызвали головную боль в придачу к тому звону в ушах, который не смолкал с момента пробуждения.

– Подъём, соня! – надрывным фальцетом прокричал прямо у него над ухом д’Эффиа и, размахивая руками, как распорядитель танцев, указывал слугам, где поставить пустую кадку, ведра с водой и кувшины.

– Ох, бедой бы не обернулось ротозейство это! – смутилась от мощи собственного голоса хозяйка и украдкой подошла к окну, чтобы убедиться, что никто из пострадавших не сыпет на неё проклятиями, а главное, не зовёт на помощь городскую стражу.

– Мадам, вы можете идти! – скомандовал д’Эффиа и хлопнул в ладоши:

– Все вон! Мой камердинер справится сам. Всё!

Сам же камердинер, стоя в дверях, отсыпал в подставленную пятерню хозяйки постоялого двора горсть медяков, которые та мгновенно спрятала в глубоком кармане, пришитом к изнаночной стороне длинного фартука.

– А не желаете, чтобы и завтрак подали вам, господа? Что же вы только водой опохмеляться будете? – убедительно изображая заботу, проворковала женщина, ревниво наблюдая за тем, как её слуги по очереди получили назначенное им от щедрот молодого парижанина вознаграждение за труды.

– Не нужно ничего, мадам! – выкрикнул д’Эффиа, и, как только нога последнего слуги переступила порог комнаты, камердинер тут же захлопнул дверь.

– Всё, Леон! Теперь вы не отвертитесь! Поднимайтесь уже!

– Антуан, я до рассвета отдувался за карточным столом! – промычал Данжюс, зарываясь лицом в подушку. – Между прочим, за ваш дурацкий проигрыш отыгрывался! И вы же пообещали мне полный покой до самого обеда.

– И я не собирался нарушать данное слово, – ответил на это маркиз, пробуя кончиками пальцев воду в кадке. – Но произошло непредвиденное. И в ваших же интересах действовать не теряя времени. Так что, перестаньте взывать к моей совести, Леон, и полезайте в воду!

– Да что вы! – простонал тот. – Я и не думал взывать к тому, что отсутствует напрочь. Но мне холодно! Я страх как хочу спать!

– Полезайте в воду и согреетесь, – посоветовал д’Эффиа. – Я сам подолью вам горячей воды. Кстати, а с чего бы это у вас началась головная боль? Вы что же, ещё и напиться успели? Всего-то за одну ночь!

– Нет, не за ночь. Это уже было под утро, – уточнил Данжюс и с тяжёлым вздохом спустил длинные ноги на пол. – После того, как я отыграл у барона ваши пятьдесят экю, явился его кузен. Он-то и предложил выпить мировую. Ну и, как оказалось, для меня это было излишне, с этим я готов согласиться. Но к тому времени я вообще перестал рассуждать!

– Чёрт! – д’Эффиа выругался, нечаянно ошпарив пятерню в горячей воде. – Вот же прохвост! И, наверняка, он предложил вам обмыть выигрыш?

– Как бы ни так! – встряхнул взлохмаченными кудрями Леон и указал на стол. – Вон они, те пятьдесят экю! Кошель под шляпой лежит. За выпивку платил я, хотя и зря. Такую кислятину мне не доводилось пить со времени нашего затворничества в Пиренеях прошлой весной.

– Ладно, ладно! – обрадовавшись, что графу удалось залатать значительную брешь в бюджете, возникшую по причине глупого проигрыша, д’Эффиа опустил в воду простыню и даже разгладил её края по бокам кадки, чтобы Данжюс ненароком не засадил себе занозы от грубо отёсанных досок.

– Так я распоряжусь о карете для ваших милостей? – спросил камердинер.

– Да. И поживее! Мы тут мешкать не собираемся!

– Да! И всё же, с чего вдруг такая спешка? – окончательно проснувшись из-за холода и от всё возрастающего любопытства, спросил Данжюс.

Он допрыгал на цыпочках до кадки, сбросил с себя исподнее бельё и плюхнулся в воду, на секунду скрывшись в облачке горячего пара.

– …Перед приездом Катрин де Грамон вспыхнул настоящий скандал. Беврон мне только что передал, – принялся рассказывать д’Эффиа, энергично растирая мыло на плечах, а потом и на спине Данжюса.

