Шкатулка королевы

– Только и всего! – с долей иронии передразнил его де Руже и примирительно махнул рукой. – Что ж, будем надеяться, что этим всё и ограничится.

Глава 11. Церемония передачи невесты

Март 1661 г. Лондон. Королевская часовня в Уайтхолле

Влажная рука де Коссе-Бриссака всё ещё сжимала её пальцы, когда Генриетта осознала, что торжественная часть церемонии наконец-то подошла к завершению, и ей будет позволено выйти из дворцовой часовни на радость толпе придворных, ожидающих в галерее!

Перед алтарём рука к руке рядом с принцессой стоял жених по доверенности Анри-Альбер де Коссе-Бриссак – юноша весьма субтильного телосложения, прячущий взгляд больших серых глаз от любопытной взоров толпы гостей. Племянника французского посланника герцога де Креки поспешно переназначили на роль жениха по доверенности – представителя Филиппа Орлеанского всего за несколько дней до начала церемонии вместо генерала де Руже, который не появлялся при дворе и нигде в Лондоне со времени нашумевшего ночного происшествия, о котором ходило множество сплетен и слухов.

Наконец-то её официально провозгласили невестой герцога Орлеанского! Но отчего же единственное, что чувствовала в тот самый момент Генриетта, была неприязнь к стоящему рядом с ней юноше, в чьей холодной и липкой ладони покоились её пальцы. В его безвольной улыбке свозила неуверенность, но вместе с тем он крепко держал её за руку.

– Вот же прилипала, – тихо прошептала Генриетта, наградив беднягу де Коссе-Бриссака насмешливым взглядом.

Из-за шума, поднятого толпившимися в галерее людьми, Анри-Альбер не расслышал её слов. Он продолжал сжимать руку принцессы и, заворожено глядя на неё, прошептал:

– С превеликим удовольствием!

– Как же, – вздохнула Генриетта, одарив незадачливого жениха по доверенности лёгкой улыбкой, и тут же устремила пытливый взгляд поверх его плеча.

Выражение лица Джорджа Вильерса, стоящего во втором ряду во главе пэров Англии, было невозможно не заметить, а тем более не ответить весёлой гримасой на его полушутливый и полутрагичный взгляд. Всего-то на один миг, не дольше, чтобы эта шалость не привлекла внимания матушки.

Королева Генриетта-Мария в своём неизменном чёрном платье, которое она не соизволила сменить даже ради присутствия церемонии благословения её дочери с женихом по доверенности, занимала почётное место в первом ряду гостей по правую руку от Карла. Всё время, пока длилась церемония, королева не спускала бдительного взгляда с невесты и жениха. При этом она успевала держать в поле зрения всех собравшихся в дворцовой часовне знатных дам и сиятельных вельмож из числа избранных гостей – тех, кто получил от имени Генриетты личное приглашение присутствовать на церемонии. Тонкая полоска плотно сжатых губ свидетельствовала о крайнем недовольстве королевы, вызванном излишним, на её взгляд, весельем на лицах собравшихся.

Лишь мельком заметив выражение лица матери, Генриетта посочувствовала бедняге Джеймсу, герцогу Йоркскому, которому, в отличие от их старшего брата – короля, наверняка предстоит выслушать строгий выговор от матушки за всех сразу. Будут упомянуты и не в меру довольный собой Карл, и некоторые из придворных во главе с везунчиком Джорджем Вильерсом. Но в адрес самого короля, конечно же, ничего подобного высказано не будет, а что до его фаворита, то, благодаря членству в Тайном совете, он обладал неприкосновенностью от выговоров королевы. Равно как и лорд Суррей – единственный из приближённых Карла, кто умудрялся не вызывать в свой адрес критических замечаний королевы. Суррей в совершенстве владел искусством управлять мимикой лица и успевал напустить суровую мину за мгновение до того, как попасть в поле зрения Её величества.

– Ваше высочество теперь можете подойти к Его величеству и принять от него отцовское благословение, – шепнул архиепископ, завершив мессу.

Генриетта склонила голову и присела в почтительном реверансе, после чего повернулась к де Коссе-Бриссаку. Тот также поклонился, наконец-то отпустив руку невесты, и вместе с ней развернулся лицом к зрителям.