– Скандал? У княгини де Монако? И что же огорчило нашу очаровательную Катрин? – отфыркиваясь, спросил Данжюс.

Он неловко погрузился в воду и окунулся с головой, а потому опять не расслышал начала фразы:

– … Он был просто в ярости…

– Постойте, кто был в ярости? Катрин? – вынырнув, спросил Леон и принялся намыливать волосы куском мыла, вместе с тем пытаясь вообразить сцену, разыгравшуюся на утреннем приёме у гофмейстерины двора будущей герцогини Орлеанской.

– Нет, вовсе не Катрин! Де Гиш – вот кто в ярости! И вы тому виной, – пояснил д’Эффиа, выливая на взмыленную голову Леона целую кружку воды. – Он рвёт и мечет в мастерской мэтра Савари.

– Я? Де Гиш? Но как? Я даже не видел его со времени отъезда в Лондон!

– А этого и не потребовалось. Де Беврон сказал, что де Гиш уже собрался послать его к вам в качестве секунданта.

– Что? С чего бы это? – отфыркиваясь от воды, спросил Леон.

– Но его отец – герцог де Грамон предупредил, что, если до свадьбы герцога Орлеанского и принцессы Генриетты граф совершит хотя бы малейшую глупость, его немедленно отошлют в Бидаш. Герцог был предельно серьёзен и так и сказал: «В Беарн или в Наварру вице-губернатором, или ещё куда-нибудь подальше».

– И на том спасибо, – озадаченный услышанными новостями, Данжюс медленно поднялся из воды. – Значит, вам всё-таки удалось замять скандал?

Сна как не бывало, хотя хмель от дешёвого вина, которым его угощали в нижнем зале трактира, всё ещё напоминал о себе.

Д«Эффиа взял разогретую простыню и принялся энергично растирать плечи и спину Леона. Затем он накинул ему на голову сухой угол простыни и хорошенько всколошматил его мокрые кудри, с улыбкой приговаривая:

– И да и нет. Герцог де Грамон, конечно же, был предельно серьёзен, когда пригрозил де Гишу ссылкой. Но де Беврон сказал, что, несмотря на это, граф так и не остыл. Головомойку за этот скандал заслужили вы оба: и вы, и де Гиш. Надо ж было устроить такой переполох в канун приезда принцессы!

– Да что же я сделал? – возмутился такому обращению с собой Данжюс и высунул взъерошенную голову из-под простыни.

– Вы умудрились увести у де Гиша драгоценный отрез ткани, на который он положил глаз ещё две недели тому назад!

– И только-то? – удивился Леон, закручивая на голове тюрбан из сухой простыни.

– Ничего себе «и только-то»! – расхохотался д’Эффиа. – Да ведь наш Великолепный граф остался ни с чем! И это в канун приезда принцессы!

– Да, но почему я? Я же ничего не знал о его планах. И потом… – Леон крепко задумался, пока маркиз с ловкостью заправского камердинера помогал ему одеться в чистую рубаху и штаны, в которые никак не удавалось попасть мокрыми ногами.

– Не знаю. Главное, когда вы встретитесь с ним, то всё-таки постарайтесь отложить дуэль! Я, так и быть, согласен быть вашим секундантом. Да что говорить, вы же оба мои друзья! Но что ни сделаешь…

– Ловко вы… Всё решили, – озадаченно проговорил Леон.

Дверь комнаты тихо приоткрылась, а в следующий миг уже распахнулась на всю ширь, и на пороге появился личный слуга Данжюса.

– Как? Ваша милость уже поднялись? Да если бы я знал! Я же только что вернулся от его светлости господина генерала. Даже к хозяйке заглянуть не успел, чтобы о завтраке распорядиться.

– А завтрака не будет, – ответил на это Леон и расставил руки в стороны, пока д’Эффиа помогал ему надеть жилет и камзол.

– Как же так? – озадаченно спросил слуга, но видя серьёзные лица молодых господ, не стал расспрашивать. – А записку вашу я передал господину генералу, как вы и приказали.

– И что же? Каков ответ герцога? – спросил Данжюс, встряхнув мокрыми завитушками, и потянул за край мокрую простыню, сброшенную маркизом на стул.

– Написать в ответ не изволили. А на словах передали, что всё с этим бароном понятно, и за ним присматривают.

– Только это и сказал? – спросил Данжюс, разматывая тюрбан на голове, и его руки замерли вместе с прядями волос, которые он тщетно пытался высушить мокрой простынёй.

– Точно так, ваша милость! И ничего добавить не изволили, – подтвердил слуга, ловко перехватив полотенце из рук маркиза, чтобы высушить густую шевелюру Данжюса.

Глава 8. Завтрак у мэтра Савари

Март 1661 г. Кале. Особняк мэтра Савари

– Едем! – решительно приказал Данжюс и с силой постучал кулаком в потолок.

Карета, нанятая маркизом де Сент-Аманом для нужд высоко вознёсшегося по карьерной лестнице любимого племянника, была роскошной и просторной, но, увы, безнадёжно устаревшей. Поездка по вымощенным грубо отёсанным камнем улицам Кале могла послужить яркой иллюстрацией к бессмертному творению Данте – к той его части, где описаны страдания людей, в список добродетелей которых не входят терпение и смирение перед лицом жизненных перипетий.

– А вот и особняк мэтра Савари! – д’Эффиа перевалился через колени Данжюса и протянул руку, указывая на неказистое здание, выделяющееся среди скромных собратьев на Каштановой улице тремя этажами под высокой двускатной крышей с похожими на глаза слуховыми окнами и представительного вида крыльцом с колоннами и треугольным фронтоном. Даже если бы соседние здания оказались четырехэтажными, то и тогда длинные печные трубы на крыше особняка, снятого мэтром Савари, возвышались бы над всей округой.

– Каждый раз, приезжая сюда, не перестаю удивляться! Да это же почти дворец! По масштабам Кале, конечно же, – высказался д’Эффиа.

Не расслышав его слов, Данжюс ответил кивком головы. В ту самую минуту он был сосредоточен на поиске решения спора с де Гишем. Ему было необходимо загладить свою нечаянную вину перед графом во что бы то ни стало и помириться, не доводя ссору до поединка.

Громкий скандал неминуемо привлечёт внимание ко всем его участникам, и, что хуже всего, вызовет пересуды о причинах ссоры. И вот тогда слухи разлетятся по всему Кале и с молниеносной быстротой достигнут Парижа. И ещё до того момента, как корабли с английской принцессой и её свитой появятся у берегов Франции, всё общество будет перемывать косточки двум великосветским щёголям, ища в их поступках скрытые мотивы и несуществующие причины для кровной вражды. И всё это сорвёт хитроумный план с переодеванием для прикрытия действий герцога де Руже, которому было поручено обезвредить козни барона Вандермеера и прочих шпионов.

– Приехали!

Д«Эффиа с чувством хлопнул друга по плечу и распахнул дверцу кареты.

Спрыгнув с подножки кареты прежде, чем она остановилась, взмахом руки маркиз пригласил Данжюса подняться на высокое крыльцо. Тот немного помедлил, с сомнением глядя на колонны, нелепо смотревшиеся на фоне фахверковых панелей, которые проглядывали сквозь трещины в выбеленном фасаде здания.

– Идёмте! Скорее!

Леон ещё только выходил из кареты, а д’Эффиа уже с шумом распахнул входные двери и ворвался в вестибюль.

– Господа? – не получив инструкций о том, как вести себя с самоуверенными и дерзкими знатными юнцами из Парижа, слуги, нанятые мэтром Савари, с недоумением и испугом расступились, позволив молодым господам войти в просторный зал, который служил одновременно как приёмной, так и примерочной.

– А! Данжюс! Вот вас-то я и жду!

Навстречу к ним вышел высокий и худощавый молодой человек, одетый в укороченную к талии тёмно-синюю курточку, плечи и рукава которой были украшены голубыми бантами и лентами, собранными в изящные розетки.

– Беврон! И вы здесь? Я вижу, что мэтр Савари собрал у себя всех парижских франтов!

В широкой улыбке Леона не было ни намёка на волнение или подозрительность. Он с чувством потряс руку бывшего товарища по учёбе в Королевском пажеском корпусе, глядя ему в глаза с такой же искренней и ничем незамутнённой радостью, будто они не виделись с десяток лет.

– И давно же вы в Кале, Данжюс?

В голосе де Беврона звучал лёгкий упрёк, но Леон предпочёл сделать вид, будто эта встреча была для него полной неожиданностью. Не переставая улыбаться, он направился к софе, предназначенной для гостей, намеренно или случайно миновав кресло, стоящее спинкой ко входу.