Вздохнув было с облегчением и, радуясь обретённой свободе, Генриетта устремила на графа удивлённый взгляд, когда вновь ощутила свои пальцы в плену влажной ладони. Волна мурашек пробежала по спине от чувства неприязни, близкой к омерзению. Как же трудно взять себя в руки и не хмуриться в ответ на глупые улыбки де Коссе-Бриссака! Но, к счастью, в этот же самый момент они подошли к сияющему довольной улыбкой Карлу.

Его величество с должным почтением склонил голову перед прелатом, а затем в благословляющем жесте поднял обе руки над головами Генриетты и де Коссе-Бриссака.

– Да пребудет над вами благословение господа нашего, и да сопутствуют этому браку все блага земные и небесные!

В воцарившейся в огромном зале торжественной тишине его голос звучал особенно тепло и по-отечески, вызвав тихий вздох умиления женщин и сдержанное покашливание мужчин.

– Что ж, ступайте! И да будет милость господня с вами!

Едва прозвучало последнее слово в заключительной молитве архиепископа, и высокие своды дворцовой часовни огласило эхо громких рукоплесканий и оваций. И лишь по прошествии нескольких минут эта бурная реакция утихла под укоризненным взглядом прелата. Но благоговейную тишину то тут, то там нарушали приглушенные возгласы одобрения по поводу того, что королю удалось свести полагающуюся по случаю пространную речь к минимуму и обойтись всего лишь одной фразой. Лица всех присутствующих были озарены счастливыми улыбками, за исключением Генриетты-Марии. Её величество удостоила Карла взглядом, полным неодобрения и укоризны.

Король вышел первым, а вслед за ним в широко распахнутых дверях часовни появились невеста и её жених по доверенности. После того, как племянник герцога де Креки, Анри-Альбер граф де Коссе-Бриссак, получил официальное благословение от церкви и отеческое одобрение короля, ему предстояло сопровождать принцессу Генриетту в Париж к ожидающему её жениху – герцогу Орлеанскому.

После выходы юной пары отовсюду раздавались громкие возгласы приветствий и пожеланий счастья. Особенно старались французские дворяне из свиты герцога де Креки, и Карл с лёгкой грустью на лице формально передал новоиспечённую невесту герцога Орлеанского под покровительство представителя короля Франции. Демонстративное проявление почти родственных чувств между королём и герцогом было разыграно столь безупречно, что в толпе гостей не нашлось бы никого, кто бы усомнился в их искренности.

– Всё идёт как по маслу, – с удовлетворением заметил де Креки, обращаясь к де Вильнёву, как только тому представилась возможность приблизиться.

Невзирая на высокий статус, обоим приходилось прилагать изрядные усилия для того, чтобы протиснуться сквозь толпу и примкнуть к шествию дворян из королевской свиты.

– Несомненно, ваша светлость, – краткий ответ де Вильнёва не обманул бдительного герцога, заставив его насторожиться и тут же повернуться к собеседнику, чтобы едва слышно спросить его:

– Есть ли новости?

– Отсутствие новостей разве не является лучшей из них? – уклончивый тон вызывал ещё больше подозрений у де Креки.

– Да говорите же, де Вильнёв! Неужели до сих пор вам не доставили ни одной депеши?

– Пока – нет, ваша светлость. Но у меня появились кое-какие сведения, – де Вильнёв неопределённо качнул головой, – скорее, даже сплетни. Но, согласитесь, иной раз придворная сплетня может оказаться куда как содержательней депеши с отчётами.

– Так говорите же!

Громкий шёпот французского посланника привлёк внимание короля, но его величество лишь милостиво улыбнулся герцогу, предоставив ему свободу беседовать со своим визави. Чем он и не преминул воспользоваться в то время, как торжественная процессия продвигалась к Большому банкетному залу, где гостей ждали столы, изобиловавшие изысканными яствами и тонкими винами, украшенные яркими цветочными букетами в высоких стеклянных вазах.

– Из Кале прибыло торговое судно, – сквозь вежливую улыбку тихо шептал де Вильнёв на ухо герцогу, который внимал ему, при этом не забывая улыбаться и кивать в ответ на приветствия. – Мой человек успел поговорить с боцманом до того, как на корабль явился офицер таможенной службы.

– Прекрасно, и что же? – нетерпеливо поторопил его де Креки.

– В Кале всё перевернулось с ног на голову из-за перемены планов прибытия кортежа её высочества.