– Да. Я тут уже с неделю скучаю, – ответил Данжюс и собрался было плюхнуться на мягкие подушки, когда прямо перед ним возникла фигура де Гиша, который поднялся из кресла.

– Так заскучали, что решили сменить гардероб? – спросил он, протягивая к Данжюсу обе руки. – Ну-ка, мой дорогой Леон, дайте-ка я как следует намну вам бока!

Поддавшись дружескому порыву, де Гиш сгрёб приятеля в медвежьи объятия и с громким смехом энергично похлопал его по спине.

Д«Эффиа и де Беврон молча переглянулись и заняли свободные стулья по обе стороны софы.

– Де Гиш, старина! Вы остаётесь верны вашей мрачности! – в тон ему заговорил Леон. – Могу ли я заключить из этого, что вы проводите время в Кале также, как и всегда, – в компании скуки?

– Да, а как же! Я скучаю, друг мой. Ох, как скучаю! Вот тоже от скуки решил обновить свой гардероб. Затеял шить новый костюм, и вот же!

Де Гиш с суровым видом отстранился от Данжюса и заглянул ему в глаза, в то время как тот кивал ему с сочувственной улыбкой.

– И что же стряслось, дружище? – спросил Леон, при этом не выдавая того, что ему уже было известно о намерении де Гиша вызвать его на дуэль.

– Да вот и я недоумеваю, – проговорил Арман, изучая друга с головы до пят критическим взглядом.

– Это отчего же? – с невинным видом поинтересовался Леон, тогда как д’Эффиа с тяжелым вздохом взялся за серебряный колокольчик для вызова слуг.

– Да вы совсем не выглядите располневшим! На мой взгляд, даже чуток сузились в области талии… Может быть, вы подросли, пересекая Ла-Манш? – де Гиш демонстративно отступил на два шага назад и смотрел на Данжюса, изображая живейший интерес к росту и пропорциям его фигуры.

– А должен был? – разыгрывая удивление, спросил Данжюс и принялся озираться вокруг, комично вертя головой и пытаясь рассмотреть себя со всех сторон.

– По моим представлениям, да, – серьёзным тоном ответил де Гиш. – Вы должны существенно прибавить в весе и располнеть. Особенно же в области живота. Втрое. Как минимум! Ну, хотя бы вдвое…

– Это как же? – Леон рассмеялся в ответ. – Вы судите по опыту вашего путешествия в Польшу?

Со стороны могло показаться, будто бы колкости и шутливые замечания забавляли обоих. Однако же д’Эффиа нисколько не обманывался, наблюдая за движениями улыбающихся друг другу приятелей. С озабоченным выражением на лице он понаблюдал за этой сценой ещё с минуту, а затем решительно потряс серебряный колокольчик. Громкий звон тотчас же поднял суматоху на верхних этажах особняка.

– Да нет, – на минуту де Гиш утратил уверенность в своих намерениях и едва не рассмеялся, поддавшись иронии и весёлому настроению Данжюса.

Но уже в следующий миг лицо графа вновь посуровело, а в прищуре чёрных глаз блеснули огоньки. Он с вызовом вздёрнул подбородок и зло посмотрел в лицо смеющегося друга.

– Так в чём же дело? – спросил Леон и дружески похлопал де Гиша по запястью сомкнутой в кулак правой руки.

– Господа! В такую рань! Чему обязан? – послышался недовольный голос с верхних ступенек лестницы, а через минуту в приёмную спустился мэтр Савари собственной персоной.

На лице кудесника моды, ещё бледном после бессонной ночи, проведённой за шитьём, одновременно отразились и удивление, и страх.

– Ваше сиятельство? Но как же? Зачем же? В такую рань! Разве примерка была назначена на сегодня? Граф, и вы здесь? Но я же говорил! Я послал к вам моего слугу с запиской… Неужели я всё перепутал?

По осунувшемуся лицу мэтра нетрудно было догадаться, что чрезмерные волнения и труды в течение последних двух недель подкосили его здоровье. Он устало провёл ладонью по небритой щеке и тут же замахал руками, делая знаки спускающимся вслед за ним подмастерьям:

– Прочь! Прочь! И не на что тут глазеть! Я вас не звал!

– О нет, мой дорогой мэтр! – поспешил успокоить его Данжюс и указал на софу, предвидя, что мэтр вот-вот рухнет на пол, если, доведённый до отчаяния, не найдёт для себя надёжную опору.

– Вообще-то, это я приехал на примерку! – заявил де Гиш и скосил недобрый взгляд в сторону Данжюса, который проявил, по его мнению, неуместную заботу о состоянии здоровья портного, тогда как об этом могут позаботиться его многочисленные слуги.

– Но… Но я уже имел честь доложить тому господину, который прибыл от лица вашего сиятельства… – прошептал Савари.

– И я ничего не понял с его слов, милейший! – отрезал де Гиш и подбоченясь, встал напротив поникшего плечами мэтра. – Вот я и решил явиться сюда, чтобы разобраться во всём лично.

– Так ведь я же…

Озарённый идеей, как смягчить эту неприятную ситуацию, Данжюс подозвал старшего помощника Савари и указал на дверь:

– Вот что, любезный! Пошлите кого-нибудь к мадам Ларош в трактир «Под знаком Солнца». Пусть распорядится привезти нам завтрак. На шесть персон. И пусть пришлют вина, да побольше! Можете воспользоваться моей каретой.

– Завтрак на шестерых? – уточнил д’Эффиа, а де Беврон, с опаской глядя на потемневшее лицо де Гиша, подошёл к нему и положил свою ладонь поверх его пальцев, которые с силой сжали эфес шпаги.

– Ну да, нас четверо. Плюс мэтр Савари, – Леон всё с той же благожелательностью улыбнулся мэтру, а затем повернулся к де Гишу:

– И я уверен, что с минуты на минуту здесь появится ещё одна очаровательная персона.

– Кто? – сбитый с толку напускной таинственностью Данжюса, де Гиш повернулся к дверям вестибюля, откуда уже доносились громкие голоса, дробный стук каблучков и шорох тяжёлых юбок модного платья, подол которого был сильно накрахмален и напоминал своей формой большой колокол.

– О! Вот и вы, мой милый друг! – воскликнул Данжюс и вместо того, чтобы ответить де Гишу, бросился навстречу к только что прибывшей молодой особе:

– Княгиня!

– Чуть свет, и я уж у портного! – весело рассмеялась Катрин де Грамон, переступая порог гостиной. – Однако! Вот это сюрприз! Я не ожидала, что к примерке моего нового платья будет проявлено столько интереса! Как же так, мой дорогой мэтр? А как же наш с вами уговор сохранить всё в строжайшем секрете?

Одарив дружеской улыбкой застывших в немом удивлении де Беврона и д’Эффиа, Катрин коротко кивнула брату, опёрлась на руку Данжюса и направила свои стопы к софе.

Мэтр Савари, тяжело сопя, поднялся с подушек, едва успев склониться перед княгиней, с недавних пор затмившей красотой и остроумием, а также изяществом и роскошью своих нарядов самых известных красавиц королевского двора.

– О, мадам! Дорогая моя княгиня! Муза! – выговаривая слова комплиментов, Савари облобызал милостиво протянутую к нему тонкую ручку, украшенную браслетом с россыпью из сверкающих бриллиантов.

– Любезный Данжюс, – Катрин окинула взглядом пустующие столики, – пожалуй, распорядитесь о завтраке на восемь персон. Я ожидаю ещё кое-кого на примерку моего нового платья. И да! Господа! – сверкающие лукавством зелёные глаза с вызовом смотрели на пылающего недовольством де Гиша. – Я жду от вас скромности и полного соблюдения моей тайны. Раз уж вы здесь, то извольте подчиняться правилам: никаких обсуждений нового платья до того, как я сама не появлюсь в нём на публике!

Пока опешивший от неожиданного внимания к своей работе мэтр Савари приходил в себя, Катрин заняла его место на софе, уютно устроившись среди вороха подушек и валиков. Несколько самых маленьких из них она игривым жестом смахнула на пол и, вздёрнув вверх острый подбородок, обратилась к наблюдающим за ней молодым людям:

– Ну что же вы, господа? У вас такие лица, что я уже готова поверить в ваше благочестие. Вы, что же, и впрямь решили блюсти Великий пост? Ни за что не поверю! Кстати, Данжюс, мой милый граф, я надеюсь, мне не пришлют завтрак, предназначенный для постящихся монахинь? При всём моём обожании и уважении к некоторым милым аббатам, прибывшим в Кале для подготовки невесты к венчанию, я не готова разделить их диету. Вальжан Делакруа, к слову, такой душечка! Но даже ради дружбы с ним я не последую монастырским порядкам. Ах, господа! В этой провинциальной глуши я вынуждена влачить самое скромное существование! Так что никаких чёрных хлебов! И никаких пресных бульонов! Лучше пусть меня заподозрят в безбожии, право слово!