– То есть? Из-за какой это перемены планов? – нахмурился де Креки, пытаясь воссоздать в памяти переписку с Мазарини касательно предстоящего путешествия юной Генриетты из Лондона в Париж.

– Дело в том, что во Франции до некоторых пор все только и говорили о том, что английская принцесса и её кортеж прибудут в Гавр, – де Вильнёв начал издалека, но де Креки тут же прервал его, требовательным жестом приказав перейти прямо к сути дела.

– Никто не ожидал, что кортеж принцессы прибудет в Кале! – выпалил де Вильнёв, но, уловив по выражениям лиц, шедших рядом с ними, что его голос прозвучал чересчур громко, продолжал свой рассказ шёпотом:

– Вплоть до начала марта это не обсуждалось. И вдруг в Кале прибыл сам маршал де Грамон, а вместе с ним целых две роты королевской гвардии под командованием де Варда и де Вилькье. И даже Пикардийский пехотный полк! После их прибытия в Кале случился небывалый наплыв дворян не только из Парижа, но со всех концов Франции. Не прошло и недели, как во всём городе не осталось ни одного свободного приличного особняка! Да что там! Не только в самом Кале, но и в его окрестностях больше нет ни одного пустующего постоялого двора и даже захудалой таверны. Всё оккупировано понаехавшей знатью и провинциалами!

– Ну, так-таки и всё?! – ухмыльнулся де Креки, довольный ажиотажем, который возрос в связи с ожидающимся прибытием принцессы Генриетты, в чьей помолвке и церемонии передачи жениху по доверенности он принимал самое деятельное участие.

– Буквально всё! – подтвердил де Вильнёв и улыбнулся с намёком, что напоследок он приберёг самую пикантную новость:

– И что самое интересное, во всём Кале не осталось ни одного метра ткани для пошива. Портные посылают курьеров в Амьен и даже в Реймс за пополнением запасов.

– Ох уж эта молодёжь! – критически заметил де Креки, хотя в свете предстоящих торжеств он и сам отдал распоряжение срочно обновить гардероб для себя и для своего племянника, ставшего женихом по доверенности.

– Да. И ещё мне пересказали анекдотец один…

Шёпот де Вильнёва заглушило громкое объявление, которое церемониймейстер произнёс, стоя на входе в Большой банкетный зал. Подождав с минуту, граф шёпотом пересказал сплетню о ссоре двух щёголей из свиты герцога Орлеанского из-за отреза дорогой ткани, которая приглянулась обоим, а также из-за услуг одного из самых именитых парижских портных.

– Постойте-ка! Вы сказали, что граф де Гиш собрался вызвать на дуэль графа Данжюса? Это не того самого Данжюса? – дежурная улыбка на лице де Креки мгновенно растаяла, и он взирал на де Вильнёва взглядом инквизитора, ожидающего полной исповеди:

– Детали, граф! Не опускайте ни малейших подробностей сего примечательного дела!

– А подробности таковы, ваша светлость, что дуэль так и не состоялась, – весело ухмыльнулся де Вильнёв, – молодые люди помирились в то же утро. Никто не знает всех подробностей этого примирения и того, как это произошло. Говорят, что не обошлось без участия сестры графа де Гиша – княгини де Монако. Якобы это она примирила спорщиков.

– Так что же, назначенные в свиту Её высочества дамы уже прибыли в Кале? – теперь выражение лица герцога переменилось с озабоченного на заинтересованное. – Интересно было бы узнать, кто из кандидаток получили патенты на места фрейлин в свите принцессы?

– О нет, о них ничего не слышно. В Кале прибыли несколько придворных дам. Анна Австрийская и Мария-Терезия прислали своих представительниц для торжественной встречи принцессы. Что же касается княгини де Монако, то она прибыла в Кале вместе со своим отцом, маршалом де Грамоном.

– А что же свита принцессы Генриетты? О новых фрейлинах что-нибудь известно? – ещё раз задал вопрос де Креки, на этот раз чётко обозначив свою личную заинтересованность.

– К сожалению, об этом пока ничего не слышно. Однако же имя княгини у всех на устах. Но ведь вы прекрасно знаете, каковы они. Я имею в виду, что они – де Грамоны! – лукаво прищурив глаза, напомнил де Вильнёв. – Их появление никогда не обходится без внимания публики.

– Да, это так, – вынужденный признать явное превосходство Антуана де Грамона в популярности, как среди простонародья, так и среди молодых повес, подвизавшихся при дворе, де Креки попытался изобразить снисходительную ухмылку, но ему удалось лишь слегка растянуть губы, тогда как в глазах сквозил самый что ни на есть холодок – свидетельство многолетней неприязни.

На этот раз недовольство герцога было вызвано не столько напоминанием о всепобеждающем очаровании блистательного маршала де Грамона – давнего соперника за влияние при дворе, а тем, что вопреки приказу, который был отдан де Руже накануне его отъезда из Англии, ординарец генерала оказался в центре громкой истории. Мало того! Этот молодчик умудрился ввязаться в скандальную ссору, которая, судя по словам де Вильнёва, едва не закончилась дуэлью! И с чего вдруг ему понадобилось скупить всю ткань в Кале? Да ещё и перекупить тот же отрез, на который положил глаз вечно скучающий вертопрах граф де Гиш?

– Мой дорогой герцог! Я вас прошу, садитесь рядом со мной и оставьте ваши заботы о политике!

Негромкий голос Карла раздался возле самого уха, заставив де Креки резко встрепенуться и с виноватой улыбкой обернуться к королю.

– Полноте, герцог! Мы на брачном пиру. Пусть это всего лишь церемония благословения и передачи невесты жениху по доверенности, и, тем не менее, никто не отменял веселья!

Заняв высокое кресло во главе длинного ряда столов, расставленных в форме буквы П, Карл поднял бокал и призывно постучал по нему серебряным ножом для разрезания фруктов:

– Дамы и господа! Я предлагаю тост за невесту и жениха! И я призываю всех присутствующих повеселиться от души! Слёзы по поводу отъезда моей милой Минетт оставим на послезавтра. А сегодня да воцарится праздник в сердце каждого! Ура!

Глава 12. На борту флагманского корабля

Март 1661 г. Ла-Манш

Хмурое лицо Бэкингема не удивило бы никого, даже тех, кто был близко знаком с герцогом. К тому же застигнутый сильным штормом корабль представлял собой изощрённое орудие пытки для всех, кто находился на нём. Даже бывалые моряки предпочли отсидеться в трюме, если на верхней палубе не требовалось их присутствия. И конечно же, от пристального внимания лорда Гамильтона не ускользнуло ни то, что, в отличие от остальных пассажиров, Джордж Вильерс предпочёл оставаться на палубе; ни то, что он выбрал для себя наиболее уединённое место в носовой части корабля несмотря на то, что сильная качка была наиболее ощутимой именно там.

Погружённый в глубокие раздумья, герцог стоял в полном одиночестве, крепко ухватившись за канат, прибитый к перилам бортов, и, судя по здоровому румянцу на его хмуром лице и азартному блеску в глазах, в эти минуты он вовсе не страдал от морской болезни.

– И всё-таки, что же так изводит вас, дружище? – спросил Гамильтон, стараясь перекричать пронзительный свист ветра, и покрепче ухватился за мокрый канат, чтобы подтянуться поближе к Бэкингему.

Тот одарил его хмурым взглядом, явно недовольный тем, что его застигли в столь неподходящий момент. Убедившись, что Гамильтон был один, Бэкингем коротко выдохнул и похлопал по скользким перегородкам бортов. Хлёсткие звуки шлепков по мокрому дереву отозвались громким всплеском разлетевшихся по сторонам брызг от вспенившейся волны, которая мощным ударом обрушилась на борт корабля.

– Вы виделись с ней? – не спеша давать пояснения, Бэкингем задал встречный вопрос и кивнул в сторону высокой надстройки на корме, где располагалась адмиральская каюта и пассажирские каюты, которые на время перехода через пролив Ла-Манш были предоставлены в распоряжение королевы Генриетты-Марии, принцессы и некоторых дам из их свиты.

– С кем?

Гамильтон прекрасно понимал, что вопрос касался, скорее, дочери, нежели матери, но всё же позволил себе допустить эту небольшую заминку, желая вызвать Бэкингема на откровенность.

– С Её высочеством, конечно же, – недовольно буркнул тот.

– Ах да! Конечно же! И могу доложить вам, что её высочество прекрасно проводит время. Замечу, она из тех немногих, кто не поддаётся морской болезни. Не чета остальным дамам, да и не только!