– Да уж, это поздно исправлять! – тихо промолвил де Гиш.

Речь, произнесённая его сестрой с картинно сложенными на груди тонкими руками и возведённым к потолку молитвенным взором, вызвала приглушённый смех де Беврона и громкий хохот д’Эффиа.

Де Гиш демонстративно отошёл в сторону и, встав напротив окна, выходящего на улицу, уставился на тёмные просветы окон домов напротив.

Данжюс, не теряя весёлого расположения духа, сел на пол у ног молодой княгини и вальяжно разлёгся на подушках. В глубине души каждый из его друзей пожелал бы последовать его примеру, о чём свидетельствовали полные зависти взоры, которые они время от времени бросали на рыжеволосого шутника, подмявшего под себя горку подушек и с самым беспечным видом задремал.

– Так я распоряжусь принести ширмы и всё необходимое для примерки, ваше высочество? – осторожно поинтересовался мэтр Савари, бросив опасливый взгляд в сторону де Гиша.

Он всё ещё не понимал причин, отчего граф изволил явиться к нему в мастерскую в такую рань. И это после того, как Савари разослал ко всем своим клиентам предупреждение, что будет не в состоянии принять новые заказы вплоть до начала апреля, да и то, если королевскому двору не предстоит переезд в одну из резиденций! Ходили громкие слухи о том, что свадьба Филиппа Орлеанского и Генриетты Стюарт будет отпразднована на широкую ногу, и всё это выльется в череду непрерывных праздников в Сен-Жермене или даже в Фонтенбло.

– Кстати, Катрин, если вы хотели поразить нас новой идеей, то можете не трудиться, – процедил сквозь зубы де Гиш, бросив на сестру мимолётный взгляд через плечо.

– Это почему же? – насупив брови, вскинулась она.

Слова брата задели княгиню за живое, но самое неприятное было то, что его могли слышать и остальные.

– Накрахмаленные юбки – это прошлый век! – безжалостно, тоном разоблачителя в суде Инквизиции продолжал де Гиш. – Они топорщатся, будто колокол. И даже ради поцелуя руки, никто не сможет подойти к вам ближе, чем на три шага.

– Ну уж нет! Дудки! Я вас не слушаю. Нет! И от своей затеи я не откажусь! – решительно парировала Катрин. – Зная вас, братец, я прекрасно вижу цель ваших слов: вы не желаете, чтобы вас затмил хоть кто-то. Даже я – ваша сестра! Ах, Арман, сам Нарцисс уступает вам в себялюбии!

– Вот ещё! – выпалил де Гиш, в миг утратив напускное безразличие. – Да вы ещё мельничный жернов наденьте вместо воротника! И сделаетесь похожей на испанскую дуэнью!

– Ах так! – воскликнула Катрин, готовая прыгнуть на брата, как разъярённая кошка.

– Стойте! Подождите! – смеясь, воскликнул д’Эффиа, про себя посылая благодарение небесам за приезд княгини, на которую де Гиш решил излить своё дурное расположение духа.

– Ну уж нет! – Катрин с наигранной суровостью пресекла эту попытку вмешаться. – Вот я сейчас же примерю готовые детали моего платья, а вы, господа, рассудите нас с братом!

– Было бы на что смотреть! С тем же успехом можно перешить платье нашей прабабки! – пальнул де Гиш, тотчас же заслужив в свой адрес испепеляющий взгляд разгневанной княгини.

Тем временем три помощника мэтра Савари расставляли ширмы из полупрозрачного шёлка, за которым легко угадывался силуэт соломенного болвана, на котором были надеты сметанные части готового платья. Можно было разглядеть даже мелочи, вроде лент и бантиков, притороченных на скорую руку к рукавам, декольте и верхней части юбки в местах, где, по замыслу княгини, предполагалось пришить пышные букетики цветов.