Не желая прослыть сплетником, молодой Гамильтон никогда не позволял себе открытых насмешек над слабостями других, но всё-таки не удержался от мелкой колкости в адрес французского посланника. Герцог де Креки, как и многие дворяне из его свиты, вынужденно проводил всё время у себя в каюте, не показываясь на глаза никому, кроме камердинера и графа де Вильнёва.

– Тут всё просто, – ответил на этот скрытый выпад Бэкингем, не дожидаясь, когда в их беседе прозвучат прямые и тем более оскорбительные намёки в адрес французского посланника. – Одни рождены бороздить моря, а другие – нет. Англичане сделались владыками морей не просто так, дожидаясь подходящей погоды на берегу. Но и среди нас найдётся немало тех, кто захотят поскорее сойти с корабля, едва завидя берега Франции.

– Но вы ведь не об этом задумались, друг мой? – в голосе Гамильтона прозвучали нотки дружеского сочувствия, и менее искушённый в придворных интригах человек принял бы эти проникновенные интонации в его вопросе за самую искреннюю обеспокоенность. Однако на лице Бэкингема лишь на мгновение мелькнуло облачко недовольства, которое возникло не то из-за лёгкой фальши, которую он уловил в голосе собеседника, не то из-за внезапного порыва холодного ветра.

– Согласитесь, дорогой герцог, это не честно, что нам всем приходится коротать время за пустыми разговорами, тогда как господа французы могут наслаждаться обществом дам из свиты Её величества. В том числе и вниманием самой принцессы!

– Что же в этом нечестного? – в спокойном взгляде Бэкингема не промелькнуло ни одной искорки, будто его вовсе и не задел этот бестактный вопрос.

Скрытые в глубине его души переживания тут же отозвались острой болью, но Джордж лишь пожал плечами и отвернулся. Он устремил взгляд к горизонту, сделав вид, что высматривает, не покажутся ли огни французских берегов сквозь туманную мглу низко стелящихся облаков. Но, вместо этого, в лицо ему ударили холодные струи дождя.

– На мой взгляд, – не сдавался Гамильтон, – Её высочество в предоставленное ей свободное время могла бы отдать должное куда более важным вещам.

– Вот как? – Бэкингем с усмешкой обернулся к нему. – Ещё скажите, что принцессе следует проводить время за чтением псалмов! И в молитвах! Бог ты мой, милорд, вы это серьёзно? Девушка готовится к переменам в своей жизни – это так. Но она не обязана жить по монастырским канонам! Уж коли на то пошло, то ей самое время веселиться от души и предаваться удовольствиям, какие только могут быть ей доступны. И насколько позволяет этот проклятый шторм.

– Но она не пригласила ни вас, ни меня, – с нажимом произнёс Гамильтон, открыто намекая на слух о недавней размолвке между принцессой и герцогом.

– Я сам отказался от приглашения, – ответил на это Бэкингем и вновь с силой хлопнул по мокрой перекладине. – Чёрт возьми, Гамильтон! К чему вы клоните? Вы что-то хотите сказать?

– Только то, что это странно! Джордж, друг мой, мне кажется, что с вами несправедливо обходятся! – с хорошо разыгранным сочувствием воскликнул тот. – Но отчего же вы сами отказались? Нет-нет, так не пойдёт! Вы представляете Его величество, вы…

– Разве не герцог Норфолк является представителем короля и назначен на роль посажённого отца невесты? – жёстко напомнил Бэкингем. – И к тому же это Норфолк в данный момент командует английской эскадрой, а не я. Потрудитесь запомнить, что мы с вами всего лишь гости на этом корабле, милорд!

– Я-то – да, но не вы, друг мой! Вы же представляете короля и герцога Йоркского, брата Её высочества! – не отступал Гамильтон, намеренно подталкивая Бэкингема к тому, чтобы тот взглянул на всё происходящее с самой невыгодной для него стороны.

– Нет! Ни вы, ни я, ни кто-либо ещё! – отрезал Бэкингем, про себя помня о предупреждении, которое Карл дал ему напоследок перед отъездом. С момента отплытия кораблей из Дувра герцогу пришлось взять на себя тяжкий груз ответственности в качестве старшего брата и опекуна Генриетты, не имея ни официального статуса, ни полномочий, прописанных в протоколе или в приказе короля.

– И всё-таки в глубине души мы с вами понимаем друг друга, – вздохнул Гамильтон, предприняв обходной маневр и разыгрывая смиренное согласие с обстоятельствами, которые превосходят их силы и возможности.

– Да, – коротко обронил герцог.

В этом коротком ответе прозвучал, скорее, вопрос, нежели утверждение. Но и что с того? Ведь Бэкингем твёрдо решил не поддаваться на хитрые уловки и провокации Гамильтона. Хоть он и не разглядел смысла и мотивов, которые скрывались за этими неуклюжими попытками вызвать его на откровенный разговор, однако Джордж услышал изрядную долю недомолвок в каждой фразе. Гамильтон надеялся спровоцировать его раскрыть свои чувства и высказать вслух подсказанные им же самим мысли. Вот только зачем ему это понадобилось?

– Ну да, так оно и есть, – ещё раз вздохнул Гамильтон и обернулся, чтобы взглянуть на капитанский мостик, куда поднимались герцог Норфолк и его помощник капитан Лоример.

– Скажите, милорд, а вы знали, что герцог де Руже покинул Лондон задолго до нас? – спросил вдруг Бэкингем и впервые за всё время их разговора посмотрел прямо в глаза собеседника.

– Да. Я знал. Это была идея короля, насколько мне известно.

– Вы хотите сказать, что Карл вдруг ни с того ни с сего решил отослать от двора кого-то, кто всё время нравился ему? Человека, которому он даже предложил стать женихом по доверенности?

Какое-то время оба смотрели друг на друга то поднимаясь, то опускаясь, словно катаясь на детских качелях по мере того, как корабль взмывал вверх на гребне высокой волны и стремительно падал в пучину.

– Не совсем, – чуть дрогнув, брови Гамильтона взметнулись над переносицей, и на его лице появилось то наивное выражение, которое можно было расценить как искреннее недоумение, – король предложил герцогу де Руже отправиться во Францию первым, ещё до отъезда кортежа. Полагаю, что это могло быть вызвано неотложной необходимостью, связанной с тем, как идут приготовления к свадебным торжествам. Разве не так?

– Там и так предостаточно глаз, чтобы проследить за любыми случайностями, начиная от пропажи пуговиц и лент, и кончая подготовкой приёма у губернатора Кале, – проговорил Бэкингем и резко взмахнул рукой, приветствуя присоединившегося к ним лорда Суррея.

– Милорды! – покачиваясь на ходу, Суррей приподнял над головой шляпу, и сильный порыв ветра едва не вырвал её из рук. – Приветствую вас!

Оправившись от морской болезни, Суррей впервые за всё время путешествия оставил каюту. Он решил прогуляться по верхней палубе в надежде на то, что свежий воздух поможет ему избавиться от мучительной головной боли, которая неотступно преследовала его на протяжении последних недель.

– Тут довольно ветрено, как я посмотрю! Ба! И оживлённо, к тому же! – Суррей говорил громко, стараясь перекричать ветер и скрыть тошноту, которая подступала к горлу всякий раз, когда, разбиваясь о борт, новая волна вызывала сильный крен корабля.

– Да. По мере того, как море успокаивается, всем захотелось выйти на короткий променад, – охотно подхватил эту мысль Гамильтон и кивнул в сторону капитанского мостика. – Что слышно о времени нашего прибытия в Кале?

– А мне-то почём знать? Спросите у Норфолка! Он командует флотилией, так что все вопросы к нему! – пожав плечами, ответил Суррей и, держась за канат, проскользил по мокрой палубе в сторону Бэкингема.

Сделав вид, что как раз намеревался подняться на мостик к адмиралу, Гамильтон пригнулся под напором встречного ветра и покачиваясь направился в сторону кормы.

– Он что-то вынюхивает, – произнёс Суррей, бросив ему вслед тяжёлый взгляд исподлобья. – Я и за милю могу распознать этот проникновенный тон грошовой любезности.

– Да, так и есть, – подтвердил Бэкингем и наклонился вперёд, вглядываясь в белые гребни вспенивающихся волн.

– Надеюсь, ему не придёт в голову приставать к кому-нибудь с расспросами за ужином. В присутствии королевы и герцога де Креки кто-нибудь из дам может не сдержаться и подхватить эту тему. Знаете, как это бывает… Женщины – они такие болтливые!

– Отчего же, пусть его спрашивает, – герцог провёл ладонью по мокрым поручням. – Главное, чтобы мы не попались на крючок. Не знаю, что его интересует больше: немилость де Руже или то, что скрывается за этим?